ялся  яростно
колотить руками по трясине. Постепенно  он  стал  выбираться  и,  загребая
руками, как пловец, пополз вперед.
     - Все в порядке. Док. Пошли дальше.
     - Так держать. Дальше будет полегче.
     По громкому плеску, донесшемуся откуда-то спереди, Теллон понял,  что
доктор двинулся дальше. Отчаянно оскалившись и молотя руками  по  болотной
жиже, Теллон стал продвигаться следом за ним. Иногда попадались  маленькие
островки,  и  несколько  шагов  они  проходили  пешком,  пробираясь  через
упругую,  словно  резиновую,  болотную   растительность.   Временами   они
натыкались на настоящие заросли ползучих растений, их приходилось огибать,
а иной раз даже возвращаться по собственному следу, чтобы обойти  заросли.
Однажды рука Теллона наткнулась на что-то плоское и ледяное.  Это  что-то,
прежде спокойно лежавшее у самой поверхности воды, судорожно  извернулось,
вырвалось из-под его тела, на мгновение вызвав в нем парализующий страх.
     Ночь  тянулась  медленно,  и  Теллон,  все  чаще  и  чаще  догонявший
Уинфилда, понял, что доктор совсем выбился из сил. Уинфилд  задыхался,  из
его горла вырывалось какое-то хриплое, монотонное всхлипывание.
     -  Слушай,  Док!  -  крикнул  наконец  Теллон.  -  Нам   обоим   надо
передохнуть. Зачем рисковать? Так и сердечный приступ может случиться.
     - Не останавливайся. Сердце у меня в порядке.
     Теллон нащупал ногами кусочек твердой земли. Он рванулся вперед, всем
телом навалился на Уинфилда и с шумом уложил его плашмя на трясину. Доктор
упорно отбивался, стараясь при этом еще и продвинуться вперед.
     - Ради Христа, Док, - выдохнул Теллон. - Я  говорю  про  мое  сердце.
Передохнем немного, ладно?
     Еще секунду Уинфилд сопротивляются, потом обмяк.
     - Ладно, сынок, - сказал он, пыхтя и борясь с  одышкой.  -  Даю  тебе
пять минут.
     - Ты не представляешь, Док, как я тебе благодарен.
     - А я должен благодарить самого себя.
     Они лежали, прижавшись  друг  к  другу,  и  тихо  посмеивались,  пока
наконец Уинфилд не стал  дышать  ровнее.  Тогда  Теллон  рассказал  ему  о
встрече с той подводной тварью.
     - Это "скользун". Сейчас  он  особой  опасности  не  представляет,  -
сказал Уинфилд. - А вот когда самкам приходит пора откладывать яйца,  кожа
у них по бокам затвердевает и режет, как  нож,  все,  что  движется  мимо.
Пропорет насквозь да еще и яиц туда накидает.
     - Милая привычка.
     - Да,  тут  уж,  как  говорится,  остается  только  одно:  радоваться
прибавлению в своем семействе. Кстати, вышли мы  в  самое  удачное  время.
Зимой на болоте довольно спокойно. Единственная опасность - тинные пауки.
     - Они ядовитые?
     - Нет, с их пастью яд им ни к чему. Они лежат на  мелководье,  задрав
ноги. В таком виде они похожи на заросли камыша. А посредине - пасть. Если
тебя еще раз занесет в  эти  места,  сынок,  остерегайся  проходить  через
аккуратные группы камышей.
     Тут Теллону пришла в голову тревожная мысль:
     - Слушай, а как птица видит ночью? Я имею в  виду  -  сможешь  ли  ты
заметить тинного паука?
     Уинфилд фыркнул.
     - Тебе-то что, ведь я иду первым.
     Когда рассвело, Уинфилд настоял, чтобы Теллон сменил его и сам  надел
электроглаз.
     Теллон, благодарный  за  то,  что  ему  не  придется  идти  во  тьме,
согласился и несколько часов возглавлял поход. Чтобы раздвигать  невысокие
растения, он пользовался грубым подобием копья, которое Уинфилд вытесал из
тонкого деревца. Птица время от времени била крыльями в своей  пластиковой
клетке, но никаких особых признаков беспокойства не выказывала. Пробираясь
сквозь мокрые заросли, Теллон увидел,  что  вода  кишит  темно-коричневыми
существами, похожими на пиявок. Они корчились, извивались  и  беспрестанно
дрались друг с другом. Порой их темные тела  образовывали  огромные  живые
ленты, которые вились у ног Теллона. Воздух то звенел мелкой, мошкарой, то
рвался под ударами яростно трепещущих крыльев огромных черных,  как  сажа,
насекомых, которые беспорядочно носились над болотом,  поглощенные  своими
никому не ведомыми делами.
     Дважды в  день  прямо  над  их  головами  на  бреющем  полете  прошли
самолеты, но беглецов скрывал холодный зеленый туман. Теллон двигался, как
автомат, мысли у него в голове ворочались все  медленнее  и  медленнее,  и
были они какие-то тягучие, и снились ему  коричневые  сны.  Все  чаще  они
останавливались на отдых. Все длиннее  и  длиннее  становились  привалы  -
беглецов одолевала усталость. В сумерках они нашли маленькую, сравнительно
сухую кочку, улеглись на ней и заснули, как дети.
     Роботы вполне могли  обстрелять  какую-нибудь  цель,  находящуюся  за
пределами четырехмильной полосы болота. Чтобы этого не  случилось,  ракеты
снабдили взрывателями с часовым механизмом. Тем самым их  радиус  действия
был ограничен двумя тысячами ярдов. На практике, однако, их зона поражения
зависела в основном от плотности болотного тумана. В самые  сумрачные  дни
человек мог подобраться к башням на четыреста  ярдов,  если  не  ближе,  и
только когда тепловое излучение его тела достигало критического  значения,
робот открывал огонь. Впрочем, внезапный порыв ветра мог пробить в  тумане
длинную брешь, подобную аллее, уходящей вглубь болота. И  тогда  блестящие
рычаги, похожие на лапки насекомого, придут в движение, и тяжелый снаряд с
воем пролетит по этой туманной аллее.
     Когда  Уинфилд  разрабатывал  план  побега,   он   много   думал   об
"автострелках".
     На второй  день  поутру  доктор  открыл  свой  ранец,  достал  оттуда
маленький ножик и срезал  куски  пластика  прикрывавшие  руки.  Потом  они
набрали полные охапки мясистых  твердых  листьев  дринго,  увертываясь  от
скорпионов-прыгунов, со  свистом  рассекавших  воздух.  Листья  они  сшили
вместе, так что получились темно-зеленые накидки.
     - Скоро мы снова выйдем на сухое место, - сказал Уинфилд.  -  Видишь,
эта зеленая хреновина уже редеет. Сегодня туман довольно  густой,  поэтому
ближайшие несколько сот ярдов мы в безопасности, а  дальше  придется  идти
пригнувшись. И ни в коем случае не высовывайся из-под накидки. Понял?
     - Понял. Пригнуться и не высовываться.
     Идти, закутавшись в тяжелое одеяло  из  листьев,  было  еще  труднее.
Теллон, изнемогая от жары в своем  пластиковом  мешке,  из  последних  сил
тащился вслед за доктором. Теперь он был  лишен  даже  скромного  общества
своего сонарного "фонаря". Как только Теллон натянул  на  голову  накидки,
его пришлось выключить.
     Два часа они дюйм за  дюймом  продвигались  вперед,  пока  Теллон  не
заметил, что идти становится легче. Все реже приходилось  им  возвращаться
назад или, барахтаясь в грязи, выбираться из бездонных  илистых  плавунов.
Он уже начал думать о том, что когда-нибудь снова будет  ходить  в  полный
рост, дышать свежим воздухом, обсохнет, помоется и даже поест.
     Внезапно где-то впереди хрипло вскрикнул Уинфилд.
     - Док! Что стряслось? - Теллон слышал только яростный  плеск  воды  и
проклинал свою слепоту и беспомощность. - Что случилось. Док?
     - Паук. Большой...
     Доктор снова закричал, и плеск стал громче.
     Теллон отбросил в сторону "одеяло" и быстро, как только  мог,  пополз
вперед, все время ожидая, что вот-вот холодная влажная  пасть  вцепится  в
его незащищенную руку.
     - Где ты. Док? Ты меня видишь?
     - Сюда, сынок. Дальше не надо. Дай-ка мне... левую руку.
     Теллон протянул руку и почувствовал, что  на  ладонь  ему  опустилось
что-то легкое и хрупкое. Электроглаз. Он надел  его,  и  на  него  тут  же
обрушились снопы яркого зеленого света - ударили в глаза.  Уинфилд  уронил
клетку с птицей, и Теллон догадался,  что  смотрит  на  диковинный  пейзаж
сквозь  заляпанный  илом  пластик.  Сперва  он  даже  не  понял,  что  эта
облепленная тиной морская звезда - он сам, а  другое  такое  же  чудовище,
корчившееся рядом, - Уинфилд.
     Доктор лежал на спине, его правую ногу почти  до  колена  затянуло  в
бурлящий водоворот. Во вспененной воде расплывались алые пятна,  а  вокруг
ноги бились и трепетали в  воздухе  восемь  членистых  ножек.  Стон  ужаса
вырвался у Теллона, однако он  сумел  сориентироваться,  метнулся  вбок  и
схватил копье, которое вывалилось из рук Уинфилда. Он поднял его и  вонзил
наконечник в грязь - туда, где, как он думал, было туловище тинного паука.
Поверхность воды медленно вспучилась,  и  копье  в  кулаке  Теллона  стало
гнуться.
     - Держись, Док. Я его копьем!
     - Копьем не получится, сынок. Слишком твердая шкура. Надо... надо ему
в глотку. Дай копье мне.
     Теллон выдернул копье и вложил его  в  слепо  хватающую  воздух  руку
Уинфилда. Беззвучно раскрыв рот, тот принял оружие и вогнал  наконечник  в
воду возле своей ноги. Зеленые лапы жадно ухватили его за руки, но тут  же
резко распрямились.
     - Сейчас я его, - бормотал Уинфилд. - Сейчас, сейчас.
     Он перехватил древко  копья  повыше  и  с  торжествующим  видом  стал
погружать его все глубже и глубже.
     Наконец он смог налечь на дрожащее копье всем телом, и  болото  около
его ног забурлило. Внимание Теллона, припавшего к земле  неподалеку,  было
полностью поглощено битвой, но тут у него  в  голове  раздался  беззвучный
сигнал тревоги. В этой схватке побеждал Уинфилд, но  ведь  была  и  другая
опасность, о которой они забыли.
     - Док! - крикнул он. - _Т_ы _с_т_о_и_ш_ь_!
     Уинфилд на миг замер - скорее с виноватым, чем с испуганным видом,  -
и стал валиться на землю, но "автострелок" уже  взял  его  на  прицел.  На
Теллона  обрушился  невероятной  силы  удар,  вслед  за  которым  раздался
нарастающий рев - ракета  обогнала  свой  звук.  Мельком  он  увидел,  как
закувыркалось по воде обезглавленное тело доктора. Несколько секунд спустя
донеслось запоздалое, раскатистое эхо выстрела. Копье вертикально стояло в
тине, слегка подрагивая в такт движениям невидимого паука.
     "Ты свалял дурака. Док - тупо думал Теллон. - Кто угодно мог встать -
только не ты. Ты предостерег меня, чтобы я не  вставал  -  а  потом  встал
сам". Несколько секунд он стоял на четвереньках, растерянно качая головой,
потом к нему вернулся гнев - тот гнев,  повинуясь  которому  он  вытолкнул
Черкасского из окна гостиницы в Нью-Виттенбурге.
     Теллон обтер пластиковый футляр птичьей клетки,  чтобы  лучше  видеть
себя, и стал подбираться к копью. Не обращая внимания на колотившие воздух
лапы паука, он вытащил копье и снова воткнул его в то же место  -  и  так,
раз за разом, он вынимал и снова  вонзал  свое  оружие,  пока  в  воде  не
забурлили струи кремового цвета. В последний раз  выдернув  копье,  Теллон
отправился искать тело Уинфилда. Вскоре он нашел его в неглубокой  заводи:
пиявки уже покрыли его сплошным копошащимся слоем.
     - Прости, Док, - громко произнес он. - Земля  нуждается  в  тебе.  Ты
должен сделать еще кое-что. Я знаю, ты был бы не против.
     Теллон зацепил тело доктора копьем за складку пластикового костюма и,
застонав от напряжения, поднял его вертикально. На  этот  раз  Теллон  был
гораздо ближе, разрыв второй ракеты оглушил его. Копье со страшным  грузом
выбило у него из рук. Теллон подобрал птицу и  мешок  с  припасами,  потом
закутался в тяжелую накидку из  дринго  и  двинулся  дальше.  Прошло  часа
четыре, прежде чем он, наконец,  рискнул  проделать  в  листьях  крошечное
отверстие и поднести к нему клетку с птицей.
     Он уже почти  достиг  северной  кромки  болота;  далеко  впереди  над
завесой тумана парила стройная башенка робота-стрелка. Солнце играло на ее
верхушке. Теллон, конечно же, не мог знать, этот ли  стрелок  убил  Логана
Уинфилда, но где-то на линии один из  компьютеров  занес  в  регистр,  что
выпущены две ракеты. Для службы безопасности Павильона это означало, что у
двух заключенных закончился срок.
     Позади  изящной  башенки  Теллон  разглядел  серые  покатые   нагорья
Срединного хребта. Не выпуская из рук клетки, он уселся на  землю  и  стал
ждать ночи. Тогда и должно было начаться его настоящее путешествие.
     Ему оставалось пройти тысячу миль до  Нью-Виттенбурга  и  восемьдесят
тысяч ворот до Земли.



                                    10

     В сумерках Теллон миновал цепь башен.
     Он догадывался, что роботы простреливают только  само  болото  и  его
границу, но все равно не вылезал из-под накидки и, пока он не прошел между
башнями, у него по спине ползали мурашки.
     Выбравшись из болота, он прежде всего  разрезал  и  снял  пластиковый
мешок, завернул его в листья  и  спрятал  этот  ком  в  зарослях  колючего
кустарника. Потом быстро вытащил Ариадну-вторую из клетки, привязал ее  за
ножку к  эполету  на  своей  тюремной  форме  и  перелез  через  частокол,
возведенный здесь для того, чтобы случайный человек не забрел во  владения
"автострелков".
     Радость свободы, радость от того, что можно  ходить,  как  нормальный
человек, по твердой земле, придавала ему  дополнительные  силы,  когда  он
брел по скалистым предгорьям Срединного хребта,  гряда  которого  тянулась
вдоль всего континента. Немного поднявшись в  гору,  он  увидел  мерцающие
разноцветные огоньки небольшого городка, приютившегося  на  берегу  залива
милях в пяти отсюда.  На  западе  зловеще  чернел  океан.  Теллон  глубоко
вздохнул, словно хотел почувствовать вкус свободы. Сейчас он был  свободен
от всего - даже от собственной личности, от тех оков, что  накладывают  на
человека имя и положение в обществе. Чувство, доступное лишь тогда,  когда
никто в целом мире не знает, где ты и существуешь ли ты вообще.
     В этот момент предстоящее путешествие казалось  до  смешного  легким.
Для Уинфилда это был бы звездный час, останься он в живых. Но  доктор  был
убит, и, уже мертвый, убит снова.
     Внезапно Теллон ощутил, что устал, голоден и покрыт  вонючей  грязью.
До самого города не было видно ни огонька -  наверное,  почва  здесь  была
слишком тверда, чтобы ее возделывать, и поэтому он снова спустился к воде.
По дороге он пошарил в мешке  Уинфилда  и  обнаружил  там,  кроме  зеленых
мундиров тюремной охраны, фонарик, мыло и крем для удаления волос. Еще там
лежало  несколько  коробочек  леденцов  -  напоминание  о   долгих   годах
кропотливой подготовки к освобождению, до которого старый доктор так и  не
дожил.
     Теллон спустился на узкую  полоску  каменистого  берега,  разделся  и
вымылся в холодной морской воде.  Оставив  себе  из  прежней  одежды  лишь
сапоги, он переоделся в чистое и с облегчением обнаружил,  что  мундир  из
эластичной ткани сидит на нем вполне прилично. Он усадил  птицу  на  плечо
(та совсем не протестовала), привязал ее,  перекинул  мешок  через  другое
плечо и зашагал на север.
     Сперва ему казалось, что он был прав, когда решил держаться берега, а
не  лезть  по  усыпанному  камнями  склону.  Но  чем  дальше,  тем   яснее
становилось, что берег - это вовсе не берег,  а  просто  узенькая  полоска
суши, покрытая острой галькой, где во многих местах заросли жесткой  травы
доходили почти до  самой  кромки  воды.  Проковыляв  немного  по  каменным
буеракам, Теллон понял, что ровного пляжа тут вообще быть не  может.  Ведь
луны у Эмм-Лютера нет, а значит, нет ни приливов, ни пляжей,  ни  морского
песка.
     "Если бы только здесь была луна, дорогая моя, мы  могли  бы  устроить
пикник на пляже при луне... - подумал он. - Если бы только здесь был еще и
пляж".
     Посасывая леденец, Теллон свернул в сторону от берега.  Он  собирался
идти к городу  и  где-нибудь  в  полумиле  от  него  устроить  привал,  но
неожиданное происшествие  заставило  его  изменить  планы.  Ариадна-вторая
заснула. Теллон пару раз легонько щелкнул птицу, и та на несколько  секунд
открыла глаза, но тут же опять задремала, ввергнув его во тьму. Сперва  он
разозлился, но потом раздражение  прошло  -  в  самом  деле,  сколько  это
создание перенесло ради него. Любая земная птица умерла бы от  переизбытка
адреналина.
     Тогда он  лег  и  попытался  уснуть.  Он  находился  на  крайнем  юге
Эмм-Лютера, дальше - только море. Но и  здесь  зима  только-только  начала
превращаться в весну, и ночи стояли холодные.
     Заснул он не скоро. Но все-таки он  заснул  и  видел  сны  -  там  он
говорил с Уинфилдом, танцевал с Хелен Жюст, а потом взлетел  и  летел  все
выше и выше навстречу медному свету зари, а под ним падала в бездну земля,
укрытая длинными тенями. Этот последний сон был особенно ярким.  На  траве
лежала крошечная фигурка в темно-зеленой форме. Теллон потянулся, отчаянно
ища опору. ОН ЛЕТЕЛ! Под ним был  только  воздух,  а  вокруг  чередовались
головокружительные панорамы земли и моря.
     Он вцепился пальцами в жесткую траву, ощутил, как земля давит ему  на
спину... и окончательно проснулся. Море и земля продолжали  кувыркаться  у
него перед глазами,  но  теперь  он  понял,  в  чем  дело.  Ариадна-вторая
воспользовалась удачным случаем и улетела. Когда она покинула рабочую зону
электроглаза, картины стали тускнеть, а потом и вовсе исчезли.
     Потеря птицы поставила перед ним еще одну проблему - нужно было найти
новые глаза, чтобы с их помощью раздобыть какую-нибудь еду. А  ему  сейчас
требовалось что-то питательное, что можно съесть  быстро.  От  леденцов  у
него в крови подскочило содержание сахара, но ненадолго. Как это обычно  и
происходит при переизбытке сахара, поджелудочная железа стала вырабатывать
инсулин, который понизил его уровень. И  в  результате  содержание  сахара
стало даже ниже, чем вначале. Колени у него  сами  собой  подгибались,  он
едва мог стоять.  Доктор,  к  сожалению,  не  позаботился  о  питании  для
незрячего путника - в "набор беглеца" не входило  даже  сухое  молоко,  не
говоря уж о других белковых продуктах. Вот  о  чем  думал  сейчас  Теллон.
Впрочем, все эти размышления никак не приближали его  к  конечной  цели  -
космопорту Нью-Виттенбурга.
     Теллон перевел электроглаз в режим "поиск ведущего"  и  вскоре  сумел
настроиться на морских птиц, шаривших над водой  недалеко  от  берега.  Он
опять увидел мир с птичьего  полета  -  океан  в  серой  пелене  утреннего
тумана, кудрявые склоны холмов и свою собственную  темно-зеленую  фигурку.
Этого было достаточно, чтобы двигаться дальше на  север.  Было  еще  очень
рано,  и  он  дошел  до  предместий  как  раз  тогда,  когда  город  начал
просыпаться. Теперь он подстроится к людям, которые ни свет ни заря  ехали
на машинах, торопясь на работу. Никто из них не обращал на  него  никакого
внимания.
     Некоторое  время  Теллон  просто  получал  удовольствие  оттого,  что
спокойно  шагает  по  тихим  улочкам.  Удивительно,  до  чего  эти   места
напоминали Землю.  Крупный  северный  город  Новый  Завет,  в  котором  он
пребывал большую часть времени, находясь на Эмм-Лютере, имел особый, ни на
что не похожий облик. Но маленькие городки  по  всей  Галактике  почти  не
отличаются друг от друга. Чистенькие домики,  спящие  в  утренней  тишине,
были точь-в-точь такие же, как и на полудюжине других миров, что он  успел
повидать, а детские трехколесные велосипеды валявшиеся  на  газонах,  были
красного цвета, ибо именно его предпочитают дети по всей Галактике.
     Ну почему человек непременно  должен  выбрать  себе  одну  планету  и
поставить ее выше других? Если нуль-переходы не вытрясли из вас душу и  вы
добрались до другого зеленого шарика - что вам еще нужно? Зачем  тащить  с
собою узы политики, идеологических конфликтов, имперских амбиций, верности
Блоку? И все же Уинфилда разорвало в куски, а в мозгу Сэма Теллона все еще
хранились координаты новой планеты.
     Он отыскал столовую и заказал себе огромное блюдо рыбных бифштексов с
гарниром из водорослей. Это кушанье (за которое пришлось выложить примерно
десятую часть всей наличности) он запил четырьмя чашками кофе.
     Пожилая официантка и единственный, кроме него, посетитель (к которому
он тут же "подстроился") глянули на него пару раз - и все.  Теллон  решил,
ч