сь на колени подле моей находки, я громко рассмеялся...  Вот
оно, богатство, -  добыто  трудом  сотен  людей,  досталось  одному,  сыну
могильщика из далекого Девона, а что мне  проку  от  него  на  необитаемом
острове, где бочонок пороха дороже всех сокровищ на свете?
     Эта мысль отрезвила меня. Нет, я не выкинул золота  из  головы  -  до
самого конца моего пребывания на острове я почитай  что  только  о  нем  и
думал, - но дальше я уже вел себя, как подобает моряку, а не  как  дикарь,
пляшущий вокруг горшка с серебряными монетами.
     Я решил все как следует продумать, и меня сразу осенило, что надо, не
теряя времени, подыскать новый тайник.
     Больше ста человек знало про клад на острове Кидда, и рано или поздно
кто-нибудь - скорее всего, под  предводительством  Сильвера  или  Бонса  -
должен был явиться за ним.
     Задумал я перепрятать сокровища в такое место, чтобы  никакая  карта,
кому бы она ни досталась, не позволила его отыскать.
     Но тут передо мной сразу возник  следующий  вопрос:  как  в  одиночку
перенести эти ящики?
     Допустим, я с помощью блоков и талей, найденных на "Паве", подниму их
из ямы. А дальше? Как я переправлю такую тяжесть через лес и топь в другой
конец острова?
     Словом, оставалось одно: разбить ящики и носить  слиток  за  слитком,
мешочек за мешочком, покуда  в  тайнике  Флинта  не  останутся  одни  лишь
сломанные доски.
     Поставил я под большим деревом палатку из козьих шкур и переселился к
кладу. По правде говоря, я просто не  мог  оторваться  от  денег.  Бывало,
вспомню ту пору, когда клад  еще  не  был  найден,  и  даже  вздохну:  как
привольно мне жилось! Видно, такова цена богатства, Джим, каким  бы  путем
оно ни досталось. Да вы небось теперь и сами в этом убедились.
     Всю весну и часть лета провозился я с этим золотом. Вытащу  слиток  и
отнесу на поляну среди зарослей, в нескольких сотнях ярдов  на  восток  от
ямы. И только подняв последний слиток, я  сшил  мешки  из  козьих  шкур  и
принялся переносить золото в свою пещеру над Пьяной бухтой.
     За один раз я мог взять либо два слитка, либо четыре мешочка монет, а
это значило, что мне предстоит прогуляться с грузом не один десяток раз. К
тому же  мне  приходилось  намеренно  удлинять  путь,  так  как  вскоре  я
обнаружил, что протоптал от ямы к пещере дорожку,  по  которой  ничего  не
стоило выследить новый тайник. Тогда я начал разнообразить  свой  маршрут.
То шел на юг и пересекал болото около Южной бухты, то поднимался на север,
к заливу лесистого мыса, потом круто сворачивал вправо и выходил к  пещере
с другой стороны.
     Климат там благодатный, и дорожка  быстро  заросла,  осталась  только
сеть неясных следов, которые разбегались во все стороны с плеча  Подзорной
Трубы и вполне могли сойти за козьи тропки.
     Вы можете сказать, что моя пещера была не таким уж надежным  тайником
- и ошибетесь. Я вам открою один секрет, которого не  поведал  тогда  даже
сквайру: в самом темном углу пещеры я выложил фальшивую стенку, за  ней-то
и хранился клад. Немало дней ушло у меня на  то,  чтобы  запасти  камни  и
глину, зато потом я мог при желании очень быстро замуровать вход в пещеру.
Кстати, я как раз собирался это сделать, когда встретил вас на другой день
после прихода "Испаньолы". Если бы люди Сильвера  взяли  верх,  они  ни  в
жизнь  не  нашли  бы  ни  меня,  ни  сокровища.  Представляю  себе,  какие
физиономии были бы у бунтовщиков, когда пришлось бы убираться восвояси  ни
с чем!
     Так вот, еще до начала дождей я успел перепрятать  все  до  последней
монеты, а потом пришлось заняться охотой, потому  что  запасы  мои  сильно
истощились.
     Все эти дни я не подходил к останкам Ника, но мысль о них  не  давала
мне покоя.
     До тех пор мертвецы меня,  прирожденного,  так  сказать,  могильщика,
никогда  не  страшили.  К  тому  же  от  пиратской  жизни  я  стал  совсем
жестокосердным. Но здесь дело обстояло иначе. Ведь Ник был моим  другом  и
единственным человеком, на кого я мог опереться все те годы, что мы делили
с ним и хорошее и плохое. Больше того, Ник был последним  звеном,  которое
связывало меня с родным домом, и я никак не мог смириться с мыслью, что он
отдал концы.
     В конце концов я собрался с духом и решил все-таки похоронить Ника  и
высечь на камне, как его звали, сколько лет ему было, - по моим подсчетам,
в год смерти ему сравнялось тридцать лет. Конечно, не  мешало  добавить  к
этому стих-другой из Библии, но сколько я ни скреб в  затылке,  ничего  не
мог припомнить. Ладно, сказал я себе, главное - потрудиться и  вырыть  для
Ника добрую могилу на склоне над Южной бухтой. У подножья  Бизань-мачты  я
нашел хорошую гранитную плиту. Во время одной из наших долгих  стоянок  на
Тортуге Ник показал мне, как расписываться, научил также немного читать  и
считать, и теперь мне казалось, что я сумею, если очень постараюсь, высечь
то, что задумал.
     Из всех задач, какие я себе задавал на острове Кидда,  эта  оказалась
самой каверзной. Правда, у  меня  был  самодельный  молоток  из  камня  со
сквозным отверстием и было долото, выточенное из куска якорной цепи, -  но
ведь надо еще верно написать!
     Я испортил две плиты, обе  расколол  на  втором  "к"  в  слове  "Ник"
(только от вас, Джим, я узнал, что "Ник" пишется через одно "к"!). И когда
мне наконец удалось справиться с именем, я сказал себе, что этого  хватит.
Изобразить "Аллардайс" было сверх моих сил, да и цифру "3" тоже, хотя ноль
я, пожалуй, одолел бы.
     Для могилы я выбрал место на небольшом уступе примерно  в  кабельтове
от кустов, где нашел Ника, и понемногу закатил  вверх  по  склону  тяжелый
камень с надписью, потратив на это почти целую неделю.
     Я еще раз прошел к останкам Ника  и  напряг  свою  несчастную  башку,
пытаясь вспомнить заупокойную молитву, но сколько ни бился,  нужные  слова
ускользали от  меня.  Кончилось  тем,  что  от  обиды  и  разочарования  я
разрыдался, как ребенок, и зашагал прочь.
     До вечера было еще далеко, а мне вовсе не хотелось торчать в пещере и
предаваться унылым размышлениям, поэтому  я  выбрал  дальний  путь,  вдоль
плеча Буксирной Головы и крутых утесов  Бизань-мачты.  Эта  часть  острова
всегда меня привлекала. Я любил слушать волны, а здесь, у подножья обрыва,
непрестанно ревел прибой, и в реве и вздохах могучих  валов  мне  чудились
величавые звуки органа и церковного хора...
     Вечером я вернулся в пещеру совсем усталый, зато на душе у меня  было
легко. Поужинав, я сразу лег и впервые за много лет увидел во сне мать.
     Рано утором я проснулся в отличном настроении и, как обычно, собрался
пойти искупаться в заливе. Однако, выйдя из  пещеры,  я  замер  на  месте,
будто меня поразило громом. Вдоль берега, что  называется,  у  самых  моих
дверей, прямо к Южной бухте медленно шла незнакомая шхуна.  Она  была  так
близко, что я отчетливо различал сновавших на палубе людей.
     Я до того опешил и растерялся, что продолжал стоять  на  виду  -  рот
разинут, колени дрожат... Попытался крикнуть - не смог, язык словно прилип
к гортани. Тем  временем  "Испаньола"  скрылась  за  мысом,  а  затем  над
Островом Скелета взмыли тучи птиц, и скрип талей дал мне  понять,  что  вы
уже спускаете шлюпки, чтобы верповаться через пролив.



                                    4

     До сих пор не возьму в толк, как это вы меня сразу не заметили.
     Я стоял как столб у входа пещеры,  а  ее  с  моря  было  видно  очень
хорошо; кстати, я потому в ней и поселился. Должно быть, вам  было  просто
не до того:  сторонники  капитана  лихорадочно  соображали,  как  удержать
корабль в своих руках, а мятежники помышляли только о несметном богатстве,
ожидающем на берегу. Так или иначе, меня не  увидели,  и,  опомнившись,  я
нырнул обратно в пещеру, чтобы обмозговать, как быть дальше.  Ведь  я  вас
принял за пиратов, Джим...
     Поразмыслив, я успокоился, а вместе со спокойствием ко мне  вернулось
и мужество. Как-никак, золото спрятано надежно, и замуровать его  недолго.
Я знал, что никто из вас еще не высадился на берег и вряд ли высадится  до
вечера - отлив не позволит. Поэтому я решил, прежде чем замуровывать клад,
получше все разведать.
     Вдруг вы зашли в Южную бухту всего-навсего пресной воды набрать?
     Захватив мушкет, пули и порох, я выскользнул из пещеры  и  осторожно,
стараясь не выдать себя,  двинулся  вперед.  Охота  на  коз  научила  меня
подкрадываться незаметно, в этом я теперь хоть с кем мог потягаться. Вдоль
восточного берега я пробрался к зарослям между блокгаузом и Южной  бухтой.
Здесь, почти у самой воды, росла высоченная сосна; я вскарабкался на нее и
с макушки увидел вдали шхуну.
     Все утро  я  просидел  на  дереве  и  слез,  только  когда  от  шхуны
отделились две шлюпки. Мне захотелось подобраться поближе к месту высадки.
Я не сомневался, что густые заросли надежно скроют меня от глаз моряков.
     Первое, что я увидел,  -  как  вы  выскочили  из  передней  шлюпки  и
стремглав бросились в чащу. Я приписал  это  мальчишескому  возбуждению  и
сразу же о вас забыл, потому  что,  когда  на  берег  высыпали  остальные,
испытал новое потрясение: среди моряков был Джоб Андерсон, я тотчас  узнал
его.
     Не дожидаясь,  когда  подойдет  вторая  шлюпка,  я  на  всех  четырех
пустился наутек. Если  бы  не  моя  поспешность,  я  тогда  же  увидел  бы
Сильвера; впрочем, уже через час мы с вами встретились около насыпи, и  вы
помогли мне разобраться, что к чему.
     Я смекнул, что отряд, скорее всего, пойдет по речке: это был наиболее
легкий путь в глубь острова. А заросли по берегам позволяли мне следить за
отрядом, оставаясь незамеченным.
     Сильвер, как вы знаете, отправился вверх по склону, прихватив с собой
беднягу Тома, большинство же зашагало прямо по руслу реки, и я  неотступно
следовал за ними, прячась в кустах. Вскоре я опознал  еще  одного  старого
приятеля, плотника Моргана - того самого,  которого  мы  подняли  на  борт
"Моржа" вместе с Сильвером, после чего начались все наши злоключения.
     Меня удивило, что Морган еще жив: ведь он был  уже  пожилой  человек,
когда мы встретились впервые. Кстати, я не сказал бы, что он  с  той  поры
сильно изменился. Джордж Мерри - тоже мой старый приятель -  в  этот  день
оставался на шхуне. Он был в числе пятерки, открывшей огонь по  ялику,  на
котором люди капитана гребли к блокгаузу.
     На небольшой поляне, где русло реки  расширялось,  отряд  -  их  было
девять человек - остановился. Андерсон, видно, был за старшего, он  первым
подал голос:
     - Ну что ж, братцы, здесь и передохнем, самое время выяснить, кто  за
кого!
     Большинство отозвалось одобрительными возгласами, только один  матрос
- Алан, который плелся сзади, был явно чем-то озабочен.
     - Вот что, Джоб, - сказал он, стоя  подле  могучего  дуба,  купавшего
свои корни в потоке, - не пора ли тебе открыть карты  и  перестать  играть
втемную? Что значит все это перешептывание и шушуканье? Ты что же, надумал
бросить корабль? Увести на берег  всю  команду  в  таком  пустынном  месте
только потому, что капитан Смоллетт не дает спуску лентяям? Я  хочу  знать
правду, Джоб, тотчас выкладывай, без этого я и шагу дальше не сделаю!
     Андерсон с усмешкой поглядел на него, щуря глаза от солнца.
     - Алан, - ответил он, - ты хотел слышать  правду,  так  вот  она!  Мы
пришли сюда за сокровищем и не уйдем, пока не добудем его, и Джон тебе  об
этом уже толковал, если я не ошибаюсь!
     - Верно, - отозвался Алан, - это ведомо  всем  и  каждому  на  борту.
Ведомо с той минуты, как мы вышли из Бристоля, но я  одного  не  возьму  в
толк: неужто ссора с капитаном увеличит нашу долю? Вот что я хочу знать!
     Морган громко расхохотался.
     - Послушай, ты, пустая голова! - воскликнул он. - Сокровище будет все
наше, наше - все, до  последнего  гроша!  Пусть  этот  надутый  сквайр  не
думает, что может  заткнуть  нам  глотки  какими-то  двумястами  монетами!
Только не мне и не Джону, если я его верно знаю!
     Видно, бедняга Алан лишь теперь стал догадываться, с кем жил в  одном
кубрике. На простоватом лице его отразились ужас и недоумение.
     - Вы что же, хотите их прикончить? - вымолвил он. - Прикончить и  все
деньги загрести?
     - Вот именно, - ответил Андерсон. - Ты попал в самую точку,  Алан,  а
теперь выбирай, да поживее, с кем ты - с нами или с капитаном?
     Алан постоял, переводя взгляд с одного на другого, и вдруг сорвался с
места, намереваясь бежать назад к шлюпкам. Но Морган наверняка ждал  этого
и с громким криком подставил Алану ногу, так что тот кубарем  покатился  в
кусты. Тут же Джоб бросился на беднягу, и в  лесу  прозвучал  предсмертный
вопль, который вы, находясь выше по реке, так отчетливо услышали.
     Андерсон поднялся и вытер кинжал; Алан лежал недвижим,  пораженный  в
самое сердце. А я со всей быстротой, на какую был  способен,  стараясь  не
шуметь, пополз прочь, чтобы вернуться в пещеру и замуровать  сокровище.  У
меня  больше  не  осталось  никаких  сомнений  насчет   происходящего   на
"Испаньоле".
     Не прошло и десяти минут, Джим, как вы снова попались мне на глаза, и
должен сознаться, я поначалу был в замешательстве, так как не мог  решить,
кто передо мной - разведчик пиратов или  беглец,  которому  грозит  та  же
участь, что и бедняге, павшему от руки Андерсона. К тому же вы, сами  того
не зная, шли прямо к моей пещере, и как-то надо было вам помешать.
     Из укрытия я тщательно рассмотрел вас  и  решил,  что  вы  бежали  от
пиратов, а значит, можете  оказаться  моим  союзником.  Тогда  я  выступил
вперед и окликнул вас. И до чего же вы были ошарашены, Джим,  не  в  обиду
вам будь сказано:  лицо  испуганное,  руки  дрожат...  Да,  в  тот  момент
пистолет ваш был не опаснее деревянной сабли.
     К счастью для всех нас, вы предпочли рассказать мне всю историю. И  я
тут же, не сходя с места, решил, что отдам большую часть сокровища в обмен
на возможность вернуться домой и начать новую жизнь.
     Но сперва нам предстояла нешуточная схватка, это стало мне ясно,  как
только вы назвали имя главаря шайки. С великим облегчением услышал я,  что
карта  у  сквайра.  Ведь  ради  нее  Сильвер  будет  ходить  за  вами  как
привязанный, не подозревая, что карте теперь грош цена.
     Когда над блокгаузом взвился "Юнион Джек", я сразу  воспрянул  духом:
значит, ваши натянули нос Долговязому Джону и он вряд ли  сунется  в  этот
угол острова. Затем пираты открыли огонь, и мы с вами разбежались в разные
стороны. Я выбрал удобное место для наблюдения, в  кустарнике  выше  белой
скалы, под которой была спрятана моя лодка.
     Дальше, Джим, вам  вроде  бы  все  известно,  однако  есть  кое-какие
вопросы, которые вы, наверное,  хотели  бы  выяснить.  Постараюсь  в  этом
помочь...
     Я смекнул, что мне пока лучше всего держаться в укрытии, помогать вам
исподтишка. Прикинул силы обеих сторон. Вы мне сказали -  их  девятнадцать
против шести, не считая вас самих, Джим. Но Эйб Грей  перешел  на  сторону
капитана, а двое были убиты; выходило уже не девятнадцать, а  шестнадцать.
Еще  одного  пирата  убили  вечером  около  блокгауза;  итого   оставалось
пятнадцать бунтовщиков - девять на берегу и шесть на "Испаньоле".
     Правда, один из оставшихся на борту, как вы помните,  был  смертельно
ранен выстрелом сквайра Трелони, но тогда ни вы, ни я этого не знали;  вот
и получилось у меня пятнадцать против шестерых плюс один мальчик.
     Когда стемнело, мне удалось подползти  вплотную  к  пиратам,  которые
устроили попойку, собравшись у костра  на  берегу  болота.  Здесь-то  я  и
увидел вновь Сильвера, а рядом с ним сидел бывший пушкарь  Черной  Бороды,
Израэль Хендс, все такой же худой и угрюмый.
     Помните, последний раз я видел Окорока в Саванне, когда ему отхватили
ногу и он метался в жару на своей койке. И вот он опять передо мной, такой
же подвижный, как всегда. Я невольно  поразился  проворству,  с  каким  он
сновал  вокруг  костра.  Это  был  все  тот  же  Сильвер,  неунывающий   и
обходительный: он даже сам приготовил для всех ужин.
     Пятерка пиратов во главе с пушкарем тоже съехала на берег, и  вы  тут
явно прозевали случай совершить вылазку и вернуть себе шхуну,  ведь  в  ту
ночь на ней не  оставалось  ни  одного  человека.  Меня  так  и  подмывало
отправиться на корабль самому, но я оставил эту мысль. Даже  если  бы  мне
удалось незаметно перерубить якорный канат, в  одиночку  я  все  равно  не
справился бы с парусами.
     Пираты прихватили с корабля ром, и, сами понимаете, еще  до  полуночи
вся компания перепилась, один Сильвер остался трезвым. Они пели,  кричали,
спорили, - в общем, подняли такой шум, что разобрать, о чем идет речь,  не
было никакой возможности. В конце концов все завернулись в одеяла и уснули
как убитые, даже не выставив часового.  Подкрадись  люди  капитана  в  это
время, и можно было  одним  махом  прикончить  больше  половины  шайки,  а
остальных обратить в бегство,  но  вы  явно  предпочитали  отсиживаться  в
блокгаузе.
     Тогда я решил вмешаться. К  меня  была  с  собой  узловатая  дубинка,
которой я глушил коз. С этим оружием я медленно, дюйм за дюймом, подполз к
храпящим буканьерам и нанес одному из них  удар,  после  которого  ему  не
суждено было проснуться.
     В тот же миг Сильвер с руганью вскочил на ноги, а его попугай  поднял
истошный крик; да только я уже был в безопасности. Пираты даже не  видели,
кто это на них напал, и я без помех добрался до  своей  пещеры,  довольный
тем, что хоть немного сократил численное превосходство противника.



                                    5

     На следующее утро я поднялся чуть свет, наскоро перекусил,  искупался
в море, потом взял дубинку, мушкет и отправился на разведку.
     На этот раз мне удалось поближе подобраться к  мятежникам  и  кое-что
подслушать. Но сначала я их пересчитал, чтобы точно  знать,  что  на  меня
никто не нападет  врасплох  со  спины.  Все  были  налицо,  включая  того,
которого я ночью зашиб насмерть.
     Судя по всему, Сильвер уже успел повздорить с приятелями, а именно  с
Андерсоном, Хендсом и Джорджем Мерри.  Все  трое  недвусмысленно  выражали
свое недовольство ходом событий, обвиняли Джона  в  скверном  руководстве,
даже грозили ему черной меткой.
     Но Окорок легко их одолел. В бою ли, в споре  ли,  он  мог  дать  сто
очков вперед любому из этой милой тройки, а остальные еще доверяли ему и в
перепалке со смутьянами заняли его сторону.
     - А я вам говорю, - объяснял Сильвер, - что нам сейчас куда  выгоднее
вести переговоры, чем лезть на рожон! Кто не видит этого - болван, который
только того и заслуживает, чтобы ему продырявили его тупую  башку!  Судите
сами: они сидят в надежном укрытии, у них два десятка мушкетов. Одни будут
их  заряжать,  другие,  кто  стреляет  получше,  укладывать  нас  наповал.
"Штурмовать!" - кричит Джоб, и, наверно, он прав, когда  говорит,  что  мы
расправимся с ними раньше,  чем  они  успеют  прикончить  половину  нашего
отряда. Что ж, братья, коли вам это по душе - давай вперед! Кто-то из  нас
отправится на  тот  свет,  зато  другим  больше  останется,  можно  и  так
рассуждать. Ну а если выйдет иначе? Вдруг атака  не  удастся?  Представьте
себе, что этот чертов сквайр, который вчера с качающейся лодки  прострелил
башку Дику, выпустит в нас три-четыре пули, прежде  чем  мы  доберемся  до
них? А доктор, а капитан, а Эйб Грей, которого я еще до конца этой  недели
надеюсь поджарить на вертеле, - представьте, что они, раньше чем мы до них
доберемся, уложат человек шесть? Тогда у нас не будет такого перевеса. Вот
ведь что! То ли дело, когда нас чуть не втрое больше, чем их, -  и  уж  мы
сумеем использовать свое превосходство, или назовите меня  шваброй!  Пусть
вы даже отделаетесь ранами - кто вас будет  лечить  и  выхаживать  в  этом
чумном климате, пока  остальные  откапывают  сокровище?  Нет  уж,  чертово
отродье, раз  я