рских путей.
     На этот раз я шел на небольшом бриге "Ласточка" из Филадельфии.
     Нас было четырнадцать человек, включая капитана и его  помощника.  На
полубаке добрую половину составляли испанцы, но боцман был янки,  и  мы  с
ним неплохо ладили, так нам доводилось плавать вместе  раньше.  Звали  его
Оксли; этого человека я считаю своим вторым злым гением после Сильвера.
     Мы шли курсом зюйд-вест  и  везли  свиней  на  один  из  Гренадинских
островов, но нас преследовали штили, и вскоре пресная  вода  оказалась  на
исходе. А  при  таком  грузе  нам  требовалось  особенно  много  воды;  мы
рассчитывали не меньше двух-трех раз пополнить в пути свои запасы.
     Наконец полоса штилей осталась позади, но воды у нас не  прибавилось,
поэтому мы на всех парусах понеслись на юг. Однако  сильные  шквалы  сбили
нас с курса, и, заступив на вахту  однажды  утром,  я  над  горизонтом  на
юго-востоке увидел - что бы вы думали? - вершину Подзорной Трубы!
     Меньше всего на свете мне хотелось очутиться на острове Кидда - и  не
только потому, что нам в этих широтах грозила встреча с  буканьерами.  Вот
уже отчетливо видно береговую линию; и когда я убедился,  что  судно  идет
прямо в Южную бухту, у меня сердце сжалось.
     - О чем думает капитан? - спросил я Оксли.  -  Ведь  это  излюбленное
убежище буканьеров!
     Штурман услышал мои слова и подозрительно поглядел на меня.
     - А ты откуда знаешь? - осведомился он.
     - Я бывал тут раньше, - признался я. - Несколько лет назад мы  попали
здесь в такую переделку, что едва унесли  ноги!  Хорошо  еще,  что  пираты
вытащили свое судно на берег для починки и не могли пуститься  за  нами  в
погоню.
     К этому времени я уже научился не лазить за словом в карман, и у меня
всегда была наготове какая-нибудь история.
     - Пираты не пираты, а придется нам войти в бухту, - сказал штурман. -
Вода кончается, без нее  наш  груз  пропадет.  На  всякий  случай  усилить
наблюдение!
     Он ушел на корму, а я тут же поведал Оксли о сокровище.  Можете  себе
представить, какое впечатление произвел на него мой рассказ! До сих пор  я
никому ни словом не обмолвился о том, что был на корабле  Флинта,  но  тут
положился на Оксли - и свалял дурака, потому что не прошло и часа, как  он
разболтал новость всей команде. Придя с  вахты,  я  увидел  алчно  горящие
глаза и услышал рассуждения о том, что на острове,  пожалуй,  можно  найти
кое-что поценнее пресной воды.
     - Бен, сходил бы ты к капитану да повторил ему то, что мне рассказал,
- заявил Оксли. - Может, он задержится и позволит нам поискать. Ведь  если
мы и впрямь найдем клад Флинта, все богачами станем.
     Однако капитан принадлежал к числу людей, считающих, что лучше синица
в руке, чем журавль в небе (под синицей подразумевалось  двести  свиней  в
трюме). К тому же мне пришлось сознаться, что я совершенно не  представляю
себе, где зарыт клад.
     - Наберем воды и пойдем дальше, - решительно объявил он и  велел  мне
возвращаться на мой пост.
     Решение капитана чуть не привело к бунту. Моряки  заявили,  что  коли
вдруг выпал редчайший случай стать богачами из богачей, они не  собираются
упускать его из-за каких-то непоеных свиней.  Выбрали  депутацию,  штурман
поддержал их,  и  капитану  ничего  иного  не  оставалось,  как  уступить.
Постановили, что небольшой отряд высадится на берег и попытается разыскать
золото.
     Совестно сказать, Джим, но мне не  меньше  других  хотелось  попытать
счастья. Вот до чего доводит людей  преклонение  перед  золотом!  Исключая
капитана, не было человека на бриге, который не считал бы,  что  сокровище
уже в наших руках, остается только пустить его в оборот и зажить в роскоши
и неге.
     Мы бросили якорь почти на том самом месте, где Андерсон тащил на борт
раненого Флинта. Минуло четыре с лишним года, как я видел эти берега, и, к
стыду своему, должен сказать, что я меньше всего думал о бедняге Нике, - а
ведь если бы не он, белеть бы моим  костям  на  этом  острове...  Все  мои
благие намерения как ветром сдуло, в душе я снова был  самый  обыкновенный
морской разбойник, готовый пристукнуть всякого, кто встанет между  мной  и
золотом.
     Когда мы спускали шлюпку, подошел капитан; я заметил,  что  его  губы
скривились в усмешке.
     - Бен Ганн, - небрежно обратился он ко  мне,  -  чем  объяснить  твою
осведомленность о делах Флинта и его золотишке?
     Я ждал этого вопроса и заранее приготовил ответ.
     - Я был захвачен в плен пиратами как раз незадолго перед тем, как они
спрятали здесь сокровище, - сказал я. - Пираты напали  на  наш  корабль  и
потопили  его  недалеко  отсюда.  Это  было  после  налета  буканьеров  на
Санталену.
     - О! - воскликнул капитан все с  той  же  усмешкой.  -  Выходит,  нам
просто повезло, что ты оказался с нами?
     И он ушел, напевая себе  под  нос,  а  мы,  во  главе  со  штурманом,
попрыгали в шлюпку и навалились на весла так, словно сам  черт  гнался  за
нами.
     До свиней ли тут! День за  днем,  вооруженные  кирками  и  заступами,
бродили мы под немилосердно палящим солнцем по злосчастному острову, роясь
в земле, точно навозные жуки. А нашли только скелет одного из французов; я
узнал его по распятию на шее, на которое обратил внимание  в  тот  далекий
вечер, когда мы сидели вшестером у костра на берегу Северной бухты.
     Мы изрыли всю землю вокруг скелета, но, кроме распятия, так ничего  и
не обнаружили, да и то чуть не передрались из-за него.
     На двенадцатый день, так и  не  найдя  никаких  признаков  клада,  мы
побрели обратно  в  Южную  бухту.  Настроение  у  всех  было  прескверное.
Неподалеку от шлюпки на берегу стоял капитан, все  с  той  же  язвительной
улыбкой на губах.
     - Ну как?.. - протянул он,  когда  мы  вышли  из  леса  с  кирками  и
лопатами на плечах. - Хватит на "Ласточке" места сложить ваши  драгоценные
находки?
     - Ни гроша нет! - воскликнул штурман и выругался. - И мы так  думаем:
Бен Ганн все это сочинил, чтоб ему гореть в вечном огне!
     - Что вы говорите, - отозвался капитан, - весьма  прискорбно,  потому
что места в трюмах довольно - без воды все свиньи околели!
     Штурман первым поспешил признать свой промах и покаяться. Сразу после
него слово взял мой приятель Оксли:
     - Это Бен нас подбил, а мы, дурни, развесили уши!
     - Вот именно, - подхватил капитан уже более резким голосом. -  Дурни!
По справедливости, так заковать бы вас в кандалы, всю шайку, и отдать  под
суд в Филадельфии как бунтовщиков. Но без вас я не доведу судна до  места,
а потому я вас прощаю - при условии, что вы тотчас принимаетесь за дело  и
с приливом мы выходим в море! Живо наполняйте бочки и готовьтесь поднимать
якоря, пока я не передумал и не всадил кому-нибудь пулю в лоб!
     Честное слово, мы трудились так, что угодили бы  самому  придирчивому
капитану. Через три часа все бочки были наполнены  водой.  Матросы  заняли
места в шлюпке, оставалось столкнуть ее и проститься с островом.
     Капитан спокойно сидел на планшире, но едва я вошел в воду  и  взялся
за борт шлюпки, как он поднял руку.
     -  Нет-нет,  Бен,  -  сказал  он.   -   На   тебя   мой   приказ   не
распространяется, ты заслужил особую  милость.  Можешь  остаться  здесь  и
искать дальше, а отыщешь - помни: через пять лет  я  снова  зайду  сюда  и
стребую свою долю в возмещение за свиней, которые сдохли по твоей вине!
     Я стоял по колено в воде и смотрел на него. Я не  мог  поверить,  что
моряк, которого никак нельзя было  назвать  буканьером,  человек,  который
дважды в день собирал нас на молитву, способен бросить меня одного в таком
месте. Кто-то из матросов засмеялся, но тут опять заговорил капитан:
     - Я не шучу, Бен. Я решил оставить тебя на острове, как  это  сделали
бы  твои  старые  друзья,  пираты.  С  той  разницей,  что  они  вряд   ли
позаботились бы о твоем пропитании. В старом блокгаузе ты найдешь  мушкет,
порох и дробь, найдешь также бочку солонины и еще кое-какие припасы. Ну  а
лопат и заступов даже больше, чем нужно, - вон их сколько лежит на берегу.
Надеюсь, они тебе пригодятся. Времени у тебя  сколько  угодно,  вся  жизнь
впереди, если только твои приятели не нагрянут сюда чистить днище!
     С этими словами капитан поднялся и махнул Оксли, чтобы тот отчаливал;
одновременно он выхватил пистолет и взвел курок  на  тот  случай,  если  я
ринусь следом за ними.
     - Капитан, - вскричал я, - смилуйтесь!..
     - Смилостивиться? - отозвался он. - С тобой обошлись куда милостивей,
чем ты с моими свиньями!
     Я стоял в воде и смотрел, как шлюпка идет к "Ласточке".  Ни  один  из
команды не решился спорить с капитаном, не попытался смягчить его. Вот уже
подняты на борт последние бочки, поднята лодка,  а  через  два  часа  бриг
вышел из бухты и взял курс норд-вест.
     На закате "Ласточка"  была  уже  маленькой  точкой  на  горизонте.  Я
остался один на острове Кидда, в обществе коз и призраков.



                                    2

     И все-таки мне не верилось, что "Ласточка"  ушла  совсем.  Я  твердил
себе, что капитан просто решил проучить меня, и целую  неделю  не  покидал
берег злополучной бухты, до боли в глазах  всматриваясь  в  море.  Тщетно,
никакого намека на парус... И когда стало очевидно, что  меня  бросили  на
произвол судьбы, я не выдержал и разрыдался...
     ...Первые два месяца пребывания на острове не оставили почти никакого
следа в моей памяти. Я жил в блокгаузе, ел в основном солонину, поймал две
черепахи.
     Первые ночи  были  для  меня  сплошной  мукой.  А  затем  мало-помалу
душевное равновесие восстановилось, и к концу  третьего  месяца,  завершив
знакомство с островом, которое  началось  для  меня  еще  во  время  наших
охотничьих вылазок на Подзорную Трубу, я более или менее пришел в себя.
     В один из моих походов я набрел на старое кладбище, где  лежали  люди
Кидда, погибшие в схватке на берегу, - а может  быть,  их  скосила  желтая
лихорадка, когда еще строили блокгауз.  Памятуя  слова  Ника  о  том,  что
болото по соседству с блокгаузом - источник  вредных  испарений,  я  решил
поискать пещеру, где мог бы сложить свой нехитрый скарб и укрыться  сам  в
пору ливней, первый из которых чуть не затопил старый сруб.
     Я нашел то, что мне было нужно, над Пьяной бухтой. Пещера была сухая,
прохладная и очень удобная для наблюдения за морем. Я  все  еще  не  терял
надежды, что какое-нибудь судно, подобно "Ласточке", зайдет  на  остов  за
водой и подберет меня.
     Как проходило мое время? Большей частью я охотился,  причем  старался
беречь порох. Коз на острове было много, и  я  мог  засолить  мяса  впрок,
используя бочонки, подобранные на берегах Северной бухты; рассолом служила
морская вода, которую я выпаривал в Пьяной бухте.
     Немало времени ушло на то, чтобы построить  лодку,  которая  вас  так
выручила. Пришлось вооружиться терпением, Джим, - ведь у меня не  было  ни
топора, ни гвоздей, ни дегтя. Я пробовал конопатить швы козьим  жиром,  но
он для этого не годился, зато из него вышло хорошее  горючее  для  плошек,
которые освещали мою пещеру после захода солнца.
     Правда, в моем распоряжении были еще останки "Павы". Я  тщательно  их
обследовал и собрал немало полезных вещей, в том числе  огниво  и  длинные
болты, из которых понаделал острог. Помните, Джим, что я  сказал  вам  при
первой нашей встрече? Человек, говорил я,  коли  постарается,  всюду  себя
покажет. Так  оно  и  есть:  когда  не  на  кого  надеяться,  положись  на
собственные силы и принимайся за работу.
     Обеспечив  себе  добрый  запас  провианта,  я  начал  шаг  за   шагом
прочесывать остров. У меня был один-единственный ключ - останки  француза,
обнаруженные нами на склонах Фок-мачты. С этого места я и начал, решив еще
раз осмотреть скелет, прежде чем хоронить его.
     Судя по всему,  француза  застрелили  сзади:  затылочная  кость  была
раздроблена, и я даже нашел в черепе пулю.
     Поразмыслив, я решил, что у Флинта был только один способ победить  в
столь неравной схватке: разделить шестерку на несколько групп  и  бить  их
поочередно из засады. В  самом  деле,  ведь  сокровище  состояло  из  трех
частей: золото, серебро и оружие. Монеты,  очевидно,  схоронили  вместе  с
золотом, серебро - отдельно, оружие - отдельно; осторожность не  позволила
бы Флинту сложить все в одну яму.
     И ведь я верно угадал,  Джим,  карта  это  подтвердила.  Флинт  зарыл
серебро в северном тайнике, оружие - в песчаном холме к северо-востоку  от
Северной бухты, а главную часть сокровища -  в  южной  части  острова,  на
склонах  Подзорной  Трубы.  Но  тогда  я  этого  не  знал,  и  приходилось
действовать вслепую.
     Поблизости от останков француза я нашел  тайник  с  оружием.  Видимо,
сначала  вся  шестерка,  выполняя  команду  Флинта,  отнесла   сундуки   в
намеченные места, а потом, когда оставалось только забросать клады землей,
капитан разделил их по двое и учинил расправу.
     Эта догадка подтверждалась моим вторым открытием: дальше к северу,  у
подножья  восточного  пригорка,  я  обнаружил  скелеты  мулата  и  другого
француза.
     Оба эти скелета лежали в зарослях примерно в сажени  друг  от  друга.
Мулат (я узнал его по зажатому в руке  ножу  с  причудливой  гравировкой),
вероятно, пытался дать отпор, француз же был застигнут врасплох. Его сабля
лежала в ножнах, и пистолеты были заряжены, но ржавчина успела сделать  их
непригодными к стрельбе.
     Я очень внимательно осмотрел сам пригорок и весь прилегающий участок,
искал останки Ника или какие-нибудь намеки на то, что тут копали землю. Но
Флинт сработал чисто, я больше ничего не нашел.
     К началу дождей  я  не  успел  осмотреть  лишь  возвышенный  участок,
который окаймляет с запада Южную бухту и упирается в Буксирную Голову.
     Здесь-то, на самом  гребешке,  ведущем  к  Подзорной  Трубе,  и  были
захоронены главные богатства; и я сберег бы немало сил и времени, если  бы
сразу пришел сюда, вместо того чтобы бродить вокруг болота и в лесах.
     После дождей я возобновил розыски.
     Чуть ли не в первый день поисков наткнулся я на останки  голландца  и
англичанина-контрабандиста. Они лежали в роще, у корней огромного  дерева,
которое служило приметой главного тайника, так что я, сам  того  не  зная,
прошел прямо над кладом. Здесь явно был бой - оба погибших держали в руках
сабли, а в десяти ярдах ниже по склону валялся в кустах старый  мушкет.  Я
тут же их похоронил.
     Поразмыслив, я заключил, что Флинт подкрался к этой двойке уже  после
того, как прикончил всех остальных.  Сперва  он,  очевидно,  выстрелил  из
мушкета,  потом  отбросил  его  и  ринулся  вверх,  паля  из   пистолетов.
Противники Флинта выхватили сабли, но не успели дать  отпор,  как  их  уже
скосили пули капитана.
     Но что же  произошло  с  Ником?  Я  выяснил  судьбу  пятерых,  однако
по-прежнему ничего не знал об  участи  человека,  который  был  мне  ближе
остальных. Сопровождал ли он голландца и  англичанина?  Или  действовал  в
одиночку? Если верно первое - где тело Ника? Наконец, поскольку ни один из
найденной мной пятерки не успел выстрелить  (трое  держали  в  руках  либо
саблю, либо нож, а пистолеты остальных двоих так и остались  заряженными),
каким образом Флинт  получил  страшную  рану,  которая  в  конечном  счете
доконала его?
     Я решил довести дело до  конца  и  проверить  маленькое  плато  между
верхушками Бизань-мачты.
     Как  вы  помните,  это  один  из  самых  красивых  уголков   острова:
благоухающий ракитник, пестрящие цветами кусты, заросли мускатного  ореха,
и надо всем этим - устремленные ввысь могучие стволы мамонтового дерева  и
шелестящих на ветру сосен.
     В тот день,  основательно  утомившись,  я  устроился  в  тени,  чтобы
перекусить и промочить глотку из горлянки, которую всегда носил  с  собой.
Утолив голод и жажду, я привалился спиной к дереву, и тут что-то блестящее
на земле, примерно в ярде от моих пяток, привлекло мой взгляд.
     С минуту  я  смотрел  довольно  безучастно:  подумаешь,  какой-нибудь
кусочек кварца или капля  росы!..  Но  потом  любопытство  взяло  верх,  я
поднялся, шагнул вперед и увидел  -  позолоченную  пуговицу!  От  ужаса  я
отпрянул назад, как если бы сам Флинт вдруг бросился на меня из кустов: на
земле у моих ног лежал облаченный в лохмотья скелет Ника Аллардайса.
     Я прислонился к дереву, сердце отчаянно колотилось,  грозя  выскочить
из груди.
     Да, это был Ник... Он лежал в том самом положении, в каком  вы  потом
нашли его: длинные руки вытянуты  над  головой,  как  у  ныряльщика,  ноги
направлены в сторону Южной бухты, переплетенные пальцы указывают прямо  на
плато, где разыгралась последняя схватка.
     И мне сразу все стало ясно. Ник был убит вместе с остальными, а потом
Флинт оттащил его сюда и придал ему такую позу - шуточка как  раз  в  духе
нашего капитана, тем более что он возненавидел Ника еще с тех пор, как они
повздорили из-за нарушения Флинтом корабельных порядков.
     "Но какой в этом смысл?" - спросил я себя в следующую  минуту.  Шутка
шуткой, но ведь должна быть и серьезная причина, чтобы тяжелораненый  стал
так утруждать себя! Да еще сложил руки  покойника  наподобие  указательной
стрелки...
     И тут меня осенило. Ну конечно же! От волнения меня  опять  кинуло  в
дрожь. Флинт сделал из Ника указатель, руки мертвеца показывают туда,  где
захоронена главная часть клада!
     Говорите, что хотите, Джим, но от золотой лихорадки можно  излечиться
разве что на том свете. Сколько времени я разыскивал останки  Ника,  чтобы
вознести молитву над ними, а  затем  предать  их  земле  по  христианскому
обряду, но мысль о сокровище, лежащем  где-то  совсем  близко,  разом  все
заслонила, и я ринулся, точно козел, вверх по лесистому склону,  к  свежим
могилам голландца и контрабандиста.
     Добежав туда, я упал на четвереньки и стал обнюхивать землю, как пес.
И когда мне попался клочок, где растительность  как-будто  была  помоложе,
чем кругом, я немедленно  голыми  руками  принялся  рыть  землю,  пока  не
ободрал в кровь пальцы и не обломал все ногти.
     Солнце нещадно палило, пот катил с меня градом; наконец я опомнился и
решил передохнуть. Было очевидно, что нужно сходить в пещеру за  киркой  и
лопатой. Я тотчас  отправился  в  путь,  а  когда  вернулся,  уже  повеяло
вечерней прохладой. Но я и не думал сдаваться. Казалось бы, у меня времени
воз, но нет, я должен был приступить тотчас и не успокоился,  пока  лопата
не стукнула о дерево. Увы, спустившийся мрак не позволял разглядеть, что я
откопал... Тогда я вылез наконец  из  ямы  и  побрел,  шатаясь,  домой,  к
пещере.
     Всю ночь я не сомкнул глаз, меня бросало в жар от  одной  мысли,  что
завтра утром кто-нибудь раньше меня поспеет к яме. Сдается мне,  Всевышний
для того и создал золото, чтобы посмотреть,  на  какие  глупости  способен
человек.  Взять  хоть  меня:  два  года  с  лишним  провел  на  острове  в
одиночестве, а теперь не мог уснуть, боясь,  как  бы  козы  и  попугаи  не
посягнули на мои шестьсот тысяч фунтов стерлингов...
     И вот рассвело. Однако в этот день я никуда не  пошел,  до  того  мне
было худо. Накануне я сперва перегрелся,  когда  орудовал  лопатой,  точно
одержимый, на солнцепеке, а вечером простыл на ветру. Итогом  всего  этого
явилась лихорадка, и я почти целую неделю  пролежал,  выползая  из  пещеры
лишь затем, чтобы набрать воды в горлянку.



                                    3

     Когда я наконец оправился  настолько,  что  смог  пройти  через  весь
остров и подняться на плечо Подзорной Трубы, то, сами понимаете,  там  все
было по-прежнему. Яма никуда не делась, и на дне ее,  на  глубине  сажени,
выглядывал из земли угол ящика. Правда, я был еще очень слаб,  но  это  не
помешало мне спрыгнуть вниз и в два счета взломать крышку.
     Как я и ожидал, в ящике лежали золотые слитки, а рядом второй ящик  -
с монетами.
     Опустивши