я далеко-далеко,  куда  только
хватал глаз.
   Огненный  шар  незаходящего  солнца  медленно  клонился   к   западу.
Бесчисленные искорки, вспыхивавшие на морской глади,  слепили  глаза.  А
вдали, у самого горизонта, кудрявились белоснежные облачка.
   - Экая благодать! В такую-то пору сутки выстоишь  у  руля,  с  палубы
уходить жаль, - говорил Степан, сменяясь с вахты.
   Солнце опускалось все ниже и ниже. Вот уже пылающий край его коснулся
легких облачков, и вдруг  широкая  искристая  дорога  легла  через  весь
океан.
   Лодья с оранжевыми в потоках вечерних лучей парусами,  как  волшебная
птица, неслась по сверкающему пути навстречу огненному светилу.
   Все оставались наверху в этот летний вечер на тихом, мирно  дремавшем
море.
   Под нескончаемое  журчание  воды,  пенящейся  под  форштевнем,  снова
начались песни и разговоры. Говорили о промысле, о погоде,  о  невестах,
оставленных на родине, о детях, женах и о многом  другом,  что  помнится
мореходам в долгие дни плавания.
   __________________________________
   1 Стадом.





   Глава вторая

   "РОСТИСЛАВ" ОТКЛОНЯЕТСЯ ОТ КУРСА

   Был август 1743  года.  Уже  несколько  дней  "Ростислав"  под  всеми
парусами шел курсом  на  Грумант.  Погода  стояла  хорошая,  ясная,  дул
обедник - попутный ветер с юго-востока.
   Благополучно  миновав  гребнистые  валы  Святоносских  сувоев,  вечно
враждующих между собой, лодья направила свой бег к северо-западу.
   Неприступный с виду Мурманский берег выходил к морю грядами гранитных
утесов и отвесных, выступавших из воды крутобедрых скал.  Местами  скалы
были покрыты серым  лишайником  и  мхом.  И  только  изредка  по  берегу
попадались   уродливые   низкорослые   березы   с   маленькими,   словно
нераспустившиеся почки, листьями, зеленые пятна трав.
   "Ростислав" шел на Грумант проторенной морской  дорогой,  проложенной
русскими в незапамятные времена. Глазам мореходов то и дело  открывались
плотно уставленные  поморскими  судами  заливы  и  бухточки,  в  глубине
которых виднелись древние церквушки, окруженные кучками  изб.  Множество
высоких деревянных крестов и пирамид из  дикого  камня  указывали  судам
вход в становища - поморские порты.
   Что представлял собою "Ростислав"?
   Это было судно длиной восемьдесят футов и шириной около  трети  своей
длины - двадцать пять футов. Оно могло принять в трюм  около  двенадцати
тысяч пудов груза.
   Судно было обшито, как и все поморские лодьи, досками  вгладь,  то  -
есть ребром доска к доске, хорошо проконопачено мхом и осмолено.  Сверху
судно было  покрыто  палубным  настилом  и  тоже  проконопачено.  Корпус
окрашен в коричневый цвет.
   Лодья делилась на три  помещения  с  несколькими  люками:  носовое  -
поварня, где жили промышленники, с кирпичной  печью  для  готовки  пищи.
Рядом был трюм с двумя своими люками -  большим  и  кормовым.  На  самой
корме в небольшой каюте помещался  кормщик.  Кормовая  каюта  освещалась
тремя окнами: двумя на срезе	кормы, сзади, и одним, верхним, на палубе.
   Внизу, в трюме, чтоб  не  подмочить  груза,  были  настланы  доски  -
стлань. Глубина трюма "Ростислава" равнялась одиннадцати футам. Судно  с
полным грузом погружалось в воду на девять футов.
   Оснастка лодьи была проста и легка в обслуживании. Три мачты  -  фок,
грот и бизань'- были сделаны каждая из одного целого дерева и  имели  по
одному парусу. На фок и грот-мачтах стояли прямые паруса, а на бизани  -
между гиком и гафелем2 - обыкновенный парус. К прямым парусам при слабых
ветрах дополнительно крепились специальные полотнища - прищепы.
   Для лучшей поворотливости парус передней мачты иногда  вытягивался  к
бушприту3 или на наветренный конец блинда-рея4 и служил лодье кливером5,
риф-сезней6 на поморских судах не было - их заменяли прищепы. Спускались
паруса прямо на палубу и подымались с палубы, что очень упрощало  работу
в условиях сурового климата Ледовитого океана.
   Корпус был выпуклым по бортам, с широким днищем. Как и все суда этого
типа, "Ростислав" плохо управлялся при встречных ветрах, что  затрудняло
лавировку. В то же время, благодаря особенностям корпуса,  судну  меньше
грозила опасность быть раздавленным льдами. Это было особенно важно  при
плаваниях на севере.
   ________________________________
   ' Передняя, средняя и задняя мачты
   2 Поперечины на мачте
   3 Бревно, выступающее с носа корабля
   4 Поперечина на бушприте.
   5 Косой парус впереди фок мачты.
   6 Веревки, вшитые в паруса; служат для уменьшения площади паруса.
   На лодье было три  якоря,  по  тридцати  пудов  каждый,  с  канатами,
свитыми из смоленой пеньки, длиной по восемьдесят саженей.  Для  подъема
якорей на носу судна  был  устроен  ворот.  На  палубе  размещались  три
карбаса и одна лодка - осиновка, необходимые на моржовом промысле.

   Много верст оставил  за  кормой  "Ростислав".  Далеко  сейчас  родная
Мезень... Мореходы, сбившись  на  носу  лодьи,  смотрели  на  каменистые
берега и угрюмые скалы Мурмана. Сердца их тревожно  сжимались.  Путь  на
Грумант далек и опасен;
   Студеное море крепко сторожит свои богатства...
   - Тут, ребята, по берегу гагачьих  гнезд  тьма,  -  нарушил  молчание
старый  Клим,  -  по  расщелинам  птенцов  высиживают...  Пришлось   мне
Мурман-то поглядеть, хлебнул горюшка вдосталь, - продолжал он, помолчав,
- Да и везде нашему брату не сладко. Жизнь вот прошла, а кроме  мозолей,
ничего не нажил...
   Никто  не  ответил  Климу,  мысли  мореходов  были  далеко...   Перед
затуманенным  взором  промышленников   проносились   последние   минуты,
проведенные дома: голосистые причитания баб, плач  детишек  и  заунывные
псалмы дьячка... Молебен правил  хозяин  Еремей  Панфилович  Окладников,
чтоб, значит,  поветер  на  в„дро  лодье  в  дороге  было.  Краснолицый,
заплывший жиром купец, обрядивший моржовый  промысел,  гнусаво  подпевал
дьячку, вымаливая богатую добычу.
   Только через год будут ждать домой грумаланов. Полный груз  моржового
сала, кож и ценных моржовых клыков  должен  привезти  "Ростислав"  купцу
Окладникову. Тюлени, нерпы, белые медведи и другой зверь тоже не  минуют
большого трюма лодьи.
   Много становищ пробежала лодья. Много поморских  судов  встретили  на
своем пути мореходы, пока на пятые сутки плавания  открылись  обрывистые
скалы Мурманского Носа.
   Не доходя до самого мыса, Химков повернул лодью на север,  к  берегам
Груманта.
   - Ну, батюшко, не выдавай, будь ласковый с нами, дай  удачную  охоту,
сохрани наши жизни, - обращаясь к Студеному морю-океану просили поморы.
   Теперь  "Ростислав"  уходил  от  матерого  берега  к  ледяным  скалам
холодного острова: гористый Мурманский берег отодвигался  все  дальше  и
дальше...
   Алексей  Химков  стоял  на  корме,  с  беспокойством  посматривая  на
юго-запад, где темная стена облаков нависла над горизонтом.
   - Шибко идем, Алексей Евстигнеич. Медведь-остров назавтра  в  аккурат
увидим.
   Кормщик обернулся на слова высокого помора, стоявшего на руле.
   Ход-то хорош, да судно увалисто. Не отнесло  бы  к  востоку,  видишь,
шелоник1 завязался... А ну, братцы, помогай паруса к  ветру  ставить!  -
крикнул  Химков  собравшимся  на  корме  промышленникам   и   сам   стал
перебрасывать на ветер парус задней мачты. Для его умелых, проворных рук
это было минутным  делом.  Парус  заполоскался,  несколько  раз  сердито
хлопнул и быстро надулся ветром.
   Не отстали  от  кормщика  и  остальные  мореходы,  в  тот  же  момент
подправившие  паруса  на  фок-  и  грот-мачтах.   Заскрипев   рангоутом,
"Ростислав" заметно увеличивал скорость, подгоняемый  ветром.  -  Хорошо
справились!  Молодцы,  ребятушки!  -  похвалил.  Химков,  -  Однако   ты
поглядывай, - сказал он рулевому.  -  Шелоник  крепко  взялся.  Вот  ужо
распустит взводень-то2, держись только.
   Недаром говорится, поддакнул подкормщик, - шелоник на море разбойник.
Шальной ветер, без дождя мочит.
   На разные голоса застонал и засвистал в снастях  ветер.  Океан  давал
себя знать. Зыбь, раньше  почти  незаметная,  сильно  покачивала  лодью.
Темнозеленые волны подкатывались под борт
   _____________________________________
   1 Юго-западный ветер
   2  Волна  "Ростислава",  то  подымая,  то  опуская  его,  и   уходили
нескончаемой вереницей.
   Ходко шло судно, словно утка, переваливаясь с борта на борт.  Изредка
высокая крутая волна заставляла судно сильно крениться. Тогда лодья, как
бы рассердясь, хлопала по волне днищем, и пенящиеся  гребни,  разлетаясь
солеными брызгами, дождем обдавали мореходов, все еще стоявших на палубе
и смотревших на едва различимый, тонувший в океане Мурманский берег...
   Тяжким трудом, с постоянным риском для жизни зарабатывали поморы свои
гроши. Годового заработка грумаланам едва хватало для уплаты  долгов  да
чтобы кое-как прожить зиму до нового покрута1.
   Снаряжая покрут за моржами на Новую Землю и на Грумант,  купец  делал
промышленников пайщиками. Но это только так считалось -  "пайщики".  При
удачном промысле хозяин отбирал у поморов три четверти, в лучшем  случае
две трети добычи, так что на всех остальных "пайщиков" приходились  лишь
жалкие  остатки.  В  случае  неудачной  охоты  купец  вовсе  не  выдавал
жалованья мол, как пайщики, промышленники отвечали за убыток.
   Богатый купец, предоставляя артели судно и припасы, сам  на  промысле
обычно не бывал. Весь труд на море приходился на долю наемных  батраков,
и дорого обходилась им купеческая "помощь".
   В белушьем промысле за одну  только  сеть  артель  в  сорок  и  более
человек отдавала хозяину половину всего добытого зверя.
   Не лучше были условия и на тюленьем промысле. В артель  мог  вступить
всякий, на равных паях. Весь доход с добытого зверя делился поровну,  по
числу пайщиков. Казалось, все правильно: рядовой помор  сполна  получает
заработанные деньги. Но это только  на  первый  взгляд.  На  самом  деле
выходило иначе. После вычета  за  снаряжение,  предоставленное  хозяином
лодки, промышленник получал вместо целого пая всею одну восьмую, а то  и
меньше.
   Купец никогда не оставался в накладе, забирая  почти  весь  доход  от
промысла.
   Набор  артельщиков  производился  среди  бедных  крестьян  всяческими
путями: уплатой за  них  налогов,  одалживанием  денег  на  прокормление
семьи.
   Обычно помор отрабатывал  долг  на  покруте.  Если  же  он  промышлял
самостоятельно, то обязан был продать купцу свою добычу по очень  низкой
цене. Сумма долга, разумеется, удерживалась при этом особо.
   Недаром бедняки-промышленники назывались подневольными, а промысел  -
кабальным.
   Пытаясь вырваться из кабалы, поморы выходили на  промысел  зверя  без
необходимого  снаряжения,  в  одиночку  и  часто  погибали  на   далеком
пустынном берегу или где-нибудь на льдине, унесенной в море.
   Остров Медведь, около которого должен был пройти "Ростислав",  как  и
все остальные  северные  острова  и  земли,  давно  был  знаком  русским
мореходам. Он славился моржовыми лежбищами. На его  северных  берегах  с
незапамятных времен стояли поморские промысловые избы.
   Охотясь за морским зверем к северу от этого острова, поморы не  позже
XII века открыли Грумант. Как известно, через четыре столетия его  вновь
"открыл" Баренц, назвавший землю Шпицбергеном.
   Остров Медведь служил прекрасным  маяком  на  пути  грумаланов.  Даже
тогда, когда остров со всех сторон заволакивала непроглядная  мгла,  над
туманом отчетливо выступала вершина его высокой горы.
   Самый старый в команде "Ростислава", Клим Зорькин, промышлявший более
полувека, не раз хаживал  в  эти  места.  Крепкий,  как  дуб,  с  легкой
проседью в густых волосах, старик был  отменным  знатоком  промысла,  он
знал все  повадки  и  хитрости  зверя.  Знал,  как  лучше  снять  шкуру,
разделать тушу,  вытопить  сало.  Советов  Клима  просили  все  зверобои
артели.

   _________________________
   1 Наем предпринимателем работников в промысловую артель.
   На "Ростиславе" было еще двое опытных, испытанных мореходов:  Алексей
Химков  -  сухой,  жилистый  сорокалетней  здоровяк,  и  его  однолеток,
подкормщик  Иван  Колобов.  Остальные  одиннадцать  человек  -  молодые,
рослые, плечистые. И среди  них  совсем  еще  мальчик,  двенадцатилетний
Ваня, сын кормщика.
   Артель зверобоев во время плавания составляла  команду  лодьи.  Кроме
кормщика  -  полновластного  хозяина  на  судне  -   и   его   помощника
подкормщика,  в  составе  артели  обычно  бывало  два   носошника,   два
забочешника, несколько весельщиков и ученик - зуек. Носошник  в  старину
был основной фигурой на промысле. На моржовой охоте он с  борта  карбаса
метал в зверя носок - поморский гарпун. Забочешник, находясь на  средней
скамье карбаса, должен  был  следить  за  ремнями  -  сборами,  чтоб  не
запутались, и подавать носошнику носки. В описываемое время в ходу  были
уже  кремневые  ружья,  однако  носошники   и   забочешники   попрежнему
оставались в артелях,  только,  кроме  гарпуна,  они  были  вооружены  и
пищалью.
   Ученик -  зуек  -  обыкновенно  занимался  тем,  что  готовил,  пищу,
прислуживал  взрослым  на  охоте,  проходя   понемногу   трудную   науку
моряка-зверобоя. Вместо платы зуек получал иногда, при богатом промысле,
кое-какие подачки и подарки. Слово  "зуек"  означает  небольшую  морскую
птичку, вроде чайки. Птичка эта обычно кружится над местом разделки рыбы
и питается отбросами промысла.
   Жизнь  на  зверобойном  судне  и  взаимоотношения   экипажа   исстари
определялись    морским    уставом,    строго    соблюдавшимся    каждым
промышленником.
   Исключительная честность отличала  русских  северных  мореплавателей.
Кто не слыл за честного человека, тому дорога в артель была закрыта.
   - Тебя, вишь, мало кто знает, гляди, и не пойдут с  тобой  ребята,  -
говорили поморы малоизвестному охотнику.
   На  "Ростиславе"  зверобойная  артель  подобралась  удачно.   Алексей
Евстигнеевич   Химков   пользовался   уважением    и    любовью    среди
промышленников, и каждый мезенец считал за счастье пойти  в  плавание  с
таким кормщиком.
   Из числа зверобоев  особенно  выделялся  своей  необычайной  силой  и
крепким сложением носошник Федор Веригин - богатырь  с  густой  курчавой
бородой. Вся артель в  шутку  звала  его  "ошкуй",  то-есть  медведь.  И
недаром. Он смело выходил с рогатиной на огромного белого зверя и слыл в
Мезени человеком большой храбрости.
   - Не иначе, оленьей кожей Федор  покрыт.  Старые  люди  говорят,  кто
оленьей кожей обернется - бесстрашен бывает, - поговаривали про Веригина
односельчане.
   Федор был  артельщиком  на  лодье.  Его  заботам  Химют  поручил  все
продовольственные запасы и снаряжение.
   Второй носошник, Степан Шарапов, славился  как  весельчак,  песенник,
сказочник и гусляр.
   Поморы  понимали  и  ценили  удалую  песню,  затейливую  быль-сказку.
Песенников брали во все артели, отправлявшиеся  на  далекие  промыслы  с
зимовкой, оплачивали их значительно выше, чем рядовых зверобоев.

   Второй день после поворота на Грумант не принес  "Ростиславу"  ничего
нового. Только нерпы,  появившиеся  в  большом  количестве,  то  и  дело
высовывались из воды, словно наблюдали за  проходящим  судном.  А  лодья
набегала крепкой грудью на свинцовые волны и, разбрасывая тысячи  брызг,
торопилась все дальше и дальше на север.
   Пользуясь хорошей погодой, мореходы  попрежнему  проводили  свободное
время на палубе.
   На корме у приказинья1 стояли Алексей Химков с подкормщиком Колобовым
и старым зверобоем Климом Зорькиным.
   ___________________________________
   ' Люк, ведущий в каюту кормщика.

   - Нет, ты на ход-то посмотри, - говорил Колобов Климу,  показывая  на
шумевшую у бортов воду, - что скажешь?..  Ведь  поболе  триста  верст  в
сутки бежим.
   Зорькин недовольно хмурился:
   - Ходкая лодья, спору нет... Да не захвалить  бы...  а  то  не  ровен
час...
   - Ну, полно, дед, не бойся, - смеялся Химков, - пугливым больно стал.
   На носу лодьи слышался певучий голос Шарапова, то и дело  покрываемый
взрывами  молодого  смеха.  Направо  и  налево  Степан  сыпал  шутки   и
прибаутки.
   Все поморы были одеты в вязанные из грубой шерсти домашнего  прядения
рубахи - бузурунки - и толстые штаны, заправленные в высокие промысловые
сапоги - бахилы.
   Было тепло. Многие мореходы оставили свои шапки внизу, в  поварне,  и
ветер шевелил  густые  светлые  копны  их  волос.  У  каждого  на  поясе
красовался нож в больших кожаных ножнах. Поморы не  расставались  с  ним
даже на ночь.
   - Без ножа на люди  стыдно  показаться,  девки  засмеют,  -  говорили
охотники.
   Химков, щурясь, смотрел на солнце и думал:
   "К полдню близко. Ширину  по  солнышку  сыскать  надобно.  Медведь-то
вот-вот должен быть".
   Он хотел позвать  сынишку,  да  вспомнил,  что  время  паужну  артели
готовить - занят Ванюша.
   Спустившись  на  минуту  в  каюту,  кормщик  появился  на  палубе   с
градштоком1 и маточкой в руках. Сначала он  определил  время:  держа  на
солнце компас - круглую деревянную коробочку размером с карманные  часы,
он приставил к нему тоненькую соломинку. Тень от  соломинки  прошла  как
раз по середине прибора.
   - А правда, полдень и есть. И в склянке песку самая малость осталась.
   Затем он взял градшток и  повернулся  спиной  к  солнцу.  Переставляя
поперечный брусок ближе к  глазу,  он  надел  на  противоположный  конец
прибора небольшой диск, блестящей поверхностью к светилу.  Смотря  одним
глазом в нижнюю мишень поперечного бруска и через середину диска на гори
зонт, Химков стал передвигать диск, пока  не  поймал  солнечный  луч  на
отполированную  поверхность.  Пройдя  через  мишень  на  верхней   части
поперечного бруска, луч, блеснув на экране диска, показал высоту  солнца
над горизонтом.
   - Как раз солнышко полуденное  колесо2  проходит.  Не  опоздал,  -  с
удовлетворением отметил кормщик.
   Отсчитав градусы и минуты, он быстро спустился в каюту  и  перевернул
песочные часы: ровно полдень.
   С  помощью  таблиц  Химков  высчитал   широту,   прикинул   проплытое
расстояние и отметил на карте положение судна.
   По счислению выходило, что  Медведь-остров  вот-вот  должен  быть  на
виду. Иной раз и раньше гора открывалась. "Неужто к востоку  так  сильно
увалило судно? - подумал Химков. - Ну, ладно, поживем - увидим. А сейчас
изнутри лодью сведаем".
   - Федор, крикнул он, приглядываясь к стоявшим на носу.
   Из группы зверобоев вышел Веригин и неторопливой развалистой походкой
направился к кормщику.
   - Пойдем, Федор, посмотрим, под стланью  воды  нет  ли.  Лодья  -  то
новая, может, конопать где выпала. Не подмокло бы что.
   Они спустились через большой трюмный люк.
   _________________________________
   1 Старинный  прибор  для  определения  широты.  Долгота  в  то  время
вычислялась приблизительно, по пройденному судном пути.
   2 Меридиан наблюдения


   В трюме находилось пока только продовольствие и снаряжение  артели  -
больше тысячи пудов различного  груза.  Ведь  на  каждого  морехода,  на
случай зимовки, брали солидный  запас:  тридцать  пудов  муки  ржаной  и
ячневой, пять пудов толокна, пять пудов соленого мяса, один пуд масла  в
кашу, два-три фунта меду на кисель,  пять  фунтов  гороха,  пять  ушатов
кислого молока или творога с сывороткой и бочонок ягоды морошки.  А  тут
еще были бочонки с водой, порожние бочки для моржового жира, дрова,  лес
для постройки избы и многое другое.
   Кроме того, в "балластном ящике" лежало с полторы тысячи пудов камня.
Отправляясь  в  дальнее  плаванье,  судно   для   большей   мореходности
загружалось  камнем.  Когда  трюм   заполнялся   промысловыми   грузами,
"балансный ящик" разбирали, а камни выбрасывали за борт.
   Пока трюм наполовину пустовал, и осмотреть его было нетрудно.
   Прежде всего Химков проверил, крепко ли стоят наборные части корпуса.
   Весь набор держался прочно. Да и немудрено Остов судна, его  ребра  -
опруги - б