нести  паруса  при
такой погоде, которая заставила бы всякий  другой  корабль  убрать  их  из
боязни опрокинуться.
   Идя в бейдевинд левого галса, "Сифанта" стремилась на  север,  оставляя
на  востоке  остров  Митилини,  или  Лесбос,  один  из  самых  крупных   в
Архипелаге.
   На другой день корвет прошел в виду этого  острова,  где  уже  в  самом
начале войны за  независимость,  в  1821  году,  греки  достигли  большого
превосходства над турецким флотом.
   - Я был там, - сказал капитан Тодрос командиру д'Альбаре. - Дело было в
мае. Семьдесят наших бригов преследовали пять  турецких  кораблей,  четыре
фрегата и четыре корвета, которые укрылись в порту Митилини. Один из  них,
семидесятичетырехпушечный  корабль,  отправился   в   Константинополь   за
помощью, но мы ему задали жару,  и  он  взлетел  на  воздух,  а  с  ним  и
девятьсот пятьдесят матросов. Да! Я там был, я-то и поджег рубашки из серы
и дегтя, в которые мы одели корпус этого корабля! Хорошие, теплые рубашки,
капитан! Рекомендую вам их на случай... словом, для господ пиратов!
   Стоило только послушать капитана Тодроса, когда он рассказывал о  своих
похождениях с добродушным юмором матросам на баке! Но  помощник  командира
"Сифанты" говорил сущую правду: он  и  в  самом  деле  сделал  то,  о  чем
рассказывал, и сделал великолепно.
   Вступив в командование корветом, Анри д'Альбаре  не  без  причины  взял
курс на север. За несколько дней до его отъезда с Хиоса  около  Лимноса  и
Самофракии были замечены подозрительные  корабли.  Несколько  левантинских
каботажных  судов  было  захвачено  и  разграблено  у   самого   побережья
Европейской Турции.  Возможно,  пираты,  упорно  преследуемые  "Сифантой",
решили на время укрыться в северных водах Архипелага.  Это  было  бы  лишь
проявлением благоразумия с их стороны.
   У берегов Митилини ничего обнаружить не  удалось.  Там  оказалось  лишь
несколько торговых судов, которые обменялись  сигналами  с  корветом,  чье
появление не могло не придать бодрости их командам.
   В течение двух недель, выдерживая борьбу с  суровой  непогодой,  обычно
наступающей здесь в дни равноденствия, "Сифанта"  добросовестно  выполняла
свою задачу. Когда сильный шквал, налетавший несколько раз кряду, заставил
Анри д'Альбаре уменьшить паруса,  он  получил  возможность  судить  как  о
качестве корвета, так и об умелости его экипажа. Но и он  в  свою  очередь
смог  проявить  себя,  оправдав  репутацию  офицеров  французского  флота,
слывших весьма искусными в маневрировании. Его блестящее понимание тактики
морского боя выявилось позднее. Что же касается личной отваги капитана, то
в ней никто не сомневался.
   В этих сложных условиях молодой офицер показал себя весьма  незаурядным
командиром.  Он  обладал  твердым  характером,  большой  душевной   силой,
неизменным хладнокровием  и  умел  не  только  предвидеть  события,  но  и
принимать правильное решение. Короче говоря, то  был  настоящий  моряк,  и
этим все сказано.
   Во второй половине марта корвет обследовал берега острова Лимнос.  Этот
остров, самый крупный в этой части Эгейского моря, имеет пятнадцать лье  в
длину и пять-шесть в ширину. Как  и  соседний  с  ним  остров  Имброс,  он
совершенно не пострадал от  войны  за  независимость,  но  пираты  не  раз
доходили до  самого  его  рейда  и  захватывали  торговые  корабли.  Чтобы
пополнить свои запасы, корвет бросил якорь в порту Лимноса, где в ту  пору
скопилось множество судов. Тогда на Лимносе сооружалось немало кораблей, и
если новые суда не достраивались из страха перед пиратами, то  законченные
корабли по той же  причине  не  покидали  порт.  Это  и  приводило  к  его
загромождению.
   Сведения, полученные здесь командиром д'Альбаре,  могли  лишь  укрепить
его в намерении продолжать путь на север Архипелага. Ему и его офицерам не
раз приходилось слышать имя Сакратифа.
   - Эх! - воскликнул капитан Тодрос. - Не терпится мне столкнуться  лицом
к лицу с этим мерзавцем, который кажется  почти  легендарным!  По  крайней
мере я убедился бы, что он существует.
   - А разве вы сомневаетесь в этом? - живо спросил Анри д'Альбаре.
   - По совести говоря, командир, - отвечал Тодрос, -  если  хотите  знать
мое  мнение,  я  почти  не  верю  в  существование  Сакратифа.  Кто  может
похвастать, что когда-нибудь видел его? Возможно, что  это  просто  боевая
кличка, которую  по  очереди  принимают  главари  пиратов!  Видите  ли,  я
полагаю, что многие носители этого имени уже  висели  на  реях  фок-мачты.
Впрочем, это неважно! Самое главное было вздернуть этих  негодяев,  и  это
было сделано!
   - Пожалуй, это так, капитан Тодрос, - заметил  Анри  д'Альбаре.  -  Это
могло бы объяснить ту вездесущность, которую приписывают этому Сакратифу!
   - Вы правы, командир, - добавил один из французских  офицеров.  -  Если
Сакратифа, как говорят, в одно и то  же  время  видели  в  разных  местах,
значит этим именем пользуются сразу несколько пиратских главарей.
   - И делают это для того, чтобы вернее сбить со следа порядочных  людей,
которые за ними охотятся! - подхватил капитан Тодрос. - Но я повторяю  еще
раз: есть только один способ добиться, чтобы это имя исчезло, - схватить и
повесить тех, кто его носит... и даже тех, кто  его  не  носит!  Тогда  уж
настоящему Сакратифу, ежели  он  существует,  не  удастся  ускользнуть  от
веревки, которая давным-давно по нем плачет!
   Капитан Тодрос был прав, но главная трудность заключалась в том,  чтобы
обнаружить этих неуловимых злодеев.
   - Капитан Тодрос, - спросил затем Анри д'Альбаре, - не  встречалась  ли
вам в первые месяцы плавания "Сифанты" или во время ваших прежних кампаний
саколева водоизмещением в сотню тонн под названием "Кариста"?
   - Ни разу, - ответил тот.
   - А вам, господа? - добавил командир, обращаясь к офицерам.
   Но ни один из них ничего не слышал о саколеве, хотя почти  все  плавали
по морям Архипелага с самого начала войны за независимость.
   - Не приходилось ли вам слышать имени Старкоса, капитана  "Каристы",  -
настойчиво продолжал свои расспросы Анри д'Альбаре.
   Это имя было совершенно неизвестно офицерам корвета. Впрочем, в том  не
было  ничего  удивительного,  ибо  речь  шла  всего   лишь   о   владельце
обыкновенного торгового судна, каких в портах Леванта встречаются сотни.
   Однако Тодрос смутно припоминал, что он как будто слышал  имя  Старкоса
во  время  одной  из  стоянок  в  порту  Аркадия,  в  Мессинии.  Это   имя
принадлежало капитану  одного  из  тех  промышлявших  контрабандой  судов,
которые  переправляли  на  берберийский   берег   невольников,   проданных
турецкими властями.
   - Впрочем, это, должно быть, другой  Старкос,  -  добавил  он.  -  Тот,
говорите вы, владелец саколевы, а саколева не пригодна для такой торговли.
   - В самом деле, - согласился Анри д'Альбаре и прекратил разговор.
   Но он не мог  не  думать  о  Старкосе,  так  как  его  мысли  неизменно
возвращались к непостижимой  тайне  исчезновения  двух  женщин  -  Хаджины
Элизундо и Андроники.  Теперь  два  этих  имени  были  нераздельны  в  его
воспоминаниях.
   Двадцать пятого марта "Сифанта" находилась возле острова Самофракии,  в
шестидесяти лье к северу от Хиоса. Если учесть, сколько  времени  было  ею
затрачено на пройденный путь, то станет  ясным,  что  в  этих  местах  она
должна была обшарить  каждый  уголок.  И  действительно,  там,  где  из-за
мелководья не мог пройти корвет, разведку производили его шлюпки. Но  пока
что все поиски оставались безрезультатными.
   Остров Самофракия подвергся во время  войны  жестокому  опустошению,  и
турки все еще держали его под своим гнетом. Можно было  предположить,  что
за  отсутствием  удобной  гавани  корсары  находили  надежное  убежище   в
многочисленных  бухтах.  Над  островом  высится  гора  Саос,   достигающая
пяти-шести тысяч футов; с такой высоты дозорным  нетрудно  заметить  любой
корабль  и  дать  о  нем  знать,  если  он  покажется  им  подозрительным.
Предупрежденные таким образом заранее,  пираты  имели  полную  возможность
скрыться, прежде чем им будет отрезан путь. Вероятно, дело обстояло именно
так, ибо в этих почти пустынных водах "Сифанте" так  и  не  встретился  ни
один корабль.
   Тогда Анри д'Альбаре взял курс на северо-запад с  тем,  чтобы  миновать
остров Тасос, расположенный приблизительно в двадцати лье  от  Самофракии.
Корвету пришлось лавировать, борясь с сильным встречным ветром; но  вскоре
он оказался вблизи берега, где море было  спокойнее,  и  условия  плавания
стали более благоприятными.
   Как непохоже сложилась судьба у различных  островов  Архипелага!  В  то
время как Хиосу и Самофракии  пришлось  так  много  выстрадать  от  турок,
Тасос, подобно Лимносу или Имбросу,  не  знал  военных  столкновений.  Все
население Тасоса составляют греки; нравы  там  патриархальные;  мужчины  и
женщины до сих пор еще сохраняют  в  убранстве,  одежде  и  прическах  все
изящество античного искусства. Турецкие власти, которым  этот  остров  был
подчинен с начала пятнадцатого века, могли бы беспрепятственно  разграбить
его, не встретив  ни  малейшего  сопротивления.  Однако  в  силу  какой-то
необъяснимой привилегии и несмотря на то, что  богатство  жителей  острова
само  по  себе  могло  возбудить  вожделение  этих  весьма  беззастенчивых
варваров, Тасос до сих пор оставался нетронутым.
   И все же, не прибудь туда "Сифанта",  острову,  вероятно,  пришлось  бы
узнать все ужасы грабительского нападения.
   Дело в том, что 2 апреля порту, который расположен на севере Тасоса и в
наши дни носит имя Пиргос, угрожала высадка  пиратов.  К  острову  подошли
пять  или  шесть  пиратских  кораблей  по  типу  -  мистики  и  жермы,   в
сопровождении бригантины, вооруженной дюжиной пушек. Высадка  бандитов  на
острове несомненно привела бы к катастрофе,  ибо  население  его  не  было
искушено  в  сражениях  и   не   располагало   достаточными   силами   для
сопротивления.
   Но едва на рейде появился корвет, как на грот-мачте бригантины  взвился
флаг, и все  пиратские  корабли  построились  в  боевую  линию,  что  было
необычайной дерзостью с их стороны.
   - Уж не собираются ли они атаковать нас? - воскликнул  капитан  Тодрос,
стоявший рядом с командиром на юте.
   - Атаковать... или  защищаться?  -  заметил  Анри  д'Альбаре,  порядком
удивленный таким поведением пиратов.
   - Черт побери! Я ожидал,  что  эти  негодяи  будут  удирать  под  всеми
парусами!
   - Напротив, капитан Тодрос, пусть сопротивляются! Пусть  даже  атакуют!
Бели бы они обратились в бегство, некоторым из них несомненно  удалось  бы
от нас уйти! Прикажите объявить боевую тревогу!
   Приказ командира был немедленна выполнен.  Пушки  были  заряжены,  ядра
сложены возле орудийной прислуги; палубные  каронады  приведены  в  боевую
готовность,  матросы  получили  оружие  -  мушкеты,  пистолеты,  сабли   и
абордажные топоры. Марсовые приготовились к маневру, как на случай боя  на
месте, так и на случай погони за беглецами. Все это делалось  с  такой  же
быстротой и четкостью, как на военном корабле.
   Тем временем корвет приближался к флотилии, в равной степени готовый  и
к нападению и к отпору. Командир намеревался открыть огонь по бригантине и
угостить ее залпом, способным вывести судно из  строя,  а  затем,  подойдя
вплотную, бросить людей на абордаж.
   Но было вполне вероятно, что пираты, делая вид, что готовятся к бою, на
самом деле помышляют лишь о бегстве. Им не удалось осуществить его раньше,
потому что прибытие корвета застигло их врасплох, а теперь  он  преграждал
им выход в открытое море. Единственно, что им оставалось, - это  хитростью
попытаться проскочить в проход.
   Первой открыла огонь бригантина. Ее орудия были наведены таким образом,
чтобы поразить рангоут корвета и лишить его по крайней мере одной из мачт.
Если бы это удалось, бригантине было бы потом куда  легче  ускользнуть  от
своего противника.
   Снаряды просвистели над палубой "Сифанты" на  высоте  семи  или  восьми
футов, кое-где срезали фалы, повредили брасы, разнесли в  щепы  деревянный
настил между грот- и фок-мачтами и легко ранили трех-четырех  матросов.  В
общем, они не причинили серьезного вреда.
   Анри д'Альбаре ответил не сразу. Он  приказал  стрелять  по  бригантине
прямой наводкой, но залп  с  правого  борта  был  дан  лишь  тогда,  когда
рассеялся дым от первых выстрелов.
   По  счастью  для   бригантины,   ее   капитан   сумел   сманеврировать,
воспользовавшись ветром, и всего несколько  ядер  угодили  в  корпус,  над
ватерлинией. Хотя на бригантине и оказалось несколько убитых, она  все  же
не была выведена из строя.
   Но ядра корвета, не поразившие бригантину, не пропали даром. Почти  все
они  врезались  в  левый  борт  мистики,  открывшейся  благодаря   маневру
бригантины, и она тотчас же стала наполняться водой.
   - Попали! Не в бригантину, так в ее  спутницу,  эту  старую  калошу!  -
закричали матросы на баке "Сифанты".
   - Ставлю свою порцию вина, что через пять минут мистика пойдет ко дну!
   - Через три!
   - Идет! Пусть твое вино так же льется в мою глотку, как вода в пробоины
корпуса этого пиратского корабля!
   - Тонет!.. Тонет!
   - Смотрите! Она уже наполовину погрузилась... Вода вот-вот ее покроет!
   - И всех этих детей дьявола, что бросаются в море и спасаются вплавь!
   - Ну что ж! Коли они предпочитают веревку воде, не станем им мешать!
   В самом деле, мистика понемногу погружалась. Поэтому, пока вода еще  не
достигла фальшборта, команда  ее  кинулась  в  море,  чтобы  добраться  до
какого-нибудь другого судна флотилии.
   Однако пиратским кораблям было не до того,  чтобы  подбирать  уцелевших
людей с мистики. Теперь у  них  было  только  одно  намерение  -  спастись
бегством. Вот почему все эти несчастные утонули, так и не дождавшись, пока
им бросят хоть веревку, чтобы поднять их на борт.
   Тем временем с "Сифанты" был дан второй залп,  приведший  в  негодность
одну из жерм, которая неосторожно подставила  ему  борт.  Этого  оказалось
довольно, чтобы ее уничтожить. Вскоре жерма  исчезла  за  сплошной  стеной
огня, зажженного на ее палубе полудюжиной раскаленных снарядов.
   Увидев, какая судьба постигла жерму, на  двух  остальных  мелких  судах
поняли, что им не укрыться от пушек корвета.  Было  также  очевидно,  что,
обратившись в бегство, они не смогут ускользнуть от быстроходного корабля.
   Поэтому капитан бригантины принял единственно  правильное  решение  для
спасения своих людей. Он дал сигнал собраться всем вместе. Через несколько
минут пираты уже оказались на борту бригантины, спешно покинув  мистику  и
жерму, которые тут же взорвались.
   Команда бригантины, получившая благодаря этому подкрепление  человек  в
сто, оказалась в более благоприятных  условиях  для  принятия  абордажного
боя, если бы ей не удалось уйти.
   Но хотя ее экипаж и равнялся теперь  по  численности  экипажу  корвета,
лучшим выходом для нее все же было бегство. Поэтому капитан бригантины без
колебаний решил воспользоваться быстроходностью судна,  чтобы  укрыться  у
турецкого берега. Там она могла бы искусно  спрятаться  между  прибрежными
скалами, и корвету навряд ли удалось бы ее там обнаружить и настичь.
   Ветер заметно крепчал.  Однако  на  бригантине  поставили  все  паруса,
вплоть до трюмселя, и, рискуя сломать свой рангоут, она  начала  удаляться
от "Сифанты".
   - Что ж! - воскликнул капитан Тодрос. - Я буду весьма удивлен,  если  у
нее окажутся такие же длинные ноги, как у нашего корвета!
   И он обернулся к командиру, ожидая приказаний.
   Однако в эту минуту внимание Анри  д'Альбаре  было  обращено  совсем  в
другую сторону. Он больше не смотрел  на  бригантину.  Направив  подзорную
трубу в сторону Тасоса, он следил  за  легким  судном,  которое  поднимало
паруса, готовясь покинуть порт.
   Это  была  саколева.  Влекомая  свежим  норд-вестом,   позволившим   ей
поставить все паруса, она устремилась к южному  выходу  из  гавани,  через
который ей было легко пройти благодаря небольшому водоизмещению.
   Хорошенько разглядев судно,  Анри  д'Альбаре  резко  опустил  подзорную
трубу.
   - "Кариста"! - воскликнул он.
   - Как, та самая саколева, о которой вы нам говорили? - спросил  капитан
Тодрос.
   - Да, она; я догоню и захвачу ее...
   Анри д'Альбаре не  договорил.  Долг  не  позволил  ему  выбирать  между
бригантиной с многочисленными пиратами и "Каристой", хотя ею  вне  всякого
сомнения  командовал  Николай  Старкос.   Отказавшись   от   преследования
бригантины и следуя на самой большой скорости, он наверняка  мог  отрезать
путь саколеве, мог догнать и захватить ее.  Но  это  значило  пожертвовать
общим благом ради собственных интересов. Он не имел  на  это  права.  Долг
повелевал ему, не  теряя  ни  секунды,  броситься  вслед  за  бригантиной,
сделать все, чтобы захватить и уничтожить ее; так он и поступил. Он бросил
последний взгляд на "Каристу", которая с невероятной  быстротой  удалялась
по свободному проходу, и  дал  приказ  пуститься  в  погоню  за  пиратским
судном, двигавшимся в противоположном направлении.
   Вскоре "Сифанта" под всеми парусами быстро понеслась вслед  бригантине.
В то же время ее носовые пушки были наведены на пиратское  судно,  и,  так
как оба корабля были отделены друг от друга расстоянием не  более,  чем  в
полмили, корвет заговорил.
   Речь его, как видно, пришлась бригантине не по вкусу. Поэтому, взяв два
румба на ветер, она попыталась уйти от противника.
   Но из этого ничего не вышло.
   Рулевой "Сифанты" немного повернул штурвал, и  корвет  в  свою  очередь
пошел более круто.
   Погоня продолжалась  еще  около  часа.  Корвет  заметно  приблизился  к
пиратам, и не оставалось сомнений, что он настигнет их еще до  наступления
ночи. Но поединку между двумя кораблями суждено было окончиться иначе.
   Один из ядер "Сифанты" срезал фок-мачту  бригантины.  Судно  тотчас  же
легло  в  дрейф,  и  корвету  оставалось  только   двигаться   в   прежнем
направлении, чтобы через четверть часа оказаться на траверсе бригантины.
   И тогда  послышался  ужасный  грохот.  Приблизившись  на  расстояние  в
полкабельтова, "Сифанта" открыла  огонь  из  всех  орудий  правого  борта.
Казалось, эта лавина раскаленного металла подбросила бригантину вверх,  но
залп повредил лишь ее надводную часть, и она не затонула.
   Тем не менее капитан судна,  команда  которого  сильно  поредела  после
этого залпа, понял, что не сможет долее сопротивляться, и спустил флаг.
   В одно мгновение шлюпки корвета подплыли к бригантине и забрали  с  нее
немногих уцелевших: Подожженный корабль горел до тех пор,  пока  огонь  не
достиг его ватерлинии. После этого он погрузился в пучину.
   "Сифанта" сделала доброе и  полезное  дело.  Кто  командовал  пиратской
флотилией, как его звали, где он родился, кем были его предки, - этого так
и не удалось узнать, ибо атаман наотрез отказался отвечать на заданные ему
вопросы. Товарищи его тоже молчали; вполне возможно, что  они  и  в  самом
деле ничего не знали о прежней жизни своего вожака, как это нередко бывало
среди пиратов. Однако  в  том,  что  они  были  пиратами,  сомневаться  не
приходилось, и над ними был совершен скорый суд.
   Между тем внезапное появление и  исчезновение  саколевы  повергло  Анри
д'Альбаре в глубокую задумчивость. Ведь обстоятельства,  при  которых  она
покинула  Тасос,  невольно  наводили  на  размышления.   Хотела   ли   она
воспользоваться сражением, которое корвет навязал флотилии,  чтобы  вернее
скрыться? Боялась ли оказаться лицом к лицу с  "Сифантой",  которую,  быть
может, узнала? Честное торговое судно преспокойно осталось бы в порту, ибо
пираты не желали ничего иного, как уйти  оттуда!  Вместо  этого  "Кариста"
поспешила сняться с якоря и выйти в море, рискуя попасть им в руки! Ничего
не могло быть подозрительнее такого поведения, и напрашивался  вопрос,  не
заодно ли она с ними? По  правде  говоря,  командир  д