ги, подвешенной к седлу. Потом я осмотрел его и  увидел,  что
пуля вошла в мякоть левой руки. Нетрудно было сообразить, что за  нами  от
самой поляны должен был протянуться кровавый  след  и  как  только  совсем
рассветет, нас без труда разыщут. Видно, Ник подумал о том же, потому  что
он сказал:
     - Наложи-ка мне жгут, Бен, пока я не  истек  кровью...  Они  в  любой
момент могут настигнуть нас.
     Я срезал ветку и затянул с ее помощью жгут, свитый из его шарфа.  Ник
глотнул еще бренди и попытался изобразить улыбку.
     - У меня не было выбора, Бен. Либо я  его,  либо  он  меня.  Ты  ведь
видел? Он выстрелил без предупреждения и подбежал прикончить меня!
     - Нам сейчас некогда говорить об этом, мистер Аллардайс, - ответил я.
- Надо найти место, где можно будет укрыть вас, пока я схожу за помощью.
     - Поступай как знаешь, Бен, - сказал Ник.
     Инстинкт заставил меня идти к скалам. Примерно в миле от того  места,
где мы сейчас стояли, начинался  глубокий  овраг,  полого  спускающийся  к
берегу моря. Если нам удастся незаметно добраться  до  оврага,  мы  успеем
спрятаться в одном из тайников дяди Джейка - маленькой пещере в  песчанике
над ручьем, в четверти мили от моря.
     Прежде всего надо было отделаться от лошади, тем  более  что  подковы
оставляли слишком заметный след. Я ссадил  Ника  и  хлестнул  как  следует
кобылу прутом, погнав ее в сторону Оттерхеда.
     Нас выручил туман. Дважды Ник терял сознание, но каждый  раз  тут  же
приходил в себя и брел дальше. Мало-помалу, почти через  час  после  того,
как бросили лошадь, мы добрались до пещеры Джейка - укромной  расщелины  с
песчаным полом, вход в которую надежно прикрывали плющ и кустарник.
     Ник был еле жив после перенесенного и лежал совсем без движения, пока
я раздевал его и промывал рану. Я ослабил жгут и перевязал руку, порвав на
бинты подкладку куртки Ника. Час или два я еще крепился, но  потом  и  сам
уснул. Тем временем люди Кастера обшаривали скалы, не подозревая,  что  мы
тут же рядом.
     За час до заката я проснулся и выглянул  из  пещеры.  Кроваво-красное
солнце спускалось к Хэлдонским холмам, кутаясь в тяжелые багровые  облака.
Я прислушался - с берега доносился какой-то скрипучий звук. Нетрудно  было
сообразить - то Сэм Редверс крал гравий. Мне сразу стало  легче  на  душе:
Сэм превратился в бунтаря с тех пор, как  Кастеры  прибрали  к  рукам  все
права на прибрежную полосу, лишив его средств к существованию.
     Я прополз через кустарник и выглянул из него: совсем  рядом  орудовал
Сэм. Заметив меня, он тотчас  смекнул,  в  чем  дело,  и,  продолжая  свою
работу, постепенно приблизился к кустам.
     - Я спрятал мистера Аллардайса в пещере Джейка посередине  оврага,  -
сообщил я ему.
     На лице Сэма отразилось сильное удивление.
     - А мы считали, что он уже мертв, - ответил он. -  Сторожа  говорили,
что из него кровь хлестала, как из зарезанной свиньи, они прошли по  вашим
следам до старого форта. И как только вам удалось спуститься по оврагу?
     - Что происходит в деревне? - спросил я его вместо ответа.
     - Сквайр Кастер обещал сто гиней тому,  кто  найдет  вас  живыми  или
мертвыми.
     Этим было сказано все. Я понял, что чуть не все население к западу от
Дорчестера будет усиленно разыскивать нас.
     Я объяснил Сэму, что надо сделать.
     - Прежде всего доставь нам  чистые  бинты,  теплую  одежду,  одно-два
одеяла и хоть сколько-нибудь еды. Потом дай знать мисс Далси, но только не
проговорись никому, где мы укрылись.
     Я не сомневался, что мисс Далси готова сто миль пройти босиком, чтобы
помочь брату.
     - Я вернусь, как только  стемнеет,  -  сказал  Сэм.  -  Но  к  пещере
подходить не стану, чтобы не навести никого на след. А положу  все  в  мой
кожаный мешок и оставлю его вон под тем утесом.
     Он показал на большую скалу, возвышавшуюся в  таком  месте,  куда  не
доходил прилив.
     - А еще я скажу  вот  что,  Бен,  -  продолжал  он.  -  Один  из  вас
рассчитался сполна с Кастерами, и я этого никогда  не  забуду.  Я  вас  не
брошу, хотя бы мне за это пришлось стоять рядом с вами на суде.
     Край солнца уже коснулся холмов, и начало темнеть. Я вернулся обратно
к пещере и обнаружил Ника сидящим. Он шарил  вокруг  себя,  пытаясь  найти
флягу. Я разыскал ее и дал ему выпить глоток, после чего передал  то,  что
услышал от Сэма, и спросил, верно ли я  поступил,  попросив  сообщить  обо
всем его сестре.
     Ник пробормотал в ответ что-то неразборчивое. Видно, его уже начинала
одолевать лихорадка. Вскоре он  опять  уснул,  а  я,  скрестив  ноги,  сел
караулить у входа в пещеру.
     Должно быть, я вздремнул, потому что звук шагов  по  гравию  заставил
меня вздрогнуть от неожиданности.  Я  не  решался  выйти,  но  тут  трижды
раздался крик козодоя, причем третий крик последовал с перерывом. Это  был
один из наших старых охотничьих сигналов, и я  понял,  что  спокойно  могу
спускаться на берег.
     Там меня ждал Сэм с полным мешком всякого добра, а рядом с ним - мисс
Далси собственной персоной.
     - Вы подождите, Сэм, - попросила она. - Спрячьтесь пока. Бен приведет
меня обратно.
     Я взял ее за руку и повел  вверх  по  оврагу.  За  четверть  часа  мы
добрались до тайника.
     В пещере  царила  непроглядная  тьма.  Слышно  было  только  тяжелое,
свистящее дыхание Ника. Сэм догадался положить в  мешок  потайной  фонарь,
который я и зажег. Ник лежал на спине, красный от жара, весь  в  испарине.
Мисс Далси велела разобрать мешок, а сама стала разбинтовывать рану. Я как
раз выкладывал съестные припасы на выступ и  стоял  к  ней  спиной,  когда
раздался громкий щелчок, и Ник протяжно застонал. Обернувшись,  я  увидел,
что мисс Далси улыбается.
     - Нашла, - сказала она, показывая мне хирургические щипцы, в  которых
была зажата пуля Бэзила. Из маленького надреза  под  самой  ключицей  Ника
сочилась кровь.
     Мисс Далси  наложила  на  обе  раны  мазь,  затем  плотно  и  надежно
перевязала их.
     - Здесь нельзя разжигать огня, - снова обратилась она  ко  мне.  -  Я
пришлю одеяла и побольше теплой одежды.  Укрывайте  его  хорошенько  и  не
давайте шевелить рукой, даже миску держать  не  давайте.  А  это  возьмите
себе, Бен, вам пригодится.
     Она протянула мне плитку табаку и короткую глиняную трубочку.
     - Я буду здесь завтра в это же время,  -  сказала  она  на  прощанье,
когда я отвел ее на берег.



                                    3

     Мы провели в пещере девятнадцать дней и двадцать  ночей,  и  не  было
ночи, чтобы к нам не приходила мисс Далси, когда с Сэмом,  когда  одна.  И
это несмотря на то, что Кастеры и их подручные  день  и  ночь  прочесывали
окрестные деревни и патрулировали побережье.  Они  знали,  что  мы  где-то
поблизости, но так и не смогли нас найти. Я все думал,  что,  будь  у  них
хоть капля здравого смысла, они должны были установить наблюдение за  мисс
Далси и проследить  ее  до  ручья.  Может,  они  и  пытались,  да  она  их
перехитрила. Так или иначе нас никто не  нашел.  Тем  временем  рана  Ника
заживала с чудесной быстротой.
     Вы спрашиваете, почему я не взял ноги в руки и не улизнул, раз  я  не
был замешан в убийстве? Так вот, дело в том,  что  мне  это  и  голову  не
приходило, я чувствовал себя надежнее рядом с Ником. Меня брал  страх  при
одной только мысли о  том,  чтобы  расстаться  с  Ником  и  обороняться  в
одиночку.
     Я был молод тогда, теперь мне куда ближе до  могилы,  но  на  вопрос,
почему я не задал стрекоча из пещеры и не попытался поладить с  Кастерами,
выдав Ника, могу только сказать, что лучше я убил бы самого себя на месте.
     И ведь, когда Ник и мисс Далси разработали свой план,  Ник  предлагал
мне покинуть его. Сказал, что мать прислала  достаточно  денег,  чтобы  мы
могли оба уехать за границу, а если я останусь, он готов поделить со  мной
деньги пополам. Но я ответил, что, какой бы путь он ни избрал,  его  выбор
подойдет и мне, что я скорее всего попадусь, едва уйду от него,  и  только
наведу на его след шерифа и Кастеров.
     Услышав эти слова, Ник улыбнулся и ответил:
     - Хорошо, Бен, дружище, я втянул тебя в эту  переделку,  и  я  должен
тебя выручить! Ты поступил, как настоящий товарищ, и я  этого  никогда  не
забуду.
     Ник не счел нужным обсудить свои замыслы со мной, и  я  только  много
позднее узнал, что придумали мисс Далси, ее мать и  один  их  родственник,
бывший военный моряк, нашедший себе хорошее местечко на суше,  в  Плимуте.
Весь их план основывался на том, что Ник как-никак без пяти минут врач.
     И вот  однажды  вечером  Ник  велел  мне  сложить  все  наши  вещи  в
принесенный мисс Далси саквояж и быть  готовым  выходить  в  полночь,  как
только Сэм подаст сигнал. Сказал, что мы поплывем морем, поскольку  водный
путь для нас  единственно  безопасный.  Сперва  доберемся  до  Фалмута  на
побережье Корнуолла, а там пересядем на военный корабль, который  доставит
нас через океан в Кингстон, или  в  Порт-оф-Спейн,  или  еще  какой-нибудь
порт, откуда потом можно будет перебраться в Мэйн.
     - Свое плавание мы  отработаем,  -  объяснял  Ник.  -  Я  в  качестве
судового врача, ты будешь моим слугой. Тебя никогда не манило море, Бен?
     Я ответил отрицательно. Мальчишкой я ходил на лов макрели и убедился,
что плохо переношу качку. К тому же мне вовсе не  улыбалось  очутиться  на
борту военного корабля. Я знал в деревне людей, которые служили на  флоте,
и все они предпочли бы умереть, чем попасть туда снова.
     Видно, Ник разгадал мои сомнения, потому что он продолжал:
     - Да ты не тревожься, Бен! Хорош я буду, если в награду  за  верность
помещу тебя на полубак военного корабля. Нам бы только  добраться,  а  там
нас ждут плантации  и  богатство,  и  никакие  королевские  указы  нас  не
достанут!
     Мне хотелось еще спросить, почему нельзя было устроиться  на  обычном
торговом судне, но тут с берега донесся сигнал Сэма. Мы вышли из пещеры  и
стали пробираться вниз по оврагу. Из мрака донесся  скрип  уключин,  потом
скрежет киля о гравий.
     В то время я так плохо разбирался в морском деле, что думал весь путь
до Фалмута проделать на шлюпке. А когда мы отошли подальше от берега и нас
стало бросать на волнах, я сильно усомнился, что мы вообще доберемся туда.
     Ник чувствовал себя ненамного лучше, чем я. Он сидел молча на  корме,
погруженный в мрачные размышления. Внезапно из темноты вынырнул,  заставив
меня вздрогнуть от неожиданности, корпус судна.
     Мы вскарабкались по веревочному трапу. Для Ника с его рукой это  было
не так-то просто, но все же он справился. Человек, который  доставил  нас,
подогнал шлюпку к корме, где ее привязали, и тоже поднялся на судно.
     Едва  мы  ступили  на  борт,  как  на  корабле   началось   движение,
послышались слова команды. Судно быстро заскользило по ветру, а нас повели
вниз, в маленькую каюту, где мы могли спать на  рундуках.  После  стольких
тревожных ночей я здорово устал, и необычность обстановки меня не трогала.
Я заснул как убитый и проснулся только двенадцать часов спустя.


     Проснувшись, я первым  делом  увидел  Ника.  Он  сидел  у  столика  и
уписывал баранину с белым хлебом. Должно быть,  Ник  захватил  собственные
припасы, потому что на бриге в отношении еды были не очень-то  разборчивы.
Мы провели на нем двое с половиной  суток,  и  все  это  время  команда  в
составе семи человек получала  только  пожелтевшую  солонину  да  червивые
сухари.
     Приключения - вещь хорошая, Джим, для  того,  кто  их  любит;  я  же,
оглядываясь теперь назад, вижу,  что  был  рожден  для  мирной,  спокойной
жизни, а не для суровых испытаний. Тем большее восхищение вызывал  у  меня
Ник. Он получил утонченное воспитание, всегда имел все, что  только  можно
купить за деньги, и тем не менее сразу почувствовал себя на море как  рыба
в воде.
     Мне мало что запомнилось из этого  моего  первого  путешествия.  Бриг
назывался "Милость господня"; это был голландский контрабандист, шедший из
Гааги с грузом цветочных луковиц на палубе (голландские тюльпаны  как  раз
вошли в моду в Англии) и с какими-то бочонками в трюме.
     Обращались с нами  на  бриге  любезно,  как  и  положено  с  платными
пассажирами. Постепенно мой желудок  перестал  бунтовать,  и  я  свыкся  с
качкой гораздо быстрее, чем ожидал сам. Вскоре я уже с удовольствием стоял
на носу, слушая пение ветра в  вантах  и  провожая  взором  бегущие  вдаль
зеленые валы. Я забывал о своем положении, в то время мне еще  не  было  и
девятнадцати, и будущее рисовалось мне в радужном свете.
     Мы достигли Фалмута без происшествий. Однако  здесь  Ник  предупредил
меня, что нам придется оставаться на борту, пока к судну,  на  котором  мы
поплывем через  океан,  пойдет  плашкоут.  Шлюпка  доставит  нас  на  этот
плашкоут, и наше путешествие начнется всерьез.
     ...Это произошло два дня спустя.
     Мы стояли на якоре довольно близко от берега, и я увидел толпу людей,
спускавшихся к пристани между двумя  шеренгами  солдат  морской  пехоты  в
красных мундирах. Я одолжил  подзорную  трубу  и  стал  рассматривать  эту
группу, которая тем временем начала грузиться на  плоскодонное  суденышко.
Вскоре я понял, что это каторжники, скованные вместе по  четыре.  Плашкоут
взял курс на корабль, стоящий у самого горизонта, милях  в  шести-семи  от
берега.
     Я все еще следил за этой необычной сценой, когда Ник тронул  меня  за
локоть. Он стоял в новом плаще, держа в руке саквояж.
     - Пошевеливайся, Бен! - сказал он. - Вот и наш транспорт.
     Мы спустились в шлюпку и подошли к плашкоуту,  который  в  это  время
достиг  уже  середины  пролива.  Сидевший   на   корме   сержант   вежливо
поздоровался с Ником и сухо кивнул в ответ на мое приветствие.
     Всего на плашкоуте плыло десятка  четыре  ссыльных;  и  только  один,
сидевший вблизи от меня, не был подавлен  своим  положением.  Он  устремил
зоркие зеленые глаза на горизонт, и было в его лице  нечто  такое,  что  я
подумал - этот оставляет Англию без  всякого  сожаления.  Остальные  жадно
всматривались в родную землю.
     Время от времени, когда внимание сержанта  отвлекалось  разговором  с
Ником, каторжник устремлял на охранника взгляд, полный холодной ненависти.
Я содрогнулся бы от такого взгляда,  хотя  ноги  и  руки  каторжника  были
надежно закованы в кандалы.
     Около полудня мы подошли достаточно близко к кораблю, чтобы прочитать
его название, написанное большими буквами на корме. Он смахивал на  фрегат
четвертого-пятого ранга, но и в то же время от него отличался: на корме  и
на носу было необычно много надстроек. Удивило меня и то,  что  девять  из
десяти пушечных портиков забиты. Это не был обычный тюремный  транспорт  -
перевозкой  ссыльных   занимался   предназначенный   для   этого   корабль
"Неистовый". Многочисленные надстройки и забитые пушечные  портики  лишали
"Моржа" всех качеств военного корабля.
     Было что-то  зловещее  в  этом  судне,  сочетавшем  в  себе  признаки
фрегата, "купца" и плавучей тюрьмы. Я ступил на его палубу с предчувствием
чего-то недоброго,  чему  и  сам  не  мог  найти  названия.  Словно  здесь
притаилась сама смерть,  и  всем,  кто  находился  на  борту  -  капитану,
команде, солдатам, каторжникам, никогда не  суждено  было  больше  увидеть
сушу. Возможно, Ник тоже ощутил  нечто  подобное.  Когда  он  полез  через
больверк и я протянул руку, чтобы взять саквояж, я коснулся его  ладони  -
она была влажная и холодная. Вдруг он поежился, и его глаза точно сказали:
"Ну что ж, Бен, кажется, дело начинается всерьез!"
     Нас встретил капитан, степенный пожилой человек в синем  мундире  без
эполетов. Он деловито обратился к Нику:
     - Мистер Аллардайс, если не ошибаюсь?
     Ник улыбнулся и кивнул, а капитан продолжал:
     - Вы с вашим слугой поместитесь в  средней  части  корабля,  рядом  с
солдатами. Когда пробьет шесть склянок, я  распоряжусь,  чтобы  фалмутские
пассажиры были выстроены для осмотра. Мы  уже  двоих  зашили  в  брезенты,
мистер Аллардайс. Надеюсь, что теперь, когда вы присоединились  к  нам,  у
нас больше не будет больных до самого Порт-Ройяла.
     - Это зависит, - ответил Ник учтиво, -  от  их  нынешнего  состояния,
сэр.
     Капитан выразительно взглянул на  него,  но  ничего  больше  не  стал
говорить. Минут десять спустя, пытаясь разместить наши вещи  в  отведенной
нам  тесной  клетушке  позади  грот-мачты,  я  почувствовал,  как   "Морж"
накренился и заскользил по волнам. Выглянув в  открытую  дверь,  я  увидел
расправляющиеся на ветру  паруса.  По  вантам  и  реям,  словно  обезьяны,
сновали матросы.
     Ник обратился ко мне:
     - Раньше это  был  сорокавосьмипушечный  фрегат,  Бен.  Рассчитан  на
команду в сто десять человек. Угадай, сколько теперь людей на борту?
     Я ответил, что не имею ни малейшего представления и не  понимаю,  как
он может это знать, едва ступив на борт.
     - Человек всегда должен стремиться знать, что происходит вокруг него,
- ответил Ник, озабоченно потирая свой длинный подбородок. - Я беседовал с
нашим спутником, сержантом морской пехоты Хокстоном.  Команда  насчитывает
шестьдесят человек, а этого совершенно  недостаточно.  Далее,  на  корабле
находится два десятка солдат под командой двух офицеров.  А  под  палубой,
там, где раньше из портиков скалились пушки, закованы в цепи двести  сорок
человек, Бен, - слишком много, сдается мне, чтобы можно было устроить  для
них моцион на палубе, даже если разбить их на группы!



                                    4

     ...Стоит подробнее рассказать о судне, которому суждено было  сыграть
такую большую роль в дальнейших событиях.
     Это был фрегат водоизмещением всего  в  триста  тонн,  маневренный  и
быстроходный. В свое время "Морж" мог, вероятно, обойти большинство  судов
той же оснастки, но  переоборудование  из  военного  корабля  в  транспорт
ухудшило его остойчивость, он сильно кренился на волне  и  уваливался  при
встречном ветре - очевидно, из-за нагромождения шатких надстроек.
     Мне еще предстояло хорошо узнать этот корабль и его повадки, Джим.  Я
уже говорил, что быстро почувствовал себя на море, как прирожденный моряк,
- вероятно, потому, что был крепок и вынослив, хотя и  маловат  ростом,  и
еще потому, что от моего родного дома было рукой подать до пролива.
     Мне сразу пришлись по сердцу лихие обводы "Моржа", его стройные мачты
и послушание рулю в неожиданный шквал, и потому, что я полюбил судно,  мне
было  жаль  его,  обреченного  ежегодно  мотаться  через  океан  с  грузом
несчастных узников, вместо того чтобы меткими залпами  гнать  французов  и
испанцев с морских просторов в порты, заделывать пробоины.
     "Морж" был двухдечный корабль; нижнюю, пушечную палубу  превратили  в
плавучую тюрьму для каторжников.
     Командир корабля, капитан Айртон, был моряк лет пятидесяти, высокий и
сухощавый, весь в шрамах. Он взялся перевозить  каторжников  лишь  потому,
что состояния не имел, а пенсии на жизнь не хватало.
     Должность помощника капитана занимал  лейтенант  Окрайт,  совсем  еще
юноша; однорукий боцман, старый морской волк, опекал его,  словно  бабушка
любимого внучка. Охраной командовали два хлыща, совершенно не  подходившие
к должности офицера; они направлялись к месту своей службы  в  Вест-Индии.
Собственно, все их  обязанности  выполнял  сержант  Хокстон  -  тот  самый
служака с бычьей шеей, который доставил нас на борт, - и  он  очень  скоро
снискал всеобщую ненависть на корабле не только у каторжников, с  которыми
обращался самым варварским образом, но и у команды и солдат.  Списанный  с
флота фрегат не самое подходящее судно для перевозки каторжников. Но в том
году в портах западного  побережья  сильно  возросла  преступность;  после
заключения мира последовало несколько неурожаев, а  неурожаи  повлекли  за
собой возмущения, и весенние судебные  сессии  в  Уинчестере,  Дорчестере,
Эксетер