доставить в его распоряжение коня. Что же  касается  рабочих,
то  последние  должны  были  выступить  вслед  за  ними,  если  это   только
представится возможным, и в таком случае все должны были вновь  собраться  к
месту не более как через двое суток. По взаимному соглашению между инженером
и капитаном было решено выполнить этот план.
     Мезаки не возражал, весьма  одобряя  решение  командировать  лейтенанта
Вильетта и спахисов в оазис Гизеб. Он заверял о  полной  готовности  рабочих
возвратиться обратно к верфи, как только им сделается известно о  пребывании
там инженера и капитана. А затем  уже  видно  будет,  потребуется  ли  вызов
усиленной войсковой части из Бискры для охраны верфи на  будущее  вплоть  до
того дня, когда впервые воды Габеса разольются на Мельрире.


        ^TГлава одиннадцатая - ДВЕНАДЦАТИЧАСОВОЙ ПЕРЕХОД^U

     В семь часов утра лейтенант  Вильетт  со  своей  командой  выступил  из
лагеря. День обещал быть знойный, с одной  из  тех  свирепых  гроз,  которые
свойственны равнинам Джерида. Нельзя было терять времени, и Шаллер желал как
можно скорее вернуть Пуантара и рабочих.
     Само  собой  разумеется,  что  старший  вахмистр  выступал  верхом   на
Ва-Делаване, а последнего сопровождал Куп-а-Кер.
     Инженер и капитан Ардиган, поджидая  возвращения  лейтенанта  Вильетта,
приступили к разбивке лагеря, при содействии унтер-офицера Писташа,  Франсуа
и четырех спахисов, не вошедших  в  состав  конвоя  лейтенанта  Вильетта,  и
проводников обоза. Пастбища в оазисе были весьма богаты  травой,  и  по  ним
протекал небольшой уэд, изливающийся в шотт.
     Поход лейтенанта Вильетта должен был продолжаться не  более  полусуток,
ибо расстояние от 347-го километра до Гизеба не превышало 20  километров,  и
возможно было пройти  его,  не  особенно  изнуряя  коней  в  утренние  часы.
Отдохнув два часа, можно было до вечера вернуться обратно, захватив с  собой
Пуантара.
     Мезаки дан был конь, и он оказался превосходным ездоком, как  и  вообще
все  арабы.  Он  следовал  впереди,  держась  около  лейтенанта  и  старшего
вахмистра. Тотчас по выезде из оазиса он взял направление на северо-восток.
     Насколько мог охватить глаз, впереди расстилалась  безбрежная  равнина,
кое-где усеянная тощими деревцами. Это была настоящая алжирская утта,  столь
бесплодная и унылая на вид. По этой раскаленной почве, на  которой  песчинки
блестели от солнечных лучей наподобие драгоценных камней, изредка  виднелись
тощие пучки желтоватого дрисса.
     Эта часть Джерида совершенно пустынна, и в то время ни один караван  не
проходил по ней, направляясь к какому-нибудь значительному городу Сахары. Ни
одно стадо жвачных животных не погружалось в воды уэда. Воспользовался  этим
только Куп-а-Кер, на которого с завистью поглядывал  Ва-Делаван,  когда  пес
выскакивал из воды, отряхиваясь и разбрасывая  по  сторонам  тысячи  водяных
брызг.
     Маленький отряд поднимался по левому берегу ручейка. Мезаки сказал:
     - Мы будем придерживаться уэда вплоть до оазиса Гизеб, через который он
протекает.
     - Этот оазис населен?
     - Нет, он не населен, - отвечал туземец. -  Выступив  из  Зерибега,  мы
были вынуждены взять с собой съестных припасов, потому что на  верфи  ничего
не оставалось.
     - Итак, - сказал лейтенант Вильетт, -  ваш  смотритель  Пуантар  принял
твердое решение вернуться на эту часть канала к условленному месту встречи с
инженером?
     - Именно так, - отвечал Мезаки, - и я  ходил  с  целью  удостовериться,
ушли ли оттуда берберы.
     - Ты убежден, что мы найдем артель рабочих в Гизебе?
     - Да, найдем на том месте,  где,  как  условлено  между  нами,  Пуантар
должен поджидать меня. Если поедем поскорее, то прибудем часа через два.
     Но подгонять коней при таком палящем зное было совершенно невозможно, и
старший вахмистр заметил  это.  Впрочем,  придерживаясь  спокойного  аллюра,
предстояло прибыть в оазис к полудню, после чего, отдохнув несколько  часов,
лейтенант мог возвратиться в Голеа до наступления ночи.
     Правда, по мере восхода солнца зной постепенно усиливался и приходилось
дышать сухим жгучим воздухом.
     - Черт возьми, лейтенант, - сказал старший вахмистр, - я никогда так не
мучился от жары, с того времени, как я  сделался  африканцем,  как  сегодня.
Вдыхаешь в себя настоящий огонь; если  бы  проглотить  воду,  она  наверняка
тотчас же принялась бы кипеть! И хоть бы можно было облегчить себя, вытянув,
по примеру Куп-а-Кера, язык. Взгляните на него, какой красный лоскут отвис у
него до самой груди!
     - Попробуйте и вы это средство, старший вахмистр, - отвечал,  улыбаясь,
лейтенант Вильетт, - хотя оно и не указано в воинском уставе.
     - Ох, мне будет только еще жарче, - возразил на это Николь. - Лучше  уж
закрыть рот и не давать себе дышать! Но как это сделать?
     - Да, - заметил лейтенант, - видно, что день не обойдется без грозы.
     - И я так думаю, - отвечал Мезаки, - который,  будучи  туземцем,  менее
страдал от этого зноя, столь частого в пустынях.
     И добавил:
     - Быть может, мы доберемся быстрее до  Гизеба.  Там  можем  укрыться  и
переждать грозу.
     - Это весьма желательно, - сказал лейтенант. - Грозовые тучи  ведь  еще
едва только показываются, а ветра пока нет.
     - Ах, лейтенант, - воскликнул старший вахмистр, - африканские грозы  не
нуждаются в ветре! Они двигаются сами по себе, словно пароходы из Марселя  в
Тунис! Можно подумать, у них какие-то машины внутри!
     Невзирая на зной и  утомление,  лейтенант  Вильетт  ускорял  аллюр.  Он
спешил закончить переход по этой обнаженной  равнине  без  привала,  надеясь
прибыть до грозы и переждать ее в Гизебе, где его спахисы могли отдохнуть  и
подкрепиться благодаря захваченной в торбах провизии.  Около  четырех  часов
пополудни, когда спадет зной, они выступили бы в обратный путь.
     Кони были,  однако,  настолько  утомлены  переходом,  что  нельзя  было
передвигаться рысью. Надвигающаяся гроза привела воздух в  такое  состояние,
что стало почти невозможно  дышать.  Густые  и  тяжелые  облака,  которые  в
состоянии были бы совершенно закрыть солнце, продвигались вперед чрезвычайно
медленно, и казалось, что лейтенанту удастся добраться  до  привала,  прежде
чем они покроют небо  до  зенита.  Вдали  за  горизонтом  не  наступало  еще
разряжение  электричества,  которым  насыщена  была  атмосфера,  и  еще   не
доносились до слуха отдаленные раскаты грома.
     Отряд продвигался вперед, и равнина, обожженная солнцем, представлялась
одинаково пустынной и бесконечной.
     - Однако, - то и дело обращался к проводнику старший вахмистр, - твоего
оазиса все не видать! Он, наверное, там наверху, в облаках, и мы увидим  его
лишь тогда, когда они прорвутся над нами!
     - Туда ли мы едем? - спросил лейтенант Вильетт у Мезаки.
     - Туда! - отвечал туземец, - да тут нельзя  и  ошибиться;  надо  только
подниматься вверх по уэду вплоть до Гизеба.
     - Мы должны были бы уже видеть его в настоящее время. Ведь  кругом  нет
ничего, место открытое, - заметил на это офицер.
     - Вон он! - коротко ответил Мезаки, протягивая руку  по  направлению  к
горизонту.
     И действительно, на расстоянии четырех верст  вырисовывались  несколько
отдельных деревьев.
     Это были первые  деревья  оазиса,  и,  взяв  коней  в  галоп,  взвод  в
состоянии был бы  быстро  добраться  до  опушки  леса.  Но  невозможно  было
требовать подобного усилия от коней, и даже сам Ва-Делаван, невзирая на свою
редкую выносливость,  в  настоящем  случае,  скорее,  заслуживал  бы  клички
Ва-Деларьер {Va-de-l'arrie - иди назад (франц.)} так  тяжело  переступал  он
ногами.
     Было почти одиннадцать  часов  утра,  когда  отряд  вступил  на  опушку
оазиса.
     Странным казалось, что маленький отряд не был замечен  издали  на  этой
равнине ни смотрителем, ни кем-то  из  его  людей,  ожидавшими  прибывших  в
Гизебе, как уверял Мезаки. Лейтенант обратил на это внимание, и араб, в свою
очередь выражая удивление, отвечал:
     - Неужели они ушли отсюда?
     - Зачем бы они это сделали? - спросил офицер.
     - Не могу понять, - сказал Мезаки. - Вчера еще  они  были  здесь.  Быть
может, они отошли вглубь оазиса, опасаясь грозы! Во всяком случае,  я  сумею
отыскать их.
     - Пока что, лейтенант, - сказал старший вахмистр, - следовало бы  людям
дать отдохнуть.
     На сто шагов далее от места  остановки  виднелась  полянка,  окруженная
высокими пальмами, где можно было отдохнуть коням. Воды же было достаточно в
уэде, протекавшем по одной стороне полянки,  откуда,  поток,  направляясь  к
северо-востоку, огибал оазис. Устроив прежде всего коней, люди  решили  сами
подкрепиться.
     Между  тем  Мезаки,  поднимаясь  по  правому  берегу  уэда,  отошел  на
несколько сот шагов в сопровождении старшего вахмистра, перед которым бежала
собака. Араб заверял, что  артель  Пуантара  расположилась  в  ожидании  его
возвращения в окрестностях.
     - И ты именно здесь расстался с ними?
     - Именно здесь, - отвечал Мезаки. - Мы провели в Гизебе несколько дней.
Может быть, они были вынуждены вернуться в Зерибет?
     - Тысяча чертей! - вскричал Николь. - Не хватало,  чтобы  нам  пришлось
вернуться туда!
     - Нет, - отвечал Мезаки, - я надеюсь, что Пуантар недалеко.
     - Во всяком случае, - сказал старший вахмистр, -  вернемся  к  привалу.
Лейтенант  будет  беспокоиться,  если  нас  долго  не  будет!  Да  и  поесть
необходимо. Оазис осмотрим после, и если артель еще здесь, мы  сумеем  найти
ее.
     Обращаясь затем к собаке, он спросил:
     - Ты ничего не чуешь, Куп-а-Кер?
     Животное насторожилось на слова хозяина, повторявшего:
     - Ищи!.. Ищи!..
     Но пес ограничивался одними лишь прыжками, и ничто не указывало,  чтобы
он  напал  на  какой-нибудь  след.  Затем  пасть  его  широко  раскрылась  в
продолжительном зевке, в  значении  которого  не  могло  быть  ни  малейшего
сомнения у старшего вахмистра.
     - Да, понимаю, - сказал он, - ты умираешь от голода и  охотно  съел  бы
кусочек, как и я! Желудок у меня - в пятках, и  кончится  тем,  что  я  буду
ходить по нему! Удивляюсь, однако, что Куп-а-Кер не напал на следы  Пуантара
и его людей, если они стояли здесь.
     Спускаясь по берегу уэда, араб и вахмистр возвратились к месту привала.
По сообщении лейтенанту Вильетту обо всем,  что  удалось  узнать,  последний
выразил не меньшее удивление, чем Николь.
     - Однако, - сказал он, обращаясь к Мезаки, - уверен ли ты в том, что не
ошибаешься?
     - Вполне уверен. Я придерживался той  же  дороги  от  называемого  вами
триста сорок седьмого километра - сюда.
     - Так здесь именно оазис Гизеб?
     - Да, именно здесь, - утверждал араб, - придерживаясь все  время  уэда,
который течет в Мельрире, я никоим образом не мог заблудиться.
     - Тогда где же Пуантар и его артель?
     - Верно, в другой части леса.  Не  могу  представить  себе,  чтобы  они
возвратились обратно в Зерибет.
     - Через час мы обследуем оазис, - решил лейтенант Вильетт.
     Расположившись несколько в стороне на берегу уэда,  выбрав  из  ручного
мешка принесенные с собой съестные припасы, Мезаки приступил к еде.
     Устроившись у подножия финиковой пальмы, лейтенант и  старший  вахмистр
вместе пополдничали, а собака ловила куски, бросаемые ей хозяином.
     - Странно, однако, - повторял Николь, - что мы не повстречались до сего
времени ни с кем, а также не напали на следы расположения лагеря!
     - А Куп-а-Кер ничего не учуял? - спросил офицер.
     - Ничего!
     - Как вы полагаете, Николь, -  продолжал  лейтенант,  глядя  в  сторону
араба, - не подозрителен ли этот Мезаки?
     - Как вам сказать, лейтенант? Нам известно лишь с его слов,  откуда  он
пришел и кто он такой. Тотчас же по появлении его, по первому впечатлению  у
меня мелькнуло подозрение, и  я  его  не  скрывал.  До  настоящего  времени,
однако, я ничего не заметил подозрительного. Впрочем, ради чего стал  бы  он
обманывать нас? Для чего бы привел он нас сюда,  в  Гизеб,  если  смотритель
Пуантар и его люди никогда  не  были  здесь?  Правда,  никогда  нельзя  быть
уверенным в этих дьявольских арабах. Наконец, ведь он сам своей волей пришел
к нам, тотчас же по прибытии нашему в Голеа. Неудивительно, что  он  признал
инженера, раз встречался с ним ранее. Все это позволяет верить ему,  что  он
состоял на службе общества.
     Лейтенант Вильетт не мешал Николю излагать все эти доводы,  в  сущности
не расходившиеся с вероятностью. И тем не менее все-таки было  странно,  что
оазис был найден совершенно безлюдным, тогда как, по  утверждению  араба,  в
нем собралось большое число рабочих. Каким образом это можно было объяснить,
если  Пуантар  с  частью  артели  находился  здесь  еще  накануне,  поджидая
возвращения Мезаки? Как могло случиться, что он не вышел навстречу спахисам,
приближение которых должен был заметить еще издали? И если он отошел в глубь
леса, то, несомненно, был к тому вынужден; но кем и чем именно? Возможно  ли
было предполагать, что он направился в Зерибет? И в случае,  если  это  так,
следовало ли лейтенанту двинуться вперед в этом направлении?  Скорее  всего,
ему надлежало тотчас же  по  выяснении  отсутствия  Пуантара  и  его  артели
поспешить с возвращением и присоединиться к инженеру и капитану Ардигану. Он
решил без всяких колебаний, независимо от исхода его поездки  в  Гизеб,  что
ему следовало вечером того же дня вернуться в лагерь.
     Было половина  второго,  когда  лейтенант  Вильетт  поднялся  с  места,
отдохнувший и подкрепившийся. Оглядев небо, теперь значительно гуще покрытое
облаками, он обратился к арабу.
     - Прежде чем выступать в обратный путь, я обследую оазис.  Ты  поведешь
нас!
     - Слушаю, - отвечал Мезаки.
     - Вахмистр, - добавил офицер,  -  сопровождайте  нас  с  двумя  нижними
чинами, остальные должны ожидать нас здесь.
     - Слушаю, лейтенант, - отвечал Николь, знаком руки подозвавший  к  себе
двух спахисов.
     Что же касается собаки, то, само  собой  разумеется,  она  должна  была
следовать за хозяином, и не требовалось особого на то приказания.
     Следуя впереди  офицера  и  его  людей,  Мезаки  направился  к  северу,
удаляясь от уэда, причем решено было при возвращении  придерживаться  левого
берега, с тем чтобы обследовать оазис по всему его протяжению. Площадь всего
оазиса была от 25 до 30 гектаров, и он никогда не служил жительством оседлых
туземцев. В нем лишь временно останавливались караваны, следующие из  Бискры
к морскому берегу.
     В продолжение получаса  лейтенант  и  проводник  его  шли  в  указанном
направлении. Листва деревьев не была настолько  непроницаема,  чтобы  нельзя
было разглядеть неба, по которому  тяжело  ползли  толстые  завитки  водяных
паров, достигших уже зенита.
     Вдали на горизонте слышны были глухие раскаты грома,  и  несколько  раз
уже молния бороздила небо на севере.
     Дойдя с этой стороны до края оазиса, лейтенант остановился.
     Перед ним расстилалась безмолвная и пустынная желтоватая равнина.
     Если артель действительно покинула  Гизеб,  где,  по  уверению  Мезаки,
находилась еще накануне, то в настоящее время она должна  быть  уже  далеко,
независимо от направления,  выбранного  Пуантаром,  на  Зерибет  или  Нефту.
Необходимо было, однако, удостовериться, не расположилась ли она  где-нибудь
в другой стороне оазиса, что представлялось, впрочем, маловероятным. Поиски,
однако, продолжались по направлению к уэду.
     В продолжение часа офицер и его спутники постепенно углублялись в  лес,
не нападая, однако, на следы какого бы  то  ни  было  лагеря.  Араб  выражал
крайнее удивление, и на вопрошающие взгляды, бросаемые  на  него,  неизменно
отвечал одно и то же:
     - Они были здесь... вчера еще... и надзиратель и все остальные. Пуантар
послал меня в Голеа... Вероятно, они выступили сегодня на рассвете.
     - Куда же,  как  ты  думаешь,  они  направились?  -  спросил  лейтенант
Вильетт.
     - Быть может, к верфи.
     - Но ведь тогда мы повстречались бы с ними на дороге.
     - Могли и не повстречаться, если они не спускались по берегу уэда.
     - Для чего бы им избирать иной путь, а не тот, по которому мы шли?
     Мезаки не мог дать ответ.
     Было уже почти четыре часа пополудни, когда  офицер  вернулся  к  месту
стоянки. Поиски  не  увенчались  успехом.  Собака  не  отыскала  следа.  Все
указывало на то, что оазис давно уже  не  был  посещаем  не  только  артелью
рабочих, но и караванами.
     Подчиняясь мысли, давно уже завладевшей им, старший вахмистр подошел  к
Мезаки и, глядя на него в упор, сказал:
     - Слушай, ты, араб, не обманываешь ли ты нас?
     Не опуская глаз перед пристальным взором вахмистра, Мезаки  ограничился
тем, что повел плечами с выражением столь глубокого презрения к  сказанному,
что Пиколь схватил бы его за горло, не удержи его лейтенант Вильетт.
     - Смирно, Пиколь, - сказал он. - Мы возвращаемся в  Голеа  и  Мезаки  с
нами.
     - В таком случае между двумя нижними чинами...
     - Я готов, - хладнокровно отвечал араб, взгляд которого, на одну минуту
вспыхнувший от злобы, снова принял обычное, спокойное выражение.
     Подкрепившиеся на лугу кони, напоенные водой  из  уэда,  в  силах  были
совершить переход от Гизеба до Мельрира. Отряд мог возвратиться к стоянке до
наступления ночи.
     Было сорок  минут  пятого  на  карманных  часах  лейтенанта,  когда  он
скомандовал выступление. Старший вахмистр ехал рядом с ним, а по обе стороны
араба двигались спахи, не спускавшие с него глаз. Следует заметить, что  все
спутники Николя разделяли теперь его подозрения насчет Мезаки, и хотя офицер
не подавал виду, не могло быть сомнения в том, что и он подозревал  его.  Он
спешил к инженеру и капитану Ардигану. Они  могли  совместно  обсудить,  что
следует предпринять, так как невозможно было поставить артель  на  работу  с
наступающего дня.
     Кони ускоряли ход,  видимо  возбужденные  наступавшей  грозой.  Молнии,
перекрещиваясь, бороздили небо, и слышны были страшные  раскаты  грома,  как
это бывает всегда в пустынных равнинах. Впрочем, пока  не  чувствовалось  ни
малейшего дуновения ветра, и не выпало ни одной капли дождя. Дюди и животные
почти задыхались в знойной атмосфере, и легкие словно вдыхали в себя  огонь,
а не воздух.
     Тем не менее возможно было еще надеяться, что лейтенанту Вильетту и его
спутникам удастся вернуться без особого запоздания,  хотя  бы  и  с  большим
напряжением сил, если только состояние  погоды  не  ухудшится.  Более  всего
следовало опасаться превращения грозы в бурю. Мог подняться сначала ветер, а
затем пойти сильный дождь; а где им было тогда укрываться  среди  бесплодной
равнины, без единого дерева?
     Поэтому необходимо было добраться до 347-го километра возможно  скорее.
Кони, однако, выбились из сил. Тщетны были усилия всадников  поднять  их  на
более быстрый аллюр; они спотыкались, как будто ноги их были спутаны и  бока
носили кровавые следы от шпор. Вскоре, впрочем, и люди обессилели и не  были
в  состоянии  пройти  оставшееся  расстояние.  Даже  выносливый   Ва-Делаван
выбивался теперь из последних сил, и его хозяин каждую минуту мог опасаться,
что он повалится на раскаленный песок.
     К шести часам вечера благодаря понуканию лейтенанта пройдено  было  три
четверти всего пути. Не будь заволочено густыми облаками солнце, уже  сильно
склонившееся к западу, можно было бы разглядеть блестящие  отражения  шоттов
Мельрира, у стрелки которого вырисовывались  неясно  купы  деревьев  оазиса.
Можно было все-таки надеяться, что отряд успеет добраться  до  леса,  прежде
чем наступит ночь.
     - Подбодрись, ребята, еще одно последнее усилие! - повторял офицер.
     Однако, как ни были закалены эти люди, он предвидел, что скоро в отряде
водворится беспорядок. Некоторые всадники отставали, и приходилось поджидать
их.
     Можно было лишь пожелать, чтобы гроза не  ог