ать
ни песца, ни ошкуя, поморы  завалили  нижнюю  часть  расщелины  камнями.
Теперь попасть в кладовую можно было только приставив  к  скале  высокую
стремянку. И сам вход в склад Федор закрыл прочной деревянной  дверью  с
засовом из толстого бруса.
   Поморы готовились расширить охоту на песца. Они поставили уже  не  по
пять, а по десять кулемок на каждого. Песцовая охота давала свежее мясо,
ценные шкурки, а главное - хорошую, почти ежедневную прогулку на  чистом
воздухе.
   - Наперед всего думать надо, как себя от цинги уберечь, - не  уставал
повторять Химков.
   На  осеннюю  охоту  за  оленем  отец   иногда   отпускал   Ваню   уже
самостоятельно, и редко когда мальчик возвращался с пустыми руками.
   Вот и сегодня Ваня караулит, притаившись в скалах у  горной  речушки.
Свергаясь водопадом с каменного уступа, ручей  образовал  здесь,  пониже
Ваниной засады, чистый прозрачный водоем... Показались  олени...  Щелкая
на ходу широкими копытами,  они  легкой,  осторожной  рысцой  подошли  к
водопою. Впереди стада размашисто бежал вожак - старый олень с красивыми
ветвистыми рогами. Животные то и  дело  оборачивались  к  ветру,  шевеля
ноздрями.
   __________________________________
   1 Чехол, брезент, подымаемый над карбасом или лодкой  на  берегу  для
защиты от непогоды.

   Ваня наметил себе крупного, упитанного оленя и уже поднял было лук...
но тотчас же его опустил внизу, у ручья, промелькнуло  что  то  большое,
похожее на гигантский ком желтого сливочного масла.
   "Ошкуй!" - вздрогнул мальчик.
   Как ни чутки олени,  нападение  медведя  было  для  них  неожиданным.
Хищник уже не скрывался и с отрывистым ревом бросился на стадо.
   И тут Ваня увидел то, чего совсем не ожидал.
   Матки и телята мгновенно сбились в тесную кучу,  а  самцы  образовали
вокруг них плотное полукольцо. Перед медведем  вырос  целый  лес  острых
ветвистых рогов. Еще секунда и матки, оленята бросились наутек, за ними,
вскинув голову так, что рога почти лежали на спине, как ветер,  умчались
и олени-самцы.
   Ошкуй, видимо, по опыту знал, что  преследование  быстроногого  стада
бесполезно. Он остановился, облизнулся, потом медленно поплелся  куда-то
совсем в другую сторону.
   Все это произошло столь молниеносно, что мальчик не сразу понял,  как
это медведь, при всей своей силе и нахальстве остался в дураках. Ваня  и
радовался и удивлялся смелости и быстроте маневра оленей.
   На этот раз мальчик воротился домой без добычи, но не жалел об этом.
   -  То-то,  Ваня,  ошкуй  редко  нападает  на  оленей!  Частенько  ему
приходится уходить от них ни с чем, - сказал ему потом Федор.
   С приближением зимы Федору становилось все хуже. Последнее  время  он
уже не вставал с постели. Его мучили то ломота, то озноб. Даже укутанный
теплыми оленьими шкурами, он дрожал всем телом.
   Дни между тем превратились в серые, тусклые сутемки.  Солнце  уже  не
показывалось. С моря порывами налетал резкий холодный ветер. Часто падал
снег. Чтобы облегчить страдания Федора, в печи  непрерывно  поддерживали
огонь. Когда он обессилел настолько, что не мог сам  есть,  Ваня  кормил
своего крестного с ложки, как ребенка.
   Вечерами Ваня садился на  низком  чурбане  около  Федора  и  старался
развлечь его или сам  внимательно  слушал  тихий,  неторопливый  рассказ
больного о его промысловых приключениях.
   Вот, Ваня, какой случай был в зимовку на Колгуевом острове. Пожаловал
раз к нам, к становой избе, под вечер здоровенный  ошкуй.  Ходил,  ходил
вокруг избы, шарил все - нет ли  чем  поживиться.  Бочку  пустую  катал,
дрова свалил. Надоел он нам - ну и получил пулю  в  бок.  Шкуру  его  мы
перед избой развесили, а мясо в сени убрали. Ночью просыпаюсь  -  слышу,
ходит кто-то у избы. Подкрался  я  к  дверям,  приоткрыл...  Луна  вовсю
светит. Смотрю: большущая медведица и два  медвежонка  с  ней.  Обнюхали
они, значит, следы, кровь, где мы  ошкуя  свежевали,  и  фыркают.  Потом
медведица подошла к шкуре,  встала  на  дыбки  да  как  застонет,  будто
плачет. И горестно так, словно понимает. Затихла - да в другой раз, да в
третий... Вот тебе и дикий зверь, а жалость понимает... Так-то, Ваня.
   - Что же, дядя Федор, застрелил ты  медведицу?  с  волнением  спросил
мальчик.
   - Нет, Ванюха. Зачем? Я ее не выслеживал,  и  она  меня  не  трогала.
Однако, смотрю, учуяли меня звери и ушли от избы прочь.
   Пока мальчик и больной помор тихо  беседовали  между  собой,  Алексей
подолгу рассматривал карту Груманта, найденную в старой лодье,  сверялся
в записях на березовой коре и что-то чертил на белой, гладко оструганной
доске. Степан все еще занимался кройкой и шитьем.
   В избе было светло, тепло,  тихо.  А  снаружи  разыгрывалась,  пробуя
силу, первая за эту зиму пурга. Алексей оторвался от своих карт и встал.
   Ну-ка, Иван, идем, дров поболе натаскаем, - озабоченно сказал он.
   Заполнив дровами добрую половину  сеней,  Алексей  слазил  на  крышу,
проверил, крепко ли стоит деревянная труба для тяги. Поморы помнили, как
в старом становище они чуть не задохнулись, когда снег завалил всю избу.
   - Здесь то изба правильно поставлена, двери на полдень, снегу  меньше
на них метет. И около избы открытое место, больших сугробов надувать  не
должно, - говорил сыну Алексей.
   Едва они успели войти в сени и прихлопнуть дверь, как изба вздрогнула
от нового ураганного порыва. Полуночник визгливо запел на разные голоса,
проникая  сквозь  щели  в  горницу.  Шкуры,   развешанные   по   стенам,
зашевелились будто живые.
   Разойдясь на просторах Ледовитого океана, пурга не хотела и не  могла
скоро остановиться. Так прошли сутки, вторые,  третьи...  Прошло  десять
дней, а метелица все злилась и шумела.
   Ваня почти все свободное время отдавал "Арифметике" Магницкого. Вот и
сейчас сидит он за столом, подперев голову руками  и  устремив  глаза  в
открытую  страницу.  Свет  жировника  освещает  четкие  буквы,  чертежи.
Степан, который не может долго молчать, несколько раз  пытался  завязать
разговор с мальчиком, но напрасно. Ваня отвечал невпопад,  весь  уйдя  в
книгу.
   - Ты бы всем почитал арифметику-то, Ванюха. И я  уму-разуму  наберусь
по мореходству, - говорит, наконец, Степан.
   - Правильно, - поддержал Алексей. - Читай вслух, Ваня, польза и  тебе
и ему будет.
   С этих пор толстый том Магницкого стал неразлучным  спутником  разных
по возрасту, но одинаково любознательных людей, не желавших и не умевших
сидеть сложа руки даже взаперти в тесной избе,  погруженной  в  буран  и
темень арктической ночи.
   Иной раз, когда мальчик останавливался, чтобы  перевернуть  страницу,
Степан успевал пошутить:
   - Ванюха, разгадай вот загадку: "Один заварил, другой налил, сколь ни
хлебай, на любую  артель  хватит"...  Не  разгадать?  А  еще  арифметику
знаешь... Книга это! Ну-к что ж, читай дальше, теперь мешать не буду.

   Глава двадцать вторая

   ЗАПИСКИ КОРМЩИКА СТАРОСТИНА

   Будь Федор здоров, все было бы ладно. Зима  как  зима.  Поморы  шили,
читали Леонтия Магницкого, слушали сказки и  песни  Шарапова,  играли  в
шахматы.
   Однажды Химков, с особо значительными  нотками  в  голосе,  предложил
рассказать о записках кормщика новгородской лодьи Старостина.
   Долго я тут разбирался, пока уразумел, что к чему. И  букв  много  не
хватает - стерлись, и письмо древнее, - перекладывая листочки  березовой
коры, говорил Алексей.
   Зимовщики придвинулись к коптящему огоньку  жирника  и  приготовились
слушать.
   В далекую  старину  перенесли  их  записки  кормщика.  Великая  книга
истории раскрыла перед ними свои непрочитанные страницы.

   Август далекого 1468 года. Низкое  вечернее  солнце  золотит  высокие
двухбойничные стены из толстых стволов вековой ели.
   На башнях, крытых тесом, стоят караулы. Протяжные крики  дозорных  да
неугомонный собачий лай нарушают тишину спящего города.
   Высоким земляным валом, глубоким рвом  и  надолбами  окружены  стены.
Крепкие запоры стоят на тяжелых, окованных железом городских воротах.
   Надежно охраняет стража старинный русский  город  Холмогоры  -  оплот
Господина Великого Новгорода на северо-востоке.
   У  деревянного  домика  на  приречной  улице  остановился  запоздалый
прохожий и несколько раз крепко ударил по воротам увесистой палицей.
   На стук яростным лаем ответил цепной пес. Послышались тяжелые шаги по
бревенчатому настилу двора. Глазок у  калитки  заполнился  густой  рыжей
шерстью.
   Бородатый  детина,  узнав  Тимофея  Старостина,  загремел   запорами,
открывая калитку.
   Подобру-поздорову ли живете? Хозяин-то не спит еще?
   - Спасибо, Тимофей Петрович, живем помаленьку. Проходи, рады будем. А
хозяин не спит, за книгами сидит все.
   Тимофей Петрович Старостин,  кормщик  только  что  построенной  лодьи
"Святой  Архангел  Михаил",  миновал  двор  и,  скинув  шапку,  вошел  в
просторную горницу.
   Горница имела необычный для того времени вид. Бревенчатые стены  были
увешаны картинками с изображением разных кораблей, чертежами и  картами.
Прямо над столом висела большая  карта  звездного  неба.  Фантастическое
изображение созвездий невольно привлекало  взгляд:  вот  гигантский  рак
вызывает на поединок льва. Человек-конь целится  из  лука  в  скорпиона.
Бык, упрямо нагнув голову, вот-вот пронзит рогами  воина.  Змеи,  птицы,
крылатые кони, овцы, рыбы, собаки,  медведи...  Так  выглядели  на  этой
карте созвездия, большие и малые звезды.
   Тяжелый резной  стол  был  завален  толстыми  рукописными  книгами  и
пергаментными свитками. В  беспорядке  лежали  на  нем  куски  бумаги  с
замысловатыми чертежами и рисунками, циркули, линейки, угольники, медные
круги, разбитые на градусы.
   В одном углу горницы стоял большой глобус в металлической оправе, а в
другом - круглые солнечные часы с синей магнитной стрелкой посредине.
   У потолочной балки на кожаном ремне висела прекрасная модель лодьи  в
полном вооружении. Лодья словно неслась куда-то под всеми  парусами.  На
полках по стенам виднелось  еще  много  разных  моделей.  Одна  из  стен
горницы сплошь  была  увешана  пучками  сухих  трав,  издававших  острый
лекарственный запах.
   На почетном месте Старостин увидел знакомый большой чертеж  Груманта.
Карта пестрела многими становищами, избами и крестами.
   Кормщик различил и свое становище: над кучкой нарисованных на  берегу
изб возвышалась часовня, а  сверху  четко  выделялась  крупными  буквами
надпись: "Жилом живут, не чуму молятся".  Маленький  лысый  человечек  с
редкой, как будто выщипанной бородкой сидел у окна за раскрытой  книгой.
На  шаги  Старостина  человечек  живо  обернулся,  придерживая   пальцем
недочитанную строку. Маленькие колючие глазки впились в гостя.
   - С чем пожаловал, Тимофей Петрович, али в море уходишь?
   - Завтра утречком с поветром  тронемся.  Зашел  вот  к  тебе  маточку
купить. Твои-то не в пример других лучше.
   - Что ж,  дело  хорошее,  пожалуй.  Тебе  маточку  деревянную  или  в
костяной оправе, с часами? Гляди, выбирай.
   Старостин повертел в руках предложенные хозяином компасы. Резная,  из
моржовой кости коробочка с часовыми делениями понравилась ему.
   - Возьму костяную, Кузьмич.
   - Ин  ладно,  бери.  На  счастье.  -  Хозяин  хитро  сощурил  глазки,
посмотрел на кормщика и спросил: - Куда путь-то держишь?
   - Неведомо мне,  Еврасий  Кузьмич.  Сыны  посадницы  лодью  в  дорогу
обряжали, им и путь указывать, у меня на "Архангеле  Михаиле"  Антон  за
главного будет, а на "Великом Новгороде" - Феликс. Вместе и в море идем.
   - На Грумант,  видать,  в  вотчину  свою  корабли  поведешь,  Тимофей
Петрович? Слыхивал я, прознала Марфа о промыслах.
   Старостин нахмурил мохнатые брови и, понизив голос, ответил:
   - Дошлая баба, что говорить. Все Поморье в руках держит, да мало  ей.
- Он оглянулся  на  дверь  и,  пригнувшись  вплотную  к  хозяину,  жарко
выдохнул: - Недолго ей, Кузьмич,  государить  осталось.  Верные  людишки
сказывали: под московской рукой скоро будем. Давно  пора.  Всю  торговлю
под себя подмяла посадница, а защиты от морского разбою  торговым  людям
нет. От варягов совсем житья не стало.
   Хозяин согласно кивнул головой, но тут же перевел разговор на другое:
   - Чертеж-то грумантский отец твой рисовал.  Грамотей  был  -  равного
трудно сыскать. Ты еще мальчишкой  бегал,  как  чертеж  этот  я  у  него
выпросил... Еще один мореход был, Иван Олегович, купец новгородский, тот
на Матку больше плавал. Тоже большой грамотей. Сам книги писал про  ходы
корабельные... А лодьи твои хороши, - помолчав, закончил  хозяин.  -  По
моим чертежам строены. Лиственницу на Пинеге на выбор рубили, как в одно
дерево.
   - Слов нет, лодьи что надо.  Денег  не  пожалели  бояре.  И  промысел
обрядили ладно. Мои молодцы во как довольны!
   - Ну, счастлив будь, Тимофей Петрович, на все четыре ветра!
   Старостин расплатился и надел шапку; он повернулся было уходить,  но,
вдруг что-то вспомнив, задержался.
   - Еще к тебе дело, Кузьмич... Хочу	ветерок попутный у тебя прикупить.
   - Надолго ли?
   - Да уж на весь путь.
   Хозяин,  порывшись  в  настенном  шкафчике,  достал  цветистое   перо
какой-то редкостной птицы и протянул кормщику:
   - Бери. Заговоренное перо-то. Ежели поветра три дня не будет,  обрежь
кончик и в море брось. Не придет ветер - день подожди, и  половину  пера
долой. Другую половину спрячь. Ежели все перо в море  бросишь,  бури  не
миновать.
   Кормщик спрятал за пазуху перо, отблагодарил хозяина и выйдя из дома,
направился к реке, на свою лодью.
   Легкий южный ветерок слегка рябил двинскую холодную  воду.  На  много
протоков разбивалась в этом месте река, прорываясь между многочисленными
песчаными островками. Холмогорский рейд  пестрел  самыми  разнообразными
судами, у берегов рядами стояли широкие деревянные барки, приплывшие  из
далеких мест. На больших с горбатыми  крышами  судах  вологодские  купцы
привезли с юга хлебный груз. Много было пузатых обласов? с реки Вычегды,
длинных  крутоносых  вологодских  каюков2,  тяжелых  на  вид   сухонских
павозков? с грузом пеньки  и  льна.  В  небольшом  затончике  приютились
быстроходные речные карбасы на двенадцать весел.
   Среди других судов выделялись красивой легкой постройкой  и  чистотой
небольшие  лодьи  и  кочи  новгородцев.  Корпуса  их  были   разукрашены
затейливой резьбой. По Свири, через Онежское  озеро,  по  реке  Водле  и
Онеге выходили Новгородские купцы на Северную Двину.
   Вместительные  трюмы  лодей  и  кочей  были  полны  красным  товаром:
одеждой,  тканями  и  обувью,  разными  кустарными  изделиями  своих   и
заморских мастеров.
   Были суда  поморян  -  большие  морские  лодьи  и  раньшины.  Солидно
выглядели громадные трехмачтовые корабли с  грузом  в  двенадцать  тысяч
пудов. То там, то здесь сверкали золотые звезды на  мачтах  монастырских
судов.
   Поморье посылало сюда рыбу, сало, шкуры,  моржовую  кость  и  морскую
соль, Печора - ценные меха и оленину.
   Город  пробуждался.  Сегодня  открывалось  холмогорское  торжище.  На
базарной площади, у старенькой деревянной церкви, толпился народ. С реки
доносились крики и ругань молодцов-барочников.
   Прибывшие на  торжище  гости:  московские,  новгородские  вологодские
купцы, тоже  поднялись  с  петухами.  Степенно  разговаривая,  дородные,
грузные, они важно прохаживались ____________________________
   ? Речные парусные суда.
   ? То же, более крупные.

   по базару, выделяясь в пестрой  толпе  дорогой  одеждой.  Купцы  пока
только приглядывались и приценивались. Появились краснолицые,  заплывшие
жиром монахи. Могущественная церковь держала  всю  соляную  торговлю  на
севере. Недаром все заволоцкие  монастыри  имели  в  Холмогорах  соляные
склады, амбары, монастырские дома и своих приказчиков в черных рясах.
   Торг разгорался. Показались лоточники с горячими пирожками  и  другой
снедью. Оглушая людей резкими выкриками, они  предлагали  отведать  свой
товар. Загнусавили на разные голоса нищие. Громко  бранясь,  торговались
мужики с мелкими купчиками, покупая разный скобяной товар.
   Расталкивая базарную толпу, появилась еще одна группа людей.
   Золото на их одеждах, стальные кольчуги, блестящие  на  солнце  шлемы
привлекали  общее  внимание.  Каждому  хотелось  посмотреть  на  бояр  и
вооруженных дружинников, расчищавших им дорогу.
   Плечистый  молодец,  шедший  впереди,  отвесил  тумак   засевавшемуся
мужичонке. Жалобно запричитал сбитый с ног смерд. Послышались возгласы:
   - Бояре идут, расступись... дорогу!..
   Антон и Феликс Борецкие, сыновья новгородской посадницы, торопились с
дружиной на берег.
   Там, у деревянной пристани, рядышком, как две родные  сестры,  стояли
красавицы лодьи. На пристани братьев уже ждали. С лодьи  на  берег  были
положены  сходни,  покрытые  цветными  ковровыми  дорожками,  у   сходен
собралось духовенство в дорогих ризах и разодетая местная знать во главе
с новгородским наместником.
   Высокие,  в  поколенных  кафтанах  из  черного  бархата  на   золотых
застежках, в зеленых сафьяновых сапожках с узким загнутым носом, сыновья
посадницы выделялись важным видом и напыщенностью.
   Начался молебен за благополучное плавание.
   Услыхав церковное пение, разношерстная базарная толпа тоже ринулась к
берегу. Воины в легких кольчугах пиками загородили дорогу.
   Но вот молебен кончился. Братья на прощанье обнялись и  расцеловались
-  мало  ли  что  в  пути  может  приключиться.  Напутствуемые   добрыми
пожеланиями, новгородцы разошлись  по  своим  лодьям.  По  разукрашенной
сходне с резными перильцами кормщик "Архангела Михаила" Старостин провел
Антона в роскошно убранную кормовую каюту.
   На лодьях стали подымать паруса  и  выкатывать  якорь.  Под  возгласы
провожавшей мореходов толпы корабли, набрав в  паруса  ветер,  понеслись
вниз по великой северной реке, к просторам "дышучего" моря.
   Оборванные, ребятишки, шлепая босыми ногами  по  влажному  береговому
песку, бежали за уходившими судами.
   Но вот уже не слышны голоса с пристани.
   Мимо  лодей  потянулись  скучные  однообразные   берега,   заваленные
плавниковым  лесом,  скопившимся  за  века.  Часто  встречались  зеленые
островки, покрытые кустарником и высокой травой.
   Редко - редко проплывет перед глазами беспорядочная кучка  деревянных
избушек - поморская деревенька или  покажется  прилепившаяся  на  угорье
нехитрая рыбацкая хижина. По болотистым местам рдела багрянцем  морошка;
на ягоде кое-где топтались лесные лакомки - бурые медведи.
   Мирно несла свои воды по двинской земле могучая русская река.
   Проходят  лодьи  древнюю  Архангельскую  обитель,  что   на   урочище
Пурнаволок'. Началось
   __________________________________
   ' Через сто лет на этом месте возник город и порт Архангельск
   двинское устье. На несколько рукавов разбивается река.  Лодьи  плывут
по узкому извилистому корабельному ходу среди песчаных островов, намытых
рекой.
   Изредка встречается мореходам запоздавшее  к  торжищу  судно;  ожидая
попутного ветра, прижавшись к берегу, одиноко стоят  корабли  где-нибудь
за мысом, хоронясь от течения.
   Постепенно рукав делается шире, полноводнее. И вот последние двинские
островки, покрытые бархатом высокой сочной травы, остаются позади, но  и
они тонут в речной глади. Еще немного - и только верхушки  зеленых  трав
виднеются вдали.
   Выйдя из  реки,  лодьи  плыли  у  большого  острова,  низкой  полосой
тянувшегося справа.
   Полуночное солнце резкими красками  нарисовало  причудливую  картину.
Низкие берега, окрашенные в лиловый цвет, тонули в белесом, тихом  море.
У горизонта море загоралось, розовело, отражая огненно-багровое небо.  И
в небе и в море застыли сиреневые облака.
   Корабли  действительно  шли  на  Грумант.  Погода  благоприятствовала
плаванию. Легкий южный ветерок - обедник  -  все  время  держал  полными
паруса.
   Через несколько дней открылся  Святой  Нос.  "Архангел  Михаил"  стал
поворачивать к  скалистому  мысу.  Вслед  за