бежал в  Западную Европу,  а затем перебрался в США.  Сейчас
Рабинович снимает угол в Бруклине,  1866 Ист 19 Стрит. Американская газета
"Дейли Уорлд" в мае 1976 года опубликовала открытое письмо С.  Рабиновича,
которое рисует подлинную картину жизни иммигрантов в США.  Такое же письмо
С.  Рабинович направил  советским представителям в  США  для  публикации в
СССР.

   "Три  года  уже  я  не  могу  получить работу  в  Америке.  Обращался к
заведующему кафедрой  физики  Хантер-колледжа  Нью-йоркского  университета
профессору Комар.  Я  свободно могу  читать  лекции  по-английски.  Но  ни
преподавать,  ни работать в  лаборатории меня не взяли.  Сейчас я готов на
любую работу, лишь бы как-то существовать.
   Ни  один человек с  высшим образованием из  тех,  кто покинул Советский
Союз и приехал после Израиля в Америку,  не имеет работы по специальности.
Инженер-химик Вилк,  например,  из  Львова после долгих мытарств устроился
ночным сторожем.  Учительница Беленькая из Москвы стала посудомойкой, но и
это временная работа. Врачи не могут мечтать о медицинской практике.
   Здесь,  в Америке, страшно высокие цены за лечение. Плата за пребывание
в  клинике в  течение нескольких дней измеряется тысячами долларов.  Здесь
даже поверить не могут,  что в  Советском Союзе лечат бесплатно.  Чтобы не
допустить  конкуренции,  в  США  созданы  такие  ограничения для  приезжих
врачей,  что их никогда не преодолеть, если даже квалификация медика очень
высока.  Приезжий никогда  не  сможет  пробиться в  касту  местных врачей.
Газета "Нью-Йорк  пост"  сообщала,  к  примеру,  что  в  течение двух  лет
готовилась  к   сдаче  экзаменов  на   право  практиковать  группа  из  28
врачей-иммигрантов. И все провалились. Вопросы, задававшиеся на экзаменах,
не имели ничего общего с медициной,  их цель -  не допустить претендента к
медицинскому бизнесу.
   Кто из нас мог знать,  уезжая из СССР,  что прощается навсегда со своей
специальностью?  Мы даже не задумывались над тем,  что только в  Советском
Союзе есть право на труд и что это право - основа существования человека -
отсутствует в  Америке.  Кто из нас мог предположить,  что наши дети будут
искалечены уличным воспитанием и  вырастут безграмотными из-за  того,  что
нет денег оплатить их учебу?  А ведь дома, на Родине - в Советском Союзе -
их ждали бесплатные школы, вузы, работа - каждому по душе.
   Все мои старания устроиться в  США на работу в научно-исследовательский
институт  либо  на  производство оказались безрезультатными.  Нью-йоркская
организация,  занимающаяся  обеспечением  работой  специалистов  с  высшим
образованием,  после неоднократных попыток подыскать для  меня  подходящее
место рекомендовала согласиться на должность сторожа".



Я решил на коленях проситься обратно

   В   Ленинграде  состоялось  общее   собрание   работников  Ленконцерта.
Обсуждалось письмо,  присланное руководителям Ленконцерта бывшим  артистом
Фридрихом Вишинским из  Соединенных Штатов Америки.  Это письмо,  а  также
другие  письма  Вишинского его  знакомым,  переданные ими  в  общественные
организации Ленконцерта, были зачитаны полиостью. Вот они.

   "24 июня 1975 г.
   Я  совершил в  ноябре 1974  года  роковую ошибку.  Оставил мать,  жену,
любимую  работу  и   товарищей  и   под  влиянием  писем  своего  дальнего
родственника,  который проживает в  Израиле,  эмигрировал.  Уже  во  время
первой нашей встречи с  родственником в  Вене я  понял,  что ничего общего
между сионистами и  мной нет и  не может быть.  Я никогда не подвергался в
СССР   никаким  ущемлениям  как   еврей,   всегда  пользовался  правами  и
обязанностями,  которыми пользуется любой гражданин СССР, кто бы он ни был
по  национальности.  Об  этом  я  прямо  заявил моему родственнику,  и  мы
разошлись.  Я переехал в Италию, после пяти месяцев жизни там получил визу
и теперь живу в США.
   За долгие месяцы жизни на Западе я  встречался со многими иммигрантами,
жившими в Австрии,  Италии,  Америке. Я разговаривал с ними, анализировал,
думал и осознал самую важную вещь -  Родина, и не просто Родина, а СССР, -
это великая вещь,  заменить которую не могут никакая экзотика и  философия
безыдейного,   тусклого,   несмотря  на   внешние   эффекты,   буржуазного
общественного устройства.  Понял  я,  что  те  газетные строчки,  которые,
будучи дома,  я рассматривал как надоевшие прописи, полны глубокого смысла
и правды.
   Может быть, мои слова и кажутся громкими, но мне трудно найти другие...
Невыносимо трудно мне,  воспитанному на идеалах советского гуманизма, жить
на  чужбине,  вдали от всего,  что мне дорого и  близко.  Вдали от родного
языка,  близкого и  человечного общества,  вдали от  Ленинграда.  Долгими,
бессонными ночами я обдумывал, что я натворил.
   Я  обращаюсь с просьбой понять меня, поверить мне и помочь вернуться на
Родину..."
   "23 июля 1975 г.
   ...Извини,  что я не писал. На собственный страх и риск и на одолженные
деньги переехал в  пригород Вашингтона...  Встал на  учет по  безработице.
Работу найти почти невозможно.  Нужны время, автомашина и телефон - на все
это  нужны деньги и,  стало быть,  работа -  так  что получается замкнутый
круг...
   Ты уже,  наверное, знаешь, что я решил вернуться. Уже подал документы и
ходатайство в посольство СССР.
   Жизнь здесь, как в кошмарном сне. Все боятся. Масса безработных. Кругом
блат и  связи.  Культуры,  в  нашем привычном понимании,  почти нет...  На
сердце все время камень, и мысль только о Ленинграде и ребятах. Ты себе не
представляешь,  какое это счастье -  жить в России.  Поверьте мне,  я ведь
никем не подкуплен...  Каждую ночь кошмары и  бессонница.  Никакой джаз не
заменит Родину и  товарищей.  Мы вросли в Россию по самые уши,  прожили 38
лет,  все испытали, и там нам место. То, что происходит дома, - это жизнь,
а здесь только прозябание...
   Почти  все  музыканты  работают  по  свадьбам,  это  еще хорошо. Люди в
основном  задерганы  жизнью  и  кредитом.  Все  убоги  и  скучны.  Система
садистская, и если нет денег платить, часть вещей могут отобрать. Налоги с
зарплаты  -  30%.  Жилье - 25%. Потом страховки - без них здесь пропадешь,
так  как  один  день  в  средней  больнице стоит 100 долларов. Операция по
удалению щитовидной железы - 6 000 долларов, аппендицита - 2 500 долларов.
Расстояния  громадные, и общественный транспорт - это миф. Интервалы между
автобусами  40  минут и более, а цены 50 и 70 центов в один конец... Я уже
должен кучу денег...
   Масса музыкантов мотается по  всему свету.  Заветная мечта -  попасть в
шоу-оркестр... Но это очень трудно.
   Очень   трудно   передать   в   письме   те   ощущения   напряженности,
неестественности и  какой-то мертвящей "ненастоящности" этой жизни.  Вдруг
начинаешь понимать,  что ты труп.  В  Ленинграде,  в Союзе ты -  личность,
такая же,  как  все.  Здесь нет личностей.  И  все это ощущают...  Заботы,
страх,  страховки, взносы. Вечный ужас за сегодня, за завтра, за жизнь, за
кредит...
   Большинство  мыслящих  говорят  с  восторгом  о  социализме  и  СССР. Я
разговаривал  со многими, кто был в Европе и в Союзе помногу раз. Студенты
и  музыканты  прямо  говорят,  что  Америка  -  это  страна  без будущего.
Жульничество и коррупция свели на нет всю жалкую демократию. Остались одни
лозунги.  Инфляция  растет  безостановочно. Прекратили даже строить метро,
несмотря  на  праздники  1976 года (имеется в виду 200-летие независимости
США.  -  Ред.).  Ужасно,  когда нет ничего государственного. Ничего, кроме
армии  и  почты.  Все остальное - частное. Не думал я, что это так ужасно,
хотя  и  читал  об  этом.  Все  время  казалось, что это пропаганда. А это
оказалось чистой правдой, только еще хуже..."
   "24 июля 1975 г.
   Это письмо очень важное,  можно сказать,  жизненно важное.  Я тут много
обо  всем  думал,   переживал,  анализировал  и  -  что  самое  главное  -
чувствовал.  Нечего здесь делать ни  мне,  ни  другим порядочным людям.  Я
только сейчас понял,  что такое ностальгия,  про которую пишут в  романах.
Это страшная болезнь,  и  ее  не  вылечить ни автомобилями,  ни сервисом -
ничем. Это чувство Родины существует, и, как бы ни казалось порой что-либо
не так,  все же только дома,  где ты родился и  прожил жизнь,  жизнь может
дать ощущение счастья.  Все достижения в  отрыве от  России -  это фикция.
Удовлетворения и  счастья жизнь никогда не дает на чужбине.  Все отдашь за
одну минуту прогулки по Неве, под дождем, за русскую речь. Одним словом, я
решил проситься на коленях, чтобы пустили обратно...".




Сионисты убили моего тестя

   "Сионисты убили моего тестя Самуила Билсона,  потому что  он  отказался
сотрудничать с ними во враждебной СССР деятельности", - утверждает в своем
заявлении на имя посла СССР в Канаде Илья Трест, переехавший на постоянное
место жительства в Канаду из Советского Союза в 1972 году.

   И.   Трест  обратился  в   канадский  суд  с   требованием  привлечь  к
ответственности виновников этого политического убийства и тех, кто повинен
в тяжелом материальном и моральном положении его семьи.
   Вызов семьи Треста в  Канаду был фальшивкой,  сфабрикованной сионистами
из масонской организации "Бнай Брит".  Приглашение было оформлено от имени
дяди  Треста  -  Альберта  Кокотова,  которому  сионистами была  заплачена
крупная  сумма  денег  за  содействие приезду  семьи  Треста.  Сионисты же
финансировали  переезд  Трестов  в  Канаду.  Прибытие  их  в  Монреальский
аэропорт было обставлено как политическая демонстрация.  Среди встречавших
был Герберт Леви, главарь канадских сионистов.
   14  апреля 1972  г.  Леви свел вновь прибывших с  сотрудником канадской
секретной полиции,  который выспрашивал у  них  сведения разведывательного
характера.
   Вскоре  Тресту и его тестю Билсону предложили совершить турне по Канаде
и  США  с клеветническими выступлениями о "гонениях на евреев в СССР". Для
начала  были  организованы  их  выступления на ежегодной конференции "Бнай
Брит"  в  Торонто. Но Билсон сказал здесь не то, что от него требовали. Он
заявил  с  трибуны:  "Вашу организацию в СССР называют фашистской". Его за
руки   стащили  с  трибуны.  После  этого  с  Билсоном  беседовал  сионист
Зальцберг.  Он  сказал, что "Бнай Брит" израсходовала 100 млн. долларов на
организацию   выезда  советских  евреев  из  СССР,  обещал  Билсону  щедро
заплатить, если он напишет книгу "о своих страданиях в СССР". Больше того,
ему  сказали,  что  он  мог  бы просто подписать уже готовую книгу. Билсон
отказался.
   Один  из  крупных  главарей  сионистов  Сидней Майслин заявил Билсону и
Тресту:  "В  "Бнай  Брит"  есть  и  убийцы,  которые  вас  уберут, если вы
попытаетесь возвратиться". Кокотов выгнал приезжих родственников из своего
дома, заявив: "Я вас в Канаду не вызывал".
   Билсон подал в суд на канадское правительство. Его дело рассматривалось
в  Верховном суде Онтарио с  сентября 1973 года по  февраль 1975 года.  Из
канцелярии Верховного суда выкрали важные документы Билсона.  Ему  грозили
смертью. Не выдержав крайнего напряжения, Билсон умер от инфаркта.
   Сейчас семья Треста -  Билсона живет в  гетто для  нищих,  подвергается
дискриминации, их окружают алкоголики, проститутки, бандиты.
   "Надо как-то  прекратить выезд евреев из  СССР и  не  посылать людей на
смерть в Канаду,  -  заявляет Трест. - Эта страна фактически объявила всех
иммигрантов вне закона, лишила их всяких человеческих прав".
   После того как канадский Верховный суд отклонил ходатайство Билсона, И.
Трест  прислал в  Советское посольство в  Оттаве копию решения торонтского
суда о  выселении его семьи из  квартиры,  которую они снимали.  По  этому
решению  с  И.  Треста  взыскивается без  малого  300  долларов  в  пользу
домовладельца.
   К документу приколота записка И. Треста:
   "На улицу среди зимы выбрасывают семью,  в которой трехмесячный грудной
ребенок,  четырехгодовалый малыш и 64-летняя женщина-инвалид. Когда в этом
гетто  нас  терроризировали,  забрасывали бутылками и  камнями,  били  нам
стекла, канадская Фемида молчала".
   В своем письме послу СССР в Канаде И. Трест пишет:
   "Речь идет о  грубейших нарушениях Хельсинкской декларации,  Декларации
прав человека, которая провозглашена ООН, и программы воссоединения семей.
И  это происходит в  нескольких сотнях километров от штаб-квартиры ООН,  в
стране,  подписавшей  Хельсинкскую декларацию!  Впрочем,  когда  в  Канаде
заводишь разговор об этом документе,  который,  кстати, так и не был здесь
опубликован, на тебя смотрят, как на чудака или умалишенного.
   Мне  и  моей  семье  угрожают  физической расправой.  Против  нас  были
сфабрикованы уголовные "дела",  чтобы выдворить нас из Канады.  Я  получаю
нищенскую  зарплату,  а  могу  и  вовсе  в  любой  момент  оказаться среди
девятисот тысяч канадских безработных.
   Так в этой стране выполняются обязательства перед гражданами Советского
Союза,  государства,  которое в  январе 1945  года выполнило обязательства
перед союзниками, кровью своих солдат спасая их от разгрома под Арденнами.
В  создавшейся обстановке самым  гуманным  шагом  Советского правительства
было бы  прекращение выезда в  Канаду по  программе воссоединения семей до
тех  пор,  пока канадское правительство не  выдаст каждому выезжающему или
уже выехавшему из СССР гражданину действительно эффективные гарантии.
   Прошу  довести  мое  письмо  до  сведения  всех  участников Белградской
конференции".
                                                            Публикация АПН



Ученый-медик в прислугах

   Ася   Вольпе   работала   заместителем  главного  врача  поликлиники  в
Ленинграде,  имела  ученую степень кандидата медицинских наук. В 1975 году
выехала  в  США  В  своих  письмах  в  СССР  и  личных беседах в Советском
посольстве  в  Вашингтоне  она рассказала о своих мытарствах в Соединенных
Штатах. В июне 1978 года А. Вольпе покончила жизнь самоубийством.

   В Вашингтон Вольпе приехала в январе 1976 года, оказавшись в совершенно
чужой   стране,   среди  чужих  людей  с   чуждыми  обычаями  и   нравами,
неприемлемыми для человека, выросшего в Советском Союзе.
   "Твои слезы никого не тронут, тут ты просто-напросто никому не нужна, -
сетовала Ася Вольпе. - Если по приезде сюда люди стараются общаться друг с
другом  и  по  старой  привычке еще  готовы  прийти на  помощь,  то  потом
освобождаются и  от  этой "нравственной обузы".  Дружба между иммигрантами
часто переходит в неприязнь и ссоры. Все держится в секрете".
   Уделом  врача  с  30-летним  стажем,  кандидата медицинских наук  стала
временная работа в домах старых и больных людей,  достаточно обеспеченных,
чтобы позволить себе такую роскошь,  как содержание прислуги.  Она убирала
квартиры,  готовила обеды,  кормила своих хозяев,  мыла посуду, пылесосила
ковры, чистила кастрюли.
   Наконец,  появилась более  или  менее постоянная работа:  пригласили на
дневное дежурство медсестрой к  старой женщине -  миллионерше,  получившей
перелом бедра.
   "Я уже давно перестала думать о том, что когда-то защищала диссертацию,
консультировала сложных  больных,  -  говорила  Вольпе.  -  Мои  знания  и
врачебный опыт только усложняли жизнь. Отчаяние и глубокая душевная горечь
сменились тупым, постоянно ноющим желанием найти хоть что-нибудь".
   Вот  что  рассказала  Вольпе  о  своей службе у миллионерши. "Владелица
роскошной  трехэтажной  виллы  ожидала  меня,  сидя  в глубоком кресле. На
пальцах  ее  старческих  рук  блестело  множество  колец, в ушах - золотые
серьги  в  виде обручей. Я представилась, сказала, что приехала из России,
врач  по  профессии,  но  не имею американского диплома, поэтому вынуждена
выполнять    работу   медсестры.   Едва   захлопнулась   дверь   за   моей
предшественницей,  как  моя  хозяйка  встала  и пошла к дверям. На входной
двери  она  продемонстрировала  действие  замков  и объяснила, как их надо
закрывать.  Потом  предложила  мне  проделать то же самое самостоятельно и
пристально  следила,  как я осваиваю бесчисленные щеколды, замки и крючки.
Затем я выслушала длинное и нудное поучение, что жить сейчас стало страшно
и  опасно,  что  очень  распространены  грабежи  и убийства, что все замки
должны быть закрыты и днем.
   В большой кухне,  где я находилась во время дежурства,  кроме меня была
еще хозяйская собака. Я должна была следить за ней.
   Основная же моя обязанность - уход за хозяйкой. Кроме того, я открывала
консервные банки, готовила завтрак, подавала на стол, мыла посуду.
   После еды хозяйка отдыхала,  а я отправлялась на свое место,  на кухню.
Мне  тоже был положен завтрак (стакан сока и  кусочки поджаренного хлеба с
маслом  и  сыром).  Отдохнув,  хозяйка выходила ко  мне  и,  если  была  в
настроении, снисходила до разговора со мной.
   Час  кормления  собаки  был  строго  определен,  я  проводила  его  под
руководством хозяйки. После этого она совершала с моей помощью прогулку по
квартире для упражнения больной ноги.
   В  семь  часов вечера раздавался условный звонок,  приходила на  ночное
дежурство негритянка-медсестра.  Спускаясь вниз, чтобы открыть ей дверь, я
слышала  за  своей  спиной  голос  хозяйки,   предупреждавшей  меня  "быть
осторожной" и не открывать сразу замки.
   Наверное, на всю жизнь мне запомнился именно первый день, проведенный у
миллионерши.  Пожелав ей спокойной ночи и  поблагодарив за предоставленную
работу,  я вышла из виллы и впервые за двенадцать часов дежурства глотнула
свежего воздуха.  На  зеленом лугу  -  собственности моей  новой хозяйки -
паслись коровы.  Я  прошла по  ухоженным дорожкам,  мимо красивых,  как на
цветных открытках,  клумб,  чувствуя себя  человеком,  нечаянно попавшим в
чужой сад.  Напряжение,  в котором я пребывала весь день,  сказалось,  и я
дала  волю  слезам.  Я  оплакивала унижение прошедшего дня,  свою  далекую
Родину,  где труд приносил мне радость и где даже самый далекий человек не
был для меня чужим.  Я оплакивала мою прошлую полноценную,  счастливую,  а
сейчас никому не нужную, сломанную жизнь".
   Эта  страна  "свободных,  неограниченных  возможностей"  оказывается  в
действительности  для  иммигрантов страной "хождения по мукам". Иммигранты
рассказывали, что писали более сотни заявлений с просьбой о предоставлении
работы,  на  которые они получали стандартные отрицательные ответы. Вольпе
обошла  около  тридцати  учреждений,  написала более 200 писем, звонила по
десяткам   объявлений.   Вынимая  из  своей  папки  дипломы  об  окончании
Ленинградского    университета,    медицинского    института,    вечернего
университета  по  электрокардиографии  и диплом кандидата медицинских наук
(на  русском и английском языках), просила о работе в должности фельдшера,
медсестры,  технического  помощника  или  ассистента  врача.  В подаваемых
заявлениях и анкетах писала: "Согласна на любую работу".
   "Все   эти   унизительные  хождения,   просьбы,   разговоры   оказались
напрасными,  -  писала Вольпе, - отовсюду я получала письменные или устные
телефонные отказы.  Даже на  газетные объявления с  предложениями работать
медсестрой мне отвечали,  что я  не  подхожу,  ибо иммигрантка и  не  имею
американского диплома.  Везде я чувствовала мою полную ненужность и полное
отсутствие прав в этой стране. Вот так выглядит здесь свобода.
   Вскоре  начали  приходить письма от эмигрантских организаций, в которых
мне   предлагалось   сделать  пожертвования,  а  также  начать  возмещение
затраченных на переезд в США денег. В письмах говорилось, что "так же, как
помогли  вам,  надо  помочь  и  другим  евреям  из  Советского  Союза". На
конвертах  часто можно было увидеть печать: "спасите советских евреев". От
чего  их  надо  спасать?  От  полноценной,  интересной, свободной жизни на
Родине со всеми правами советского гражданина?"
   "Америка -  это страна "доллара".  Деньги довлеют над всем,  - сетовала
Вольпе.  - Деньги вмешиваются в человеческие отношения, д