лось  обнаружить
лишь одного детеныша. Индейцы  назвали  бы  этого  волчонка  "Ба-Ри",  что
означает "рожденный без братьев и сестер". Он с самого начала был чистый и
гладкий, потому что все внимание, все силы матери были направлены на  него
одного. Он рое быстро, как подобает волчонку. Первые три дня малыш  вполне
довольствовался тем, что лежал, примостившись возле матери,  сосал,  когда
был голоден, и очень много спал. Серая Волчица почти все  время  заботливо
вылизывала и приглаживала его своим мягким языком. Уже на  четвертый  день
волчонок стал более деятельным и любопытным. Он стукался о  морду  матери,
спотыкался о ее лапы, а один раз  совсем  заблудился,  отойдя  от  нее  на
двадцать дюймов.
   Через  некоторое  время  детеныш  стал  принимать  Казана   как   некое
непременное добавление к матери и с удовольствием кувыркался у него  между
передними лапами, а иной раз там и засыпал. Казан удивленно поглядывал  на
него, а Серая Волчица тоже со вздохом клала Казану голову на  лапу,  носом
касаясь своего детеныша, и испытывала, казалось, полное удовлетворение.  В
таких случаях Казан по полчаса лежал не шелохнувшись.
   В десятидневном возрасте Ба-Ри обнаружил, что  очень  интересно  играть
обрывком заячьей шкурки. А вскоре он сделал еще одно  открытие  -  впервые
увидел солнечный свет. Солнце к тому времени  достигло  такого  положения,
что в середине дня через одно из верхних отверстий яркий  луч  проникал  в
логовище под буреломом. Сначала  Ба-Ри  только  в  недоумении  смотрел  на
золотую полоску, потом ему захотелось поиграть  с  ней,  как  он  играл  с
заячьей шкуркой.
   С каждым днем волчонок подбирался все ближе и ближе к отверстию,  через
которое его отец уходил в большой мир. И  вот  настал  день,  когда  Ба-Ри
наконец достиг выхода и лег  там,  жмурясь  от  света  и  пугаясь  впервые
увиденной картины. Теперь Серая Волчица не пыталась удерживать его, а даже
сама вышла на солнце и стала звать сына к себе. Только через три  дня  его
слабые еще глаза приспособились к яркому свету и позволили  ему  следовать
за матерью. Очень скоро он научился любить солнце,  теплый  воздух  и  уже
боялся темноты глубокого логовища, где он родился.
   Но мир не был таким добрым  и  безмятежным,  каким  казался  на  первый
взгляд. Довольно  скоро  волчонку  пришлось  в  этом  убедиться.  Однажды,
чувствуя зловещие признаки надвигающейся грозы. Серая Волчица стала  звать
своего детеныша под бурелом. Но он не понял ее предупреждения. Однако  то,
чего не удалось сделать Серой Волчице, прекрасно  выполнила  природа,  дав
малышу первый урок. Ба-Ри попал в страшный ливень. В ужасе распластался он
на земле, промок насквозь и чуть не  захлебнулся,  но  тут  Серая  Волчица
взяла его в зубы и отнесла домой.
   Постепенно у него накапливался жизненный опыт и один  за  другим  стали
проявляться природные инстинкты. Величайшим в его жизни было то мгновение,
когда его вездесущий нос дотронулся до  сырого  мяса  только  что  убитого
зайца. Впервые он узнал вкус крови. Она ему  понравилась,  вызвала  в  нем
какое-то непонятное возбуждение, и с тех пор он стал понимать, что  значит
появление Казана, несущего в зубах добычу. Теперь уже  Ба-Ри  играл  не  с
обрывком заячьего меха, а  с  твердыми  деревяшками:  у  него  прорезались
острые, как иголки, зубы.
   А однажды отец  принес  большого  зайца  -  еще  живого,  но  настолько
израненного, что он не мог убежать, когда Казан выпустил  его.  Ба-Ри  уже
знал, что у зайцев и куропаток вкусная теплая  кровь,  которую  он  теперь
любил больше материнского  молока.  Но  к  нему  жертвы  прибывали  всегда
мертвыми, он ни разу не видел их живыми. А  сейчас  заяц,  которого  Казан
бросил на землю, шевелился, подпрыгивал. Это ужасно напугало  Ба-Ри,  и  в
течение нескольких секунд он с изумлением наблюдал за движениями  зверька.
Казан и Серая Волчица понимали, что для Ба-Ри это первый  урок  в  системе
воспитания хищника; они стояли над зайцем,  не  делая  попыток  прекратить
мучения несчастной жертвы. Несколько раз Серая Волчица нюхала зайца, потом
поворачивала свою слепую морду к Ба-Ри. Казан лег в стороне и  внимательно
наблюдал за происходящим. Всякий раз, как Серая Волчица наклоняла голову к
зайцу, Ба-Ри выжидательно навострял уши. Увидев, что с матерью  ничего  не
происходит, он подошел поближе. Потом осторожна вытянул шею  и  дотронулся
носом до шевелящегося пушистого комочка.  Последним  судорожным  движением
заяц выкинул задние ноги и оттолкнул волчонка - Ба-Ри отлетел  в  сторону,
визжа от страха. Но тут же снова вскочил на ноги -  впервые  в  жизни  его
охватил гнев и  жажда  мести.  Удар  зайца  завершил  первый  урок.  Ба-Ри
вернулся, теперь уже смелее, хотя все еще на прямых от напряжения лапах. А
в следующее мгновение он вонзил свои острые зубы в горло  зайца.  Волчонок
не разжимал челюстей, пока в его первой жертве не затихло последнее биение
жизни. Серая Волчица  была  счастлива.  А  Казан  снизошел  до  того,  что
засопел, выказывая этим сыну свое одобрение. И ни разу до сих пор кровь не
казалась Ба-Ри такой вкусной.
   Постепенно перед Ба-Ри раскрывались тайны жизни - он уже узнавал  треск
падающего дерева, раскаты грома, шум стремительного потока, крики  куницы,
мычание лосихи и отдаленный зов своих братьев по крови. Но  самая  главная
тайна, которую он начал понемногу усваивать, была  тайна  запаха.  Однажды
Ба-Ри отошел ярдов на пятьдесят от бурелома и сразу  почуял  носом  свежий
след зайца. Мгновенно, без всяких предварительных наставлений,  он  понял:
чтобы добраться до любимого сладкого мяса, нужно идти по этому  следу.  Он
стал осторожно  пробираться  сквозь  кусты,  не  упуская  следа,  пока  не
натолкнулся на большое бревно,  через  которое  заяц  перепрыгнул.  Отсюда
Ба-Ри повернул назад. С тех  пор  он  каждый  день  стал  отваживаться  на
самостоятельные   прогулки.   Поначалу   он   бродил    неуверенно,    как
путешественник без компаса в чужой,  незнакомой  стране.  Каждый  день  он
встречал что-нибудь  новое,  и  оно  было  всегда  удивительным,  а  часто
пугающим. Но страхи  Ба-Ри  постепенно  уменьшались,  уверенность  в  себе
росла. Убедившись, что  пугающие  его  предметы  не  причиняют  вреда,  он
становился все смелее в своих странствиях.
   Изменялась  и  наружность  волчонка.  Его  круглое,  бесформенное  тело
постепенно принимало иные,  более  четкие  очертания.  Он  стал  ловким  и
проворным.  Шерсть  его  потемнела,  на  спине  обозначилась  светло-серая
полоса, как у отца. Только шея и посадка головы у него были материнские, а
во всем остальном он был вылитый Казан.  В  нем  уже  намечались  признаки
будущей силы и мощи. У волчонка была могучая грудь и широко  расставленные
глаза, чуть красные в уголках. Опытные охотники знают, чего можно ждать от
щенков лайки, у которых вот такие глаза, - это означает, что кто-то из  их
предков принадлежал к волчьему роду. А взглянув на глаза Ба-Ри, можно было
смело сказать: этот щенок, сколько  бы  ни  было  в  нем  собачьей  крови,
принадлежит только дикому миру.
   Однако лишь после первой схватки с живым существом Ба-Ри  по-настоящему
почувствовал себя наследником своих лесных предков. В тот день  он  отошел
от бурелома дальше, чем обычно, на  целую  сотню  ярдов.  Ба-Ри  и  прежде
приходилось слышать шум ручья, видеть его издали, но сегодня он подошел  к
самому краю и долго простоял у журчащей воды, рассматривая новый для  него
мир. Потом осторожно двинулся вдоль воды. Он не прошел  и  десятка  шагов,
как услыхал совсем рядом с собой  хлопанье  крыльев.  Прямо  на  его  пути
сидела сойка. Она не могла взлететь - одно крыло у нее волочилось,  должно
быть сломанное в схватке с каким-нибудь мелким хищником. Но  для  Ба-Ри  и
сойка казалась угрожающим и страшным зверем.
   Серая полоса у него на спине ощетинилась, и Ба-Ри шагнул вперед.  Сойка
не двигалась до тех пор, пока Ба-Ри не оказался в трех футах от нее. Тогда
быстрыми,  короткими  прыжками  она  начала   отступать.   Нерешительности
волчонка как не бывало. Завизжав от возбуждения,  он  кинулся  на  раненую
птицу. Погоня длилась всего  несколько  мгновений,  и  острые  зубы  Ба-Ри
погрузились в перья сойки. Но тут с молниеносной быстротой заработал  клюв
птицы. Недаром сойка считается грозой мелких пернатых. Она снова  и  снова
ударяла Ба-Ри своим сильным клювом, но сын  Казана  уже  достиг  звериного
совершеннолетия, и боль заставляла его только еще крепче сжимать  челюсти.
Когда его зубы вонзились в самое тельце сойки,  в  горле  его  послышалось
щенячье рычание. Он с самого начала удачно  схватил  птицу  под  крыло,  и
после десятка ударов сопротивление ее ослабело.  Минут  через  пять  Ба-Ри
разжал пасть и слегка отодвинулся назад, чтобы  взглянуть  на  неподвижное
бесформенное существо. Сойка была  мертва  -  Ба-Ри  одержал  свою  первую
победу! А вместе с победой у него появился  один  из  главных  инстинктов,
который говорил ему, что отныне он уже не нахлебник, а  полноправный  член
дикого мира.
   Через полчаса  на  место  схватки  пришла  Серая  Волчица.  Сойка  была
разорвана на куски, повсюду были разбросаны перья, а маленький  нос  Ба-Ри
был перепачкан кровью. Сам волчонок с торжеством улегся возле своей первой
жертвы. Серая Волчица сразу все поняла; она ласково и одобрительно лизнула
своего малыша. Когда они возвращались к бурелому, Ба-Ри нес  в  зубах  то,
что осталось от убитой им сойки.
   С того часа охота стала главной страстью в жизни Ба-Ри. Если он не спал
на солнышке или под буреломом, то отправлялся на поиски  живого  существа,
которое можно было бы одолеть.  Сначала  самой  легкой  добычей  для  него
оказались безобидные птички. Потом он уничтожил семейство лесных мышей. Но
как-то он встретился с горностаем, и этот свирепый маленький хищник  нанес
ему первое поражение. Неудача на несколько  дней  охладила  охотничий  пыл
Ба-Ри; к тому же он узнал,  что  существуют  другие  плотоядные  животные,
кроме него, и что хищники не должны поедать  друг  друга  -  так  устроила
природа. Многое познал Ба-Ри. Он инстинктивно избегал дикобраза,  даже  не
испытав боли от его иголок. Однажды он встретился нос к носу с куницей, но
им нечего было делить, и каждый пошел своей дорогой.
   С каждым днем  Ба-Ри  осмеливался  отходить  все  дальше  и  дальше  от
бурелома, всегда следуя вдоль по течению ручья. Иногда он пропадал  целыми
часами. Сперва Серая Волчица волновалась, когда его подолгу  не  было,  но
постепенно она становилась все спокойнее. Природа быстро делала свое дело.
Теперь Казан нервничал и не находил себе места: настали лунные ночи,  и  в
нем все сильнее росла тяга к бродяжничеству.  Серая  Волчица  тоже  начала
чувствовать давно не испытанное ею желание  покинуть  насиженное  место  и
уйти в безграничные просторы Севера.
   И вот настал день, когда Ба-Ри отправился на самую продолжительную свою
охоту. В полумиле от дома он впервые в жизни убил зайца. Он не отходил  от
своей жертвы до самой темноты. Взошла луна, огромная, золотистая, и залила
ярким светом леса, долины и  холмы.  Это  была  великолепная  ночь.  Ба-Ри
увидел луну и кинул свою добычу. Но он не пошел туда, где был его дом,  он
направился в противоположную сторону.
   В  эту  ночь  Серая  Волчица  напряженно  ждала.  А  когда  луна  стала
опускаться на запад, она села, подняла к небу свою слепую морду и завыла в
первый раз после рождения Ба-Ри. Издалека Ба-Ри  услыхал  ее  зов,  но  не
ответил. Для него началась новая жизнь,  и  он  навсегда  распростился  со
своим домом.



19. ВТОРЖЕНИЕ

   Стояла замечательная пора - весна еще  не  кончилась,  а  лето  еще  не
наступило. Ночами светила луна, сверкали звезды. В  одну  из  таких  ночей
Казан и Серая Волчица покинули низину между двумя холмами и отправились на
долгую охоту. Они не могли больше оставаться в прежнем логовище, их влекли
новые места - такое всегда случается с животными после того, как  их  дети
начинают самостоятельную жизнь. Казан и Серая Волчица направили свой  путь
на запад. Охотились они большей частью по ночам и на всем пути  следования
оставляли за собой недоеденные тушки зайцев и куропаток.  Отойдя  миль  на
десять от своего бурелома, они затравили молодого оленя, но и его  бросили
после первой же трапезы. От сытой жизни они сделались толстыми,  гладкими.
Каждый день они подолгу лежали, греясь на солнышке.
   Соперников у них было мало. Рысь охотилась южнее, в более густых чащах.
Волков тоже поблизости не было. Вокруг шныряли только  куница,  соболь  да
норка, но эти звери не мешали Казану и Серой Волчице.
   Однажды они  повстречались  с  огромной  старой  выдрой,  у  которой  с
наступлением лета шерсть  уже  начала  приобретать  светло-серый  оттенок.
Казан, потолстевший и ленивый, поглядел на  выдру  с  полным  равнодушием.
Серая Волчица принюхалась - запах напоминал рыбий. Для них выдра имела  не
больше значения, чем, например, плывущее бревно. Это было существо  не  из
их стихии, нечто вроде рыбы. И они продолжали свой путь, не ведая  о  том,
что это непонятное животное с темными ластами скоро станет их союзником  в
одной из тех смертельных схваток, после которых остаются  в  живых  только
самые сильные, в одной из тех войн, история  которых  является  достоянием
молчаливой луны, немых звезд и ветра, чей  шепот  еще  никому  не  удалось
разобрать.
   На следующий  день  после  встречи  с  выдрой  Казан  и  Серая  Волчица
продолжали идти на запад, держась все время берега ручья. Пройдя мили три,
они встретили на своем пути препятствие, которое вынудило их повернуть  на
север. Препятствием этим была построенная бобрами плотина ярдов  в  двести
шириной. Запруженная река затопила болото и лес на целую  милю.  Ни  Серая
Волчица, ни Казан не проявили  никакого  интереса  к  бобрам.  Бобры  тоже
находились где-то вне их мира, так же как выдра, рыба, птицы.
   Уже много лет в эту долину  между  двумя  грядами  холмов  не  являлись
охотники за бобрами. Если бы какой-нибудь индеец-траппер  пришел  на  этот
безымянный ручей и поймал патриарха и предводителя  бобров,  он  бы  легко
определил, что этот бобр очень стар, и, наверное, назвал бы его "Сломанный
Зуб".  Потому  что  один  из  четырех  длинных  резцов,   которыми   бобры
подтачивают деревья для своих плотин, был  у  старика  сломан.  Шесть  лет
назад   Сломанный   Зуб   привел   к   устью   ручья    несколько    своих
сверстников-бобров. Здесь  они  построили  небольшую  плотину  и  заложили
первую нору. В апреле следующего года у подруги Сломанного  Зуба  родилось
четыре детеныша, и все другие самки увеличили население колонии  -  каждая
на три или  четыре  новых  члена.  В  конце  четвертого  года  это  первое
поколение детей должно было бы, по  закону  природы,  покинуть  колонию  и
построить себе отдельную плотину и свои собственные норы. Но они не  ушли.
Так продолжалось и с другими поколениями. И вот этим ранним летом  шестого
года колония уже напоминала большой город. Здесь насчитывалось  пятнадцать
нор и более сотни бобров, не считая детенышей,  родившихся  в  этом  году.
Плотина все расширялась, пока  не  достигла  двухсот  ярдов.  Вода  залила
большую площадь леса - березняк вперемежку с тополем - и  участок  болота,
поросшего ивняком и ольхой. Но, несмотря на это, пищи становилось  меньше.
И  в  норах  было  тесно,  они  были  переполнены  -  бобры,   как   люди,
привязываются к дому, где родились. Нора Сломанного Зуба достигала  внутри
девяти футов в длину и семи в ширину, а жило в ней двадцать семь его детей
и внуков. И Сломанный Зуб задумал нарушить обычаи  своего  племени.  В  то
время как Серая Волчица и Казан равнодушно принюхивались к сильному запаху
бобров, Сломанный Зуб выстраивал свою семью и семьи  двух  своих  сыновей,
готовясь к переселению.
   Сломанный Зуб всегда считался признанным вожаком колонии.  Не  было  ни
одного бобра, который достиг бы его размеров и обладал бы такой же  силой.
Его гладкое тело достигало трех футов в длину, а весил он по крайней  мере
шестьдесят фунтов. Хвост у него был четырнадцати дюймов в длину и шести  в
ширину, и если старик в тихую ночь ударял им по воде, то  слышно  было  на
четверть мили вокруг. Перепончатые задние лапы у этого  бобра  были  вдвое
крупнее, чем у его самки, и он был самым ловким и быстрым пловцом во  всей
колонии.
   На следующую ночь после того, как Серая Волчица и  Казан  повернули  на
Север, Сломанный Зуб вылез на  плотину,  встряхнулся  и  посмотрел  назад,
проверяя, идет ли за ним его армия. Несколько  бобров,  из  тех,  кто  был
постарше, вскарабкались вслед за Сломанным Зубом, и тогда старый  патриарх
нырнул в узкий ручей по  другую  сторону  плотины.  Блестевшие  при  свете
звезд, словно шелковые, тела бобров метнулись вслед за ним. По одному,  по
двое,  по  трое  перелезали  они  через  плотину,  затем  легко  и  быстро
продолжали свой путь вниз по течению. Самые маленькие загребали  что  было
сил, чтобы поспевать за родителями.  Всего  бобров  было  десятка  четыре.
Сломанный Зуб плыл впереди всех, за ним  следовали  взрослые  работники  и
воины, а замыкали процессию матери с детенышами.
   Всю ночь они двигались вперед. Тем временем в зарослях ивняка затаилась
выдра - их враг, еще более смертельный, чем человек. Выдра питается рыбой,
и, должно быть, природа научила ее, что плотины бобров мешают  продвижению
идущей косяками рыбы. Выдра знала, что там, где много бобров,  мало  рыбы.
Не в силах вступать в единоборство с таким  многочисленным  врагом,  выдра
обычно принимается разрушать построенные бобрами плотины.
   Несколько  раз  за  эту  ночь  Сломанный  Зуб   останавливался,   чтобы
исследовать запасы пищи на берегах ручья. В некоторых  местах,  где  росло
много деревьев, корой которых питаются бобры,  трудно  было  бы  построить
плотину. Инстинкт строителя у старого бобра оказался  сильнее  голода.  И,
когда каждый раз после осмотра берегов он продолжал плыть дальше, никто из
бобров не оспаривал его решения.
   На рассвете они миновали выжженный участок леса и достигли края болота,
где находилось жилище Казана и Серой Волчицы, которым болото  принадлежало
по праву открывателей. Здесь они повсюду оставили следы своего пребывания.
Но Сломанный Зуб был обитателем воды, и обоняние  у  его  племени  развито
плохо. Как только на берегу ручья появились болотные кустарники, он поплыл
медленнее. Чуть пониже бурелома, под которым жили  прежде  Казан  и  Серая
Волчица, Сломанный Зуб остановился, вылез на берег и встал на перепончатых
задних лапах, поддерживая свое тело широким хвостом. Здесь  Сломанный  Зуб
нашел именно то, что искал. Через узенький  ручеек  легко  было  соорудить
плотину, и вода могла  бы  затопить  значительное  пространство,  поросшее
березой, тополем, ивняком и ольхой. Низину со всех сторон укрывали высокие
деревья, и, значит, зимой здесь  должно  быть  тепло.  Сломанный  Зуб  дал
понять своим спутникам, что новый дом их будет именно здесь.
   Бобры углубились в заросли по обоим  берегам  ручья.  Детеныши  тут  же
начали с жадностью  обгладывать  нежную  кору  ивы  и  ольхи.  А  взрослые
бобры-строители  принялись  обследовать  местность,   время   от   времени
торопливо отгрызая кусочки древесной коры для поддержания сил.
   В тот же день началось сооружение  новой  плотины.  Сломанный  Зуб  сам
выбрал  большую  березу,  склоненную  над  ручьем,  и  начал   перегрызать
десятидюймовый  ствол  тремя  своими  длинными  зубами.  Хотя  у   старого
патриарха и не хватало  одного  зуба,  остальные  три  не  разрушились  от
времени и были похожи на тонкие  стальные  резцы.  Бобр  сидел  на  задних
лапах, держась передними за ствол дерева и сохраняя равновесие при  помощи
тяжелого хвоста. Работая без устали несколько часов,  он  выгрыз  глубокую
ложбинку вокруг всего ствола. Когда он решил наконец  передохнуть,  другой
работник тут же занял его место. Тем временем  десяток  других  строител