еленькой.
   Когда Арту было три года и отец в который раз рассказывал,  как  славно
они заживут в ОП, как только он найдет работу, а он обязательно ее найдет,
это уж точно, да,  сэр,  это  точно,  ведь  должно  же  повезти  человеку,
особенно если ему долго не везет, Арт спросил:
   - Пап, а кто же тебя возьмет на работу с одной рукой? Кому ты нужен?
   На лице отца появилась недоумевающая  улыбка.  Он  растерянно  помигал,
потрогал здоровой рукой  культю  ампутированной,  как-то  обреченно  пожал
плечами, вздохнул и сказал:
   - А знаешь, Арт, ты, пожалуй, и прав. Я как-то не подумал об этом.
   Руку ему ампутировали восемь лет назад, когда он неосторожно  подставил
ее под удар лопасти вентилятора, копаясь в двигателе своего грузовика.
   В маленьком  сердце  Арта  что-то  шевельнулось.  Он  почувствовал,  не
понимая,  что  это,  щемящую  жалость  к  этому  лысеющему   человечку   с
извиняющейся улыбкой, который забыл, что у него нет руки.  А  может  быть,
это была не только жалость, но и нежность. Но вместе с этими  непривычными
чувствами он испытывал и презрение, ибо сидевший  перед  ним  человек  был
слаб и извинялся. А в мире Арта слабых не уважали, как не уважали  и  тех,
кто извинялся. Слабым быть нельзя. Если ты слаб, тебя не  боятся,  а  если
тебя не боятся,  ты  обречен.  Разумеется,  Арт  не  занимался  выработкой
жизненного кредо. Оно вырабатывалось само по себе. Он был просто  кусочком
теплой,  живой  жизни,  жизнь  же  стремится  жить,  защищая  себя   всеми
возможными способами.
   Когда была возможность украсть, он крал. Когда украсть было трудно,  он
не крал. Когда нужно было обмануть, он лгал. И не задумывался,  почему  он
поступает так или иначе.
   Отец умер, когда Арту было семь лет.  Возвращался  домой  поздно  ночью
пьяный и упал с шестого этажа в лестничный пролет. Может быть, он и не был
так  пьян,  чтобы  потерять  равновесие,  может  быть,  он  даже  сохранил
достаточно здравого смысла и контроля над  мышцами,  чтобы  поднять  ногу,
перебросить ее через металлические  перила,  с  которых  уже  давным-давно
сорвали деревянный  поручень,  потом  упереться  другой  ногой  в  грязную
ступеньку, перенести центр тяжести и больше не рассказывать никому о  том,
как скоро, очень скоро, он найдет приличную работу  и  выберется  со  всей
семьей в какой-нибудь уютный маленький ОП, в маленький уютный  домик,  где
по ночам не бегают торопливые крысы, где  вокруг  растет  зеленая  травка,
настоящая зеленая травка...
   Может быть, он вовсе не был пьян. Может быть, он  был  трезв  и  именно
потому решил уйти из джунглей, перевалившись через перила.  Джунгли  ведь,
строго говоря, не рассчитаны на трезвого человека, трезво  воспринимающего
окружающий мир. Мир, в котором однорукие обречены, в котором  обречены  их
дети и жены.
   Впрочем, в  том  уголке  джунглей,  где  жил  Арт,  такие  тонкости  не
интересовали никого. Разве  что  тех,  кто  переносил  ногу  через  перила
лестницы.
   - Подойди, поцелуй отца, попрощайся, - скучно сказала мать и ткнула его
сзади согнутым указательным пальцем в спину. Опять  сзади.  Угроза  всегда
сзади.
   У него не было ни жалости, ни нежности  к  этому  человеку,  что  лежал
перед ним. Только страх и брезгливость. Жалость и нежность придут  к  нему
через много-много лет, когда ему  станет  стыдно  и  того  страха,  и  той
брезгливости, которые он должен был перебороть в себе, чтобы на  мгновение
прикоснуться своими теплыми живыми губами к холодному стеариновому лбу.  И
тогда, может быть, он поймет, что человека можно любить не за то,  что  ты
его боишься, а за то, что не боишься. Не за то, что он достиг в  жизни,  а
за то, чего не достиг. Не  за  властный  прищур  глаз,  а  за  растерянное
помаргивание. Но это одна  из  простых  истин,  а  чтобы  постичь  простую
истину, требуется много-много лет, и не всех этих лет хватает.
   Арт рос упорным мальчуганом. Когда ему было  десять  лет,  его  жестоко
избил в школе  Джонни  Хьюмс,  веснушчатый  парнишка  фунтов  на  двадцать
тяжелее Арта и намного сильнее его. Он прижал его к  асфальту  коленом,  а
руки распял своими руками. Вокруг молча стояли мальчики и девочки из их  и
соседнего классов и напряженно следили за ними. Они молчали,  и  слышалось
лишь напряженное, восхищенное, увлеченное и сладостное сопение.
   - А теперь  поклянись,  что  будешь  моим  рабом,  -  сказал  Джонни  и
посильнее нажал коленом. Острая боль  выдавила  из  спины  Арта  холодный,
липкий пот. - Ну, гаденыш... - Джонни всхрапнул, набирая  слюну,  а  потом
неторопливо плюнул в  глаза  Арта.  Слюна  была  горячей,  густой,  боевой
слюной, и от ее обжигающего прикосновения  хотелось  спрятаться,  обмыться
прохладной чистой водой, которая течет  по  той  зеленой  лужайке  у  того
маленького уютного домика, куда все собирался перебраться  покойный  отец.
Хорошо лежать так на зеленой травке, на  настоящей  зеленой  травке  и  не
двигаться,  чтобы  зря  не  расходовать  силы,  чтобы  густая   слюна   не
растекалась  по  лицу,  чтобы  не  разлить  случайно  ненависть   к   этой
веснушчатой, распяленной в гнусной улыбке роже.
   - У, звереныш, - с ненавистью бормочет Джонни Хьюмс, - молчишь... -  Он
еще раз плюет в лицо  Арту,  и  вокруг  слышно  напряженное,  восхищенное,
увлеченное и сладостное сопение.  Вместо  аплодисментов  Джонни  и  свиста
Арту.
   Джонни  встает,  медленно,  очень  медленно  отряхивает  ладони,  потом
ладонями отряхивает брюки. Он тоже не  поворачивается  к  Арту  спиной.  В
джунглях  не  любят,  когда  кто-нибудь  за  спиной,  особенно  если  этот
кто-нибудь отдал бы все на свете, чтобы отомстить.
   Вместе с осторожностью в  глазах  его  сияет  гордость.  Он  не  только
купается в трепетном,  боязливом  восхищении  зрителей.  Он  поднялся  над
скучными буднями, он совершил то, о чем  только  может  мечтать  настоящий
человек, - избил другого человека.
   Назавтра  Арт  нашел  во  дворе  кусок  ржавой  водопроводной  трубы  и
пристроил его между пожарной лестницей и стенкой. Встав на цыпочки, он как
раз касался трубы руками. Он чуть подпрыгнул, ухватился за  перекладину  и
повис. Попробовал подтянуться, но мускулы лишь слабо подергивались,  не  в
состоянии поднять тело, Он стиснул зубы и напряг все силы.  Казалось,  еще
мгновение, и сухожилия у него лопнут. Но сухожилия не  лопнули,  и  он  не
подтянулся.
   - Эй, Арти, - лениво крикнул из окна алкоголик Мурарка,  -  ты  что,  в
циркачи записался? Может, поучить тебя?
   - Сам научусь, - буркнул Арт, снова хватаясь за перекладину.  Ладони  у
него саднили, болели плечи, и он снова не смог согнуть руки. Он попробовал
еще раз,  и  на  этот  раз  ему  показалось,  что  чуть-чуть  он  все-таки
подтянулся.
   В этот день он подходил к трубе раз двадцать. Под  оранжевой  ржавчиной
ладоней начали набухать болезненные пухлые мешочки.  Теперь  держаться  за
перекладину было мучительно больно, но Арт слышал напряженное, восхищенное
и сладостное сопение и еще сильнее сжимал ладони.
   Через неделю ему удалось коснуться трубы подбородком.  Последние  дюймы
тело его дрожало и вибрировало, мучительно хотелось разжать ладони и мягко
спрыгнуть на асфальт, но он пересилил себя. В двух  местах,  там,  где  он
хватался за трубу, ржавчина с нее уже сошла. Он коснулся подбородком трубы
и ощутил запах ржавого металла.  Это  был  сладостный  запах.  Он  постоял
несколько минут, ожидая, пока успокоится дыхание. Посмотрел на два  темных
пояска на трубе, на свои руки, улыбнулся. Труба уже больше не была врагом.
Она стала сообщником, другом, она была теперь заодно с ним.
   - Ну, еще разок, - сказал он себе и снова ухватился за перекладину.  На
этот раз он подтянулся только наполовину  -  больше  не  мог,  сколько  ни
тужился. Наконец он признал себя побежденным и разжал  руки.  Что  ж,  все
равно он уже касался ноздреватого чугуна подбородком и  знал,  что  сможет
сделать это еще раз.
   Через месяц он уже подтягивался десять  раз.  Бицепсы  его  и  трицепсы
начали наливаться, и каждый вечер, перед тем как заснуть, он  напрягал  их
под одеялом, ощупывал, жал. Он не  думал  о  красоте  своего  тела  или  о
восхищенных взглядах девчонок. Он думал только о веснушчатом  лице  Джонни
Хьюмса и снова и снова ощущал спиной твердое равнодушие асфальта,  который
не хотел прятать его, не хотел  помочь,  когда  Джонни  распинал  его  под
напряженное, восхищенное и сладостное сопение зрителей.
   Когда алкоголик Мурарка как-то снова стоял, у окна и  увидел,  как  Арт
подтянулся на одной руке, он несколько раз хлопнул в ладоши и крикнул:
   - Ну ты даешь! Только вчера висел как мешок с дерьмом, а сегодня... Ишь
ты, артист!
   Теперь можно было переходить ко второй части плана. Арт дождался, когда
на улицу вышел рыжий Донован по прозвищу Крыса. Он был года на два  старше
Арта и сильнее его. Крыса  шел,  засунув  руки  в  карманы  брюк  с  видом
человека занятого и озабоченного, но Арт знал, что он ничем  не  занят,  а
озабочен лишь тем же, что все, - где бы подшибить монетку. Донован  бросил
в этом году школу и слонялся без дела. Не мальчик и не взрослый.
   - Послушай, - сказал ему Арт, - хочешь заработать двадцать центов?
   - Ну?
   - Только тебе придется за эти деньги побить меня.
   - Как так? Шутишь, что ли? - лицо  Донована  недоверчиво  вытянулось  и
впрямь стало похоже на крысиную мордочку.
   - Нет, хочу потренироваться.
   - А что тебе, желающих мало? У нас  тут  запросто  набьют  тебе  морду.
Бесплатно.
   - Послушай, Крыса, - уже сердито сказал Арт,  -  ты  хочешь  заработать
монету или проповеди читать?
   - Я ничего, - смутился Донован. - Я  пожалуйста.  Только  ведь  я  тебя
изобью. Вон какой ты маленький. Может, сдерживаться?
   - Не надо. Обожди, сейчас я принесу перчатки.
   - Перчатки? Боксерские? Пра-авда? - глаза у Донована округлились.
   - Да нет, - пожал плечами Арт, - где я их возьму? Так,  сам  сделал  из
старых шапок и тряпья. Но все-таки, наверное, предохраняет.
   К своему изумлению, Арт обнаружил, что драться с Крысой  ему  вовсе  не
трудно. Тот горячился, размахивал руками, а Арт сохранял  спокойствие,  не
позволяя себе ни на мгновение расслабиться и увлечься боем.  После  ржавой
трубы это было нетрудно. Руки, освобожденные  от  уже  ставшего  привычным
весом тела, казались Арту легкими и сильными.
   Когда они оба запыхались, Донован сказал:
   - А ты... это... шустрый. Пацан, а шустрый. Завтра еще будем?
   - Давай, - сказал Арт, - но только бесплатно, а то у меня не банк.
   Они тренировались каждый день. До изнеможения, до тех пор, пока пот  не
заливал им глаза.
   И вот, наконец, Арт медленно подходит на перемене к Джонни  Хьюмсу.  Не
подобострастно улыбаясь, как полагается слабому, не бочком, а прямо, глядя
в глаза.
   - Я хочу дать тебе в твою паршивую  рожу,  -  спокойно  и  даже  скучно
говорит Арт.
   Брови Джонни подымаются вверх, словно кто-то дергает их за ниточки.  На
мгновение в его глазах мелькает растерянность - что бы это значило,  -  но
тут же тает. Мало ли кто как с ума сходит. "Рехнулся, - думает он, - или у
него нож. Сразу захватить руки; чтобы он не смог его вытащить".
   - А больше ты ничего не хочешь? - ухмыляется Джонни. - Пойдем, мальчик,
во двор, а то мне не хочется пачкать тобою пол.
   Молча и бесшумно их окружают во  дворе  зрители.  Кольцо  напряженного,
восхищенного и сладостного сопения. О  несравненное  наслаждение  следить,
как сильный уничтожает слабого, если слабый не ты.
   - Покажи руки, может, ты с ножом, - говорит Джонни.
   Арт молча разжимает кулаки, и в то же мгновение противник бросается  на
него. Он сама ярость, ненависть. Он защищает свое место под солнцем,  свое
уютное местечко в джунглях, потому что и в джунглях есть уютные уголки. Он
защищает свое право быть господином, быть сильным, быть грозой,  вселяющей
трепет.
   Джонни пытается обхватить Арта, чтобы сжать  его  в  своих  объятиях  и
бросить на асфальт, но тот отскакивает в последнее мгновение в  сторону  и
наносит противнику удар кулаком в лицо. Кулак и лицо встречаются с  мягким
хлопаньем. Арт бьет Джонни еще раз, теперь уже сбоку. Тот яростно рычит  и
снова бросается вперед. На этот раз ему удается схватить Арта за руку,  но
тот с силой выдергивает руку, одновременно делая Джонни  подножку.  Джонни
падает, и вот уже Арт с силой нажимает коленом на живот противника.
   Сопение вокруг почти замирает.  Сердца  зрителей  наполняет  сладостный
ужас. Сладостный, блаженный ужас, который испытывает толпа, когда перед их
глазами падает тот, кто только что внушал им страх.
   - В следующий раз убью, - скучно и  тихо  говорит  Арт,  и  ему  верят,
потому что он говорит скучно и тихо...



2

   Когда Арту было около семнадцати и  он  уже  давно  бросил  школу,  его
как-то зазвал к себе Эдди Макинтайр.
   Арт,  как  обычно,  околачивался  во  дворе,  поджидая,  пока  появится
кто-нибудь из дружков, но никто не выходил. В бар идти ему было еще  рано,
и время тянулось вязко и медленно.
   Он услышал, как на улице затормозил автомобиль и чей-то голос крикнул:
   - Эй, Арт! Если у тебя есть минутка, зайдем ко мне.
   Эдди Макинтайр уже шел  навстречу,  протягивая  для  приветствия  руку.
Через пять минут они уже были в квартире Эдди.
   - Садись, Арт. Я уже давно хотел с тобой получше познакомиться. Со всех
сторон только и слышно: ловкий парень Арт, умный парень Арт, у Арта  глаза
на затылке...
   "Чего ему надо? - настороженно думал Арт. - Просто так он и не  плюнет,
не то что в гости позовет... Ишь квартира какая..."
   - Давай, Арт, выпьем немножко. Не как  хамы  какие-нибудь,  раз-два,  и
нажрался паршивого джина до одурения,  а  выпьем  интеллигентно,  красиво,
настоящего виски. Содовой водички - вот  так  -  добавим,  льда  несколько
кусочков, все как у людей. Ну, за твое здоровье, Арти-бой.
   Хотя Арт не в первый раз подносил к губам стакан со спиртным, он до сих
пор не мог еще перебороть в себе физического отвращения, которое вызывал в
нем запах алкоголя. Он с трудом подавил дрожь и сделал глоток. Если бы его
спросили, зачем он выпил первый раз, когда  его  весь  вечер  и  всю  ночь
мутило и выворачивало, он бы с искренним недоумением  пожал  плечами.  Как
зачем? Все так делают.
   Виски согрело желудок  Арта  каким-то  странным,  прозрачным  теплом  и
ударило в голову. "Здорово живет этот  Макинтайр,  шикарно.  Телевизор-то,
батюшки, какой, в полстены. А что ему? Он, поди, не  ищет  годами  работу.
Торгует белым снадобьем, обеими руками деньгу загребает. Виски пьет... Что
ему, интересно, все-таки от меня надо, а?"
   - Ты вот, наверное, сидишь и думаешь, зачем я тебя пригласил, -  сказал
Эдди Макинтайр и хитро улыбнулся.
   - Угу, - кивнул Арт. Ему стало жарко, и он расстегнул рубашку.
   - Ну ладно, не буду с тобой хитрить. Ты, наверное, слышал, я тут иногда
достаю желающим порцию-другую героина. Мне это так... меньше всего  нужно,
дохода почти никакого, а хлопот полон рот. Вот я и хотел тебе  предложить,
чтоб ты от меня поработал. Как ты на это смотришь? Все-таки приятнее,  чем
мыть  посуду  у  старика  Коблера  в  пивной.  Я   ведь   давно   к   тебе
присматриваюсь. Парень ты как будто ловкий, ежели ни разу еще не сидел.
   - Даже не попадался  ни  разу,  -  гордо  сказал  Арт.  Голова  у  него
чуть-чуть кружилась, лицо Эдди Макинтайра казалось мягким и добрым.
   - Вот видишь, хотя ты серьезными вещами-то наверняка  и  не  занимался.
Так что ты скажешь?
   - Чего ж говорить, мистер Макинтайр! Если на этом деле  можно  немножко
подзашибить, чего ж тут говорить! А вы уж на меня  положитесь,  я  вас  не
подведу. Я никогда никого не подводил.
   - Будем надеяться, - кивнул Макинтайр. -  Меня  еще  никто  никогда  не
подводил. И слава богу, а то ведь этого я не люблю.
   Они еще выпили, и Макинтайр как-то вскользь, мимоходом спросил Арта:
   - Тебе еще не пора?
   - Что "пора"? - удивился Арт. - В бар-то? Не-е, я там  только  с  шести
начинаю.
   - Да я не об этом, - усмехнулся Макинтайр. -  Тебе  еще  кольнуться  не
пора?
   - Мне? - Арт даже раскрыл рот от удивления. - Да я ведь даже ни разу не
пробовал...
   - Ни разу не пробовал? - Макинтайр даже привстал от удивления. -  Ну  и
дела. А я тебя за взрослого считал... Послушай, Арти, а ты меня, часом, не
разыгрываешь? Ей-богу, ни разу не кололся?
   - Ей-богу, - кивнул Арт. Ему было немного стыдно, что его принимали  за
взрослого, а он оказался совсем еще пацаном. Ни разу не кололся. "Но ведь,
- подумал он, - говорят, что если уж попадешь на крючок к белому снадобью,
потом не соскочишь. Станешь нарком".
   Но мысли его уже потеряли четкость и прозрачность. Они были  беспечными
и неуклюжими, словно сытые, толстые щенки. Мало ли что говорят. Почти  все
колются, это верно. Привыкнешь... К  спиртному  тоже,  говорят,  некоторые
привыкают. Вон старик Мурарка совсем спился... А он, Арт Фрисби,  ведь  не
привык.
   - Это тебе, братец, повезло, что  ты  у  меня  в  гостях,  -  засмеялся
ласково Макинтайр. - Такого снадобья, как у меня, тут нигде не достать.
   - Простите, мистер Макинтайр, - смущенно пробормотал Арт. -  У  меня...
денег нет.
   - Да ты что, Арти, - обиженно сказал Макинтайр, - ты у меня в гостях, и
я угощаю.
   - А ну как попадешь на крючок? - звериная настороженность Арта все  еще
давала о себе знать, но перед  глазами  у  него  все  плыло,  волновалось,
покачивалось, и он тут же забыл, что спрашивал.
   - Да чепуха это, - пожал плечами Макинтайр. - Вот ты смотри на меня,  я
уже лет десять колюсь и ни на какой крючок  не  попал.  Просто  надо  себя
соблюдать, ну а ты парень волевой, правильный. И пьешь в меру, и вообще не
забываешься. Ну, давай, братец, руку. Да  не  бойся,  это,  знаешь,  такая
штука, так тебя подымает,  что  взлетаешь  прямо  к  небу.  Ни  с  чем  не
сравнить. Ты меня еще всю жизнь благодарить будешь.
   Арт почувствовал, как что-то тоненько  укололо  его  в  руку  на  сгибе
локтя, и открыл глаза. Макинтайр аккуратно укладывал в  плоскую  коробочку
шприц.
   - Ну вот, - улыбнулся он, - будешь теперь человеком,  а  то  прямо  как
сосунок грудной... Ты сиди, я скоро вернусь.
   Макинтайр  ушел,  а  Арт  снова  прикрыл  глаза.   На   него   медленно
накатывалась некая волна. Она была одновременно прозрачной и розоватой,  и
все существо Арта напрягалось, тянулось навстречу к ней. Волна катилась  с
беззвучным грохотом, с торжествующим беззвучным ревом, и  каждая  клеточка
тела Арта вибрировала в унисон с прозрачной и розоватой  стеной  воды.  Но
это была вовсе не вода. Волна прошла сквозь него, прошла и вырвала его  из
реальности, в которой  он  жил.  Не  было  больше  узких  и  вонючих  улиц
Скарборо, не было крысиной возни по ночам в комнате, где со стен и потолка
отваливалась штукатурка, не было тяжелых и выщербленных кружек, которые он
должен был мыть в тепловатой грязной воде, не было всегда хмурого  взгляда
матери, ее вечно  сжатых  в  ниточку  губ,  не  было  мелких  краж,  когда
вырываешь у старухи из рук потертую  сумочку,  чтобы  найти  в  ней  потом
несколько потертых монет...
   Был совсем другой мир, словно омытый той прозрачной и  журчащей  водой,
которая обязательно текла бы по зеленой лужайке, где стоял бы  тот  уютный
домик...


   Несколько дней Арт все ждал, пока Эдди Макинтайр объяснит ему его новые
обязанности, но тот его все не звал.
   Как-то вечером он встретил Крысу - Донована. Крыса  брел,  покачиваясь,
глубоко засунув руки в карманы брюк.
   - Привет, - окликнул его Арт.
   Крыса поднял на него стеклянные глаза нарка, с трудом  сфокусировал  их
на лице Арта и слабо улыбнулся.
   - А, это ты, - с трудом пробормотал он, словно язык его не помещался во
рту и еле ворочался там.
   - Был на днях у Эдди Макинтайра, - с гордостью сказал Арт, -  сам  меня
пригласил. Предлагал работать на него. Героин.
   - Ну и как, ты уже начал? - спросил Крыса, и Арту померещилось,  что  в
его неподвижн