час дон  испанец  получит
такую помощь, от которой ему не поздоровится!
     Сильвер понял его с  полуслова.  У  нас  было  достаточно  испанского
снаряжения, чтобы устроить небольшой спектакль на полуюте. Сильвер и  Бонс
раздали  шишаки  и  кожаные  куртки,  затем  приказали  нам  стать   вдоль
больверка, кричать и размахивать  руками.  Тем  временем  Бонс  повел  наш
корабль между двумя сражающимися сквозь облако дыма, затмившего солнце.
     Мне кажется, испанский капитан, увидев наш  маневр,  смекнул,  что  к
чему, да только поздно он спохватился. Очутившись борт о борт с  испанцем,
мы в упор дали залп ядрами и картечью. Последствия  были  ужасны,  высокий
корабль сразу накренился под углом сорок пять градусов.  Вообще-то  второй
залп был уже не нужен, но пушкари "Моржа" не поленились добить противника.
Пламя охватило его паруса, люди пачками прыгали за борт. Еще один поворот,
и мы подошли к окутанному дымом французу, в тот же миг испанец со страшным
грохотом взорвался.
     Теперь все наше  внимание  обратилось  на  "Паву".  Подходить  к  ней
вплотную было опасно, огонь легко мог перекинуться к нам, поэтому мы легли
в дрейф и живо спустили шлюпки. Наше счастье, что Билли  настоял  на  том,
чтобы взять с собой захваченные в Санталене лодки взамен затопленных  нами
при высадке на берег.
     Я в числе первых ступил на палубу француза, и хотя  душа  моя  успела
уже очерстветь, мне стало не по  себе.  Вне  сомнения,  "Паве"  до  нашего
прихода достался не  один  залп:  кругом  лежали  мертвые  и  умирающие  -
половина команды, включая самого ле Бона, его штурмана и старшего пушкаря.
Уцелевшие передавали друг другу ведра, борясь  с  огнем  в  средней  части
палубы. Не говоря ни слова, мы кинулись помогать.
     Никогда не забуду два последующих дня.
     Не будь "Пава" так сильно повреждена, мы могли бы не спеша  перенести
сокровища на "Моржа", а затем бросить ее. И мы начали было грузить  золото
в шлюпки, но погода ухудшилась, и всех послали на помпы.  Стоило  ослабить
темп, как корабль оседал, все больше кренясь на левый борт.  Еще  до  ночи
нам пришлось сбросить в море все  пушки  и  прочий  груз;  одна  восьмерка
сменяла другую на помпах - мы качали, не жалея сил.
     Понятно, теперь мы не могли идти на Тортугу, "Пава" связала нам руки,
и появись вдруг еще один испанец,  мы  не  успели  бы  сделать  ни  одного
выстрела. На наше счастье, неспокойное море оставалось пустынным, и,  взяв
"Паву" на буксир, мы потащились на юго-восток, чтобы у ближайшего островка
передохнуть и очистить трюмы разбитого судна.
     Случилось так, что ближайшим оказался остров Кидда. До него было  два
дня хода при попутном ветре, и мы потянулись туда, следуя друг за  другом,
словно два подраненных гуся.
     Погода продолжала портиться, и Билли, чтобы управлять "Моржом", нужно
было не меньше семидесяти человек. Примерно столько же осталось на  "Паве"
откачивать воду. Мы сменялись на помпах каждые полчаса, урывая минуты  для
еды и отдыха. Только страх потерять золото придавал нам  силы  выдерживать
этот каторжный  труд.  И  Сильвер  не  без  умысла  напомнил,  что  гибель
семидесяти восьми человек из команды ле Бона увеличила долю остальных...
     ...Любопытно расположен остров Кидда, он же Остров Сокровищ.
     В этой части Карибского моря, от Пуэрто-Рико на юг  и  юго-восток  до
самого Тринидада, широкой дугой протянулись Малые Антильские  острова.  По
обе стороны от главной  дуги  лежат  на  отшибе  уединенные  островки,  но
большинство из них, подобно Сундуку  Мертвеца,  представляют  собой  почти
голые  скалы,  и  только  остров  Кидда  достигает  сравнительно   крупных
размеров.
     Флинт прикинул, что, если мы доберемся до Южной стоянки, а еще  лучше
- до Северной бухты, можно будет посадить "Паву" на мель и  разгрузить  ее
трюмы, а потом почистить днище "Моржа" и идти  на  Тортугу:  ведь  у  нас,
помимо золотых слитков, было немало добра для скупщиков. Наши "господа"  -
Флинт, Бонс, Сильвер, Хендс, Пью и Ник - сошлись на  том,  что  этот  план
всего  точнее  учитывает  сложившиеся  обстоятельства.  Команда  тоже  его
одобрила, не зная, конечно, что Флинт и Сильвер замыслили оставить команду
"Павы" на бобах, считая, что ле Бон хотел их надуть.
     Нам опять здорово повезло. Погода неожиданно наладилась, и мы вошли в
Северную бухту, никого не встретив по пути.
     Ох и обрадовались мы, Джим, когда  увидели  над  горизонтом  знакомые
вершины! Вряд ли у меня хватило бы сил еще один час качать воду, к тому же
мы не сомневались, что весть о набеге на Санталену уже дошла до  Панамы  и
все испанские корабли в Мэйне разыскивают нас.
     Билли перешел на "Паву" и во время прилива посадил  ее  на  мель  под
самыми деревьями - там, где вы видели ее в последний раз, - а мы сошли  на
берег, чтобы, как было заведено, поставить защитную батарею и  подготовить
"Моржа" к килеванию.
     Всю добычу свезли на остров и разложили  на  четыре  кучи  -  золотые
слитки, серебряные слитки, монеты и оружие. И уж поверьте мне, Джим, любая
из этих куч представляла целое состояние.
     Когда все подсчитали и рассортировали, а "Морж" начал  обретать  свой
прежний вид, Флинт велел всем собраться в час  отлива.  Прошел  слух,  что
Сильвер будет говорить про дележ и про будущие дела. И  вот  мы  сидим  на
горячем песке...
     Стоит мне закрыть глаза, Джим, и я, как сейчас, все вижу.
     Солнце светило над деревьями, над берегом плыл свежий, бодрящий запах
смолы  от  сосен  на  двуглавой  вершине,  сладко  пахли   лесные   цветы.
Большинство людей сидели голые по пояс, обвязав голову  от  солнца  яркими
платками; пояса и портупеи они отложили в сторону.
     Какой только народ тут  не  был  -  англичане,  французы,  голландцы,
испанцы, левантинцы, мавры, курчавые негры, тьма метисов из всех поселений
Мэйна. Были тут старики - лысеющие, с седыми бакенбардами - и  мужчины  во
цвете лет, вроде Ника и Сильвера, и безусые парни, слишком юные для  такой
компании. И все они не сводили глаз с Сильвера, разве что изредка косились
на разложенную на песке добычу, чтобы  убедиться,  что  на  нее  никто  не
покушается.
     Сильвер сдернул с головы шляпу и оглядел нас, лучезарно  улыбаясь.  Я
до сих пор слово в слово помню, что он нам тогда говорил.
     - Друзья, - начал он. - Когда  мы  подписывали  контракт,  я  говорил
кое-кому, что вы  родились  под  счастливой  звездой,  и  сдается  мне,  я
оказался прав - д-да, поглядите туда, и  вы  согласитесь.  За  вас  думают
такие люди, как я  и  капитан,  и  сейчас  самое  время  сказать  об  этом
напрямик, как положено настоящим морякам,  потому  что  нам  еще  придется
немало поломать голову, чтобы переправить добычу в  такое  место,  где  мы
пустим ее в оборот, как положено джентльменам удачи! А дело все в том, что
сейчас мы не можем  идти  с  нашей  добычей  прямо  на  Тортугу,  придется
подержать ее здесь, пока "Серебряный караван" не уйдет подальше, вместе  с
кораблями военного эскорта!
     Что тут было, скажу я вам! Словно гром раскатился по  рядам  сидевших
вокруг  пиратов.  Несколько  человек  вскочили  на  ноги,   стараясь   его
перекричать.  Ведь  все  настроились  на  немедленный   дележ,   и   слова
Долговязого Джона были для них горькой пилюлей. Однако он  умел  заставить
слушать себя. Достаточно было ему обвести нам строгим взглядом и поднять в
руке шляпу, как воцарилась тишина, и Джон продолжал:
     -  Запомните:  вице-король  мечтает  украсить  свои  виселицы  вашими
особами не меньше, чем занять королевский трон в Мадриде! Идти  теперь  на
Тортугу с нашей добычей  -  это  же  все  равно  что  добровольно  сложить
сокровища на пристани Кадикса или явиться  на  главную  площадь  Панамы  с
петлей на шее! "У нас быстроходный корабль, мы можем уйти от  погони  либо
принять бой", - скажете вы. Верно, судно и впрямь доброе - а сколько у нас
груза? Вы мне вот что скажите: что с нами будет, коли до  схватки  дойдет?
Потеряй мы хоть одну стеньгу -  и  крышка,  и  вообще,  какой  бой,  когда
повернуться-то негде! Один меткий залп - и наша песенка спета, один риф  -
и прощай наша казна! Нет, лучше всего не спешить, схоронить добычу  здесь,
в надежном месте, после чего вернуться за ней на  двух,  даже  на  четырех
судах, потому что плох тот купец, который кладет все яйца в одну корзину!
     Вторая  часть  речи  Сильвера  произвела  заметное  впечатление.   Он
совершенно верно сказал, что корабль, набитый  золотом,  малопригоден  для
боя; куда там сражаться, когда на уме  только  одно:  как  бы  улизнуть  с
добычей. Верно было и то, что чем дальше караван с эскортом уйдет в океан,
тем больше надежд найти поселение, где нам окажут радужный прием.
     Вдруг встает Джоб Андерсон и задает вопрос,  который,  без  сомнения,
беспокоил большинство пиратов.
     - Ну ладно, Джон, допустим, мы с тобой согласились, сейчас  не  время
выходить с добычей в открытое море - но кто же будет  хоронить  сокровище?
Кто будет знать, где оно спрятано?
     Его поддержали дружные  возгласы,  и  Сильвер  снова  заулыбался.  Он
чувствовал, что самое трудное позади и команда опять в его руках.
     - Вопрос прямой, Джоб,  и  ответ  должен  быть  таким  же  прямым!  -
воскликнул он. - Верно, в нашем положении не очень-то приходится  доверять
друг другу, и лично я предпочел бы не связываться с таким делом - Господи,
пронеси, как говорится. Может, кто-то и  доверяет  мне,  но  я  ничуть  не
обижусь, если другие откажут мне в доверии! Но ведь кому-то надо взять  на
себя эту задачу; и если хотите знать  мое  мнение,  так,  по-моему,  лучше
всего, как у нас заведено в серьезных делах, тянуть  жребий.  "Господа"  -
отдельно, "чернь" -  отдельно,  чтобы  не  было  подвоха!  "А  дальше?"  -
спросите вы. А дальше все будет очень  просто.  Кому  выпадет  жребий,  те
останутся здесь зарывать сокровища, а мы ждем на борту сигнала,  что  дело
сделано, после чего мы забираем их и  держим,  так  сказать,  заложниками,
покуда не сбудем остальное барахло на французской Тортуге, снарядим суда и
вернемся на остров для большого дележа!
     - Сколько же надо выбрать? - крикнул Джордж Мерри.
     - Как можно меньше, - отчеканил Сильвер. - Чем меньше их  будет,  тем
легче за ними уследить, сдается мне!
     В  конце  концов   постановили,   что   "господа"   выделяют   одного
представителя, а лопатами работать будет  всего  шесть  человек.  Нелегкий
труд предстоял им с такой огромной добычей!
     Жеребьевка состоялась в ту же ночь при свете костров, разведенных  на
берегу. Поверка показала, что "господ" десятеро, а "чернь" насчитывает сто
семьдесят восемь человек. В жеребьевке  не  участвовали  раненые,  которым
тяжелая работа на берегу была бы не под силу. Ник приготовил сто семьдесят
восемь ярлычков, пометил крестиками шесть, после чего положил все в медный
котел, который поставили между двумя самыми большими кострами.
     "Чернь" первой тянула жребий.  "Господа"  окружили  котел,  а  пираты
подходили один за другим  и  доставали  бумажку,  после  чего  отходили  в
сторону.
     Первые тридцать-сорок бумажек оказались  без  пометки,  и  напряжение
достигло предела, когда наконец один из  французов  вытащил  крест.  Почти
сразу же вслед за этим ярлык с меткой попался мулату, который  перешел  на
"Моржа" с одного из наших призов.
     Еще человек двадцать  взяли  чистые  ярлычки,  потом  крест  достался
коренастому здоровиле, бывшему контра-бандисту из Западной  Англии,  затем
опять французу и, наконец, голландцу из нашей  команды.  Осталось  полтора
десятка человек - и один, последний, крестик.
     Ей-Богу, Джим, с меня пот  катил  градом.  Мне  ничуть  не  улыбалось
закапывать золото в такой вероломной  компании.  Но  жеребьевка  была  для
всех, а тут еще Ник заметил, что я мешкаю, и воскликнул:
     - Подходи, Бен, дружище, - ты единственный среди нас, кто  за  деньги
рыл ямы, раньше чем стать джентльменом удачи!
     Я шагнул вперед под общий хохот - все знали,  что  я  был  в  прошлом
могильщиком, - сунул руку в котел, взял ярлычок и стал  его  развертывать.
Бумажка была сложена вчетверо, и дрожащие пальцы не хотели меня слушаться,
наконец  я  справился  и  в  беспокойном  свете  костра  увидел...  Шестым
заложником оказался я.
     Не помню точно, что было потом. Кажется, я ушел подальше от  костров,
чтобы побыть наедине со своими мыслями. Все остальные  обступили  котел  -
предстояла еще жеребьевка среди "господ",  -  и  внезапно  раздался  крик,
который, наверное, было слышно на другом конце острова.  Ник  подбежал  ко
мне и сказал, что жребий пал на Флинта.
     Худшей новости я не мог  услышать.  Остаться  на  берегу  в  обществе
Флинта, пятерки головорезов и груды золота - от такого задрожали бы колени
и у человека похрабрее меня, Джим.



                                    5

     На следующее утро  произошло  нечто  странное.  Сильвер  собрал  нашу
шестерку, отвел в сторону и объявил,  что,  пока  не  отчалит  "Морж",  мы
должны находиться отдельно от всех, а именно  в  хижине  на  южном  берегу
залива, которую обычно занимал Флинт.
     Мы побрели к  хижине  -  двое  французов,  мулат,  голландец,  беглый
каторжник-англичанин и я, - развели свой костер, чтобы приготовить еду,  и
тут мне вдруг пришла на ум история, которую я слышал от одного индейца. Он
рассказывал про обычай своих языческих сородичей в Перу:  как  они,  когда
просили дождя у богов, приносили человеческие  жертвы,  а  предназначенных
для этого юношей и девушек до  самой  церемонии  жертвоприношения  держали
обособленно, запрещали до самой церемонии  с  ними  разговаривать  и  даже
смотреть на них. Сами понимаете, от такого воспоминания я не повеселел.
     Тем временем остальные пираты укладывали  золото,  половину  серебра,
монеты и самое дорогое оружие в ящики; вторую половину серебра было решено
увезти с собой. Всего было девять ящиков - четыре с золотыми слитками, два
с монетами, один с оружием и два с серебром. Оружейный мастер выжег на них
клеймо "Моржа". Только ящик с оружием оказался неудобным для переноски,  к
остальным приделали толстые веревочные ручки.
     Закончив работу,  все,  кроме  нескольких  "господ",  отправились  на
корабль, и к ночи на берегу воцарилась непривычная тишина.  Лишь  позднее,
когда на "Морже" раздали ром, над заливом поплыли приятные звуки песни.
     Флинт не появлялся, и  мы  сгрудились  вокруг  нашего  костра,  чтобы
поужинать. Нам было жутко и одиноко на  пустынном  берегу,  где  еще  днем
гудели голоса и толпились  люди.  Луна  пока  не  взошла,  и  лес  казался
пустынным и темным. Конечно, у нас был ром, но он почему-то не брал нас  в
ту ночь. Мы говорили вполголоса, и, помнится, наш разговор был  совсем  не
похож на обычные беседы пиратов. Один  из  французов,  молодой  парень  по
имени Базен, спел трогательную песенку про свой родной дом  в  краю  вина,
около Бордо; от этой песни у меня  сжалось  горло...  Когда  пришло  время
спать, выяснилось, что  хижина  мала  для  шестерых,  и  я  лег  на  воле,
укрывшись своим плащом.
     Уже за полночь я  вдруг  проснулся:  кто-то  дергал  меня  за  плечо,
одновременно зажимая мне рот рукой.
     Я сел и при свете взошедшей луны увидел Ника; в  тени  под  деревьями
стоял еще кто-то. Не говоря ни слова, Ник жестом предложил  мне  встать  и
идти за ним к опушке.  Здесь  я  разглядел,  что  второй  человек  -  Джон
Сильвер.
     - Бен, - сказал Ник, убедившись, что нас не услышат в  хижине,  -  ты
вернешься на корабль с Джоном.
     - А как же моя работа? - спросил  я.  -  Ведь  я  выбран  честно,  по
правилам.
     - Ты - да, - ответил Ник. - Но Флинт - нет,  и  мы  с  Джоном  решили
последить на ним. Так что делай, как я сказал, ступай  с  Джоном.  И  если
Флинт задумал какую-нибудь каверзу, ему придется иметь дело со мной.
     - Он смекнет, что вы его раскусили, и сразу убьет вас, - сказал я.
     - Пусть попробует! - Ник подмигнул Сильверу. - Да  у  него  не  будет
выбора, придется взять меня с собой, ведь корабль уже отойдет.  С  началом
отлива "Морж" покидает бухту, а когда  поднимется  солнце,  он  будет  уже
далеко. На-ка, выпей!
     Он протянул мне склянку с какой-то жидкостью, пахнущей камфарой.
     - Что это? - спросил я.
     - Это поможет тебе прикинуться больным, - объяснил Ник. - А на  самом
деле, кроме пользы, ничего не будет, положись на меня!
     По правде говоря, я был только рад, что мне  не  надо  оставаться  на
острове в обществе Флинта, да и  секрет  тайника  давил  бы  на  мою  душу
тяжелее, чем десять  пушечных  ядер.  Однако  я  видел,  что  они  готовят
какой-то подвох, и беспокоился за Ника.
     - Когда тебя увидят на борту,  Джон  скажет,  что  ты  захворал  и  в
последнюю минуту я заменил тебя, - добавил он. - Так что на этот  счет  не
беспокойся. Им один черт, кто останется на берегу, - ты или я.
     Разговор был исчерпан, я сделал добрый глоток из склянки и вернул  ее
Нику. Сильверу не терпелось сесть в гичку, причаленную к берегу поодаль, и
он поторопил нас.
     -  Ладно,  идет,  только  держите  наготове  пистолеты  и  кинжал,  -
предупредил я Ника.
     Он усмехнулся и протянул мне руку.
     - Мы с тобой не раз в переделках бывали, Бен, - сказал он.
     Это были последние слова, которые мне довелось услышать от Ника.
     ...Мы вернулись на судно без происшествий. Все было готово для выхода
в море, и буканьеры лежали вповалку на палубе,  забывшись  в  пьяном  сне.
Только вахтенные бодрствовали в ожидании отлива,  да  на  корме  виднелась
коренастая фигура Билли Бонса. Я спрашивал себя, можно  ли  положиться  на
Сильвера и разделяет ли  Билли  его  подозрения  относительно  Флинта.  Во
всяком случае Бонс, увидев меня, ничего не сказал, а через  два  часа  всю
команду вызвали поднимать якоря, и вскоре "Морж" уже вошел в пролив и  лег
на курс норд-вест, оставив Фок-мачту с левого борта.
     Не знаю, что за снадобье дал мне Ник, но, видно, в нем было примешано
снотворное: весь этот день, да и последующий тоже, меня  одолевал  сон,  и
все решили, что у меня болотная лихорадка, а то и что-нибудь похуже.
     Стояла жаркая погода, почти без ветра, и команде не  было  покоя:  мы
все время лавировали в двух-трех милях от берега, чтобы не терять из  виду
Подзорную Трубу.
     Утром пятого дня, когда мы подошли поближе, на полуюте вдруг раздался
громкий крик, и тотчас палуба загудела от топота ног.
     Я уже почти оправился и спросил одного из пиратов,  в  чем  дело.  Он
ответил, что замечен сигнал  Флинта,  и  показал  на  тонкий  столб  дыма,
поднимавшийся со склонов Бизань-мачты, на западном берегу Южной бухты.
     Мы вошли в бухту через пролив  между  Островом  Скелета  и  Буксирной
Головой и бросили якорь на глубине четырех саженей.
     Вся команда ринулась к левому  больверку,  и  поднялся  невообразимый
шум. Из-за своего малого роста я не видел берега, но  зато  услышал  голос
Израэля:
     - Гром и молния, это Флинт, и он один!
     Этих слов было достаточно, чтобы я бросился  к  вантам  бизань-мачты.
Поднявшись по ним выше больверка, я убедился, что Израэль  прав.  Флинт  -
без своей треуголки, голова обмотана голубым  шарфом  -  медленно  греб  к
судну. Он был один, и когда  лодка  приблизилась,  стало  видно,  что  наш
капитан сам на себя не похож и едва управляется с веслами.
     - Эгей! - окликнул его Пью. - Где остальные, капитан?
     Флинт придержал правое весло, подвел лодку к борту  "Моржа",  схватил
конец, брошенный ему Андерсоном, и привязал за фалинь.
     Затем он поднял голову, и мы  увидели,  что  лицо  его  еще  страшнее
обычного: бледное как мел,  щеки  провалились,  воспаленные  глаза  горят,
будто угли, в глубоких глазницах. Словно взяли череп и обтянули коричневой
кожей.
     - Остальные? - прорычал Флинт. -  Остальные  отдали  концы,  черт  бы
побрал эту вероломную сволочь!
     Поднимаясь  по  трапу,  он  едва  не  сорвался;  пришлось