Жюль Верн
   Наступление моря


---------------------------------------------------------------------------
     Перевод с французского М. Таймановой.
     Собрание сочинений в пятидесяти томах, М.: ММП "Дайджест". 1997. - 464 стр.
     ISBN 5-86149-004-X (т.33)
     OCR Кудрявцев Г.Г.
---------------------------------------------------------------------------


        ^TГлава первая - ОАЗИС ГАБЕС^U

     - Что же ты узнал?
     - Узнал, о чем говорят в порту.
     - Говорили о корабле, который прибудет сюда для того... который  увезет
отсюда Хаджара?
     - Да, в Тунис, а там его будут судить.
     - И приговорят к смерти?
     - Да, приговорят.
     - Аллах не допустит этого, Сохар! Нет! Не допустит он этого!
     - Тише, - быстро проговорил Сохар, насторожившись, как будто  до  слуха
его долетел шум шагов по песку.
     Не поднимаясь с земли, он пополз к выходу из старинного марабута  *,  в
котором происходил этот разговор. Сумерки еще  не  наступали,  но  близилось
время захода солнца за дюны, окаймляющие эту сторону  берега  Малого  Сырта.
Сумерки в начале марта на 34-х градусах Южного  полушария  тянутся  недолго.
Лучезарное светило закатывается не постепенно, спускаясь по косой  линии,  а
как будто падает по отвесной, наподобие тела, подчиненного закону всемирного
тяготения.
     Сохар остановился, потом прополз немного  вперед  за  порог  часовенки,
обожженной солнечными лучами.  Внимательно  оглядел  он  всю  расстилавшуюся
перед ним равнину.
     На  севере  на  расстоянии  полутора  километров  выступали  полукругом
зеленеющие вершины оазиса. На юге - бесконечная площадь желтоватых песков,
     Марабут у магометан  Африки  -  монах,  отшельник,  святоша.  Такое  же
название носят и небольшие мечети, где служат эти отшельники. обложенных как
бы белой бахромой прибоя. На западе громада дюн, профиль которых читался  на
фоне неба. На востоке - море, образующее  залив  Габес  и  омывающее  берега
Туниса, поворачивающие отсюда в направлении к Триполи.
     К вечеру совершенно стих легкий ветерок, дующий с  моря,  с  запада,  и
освежающий воздух в продолжение дня. Сначала Сохар не  уловил  ни  малейшего
шума. Потом ему показалось, что он слышит звуки  шагов  вокруг  этой  старой
каменной постройки, стоящей под сенью старой пальмы,  но  скоро  понял,  что
ошибся.
     Не видно было никого ни со стороны дюн, ни со стороны берега. Он обошел
вокруг небольшого здания. Не было  видно  никаких  следов  на  песке,  кроме
следов ног его и матери у входа в часовенку.
     Не прошло и минуты с момента выхода Сохара,  как  на  пороге  появилась
Джемма, встревоженная отсутствием сына. Он успокоил ее жестом.
     Джемма была уроженкой Африки, из племени туарегов. В то время  ей  было
уже больше шестидесяти лет. Она была высокого  роста,  крепкого  и  сильного
сложения, держалась прямо и имела весьма энергичный вид. Голубые  глаза  ее,
свойственные женщинам этого племени, имели живое и гордое выражение. Цвет ее
кожи был белый, но казался желтым, так как лоб  и  щеки  ее  были  выкрашены
охрой. На ней надет был темного цвета хаик, сотканный из шерсти, в  изобилии
доставляемой стадами Хаммама, пасущимися в  окрестностях  "себха",  то  есть
шоттов нижнего Туниса. Широкий капюшон покрывал ее голову, на которой густые
волосы только начинали седеть.
     Джемма стояла  неподвижно,  поджидая  возвращения  сына.  Последний  не
приметил ничего подозрительного в  окрестностях.  Тишина  кругом  нарушалась
лишь жалобным пением бухабиби, этого воробья Джерида, несколько пар  которых
порхали в стороне дюн.
     Джемма и Сохар вернулись в часовенку, чтобы дождаться  там  наступления
ночи, под покровом которой они могли бы добраться до Габеса, не  обращая  на
себя внимания.
     Начатый между ними разговор продолжался:
     - Вышло ли судно из Гулетты?
     - Да, матушка, и сегодня  утром  оно  обогнуло  мыс  Бон.  Это  крейсер
"Шанзи".
     - Оно придет сегодня ночью?
     -  Да,  его  ожидают  сегодня  ночью,  если   только   оно   не   будет
останавливаться в Сфаксе. Вернее, однако, оно бросит якорь в Габесе, где  на
него и будут взяты твой сын и мой брат.
     - Хаджар! Хаджар! - пробормотала старуха.
     И, вздрагивая от злобы и скорби, она воскликнула:
     - Сын мой! Сын мой! Эти руми убьют его, я больше не  увижу  его,  и  не
будет никого, чтобы поднять туарегов на священную  войну!  Нет!..  Аллах  не
допустит этого!
     Излив свое горе, Джемма опустилась на колени в углу маленькой часовни и
погрузилась в молчание.
     Сохар вновь занял место на пороге, прислонившись к  дверной  притолоке,
наподобие одной из тех статуй, которые украшают  иногда  входы  в  марабуты.
Тень от дюн постепенно  отдалялась  к  востоку,  по  мере  того  как  солнце
опускалось на противоположном горизонте. Из-за тумана, затянувшего  вечернее
небо, показался узкий серп луны в первой ее четверти. Все предвещало  тихую,
но темную ночь, ибо звезды  должны  были  оставаться  скрытыми  под  завесой
легкого тумана.
     В начале восьмого вечера Сохар повернулся к матери и сказал ей:
     - Пора...
     - Да, - отвечала Джемма, - пора  вырвать  Хаджара  из  рук  этих  руми.
Необходимо освободить его из тюрьмы Габеса до  восхода  солнца.  Завтра  уже
будет поздно.
     - Все готово, матушка, - подтвердил Сохар. - Нас поджидают товарищи. Те
из них, которые живут в Га-бесе, подготовили  побег.  Те,  которые  живут  в
Джериде, будут служить Хаджару конвоем. Прежде чем настанет день, они  будут
уже далеко в пустыне.
     - И я вместе с ними, - объявила Джемма. - Я не покину сына.
     - И я вместе с вами обоими, - добавил Сохар.Я не покину  ни  брата,  ни
матери.
     Джемма привлекла его к себе и обняла. Поправив затем капюшон хаика, она
переступила порог. Сохар следовал за ней на расстоянии нескольких шагов. Они
пошли к Габесу. Вместо того чтобы следовать по самому берегу,  вдоль  полосы
морской травы, выброшенной на песок последним приливом, они держались у  дюн
в надежде быть менее заметными во  время  перехода,  который  им  предстояло
сделать. Никакой луч  света  не  прорезал  окутывающей  все  кругом  темени.
Дневной свет в арабские жилища, не имеющие снаружи  окон,  попадает  лишь  с
внутренних двориков; с наступлением же ночи никакой свет не проникает из них
наружу. Впрочем,  над  неясными  контурами  города  вскоре  показалась  одна
светящаяся точка. Довольно сильный луч света исходил, вероятно,  с  минарета
какой-нибудь мечети или с расположенного на возвышенности замка.
     Сохар узнал место, откуда распространялся свет, и,  указывая  на  него,
сказал:
     - Борджи...
     - Это там Хаджар?
     - Там именно он  содержится,  матушка.  Пожилая  женщина  остановилась.
Казалось, этот луч света установил сообщение между ней и  сыном.  Даже  если
свет этот и не исходил непосредственно из того самого помещения,  в  котором
Хаджар был заключен, то по крайней мере шел из тюрьмы, в которой был  заперт
ее сын. Джемма не видела сына с того самого времени, как  он  попал  в  руки
французских солдат, и могла никогда не увидеть его больше,  если  только  не
удастся ему этой ночью спастись бегством от участи, какой ему грозил военный
суд. Она не двигалась с места, и потребовалось двукратное обращение Сохара к
ней, чтобы она нашла в себе силы выйти из охватившего ее оцепенения.
     Дальнейший путь их пролегал у подошвы дюн,  закругляясь  постепенно  по
мере приближения к  оазису  Габеса,  представляющему  наиболее  значительную
группу селений, расположенных на  участке,  омываемом  Малым  Сыртом.  Сохар
направлялся к группе строений,  прозванных  солдатами  "Воровским  городком"
(Coquiville), которые представляли скопление  деревянных  избушек,  служащих
притонами для мелочных торговцев, что и  вызвало  присвоение  этому  поселку
указанного выше  названия.  Поселение  было  расположено  у  начала  уэда  -
ручейка, капризно извивающегося  через  весь  оазис  под  сенью  пальм.  Там
возвышался борджи (иначе - новый форт), откуда Хаджару предстояло выйти лишь
для того, чтобы быть переведенным в тюрьму  Туниса.  Из  этого-то  борджи  и
надеялись похитить его в эту ночь товарищи, приняв предварительно  все  меры
предосторожности и подготовив все для осуществления этой попытки.  Все  они,
собравшись в одной из избушек "Воровского городка", поджидали там  Джемму  и
ее сына. Необходимо было соблюдать особую  осторожность  и  предпочтительнее
избегать всяких встреч на подходе к селению.
     С беспокойством смотрели они по направлению моря! Предметом  тревог  их
был возможный приход крейсера еще этим вечером и перевод на  него  арестанта
прежде, чем удалось бы приступить к спасению его. Они  пытались  разглядеть,
не появился ли белый огонь в заливе  Малого  Сырта,  пытались  услышать  шум
вырывающегося из машины пара, а  также  рев  сирены,  что  указывало  бы  на
приближение судна, намеревающегося бросить якорь. Но на  поверхности  залива
по-прежнему отражались лишь сигнальные огни рыбачьих лодок.
     Не было еще восьми часов, когда Джемма с сыном дошли до берега уэда,  и
оставалось еще не более десяти минут ходьбы,  чтобы  дойти  до  условленного
места встречи.
     В то время как  они  уже  вступали  на  правый  берег  речки,  какой-то
человек, притаившийся позади росшего на берегу дерева, произнес:
     - Сохар?
     - Это ты, Ахмет?
     - Да. А твоя мать?
     - Мы следуем за тобой, - сказала Джемма.
     - Есть вести? -спросил Сохар.
     - Нет, - отвечал Ахмет.
     - Товарищи наши там?
     - Они поджидают вас.
     - Никто ничего не подозревает в борджи?
     - Никто.
     - Хаджар готов? - Да.
     - Каким образом удалось видеть его?
     - Через посредство Гаррига, освобожденного  сегодня  утром,  и  который
теперь вместе с остальными товарищами.
     Все  трое  начали  подниматься  по  берегу  вверх  по  течению   ручья.
Придерживаясь этого направления, они не имели  более  перед  глазами  темной
громады борджи, скрываемой густой зарослью. Оазис  Габес  представлял  собой
обширный пальмовый лес.
     Ахмет уверенно шел вперед. Необходимо было прежде  всего  пройти  через
Джару,  раскинувшуюся  на  обоих  берегах  уэда.  В  этом  селении,   хорошо
укрепленном, последовательно принадлежавшем карфагенянам, римлянам,  грекам,
арабам,  находился  главный  рынок  Габеса.  Опасались,   что   представится
некоторое затруднение для Джеммы и ее сына пройти незамеченными, так  как  в
этот час еще не все  обыватели  обыкновенно  возвращаются  по  своим  домам.
Надежда была лишь на глубокую темноту улиц,  освещаемых  одинокими  фонарями
редких кофеен.
     Тем не менее чрезвычайно осторожный и постоянно  оглядывающийся  вокруг
Ахмет  не  переставал  предупреждать  Сохара  о  том,   что   никакие   меры
предосторожности  не  могли  быть  признаны  излишними.  Не   представлялось
невероятным, что личность матери заключенного известна была в Габесе, и  это
могло вызвать усиление надзора за фортом.  Побег  заключенного  и  без  того
представлял весьма много  затруднений,  и  существенно  необходимо  было  не
возбуждать подозрения у стражи. Поэтому  Ахмет  и  выбирал  по  преимуществу
дороги, которые проходили в окрестностях борджи.
     Впрочем, центральная часть  оазиса  в  этот  вечер  была  довольно-таки
оживлена. Воскресный день был на исходе. Этот день  обыкновенно  празднуется
во всех городах, где стоят войска, а в особенности  там,  где  стоят  войска
французские.  Солдаты  проводят  свободное  время  в   кофейнях   и   поздно
возвращаются в свои казармы. Туземцы принимают со своей  стороны  участие  в
общем оживлении, в особенности в той части селения, которое занято мелочными
торговцами, в  числе  которых  немало  итальянцев  и  евреев.  Шум  и  гомон
продолжаются вплоть до поздней ночи.
     Возможно, как уже было сказано  выше,  личность  Джеммы  была  известна
властям Габеса. И действительно, со времени поимки ее сына она не  один  раз
отваживалась бродить около борджи. Это было  сопряжено  для  нее  с  немалой
опасностью. Известно было влияние,  какое  она  оказывала  на  Хаджара,  это
могучее среди туарегов влияние матери.  Никто  не  сомневался  в  том,  что,
побудив его к восстанию, она способна будет поднять новый бунт,  чтобы  либо
освободить  его  из  тюрьмы,  либо  отомстить  за  него,  если  военный  суд
приговорит его к смерти. Этой женщины опасались, так как все  племена  могли
восстать по ее призыву и принять  участие  в  провозглашенной  ею  священной
войне. Но все  усилия  захватить  ее  оказывались  тщетными.  Безрезультатно
закончились все экспедиции, отправленные  с  этой  целью  в  страну  шоттов.
Охраняемая народной преданностью,  Джемма  благополучно  избегала  всяческих
попыток захватить ее, после того как удалось захватить сына.
     И тем не менее она появилась-таки в самом сердце этого оазиса,  где  ее
ждало столько опасностей!  Она  пожелала  присоединиться  к  своим  друзьям,
привлеченным в Габес приготовлениями к побегу ее сына. Если Хаджару  удалось
бы обмануть бдительность стражи, если бы  ему  удалось  выбраться  за  стены
борджи, мать его направилась бы вместе с ним  в  марабут,  а  на  расстоянии
одного километра от него, в густой чаще пальмового  леса,  беглец  нашел  бы
приготовленных для побега коней. Свобода оказалась бы завоеванной, а  затем,
кто знает, не началась ли бы снова  попытка  восстания  против  французского
владычества.
     Весь путь был пройден при условии строжайшей осторожности. Никто  среди
попадавшихся на пути французов и арабов не мог бы распознать матери  Хаджара
под покрывавшим ее хаиком. Впрочем, Ахмет  умудрялся  вовремя  предупреждать
их, и тогда они все трое  укрывались  в  каком-нибудь  темном  углу,  позади
какой-либо заброшенной хижины или под сенью деревьев, и  вновь  пускались  в
путь лишь после того, как прохожие удалялись. Наконец, они очутились в  трех
или четырех шагах от места, назначенного для общей встречи, когда перед ними
неожиданно выскочил какой-то тарги {Тарги -  единственное  число,  туарег  -
множественное по-арабски. (Примеч. пер.)}, видимо поджидавший их прихода.
     Улица или, скорее, дорога, ведущая к борджи, была в то время совершенно
пустынна, и, следуя по ней  в  продолжение  нескольких  минут,  можно  было,
поднявшись  по  узкому  боковому  переулку,   добраться   до   гурби,   куда
направлялись Джемма и ее спутники.
     Направившись прямо к Ахмету, человек,  выскочивший  из  засады,  жестом
остановил его и сказал:
     - Стой, нельзя дальше идти...
     - Что случилось, Хореб? -  спросил  Ахмет,  узнавший  в  этом  человеке
своего земляка.
     - Наших нет уже более в гурби.
     Джемма остановилась и  голосом,  в  котором  слышались  одновременно  и
беспокойство, и гнев, спросила:
     - Разве эти собаки руми подозревают что-нибудь?
     - Нет, Джемма, - отвечал на это Хореб, - и стража в борджи также ничего
не подозревает.
     - Тогда почему же наши друзья покинули гурби? - продолжала Джемма.
     - Потому что туда пришли солдаты, отпущенные на вечер в город.  С  ними
был унтер-офицер спахисов Николь, который знает тебя лично, Джемма.
     - Это верно, - пробормотала Джемма. - Он  видел  меня  тогда  в  дуаре,
когда мой сын  попал  в  руки  его  капитана.  Ах,  этот  капитан,  если  он
когда-нибудь...
     И  из  груди  этой  женщины,  матери  узника  Хаджара,  вырвался  крик,
напоминающий рев хищного зверя.
     - Где же нам теперь искать наших? - спросил Ахмет.
     - Идите за мной, - отвечал Хореб.
     Он повел их в небольшой пальмовый лесок, лежавший по  дороге  к  форту.
Лесок этот, обыкновенно безлюдный, оживлялся лишь в то  время,  когда  народ
съезжался в Габес в базарные дни. Весьма вероятно было, что в  случае  удачи
можно добраться, не повстречавшись ни с кем, до самого борджи, проникнуть  в
который, однако, представлялось совершенно  невозможным.  Ошибочно  было  бы
предполагать, основываясь  лишь  на  том,  что  части  гарнизона  дано  было
разрешение  отлучиться  в  город  на  воскресный  вечер,  что  это   ослабит
сторожевую службу. Самая  бдительная  охрана  несла  службу,  пока  мятежник
Хаджар не будет  перевезен  на  крейсер  для  передачи  его  в  распоряжение
военного суда.
     Укрываясь под сенью деревьев, путники добрались  до  опушки  пальмового
леса.
     В этом месте стояло около двадцати хижин, из  узких  отверстий  которых
проскальзывал кое-где свет. Оставалось пройти до места  условленной  встречи
расстояние, не превышающее ружейного выстрела.
     Но едва Хореб вошел в извилистый переулок,  как  шум  шагов  и  голосов
заставил его остановиться. Навстречу им шли около  дюжины  спахисов,  громко
кричавших и певших, под влиянием, быть может,  продолжительных  возлияний  в
кабачках по соседству.
     Признав более благоразумным избежать встречи с ними и желая  пропустить
их, не будучи замеченными, Ахмет и его спутники укрылись в темном углублении
неподалеку от франко-арабской школы.
     В этом углублении помещался колодец, за которым все они спрятались.
     Шедшие  навстречу  им  солдаты,  поравнявшись  с   колодцем,   внезапно
остановились, и один из них крикнул:
     - Черт возьми! Как пить хочется!
     - Ну что же, пей! Вот как раз и колодец,  -  ответил  ему  унтер-офицер
Николь.
     - Как! Пить воду! - запротестовал унтерофицер Писташ.
     - Обратись с воззванием к Магомету, быть может, он превратит эту воду в
вино?
     - Ах, если бы только я мог быть в этом уверен!
     - Ты бы тогда сделался магометанином?
     - Нет, тем более что Аллах воспрещает правоверным пить вино, а  потому,
несомненно, не пожелает сделать этого чуда ради неверного.
     - Правильное рассуждение, Писташ, - ответил на это Николь и прибавил: -
Ну, марш на пост!
     Но в тот момент, когда солдаты готовы были уже  исполнить  команду,  он
остановил их. На улице показались два офицера, и Николь узнал в них капитана
и поручика одного с ним полка.
     - Смирно! - скомандовал он солдатам, которые приложили руки к головному
убору.
     - А, - сказал капитан, - это молодец Николь!
     - Капитан Ардиган? - воскликнул Николь, выражая некоторое удивление.
     - Да, я!
     - Мы только что прибыли из Туниса, - добавил лейтенант Вильет.
     - В ожидании дальнейшего  отъезда  в  одну  экспедицию,  участвовать  в
которой придется и тебе, Николь.
     - Рад стараться, капитан, - ответил унтерофицер, - готов  следовать  за
вами всюду.
     - Прекрасно, прекрасно! - сказал капитан Ардиган. - Ну а "братец"  твой
как поживает?
     - Превосходно, держится крепко на четырех ногах, и  я  стараюсь,  чтобы
они у него не ржавели!
     - Прекрасно, Николь! А Куп-а-Кер все попрежнему  в  дружбе  со  старшим
братом?
     - По-прежнему, капитан, и я не удивился бы, узнав, что они близнецы.
     - Это было бы несколько странно... собака и лошадь! - отвечал  на  это,
смеясь, офицер. - Будь спокоен, Николь, мы не разлучим  их,  когда  придется
выступать.
     - Они не пережили бы этого, капитан.
     В это время послышался пушечный выстрел с моря.
     - Что это такое? - спросил лейтенант Вильет.
     - Вероятно, пушечный выстрел с  крейсера,  который  стоит  на  якоре  в
заливе.
     - Крейсер пришел за этим негодяем Хаджаром, - добавил Николь. -  Важную
поимку вы изволили сделать, капитан!
     - Ты можешь сказать про эту поимку, что мы с тобой ее сделали вместе, -
поправил его капитан Ардиган.
     - Так точно, вместе со  старшим  братом  и  Куп-а-Кером,  -  подтвердил
унтер-офицер.
     После этого оба офицера возобновили свой путь,  направляясь  к  борджи,
тогда как Николь и его люди направились к низменным кварталам Габеса.


        ^TГлава вторая - ХАДЖАР^U

     Туареги,  племя   берберской   расы,   обитают   в   Иксгаме,   стране,
ограничивающейся  на  севере   Туатом,   этим   обширным   оазисом   Сахары,
расположенным на расстоянии пятисот километров н