ился, "поправить  здоровье  на  боевом  посту".  Понимаешь,  что  это
значит? Понимаешь, зачем он сюда едет?
     Руки Теллона сами потянулись  к  лицу,  пальцы  мягко  скользнули  по
изгибам невидящих, пластмассовых глаз.
     - Да, Док, - сказал он тихо. - Спасибо. Я знаю, зачем он едет.



                                    7

     Свет - неистовый и монотонный свет.
     Боль - неистовая, монотонная боль!
     Теллон сорвал с себя электроглаз и некоторое время, сжавшись,  сидел,
ожидая,  пока  утихнет  мучительная  колющая  боль.  Если   бы   "шершень"
Черкасского не изувечил ему слезные железы, слезы у него текли бы ручьями.
Боль долго не утихала, а временами становилась чуть ли не сильней,  чем  в
начале. Это было похоже на отлив, когда море, как бы нехотя, отступает  от
берега.
     - Ну как, Сэм? Не легче? - Голос Хогарта звучал холодно и  равнодушно
- это означало, что он встревожен.
     - Не получается у нас, - Теллон покачал головой. - Что-то мы недоучли
с этим преобразователем. Сигналы, которые  мы  подаем  на  нерв,  в  корне
отличаются от тех, к которым он привык, и вызывают такую боль, что я  даже
не могу настроиться.
     - Мы взялись за большое дело, сынок,  -  грустно  сказал  Уинфилд.  -
Возможно, даже слишком большое. В наших-то обстоятельствах!
     - Да при чем тут это? Мы все делали правильно, но на последнем  этапе
сплоховали. Единственное, что действительно трудно,  -  это  синтезировать
клеточный код. Хотя и тут все вроде шло нормально. Я ведь  прямо  упивался
работой, пока не услышал, что сюда собирается наш друг Черкасский.
     - Это просто слухи. Наш тюремный "телеграф" и раньше давал сбои.
     - Возможно. Хотя правка это или нет - все равно.  Теперь  я  не  могу
сосредоточиться на работе. Я просто не в состоянии понять:  то  ли  мы  не
учли  что-то  действительно  важное,  то  ли  дело  в  каких-то   мелочах.
Давайте-ка сделаем мне местную анестезию, чтобы боль хоть немного  утихла,
а я тем временем посмотрю, что у нас получается.
     - Не стоит. Так можно повредить зрительные нервы.
     - Тогда чем же мы, черт побери, занимаемся? Мы угробили  две  недели,
пытаясь синтезировать сигнал, который  каждая  безмозглая  тварь,  плавает
она,  летает  или  бегает,  синтезирует  безо  всякого  труда.  Где   твоя
справедливость. Господи?! - И тут Теллон вдруг испустил восторженный крик,
ибо некая мысль прожгла его сознание.
     - Ну-ну, не надо так переживать, - смущенно остановил его Уинфилд.  -
Ты знаешь, как на этой планете наказывают за богохульство.
     - Я  не  богохульствовал.  Док.  Я  знаю,  где  мы  можем  взять  всю
зрительную систему.  Весь  набор  целиком:  палочки,  колбочки,  биполяры,
ганглии, глиальные клетки. Все в готовом виде! В готовом, понимаете?  Бери
и пользуйся!
     - Ну и где?
     - Да тут же, у нас в мастерской. У Эда ведь с глазами все в  порядке,
верно?
     - Глаза у меня в порядке, - с тревогой заныл Хогарт.  -  И  я,  между
прочим, собираюсь и дальше ими пользоваться. Понял ты, упырь? Так  что  не
трогайте вы мои глаза!
     - Не тронем, не тронем. Хотя  они  всегда  с  нами.  Видишь  ли,  они
прямо-таки бомбардируют и нас, и все вокруг информацией.  Причем  как  раз
той, что нам с доктором и  нужна.  Каждый  твой  зрительный  нерв,  каждое
волоконце  в  нем  поливают  нас  электронами.  Ты,  Эд,   работаешь   как
мини-радиостанция. Или, если угодно, дискотека. А твой  диск-жокей  крутит
только одну мелодию - глиальный код.
     - Моя мама была права, - задумчиво проговорил Хогарт.  -  Она  всегда
говорила, что я далеко пойду.
     - Похоже, ты в восторге, Сэм, - голос Уинфилда звучал отрезвляюще.  -
Думаешь, на этот раз у нас получится?
     - Считай, что уже получилось.
     Четыре  дня  спустя,  в  тот  час,  когда  заря  едва-едва   начинала
закрашивать тускнеющие звезды, Теллон впервые увидел Уинфилда.
     Несколько минут он сидел совершенно неподвижно,  смакуя  это  чудо  -
возможность  видеть  -  и  чувствуя  свое  ничтожество  рядом  с  громадой
человеческих достижений, на  которой  держался  его  триумф.  Веками  люди
исследовали сложнейший язык импульсов глиальных  клеток,  совершенствовали
роботов-сборщиков  и  миниатюрные  сервоприводы,  благодаря  теоретической
кибернетике научились объединять в  одном  кварцевом  кристалле  миллиарды
электрических цепей и задействовать только те из  них,  что  нужны  именно
сейчас, даже не зная, что это за цепи...
     - Ну, сынок? Мы готовы услышать самое худшее.
     - Все в порядке. Док, он работает. Я могу тебя видеть. Беда только  в
том, что я точно так же могу видеть себя самого.
     Теллон хохотнул. Требовалось известное усилие, чтобы приспособиться к
этой противоестественной ситуации,  когда  тело  твое  находится  в  одном
месте,  а  глаза  -  в  другом.  Первое  испытание   нового   электроглаза
происходило так: он и Уинфилд уселись рядышком в одном конце мастерской, а
Хогарт (которому было ведено не спускать с них глаз) -  в  другом.  Теллон
даже с места не сдвинулся, однако, если верить его новым глазам,  оказался
вдруг в противоположной части комнаты. И смотрел при этом и на Уинфилда, и
на самого себя.
     Доктор удивительно походил на тот мысленный портрет,  который  раньше
нарисовал себе Теллон, - краснолицый седой старый великан. В одной руке он
сжимал трость, а  голова  его  с  прикрепленной  к  ней  серой  коробочкой
сонарного фонаря была настороженно поднята - так обычно держат ее слепые.
     Теллон с любопытством оглядел себя. Его лицо за оправой  электроглаза
казалось необычно длинным и как  никогда  задумчивым,  а  висевший  мешком
коричневый комбинезон - униформа Павильона -  наводил  на  мысль,  что  со
времени своего прибытия в тюрьму он сбросил фунтов пятнадцать. В остальном
же он выглядел как обычно.  Это  показалось  Теллону  поразительным  (если
учесть, что он чувствовал). Затем взгляд его  сам  собой  переместился  на
Уинфилда; тот сидел с напряженно-сосредоточенным лицом и ждал, что  скажет
Теллон.
     - Не волнуйся. Док. Я же тебе сказал - он работает  отлично.  Простоя
никак не могу привыкнуть видеть себя таким, каким меня видят другие.
     Уинфилд улыбнулся, но тут Теллон,  задыхаясь,  ухватился  за  стул  -
мастерская, казалось, выскользнула из-под его  ног,  потом  выровнялась  и
поскакала мимо него.
     - Не шевелись, Эд! - отчаянно вскрикнул он. - Не надо так прыгать.  Я
ведь смотрю твоими глазами.
     - Плевать, - сказал Хогарт. - Я хочу пожать тебе руку. Сперва у  меня
были кое-какие сомнения насчет тебя, Сэм, но  сейчас  я  вижу,  что  ты  -
толковый парень. Хоть и учился в колледже.
     - Спасибо, Эд. - Теллон  зачарованно  смотрел,  как  его  собственное
изображение становится все больше и ближе, а у нижнего  края  поля  зрения
мельтешат костыли Эда. Он протянул руку и заметил,  что  тот,  другой  Сэм
Теллон сделают то же самое. Наконец он увидел,  как  худая  рука  Хогарта,
появившись непонятно откуда, схватила его собственную. И в тот миг,  когда
два незнакомца проделали все это на сцене, он ощутил прикосновение пальцев
к своей руке. Оно подействовало на него как электрический шок.
     Теллон свободной рукой снял  электроглаз,  вернувшись  в  приветливую
темноту, и с трудом подавил тошноту.  На  секунду  он  полностью,  потерял
ориентацию.
     - Теперь твоя очередь, - сказал он, протянув электроглаз Уинфилду.  -
Как только станет не по себе - снимай очки. И не слишком  нервничай,  если
начнешь чувствовать что-нибудь не то.
     - Спасибо, сынок. Я почувствую то, что надо.
     Пока доктор примерял электроглаз, Теллон оставался  сидеть,  так  как
все еще испытывал легкое головокружение. Старик Уинфилд уже восемь лет как
лишился зрения и наверняка  должен  был  пережить  еще  большой  шок,  чем
Теллон.
     Электроглаз давал отличное качество изображения. Однако  один  момент
Теллон не проработал как следует - прибор видел в точности  то  же  самое,
что и человек, чьи нервные импульсы он  "похищал".  С  практической  точки
зрения было бы разумнее иметь  худшее  по  качеству  изображение  -  но  с
рецептора, находящегося прямо на оправе  очков.  С  другой  стороны,  если
посадить на плечо какого-нибудь дрессированного зверька, скажем, белку...
     - Ради Бога, Эд, -  прогремел  Уинфилд,  -  не  мотай  ты  так  своим
кочаном. А то у меня морская болезнь начнется.
     - Что же это такое творится? - вознегодовал Хогарт. - Чья это  голова
в конце концов? Пользуются моими глазами и даже "спасибо"  не  скажут.  Вы
что, ее купили, что ли, мою голову?
     - Не волнуйся, Эд, - утешил его Теллон. - Когда мы выжмем из нее все,
что можно, мы ее тебе вернем.
     Хогарт засопел и, по своему обыкновению, принялся невнятно  браниться
себе под нос. Уинфилд еще раз показал свое упрямство - хотя электроглаз он
носил не дольше, чем Теллон, но сразу же велел Хогарту подойти  к  окну  и
начал указывать, куда смотреть. Теллон  благоговейно  слушал,  как  старик
шумно вздыхал, выражая тем  самым  свое  одобрение,  или  грозным  голосом
командовал: "левей", "правей", меж тем как Хогарт  ругался  все  громче  и
яростнее. И вдруг все кончилось.
     - Электроглаз отказал, - возвестил Уинфилд. - Сломался.
     - Нет, не сломался, - торжествующе сказал Хогарт. -  Я  закрыл  глаза
руками.
     - Во даст, подлец!  -  с  восторгом  прошептал  Уинфилд,  после  чего
разразился  хохотом.  Теллон  и  Хогарт  присоединились  к  нему,   словно
сбрасывая напряжение, копившееся все последние недели.
     Когда они перестали смеяться, Теллон обнаружил,  что  устал  и  хочет
есть. Он снова надел  электроглаз  и  стал  смотреть,  как  Хогарт  кладет
другую, еще не переделанную модель на рабочую  платформу  робота-сборщика.
Он  наблюдал,  как  работает  этот  маленький  человечек,  как  руки   его
стремительно порхают, нажимая на кнопки. Впечатление у Теллона было такое,
будто руки - его собственные. Затем крышка сборочной камеры задвинулась, и
раздалось шипение - из чрева робота  стал  откачиваться  воздух.  На  этом
этапе работы нужен был полный вакуум - даже единственная молекула  воздуха
могла все испортить. Теллон встал и похлопал себя по животу.
     - Ну что, пора завтракать?
     Однако Хогарт остался сидеть за пультом управления робота.
     - Пора-то пора, но я, пожалуй, посижу здесь, доделаю эту  машинку.  А
то ребята уже обижаться начали - я, видите ли, не пускаю их в  мастерскую.
Не хватало, чтобы они сейчас ввалились сюда всей толпой и все напортили.
     - Я тоже останусь, сынок. Это ведь и мой электроглаз. Так  что  я  уж
подожду пару часиков, но зато получу его прямо в руки. Если ты не  против,
я пошлю сказать мисс Жюст, что мы приглашаем ее на демонстрацию прибора  -
сегодня, после обеда.
     Теллон ощутил, что перспектива  своими  глазами  увидеть  Хелен  Жюст
странно тревожит его. Она не заходила в мастерскую центра с того дня,  как
посмотрела на работу сонарного фонаря. Необъяснимое смятение, вызванное  в
нем той первой встречей, уже стало утихать. Он вовсе не  хотел  его  вновь
растревожить, и в то же время...
     - Отлично. Я не против. Док. А пока я пойду что-нибудь перекушу. Надо
наверстывать упущенное. Извини, что я снова тебя беспокою, Эд, но тебя  не
затруднить понаблюдать за мной, пока я не выйду из двери?
     Теллон решил целиком положиться на электроглаз. Он  оставил  сонар  и
трость на верстаке и направился к двери, сосредоточившись  на  изображении
своей собственной удаляющейся спины (как ее видел Хогарт).
     За дверную ручку он сумел ухватиться сразу,  без  промаха.  Набрав  в
грудь воздуха, он отворил дверь.
     - А теперь, сынок, - крикнул ему вслед Уинфилд, - иди сам.
     На лестничной площадке  Теллон  еще  мог  ловить  зрительные  образы,
получаемые  от  Хогарта,  но  теперь  они  только  мешали.  Он  передвинул
регулятор на правой дужке оправы в положение "выключено" и  во  тьме  стал
спускаться по лестнице. Выйдя наружу,  он  поставил  регулятор  в  позицию
"поиск"  и  выбрал  максимальный  радиус  действия.  Группами  по  два-три
человека заключенные шли к столовой. Теллон почти сразу же "подстроился" к
глазам какого-то арестанта.
     Должно быть, этот человек шел, опустив голову, потому что  Теллон  не
увидел ничего, кроме ног, вышагивающих по белому бетону. Оставив регулятор
на "поиске", он нажал на  первую  кнопку  "смена  ведущего".  Всего  таких
кнопок было шесть, чтобы электроглаз мог  одновременно  помнить  до  шести
разных сигналов. Это  давало  возможность  вернуться  к  одному  из  ранее
отвергнутых "ведущих". Седьмая кнопка  служила  для  того,  чтобы  стирать
информацию, хранящуюся в блоке памяти.
     На этот  раз  Теллону  повезло  больше.  Он  подключился  к  человеку
высокого роста, который, подняв  голову,  шел  непринужденной  походкой  к
приземистому зданию на краю большой площади - вероятно, столовой.  Площадь
окаймляли двух- и трехэтажные корпуса. Теллон понятия не  имел,  какой  из
них был мастерской. Он замахал руками, будто  приветствовал  знакомого,  и
сразу увидел себя - крошечную фигурку у дверей  второго  по  счету  здания
справа от столовой.
     Теллон подождал, пока его "ведущий" подойдет поближе, и тогда  быстро
зашагал к нему. Едва не  столкнувшись  с  прогуливающимся  охранником,  он
встал в строй перед  "ведущим".  Один-два  раза  он  по  привычке  пытался
оглянуться через плечо, но видел при этом лишь собственное лицо -  бледное
и отчаянное.
     У дверей столовой толпа старта плотнее;  там  "ведущий"  догнал  его.
Теллон обнаружил, что уставился  в  собственный  затылок  с  расстояния  в
несколько дюймов. Хотя такая близость и сбивала с толку, зато  легче  было
пройти через внутреннюю дверь и занять свободное место за одним из длинных
столов. "Ведущий" прошел дальше по залу  и  сел  так,  что  уже  не  видел
Теллона. Постучав пальцами по оправе  электроглаза,  Теллон  очистил  блок
памяти, переключился на минимальный радиус действия  -  шесть  футов  -  и
снова врубил "поиск". Несколько секунд  перед  глазами  мелькала  мешанина
световых пятен.  Электроглаз  уловил  несколько  сигналов  одновременно  и
только потом выделил один. И снова Теллону повезло: на этот раз  он  видел
глазами человека, сидящего у него за столом напротив.
     Когда робот-официант, похожий на маленькую башенку, двинулся  наконец
вдоль щели в центре стола, раздавая  завтраки,  у  Теллона  от  напряжения
желудок словно скрутило в узел. Однако он съел все до последней крохи.  Он
чувствовал, что заработал эту пищу.
     Теллон и Уинфилд, оба с надетыми электроглазами, встали, когда  Хелен
Жюст вошла в мастерскую. Как калека Хогарт не обязан был вставать  в  знак
приветствия - от него требовалось только выразить на лице почтение.  Но  и
он привстал - насколько позволяли костыли.
     Хелен Жюст улыбнулась Хогарту и знаком попросила его  сесть.  Теллон,
настроенный на Хогарта, инстинктивно улыбнулся в ответ, и только потом  до
него дошло, что улыбка предназначалась не ему. Хогарт, помнится,  описывал
ее так: "длинная, худая, рыжая, с оранжевыми глазами".  Теперь  он  понял,
что имелось в виду. И в то же время у него в голове не  укладывалось,  как
мог хоть какой-нибудь мужчина отделаться такой фразой при  описании  этого
удивительного творения природы. Конечно, она была не  худая,  а  стройная.
Все в ней было соразмерно - от таких плавных линий  зашлось  бы  сердце  у
любого, самого изощренного конструктора человекоподобных роботов. Волосы у
нее были яркого и насыщенного медно-коричневого оттенка, а глаза  -  цвета
(Теллон поискал точное сравнение) старого виски в хрустальной рюмке,  если
смотреть сквозь нее на огонь. Он поймал себя на том, что шепотом  снова  и
снова повторяет: да, да, да...
     Она пробыла в мастерской около часа, проявила исключительный  интерес
к электроглазам и подробно расспросила Уинфилда, как они работают и как  с
ними управляться. Доктор несколько раз протестовал, объясняя, что  это  не
он изобрел электроглаз. Всякий раз  после  этого  она  бросала  взгляд  на
Теллона, но лично к нему ни разу не обратилась. Теллон обнаружил, что  ему
это скорее нравится, ибо тем самым ему оказывали особое внимание.
     Уходя, она спросила Уинфилда, нужен ли им еще робот-сборщик.
     - Не исключено, что еще понадобится, - ответил  Уинфилд.  -  Понимаю,
понимаю: ремонтники хотят поскорее забрать его назад. Но мы ведь почти  не
испытывали прибор на открытой местности. Возможно,  потребуются  кое-какие
мелкие переделки; собственно говоря, заключенный Теллон считает, что и сам
принцип работы нуждается в  изменении.  По-моему,  он  хочет  вернуться  к
прежней системе - с телекамерой.
     Хелен Жюст, похоже, заколебалась.
     - Как вам известно, я пыталась убедить руководство тюрьмы в том,  что
у них есть особые обязательства  перед  заключенными  инвалидами.  Но  мои
возможности не безграничны. - Она на миг замолчала.  -  Через  три  дня  я
уезжаю в отпуск; к этому времени вы должны вернуть оборудование.
     - Благодарим вас от всего сердца, мисс Жюст,  -  Уинфилд  по-военному
отдал ей честь.
     Она вышла. Теллону  показалось,  что  в  один  момент  она  сверкнула
глазами в его сторону, но Хогарт уже отводил взгляд, и потому Теллон так и
не понял, было это на самом деле или нет? Она  невольно  напомнила  ему  о
мире за стенами Павильона, о мире, к которому принадлежала, - и мысли  эти
погрузили его в тоску.
     - Я думал, она тут целый день проторчит. Терпеть не могу,  когда  эта
вобла является ко мне в мастерскую.
     - У тебя, Эд, глаза пока еще на месте. А вот пользоваться ими  ты  не
умеешь, - фыркнул Теллон.
     - Хорошо сказано, сынок, - прогремел Уинфилд. - Ты  заметил,  что  он
только раз и посмотрел на ее ноги? Впервые за восемь лет мне  представился
случай взглянуть на женщину, а этот старый  козел,  который  распоряжается
моими глазами, все время пялился в окно.
     Теллон улыбнулся, но заметил. Что  в  этот  момент  он  видит  только
трубку Хогарта крупным путаном да еще искривленный палец,  утрамбовывающий
серый табачный пепел в почерневшей чашечке.  Ему  показалось,  что  Хогарт
чем-то обеспокоен.
     - Что стряслось, Эд?
     - Слушайте, вы, ловеласы. Никто не заходил сегодня  в  корпус  отдыха
послушать новости?
     - Нет.
     - А зря. Вы бы узнали, что  переговоры  между  Эмм-Лютером  и  Землей
относительно  той  новой  планеты  прерваны.  Земные  делегаты  наконец-то
поняли, что Арбитр готов упираться хоть до скончания века, и покинули  зал
переговоров. Похоже, скоро мы окажемся в гуще  первой  в  истории  Империи
межзвездной войны.
     Теллон прижал ладонь к виску; все это  время  он  заставлял  себя  не
помнить про Блок и про капсулу-горошину, где хранился кусочек  его  мозга.
Сама мысль о том, что маленький шарик серого вещества  мог  стоить  целого
мира - огромного, полного жизни, зелено-голубого мира, - была невыносима.
     - Плохо дело, - тихо сказал он.
     - Есть и  другая  новость.  Наш  тюремный  "телеграф"  сообщает,  что
Черкасский объявится на следующей неделе.
     - Док, мы еще по-настоящему не испытали наши новые  глаза.  -  Теллон
продолжал  говорить  спокойно,  хотя  сердце  у  него   в   груди   бешено
заколотилось. - Тем не менее нам стоило бы предпринять дальнюю прогулку.
     - Ты имеешь в виду действительно дальнюю прогулку?
     Теллон невозмутимо кивнул. Им  и  в  самом  деле  предстояла  дальняя
прогулка. Тысяча миль до Нью-Виттенбурга  и  восемьдесят  тысяч  ворот  до
Земли.



                                    8

     Птицелов Кронин посмотрел на них в упор; в глазах его с покрасневшими
веками отражалось растущее удивление.
     - Нет, - сказал он. - У меня нет ни сов, ни ястребов и вообще  ничего
в этом роде. Я же вам говорю, здесь у  нас,  на  дальнем  юге,  почти  нет
грызунов, которыми они кормятся. А что, вам нужны именно хищные птицы?
     - Не обязательно, -