Боб ШОУ
                             НОЧНАЯ ПРОГУЛКА

Пер. - А.Коротков.
Bob Shaw. Night Walk (1967).


                                    1

     Зимняя ночь, холодная  и  ветреная,  накрыла  Нью-Виттенбург,  тяжело
придавила к  земле  промерзшие  улицы,  покрыла  неровными  полосами  инея
бетонную пустыню космопорта.
     Опершись о подоконник, Теллон выглянул из  окна  своего  гостиничного
номера. Чем же заполнить долгие ночные  часы?  Он  стал  думать  о  Земле,
летящей за восемьюдесятью тысячами ворот, но тоска не проходила. Несколько
часов он продремал на скомканной неразобранной постели,  и  за  это  время
мир, казалось, вымер. Отель словно обезлюдел.
     Он закурил сигарету; легкая струйка дыма побежала по оконному стеклу.
На внутренней  поверхности  стекла  появились  маленькие  кружочки  -  пар
сконденсировался напротив капелек, покрывавших окно  снаружи.  "Придут  за
мной или нет?" Этот вопрос мучил  его  уже  неделю  с  той  непредвиденной
встречи.
     В нормальных условиях у него были бы неплохие шансы на успех,  но  на
сей раз Теллону многое не нравилось. Он  глубоко  затянулся  едким  дымом;
сигарета слегка затрещала. То, что у Мак-Налти  как  раз  сейчас  случился
сердечный приступ, - самое форменное невезение; но это и  недочет  кого-то
из Блока. Что же они такое делают, черт бы их побрал, - посылают  человека
на задание, не удостоверившись, что с его здоровьем все в  порядке.  После
приступа Мак-Налти запаниковал и в нарушение правил связался  с  Теллоном,
да так неуклюже, что Теллон не  мог  без  дрожи  вспоминать  об  этом.  Он
раздавил окурок каблуком и  поклялся,  что,  когда  он  вернется  в  Блок,
кое-кто заплатит за эту ошибку. Если, конечно, он вернется в Блок.
     Усилием воли он заставил себя отказаться от второй сигареты. Номер, в
котором он жил, за неделю, казалось, съежился. Гостиницы на  Эмм-Лютере  -
хуже некуда. Ни уюта, ни  комфорта.  В  номере  стояла  только  кровать  с
грязной спинкой и еще кое-какая порядком обшарпанная мебель, но  стоил  он
недешево.  Струя  теплого  воздуха  из  вентиляционного  отверстия   уныло
колыхала паутину. Стены были  какого-то  канцелярского  зеленого  цвета  -
цвета отчаяния.
     Зашипев от охватившего его приступа брезгливости, Теллон  вернулся  к
окну и прижался лбом к холодному стеклу. Глядя  на  мигающие  огни  чужого
города, он подумал, что здешняя повышенная гравитация заметно повлияла  на
архитектуру башен и шпилей - лишнее напоминание, что он далеко от дома.
     Восемьдесят тысяч ворот отделяют эту планету от Земли -  бесчисленные
миллионы световых лет; сквозь многослойный занавес созвездий  нельзя  даже
разглядеть в небе то рассеянное звездное скопление,  в  котором  находится
Солнце. Слишком далеко. Слишком. На таких расстояниях узы верности присяге
превращаются в тонюсенькие нити. Земля, потребность в новых воротах.  Блок
- что все это значит здесь?
     Неожиданно Теллон понял, что голоден. Он включил свет и оглядел  себя
в единственном на весь номер зеркале.  Его  прямые  черные  волосы  слегка
растрепались. Длинное, серьезное лицо - такое лицо может быть у бухгалтера
или у джазмена с уклоном в теорию - уже слегка заросло щетиной, но  Теллон
решил, что это вряд ли привлечет внимание. При мысли о  еде  он  по-детски
обрадовался. Причесавшись и выключив свет, он распахнул дверь.
     Теллон уже выходил из комнаты,  когда  впервые  ощутил  опасность.  В
отеле было тихо. И тут он сообразил, что за все время,  пока  он  стоял  у
окна, внизу по обычно шумной улице не проехала ни одна машина.
     Засопев от испуга, Теллон потер верхнюю губу тыльной стороной ладони,
вернулся в комнату и приоткрыл окно. Вместе с холодным воздухом в  комнату
ворвался  неровный  гул  городского  транспорта;  но  здесь   улица   была
совершенно пуста. "Интересно,  могут  они  пойти  на  такие  хлопоты?"  Он
задумчиво  нахмурился,  скривив  рот,  а  потом  понял,  что,   разыгрывая
сомнения,  сам  себя  обманывает.  Насколько  он  помнил,   они   способны
изолировать весь город, весь континент, всю свою планету Эмм-Лютер.
     "И это все происходит со мной", - подумал он, но тут страх  отступил,
и его захлестнуло раздражение. "Почему все так старательно  придерживаются
правил? Почему, если кто-то из твоих соратников совершает  ошибку,  кто-то
из твоих противников крошит тебя за это на мелкие кусочки? Вот  он  -  Сэм
Теллон - центр мироздания... Неужели нельзя сделать исключение хотя бы для
него?"
     Действуя с лихорадочной быстротой, он запер дверь и выволок из  шкафа
чемодан. Оставалось еще одно дело,  и  сделать  его  надо  было  в  первую
очередь. При мысли о том, чем грозит малейшая заминка, у него закололо  во
лбу. Он достал из чемодана свой старомодный радиоприемник, вынул батарейку
и подошел к зеркалу. Слегка наклонив голову, Теллон принялся зачесывать на
пробор волосы с левого виска, пока не обнажились две серебряные пряди.  Он
поднес батарейку ко лбу и после минутного колебания прижал блестящие пряди
к клеммам.
     С  затуманившимся  от  боли  взглядом,  слегка  пошатываясь.   Теллон
медленно и отчетливо повторил вслух информацию.  Чтобы  произнести  четыре
группы  цифр,  ему  понадобилось  лишь  несколько  секунд.  Закончив,   он
перевернул батарейку и, помешкав несколько дольше, чем в первый раз, снова
подключил ее к прядям. На этот раз было по-настоящему больно -  вживленная
в его мозг капсула  размером  с  горошину  захлопнулась,  спрятав  в  себе
кусочек живой ткани.
     Он вставил батарейку в приемник, потом нащупал металлические  волоски
и вырвал их с корнем. Теллон криво усмехнулся - все оказалось  легче,  чем
он предполагал. Лютеране обычно  старались  не  убивать  людей  -  отчасти
потому, что такова была официальная идеология правительства, но в основном
из-за того, что их познания в области гипноза делали казнь ненужной.  Если
его схватят, то первым делом промоют ему мозги, чтобы стереть все, что  он
узнал. Но сейчас номер не  пройдет.  Даже  если  его  убьют.  Блок  отыщет
какого-нибудь опечаленного родственника, который попросит вернуть его тело
на  Землю.  Кусочек  мозга  размером  с  горошину,  покоящийся  в  искусно
изготовленной капсуле, будет еще жив. Блок сможет извлечь из него все, что
нужно.
     "А не случится ли так, - безучастно подумал Теллон, -  что,  несмотря
на все их заверения, какая-то часть моей личности -  крохотный  испуганный
призрак - останется в той темной каморке и завопит от боли, когда  в  меня
начнут вслепую тыкать электродами? Я становлюсь законченным пессимистом, -
решил он. Это, видимо, профессиональная болезнь. С чего я взял,  что  меня
убьют?"
     Он вынул из кармана плоский скорострельный пистолет и взвесил его  на
ладони. Блок рассчитывает, что он воспользуется этим оружием, хотя Земля и
Эмм-Лютер официально не находятся в состоянии войны. Когда  ему  в  голову
вживили  капсулу,  к  его  обязанностям  прибавился  еще  один,  нигде  не
записанный и никем не оговоренный пункт. Поскольку,  независимо  от  того,
жив он или мертв, информация крепко-накрепко заперта  в  его  мозгу.  Блок
предпочтет, чтобы Сэм Теллон был убит и отправлен на родину. Только бы его
не упрятали в тюрьму, откуда его уже не вытащишь. На  существование  этого
пункта никто даже не намекал. После таких намеков он немедленно  отказался
бы от задания; но все же этот пункт был. А  лучший  способ  спровоцировать
собственное убийство - начать стрелять в  агентов  ЭЛСБ.  Теллон  разрядил
пистолет, швырнул его в ящик стола, а обойму - в мусорную корзину.
     Записанные в его памяти цепочки цифр  представляли  собой  координаты
новых ворот, азимут и дифференциал  прыжка.  Слепой  галактический  случай
подарил эти данные планете Эмм-Лютер,  обойдя  удачей  Землю.  А  за  ними
скрывалась новая планета земного  типа,  ни  больше  ни  меньше.  Он,  Сэм
Теллон, обладал,  возможно,  самой  важной  тайной  вселенной.  Но  он  не
собирался умирать за эту тайну; он вообще ни  за  кого  и  ни  за  что  не
собирался умирать. Его долг перед Блоком  сводился  к  тому,  чтобы,  если
получится, попытаться бежать. Он закурил новую сигарету и присел  на  край
кровати.
     Где-то в Нью-Виттенбурге живет специалист, чьи имя  и  адрес  Теллону
неизвестны. Специалист свяжется с ним, когда минует опасность. Его  задача
-  прописать  Теллону  курс  лекарств,  физических   и   психосоматических
воздействий, благодаря которым внешность его изменится настолько,  что  он
сможет пройти контроль в космопорте. Станет другим цвет его  кожи,  волос,
глаз, исказится рисунок на кончиках пальцев; даже форма  черепа  изменится
благодаря химическим препаратам,  заставляющим  мускулы  и  соединительные
ткани сокращаться.
     Теллон никогда раньше не подвергался такому воздействию  и  ждал  его
без особого энтузиазма, но это все  же  лучше,  чем  гнить  в  лютеранской
тюрьме. Если он сумеет выбраться из  отеля,  тот  специалист  найдет  его.
Проблема, стало быть, в том, как выбраться.
     Он глубоко затянулся сигаретой, слегка поперхнулся  и  снова  вдохнул
табачный дым. От избытка никотина закружилась голова. Он откинулся  назад,
опершись локтями о постель, и попытался объективно оценить положение.
     Будь он полностью экипирован, комнату можно было бы  покинуть  шестью
разными способами: через дверь, через окно, через обе боковые стены, через
пол или потолок, - но из-за Мак-Налти  ему  пришлось  уехать  без  багажа.
Однако в ЭЛСБ об этом не знали и потому не пожалели  сил,  чтобы  обложить
его со всех сторон. Он догадывался,  что  в  эту  минуту  они  держат  под
контролем улицу, коридор, соседние комнаты и комнату над ним.
     Если не считать бесполезного сейчас пистолета,  у  него  есть  только
пара толчковых ботинок, находящихся в  весьма  сомнительном  состоянии.  И
если его действительно  окружили  враги,  если  все  это  -  не  плод  его
воспаленного воображения, ситуация безвыходная. Единственное,  что  сулило
хоть какую-то надежду, - просто как можно спокойнее выйти  и  двинуться  к
ресторану, как он сперва  и  собирался  сделать.  Окно  в  конце  коридора
выходило  на  другую  улицу.  Если  он  туда  доберется,  это  будет  хоть
маленький, но шанс.
     Но на этот раз дверь в коридор не открылась. Теллон яростно  крутанул
ручку и изо всех сил дернул дверь на себя, но потом вспомнил,  о  чем  его
предупреждали  в  Блоке:  несколько  часов  после  инициирования  мозговой
капсулы нельзя напрягаться. Он расслабился и попятился  от  двери,  словно
опасаясь в глубине души, что его тело вот-вот разлетится на куски. Он  был
в ловушке. Оставался только один вопрос: кто именно из троих руководителей
ЭЛСБ  возглавляет  операцию.  Суровый  теократический   режим   Эмм-Лютера
запрещал прямое уничтожение противников режима, что заставило  каждого  из
шефов ЭЛСБ выработать свою особую манеру обращения с задержанными. В мозгу
Теллона  словно  заработал  магнитофон.  В  памяти  сами  собой  всплывали
сведения  о  том,  что  наверняка  произойдет   с   ним   "случайно,   при
сопротивлении аресту".
     Крюгер обычно обездвиживал своих  пленников,  перерезая  им  ахилловы
сухожилия; Черкасский так накачивал их психотропными средствами,  что  они
навеки забывали, что такое спокойный сон. Третьим был Зепперитц.  Рядом  с
ним те двое выглядели просто гуманистами.
     Внезапно  потрясенный  глубиной  собственного  идиотизма,   благодаря
которому он позволил втянуть себя в эти шпионские затеи, Теллон вытащил на
середину  комнаты  кресло,  уселся,  сцепив  руки  за  спиной   -   этакий
аккуратный, неподвижный узелок - и стал ждать. Как  участник  политической
игры он уничтожен.  Уничтожение  его  началось  давно,  когда  он  впервые
смотрел в ночное небо  Эмм-Лютера,  не  находя  там  ни  одного  знакомого
созвездия. И вот оно завершилось.
     Он озяб и чувствовал себя разбитым. Его мучили предчувствия.



                                    2

     Между Эмм-Лютером и Землей примерно восемьдесят  тысяч  ворот.  Чтобы
вернуться домой, нужно миновать их все, как бы вам ни было страшно, как бы
остро вы ни чувствовали,  что  душа  отделяется  от  тела  во  время  этих
погружений в космические глубины.
     Достигнув  первых  ворот,  ваш  корабль  дней  пять  лавирует,  чтобы
скомпенсировать инерцию вращения  Галактики.  Сейчас  ворота  относительно
недалеко от Эмм-Лютера, но они удаляются от  планеты  со  скоростью  около
четырех миль в секунду. Это происходит потому, что Эмм-Лютер и его  солнце
плывут по галактическому течению, а воображаемая сфера ворот  привязана  к
определенной точке неподвижного нуль-пространства.
     Если на вашем корабле  хорошее  астронавигационное  оборудование,  он
может  войти  в  ворота,  не  сбрасывая  скорости;  но   если   компьютер,
управляющий кораблем, "засомневается", точно ли определены координаты,  он
может маневрировать несколько  дней  подряд,  чтобы  сбросить  скорость  и
занять нужное положение. Компьютер знает - и вы, обливаясь потом  в  своей
противоперегрузочной камере, тоже знаете, -  что  если  корабль  в  момент
прыжка не сориентирован должным образом, вам никогда  больше  не  придется
дышать густым и нежным воздухом Земли. Об  этом  позаботится  непостижимая
геометрия нуль-пространства.
     И вот с ледяной испариной на лбу, с пересохшим горлом вы ждете, когда
щелкнет реле, и молитесь, чтобы какой-нибудь безумный случай  не  отбросил
вас от дома на бессчетные, безнадежные световые годы. Ничего не поделаешь,
так уж устроен человек.
     Нуль-пространство  непостижимо,   но   это   не   значит,   что   оно
иррационально. Если все приборы - все эти стеклянные и железные  штучки  в
чреве вашего корабля - работают безукоризненно, вы можете  совершить  хоть
миллион  прыжков  через  нуль-пространство  из  точки  А  в  точку  Б,  не
промахнувшись  ни  на  миллиметр.  Трудности  возникают  из-за  того,  что
нуль-пространство анизотропно. Когда вы достигли  Б,  такой  же  прыжок  в
противоположном направлении не вернет вас в А; строго говоря, он  приведет
вас в любую случайную  точку  Вселенной,  за  исключением  А.  Если  такое
однажды случится, все, что вам останется, - это совершать  вслепую  прыжок
за прыжком. Если вы будете заниматься этим достаточно долго и вам повезет,
вы можете вынырнуть рядом с какой-нибудь подходящей  для  жизни  планетой.
Впрочем, вероятность этого крайне невелика.
     За первые сто лет межзвездных исследований  только  Земля  выслала  в
космос около сорока  миллионов  автоматических  зондов.  Вернуться  смогли
неполных две сотни, из которых ровно восемь нашли пригодные  для  освоения
планетные системы. Из десятков пилотируемых кораблей, случайно совершивших
"слепой" прыжок, не вернулось ни одного -  во  всяком  случае,  на  Землю.
Возможно, некоторые из них еще летят, а потомки первых  экипажей  все  еще
живы. И только равнодушные звезды видят, как судьба гонит этих космических
Летучих Голландцев все дальше и дальше, за границы известного.  Те  восемь
зондов-счастливчиков проложили извилистые торговые пути, и все последующие
годы корабли с людьми на борту старались не отклоняться от них ни на йоту.
Это еще одна особенность путешествий в нуль-пространстве, которая не  дает
вам покоя, пока  вы  ждете,  когда  сработает  реле.  Хотя  она  логически
вытекает из  анизотропии  нуль-пространства,  несколько  пионеров  космоса
узнали на собственной шкуре, что прыжок из точки вблизи от А  не  приведет
вас в соответствующую точку около Б. Если вы отклонитесь от установленного
отправного пункта прыжка - так называемых  ворот  -  больше,  чем  на  две
световые секунды, - то отправитесь в слепое странствие по обратной стороне
вечности.
     Вот  почему  в  эти   бесконечные   последние   секунды,   плавая   в
противоперегрузочной  камере  и  дыша  провонявшим  резиной  воздухом,  вы
обливаетесь потом и молитесь Богу.
     И вот почему планета  Эмм-Лютер,  бывшая  колония  Земли,  добившаяся
независимости, так ревностно оберегала  несколько  цепочек  цифр,  которые
сейчас были заперты в мозгу Сэма Теллона. На Эмм-Лютере  был  только  один
континент, поэтому планета нуждалась в жизненном пространстве и стремилась
расширить его не менее жадно,  чем  Земля.  И  вот  Эмм-Лютеру  неслыханно
повезло - зонд обнаружил зеленую планету на расстоянии  всего  лишь  около
четырехсот ворот в одну сторону и меньше двух тысяч - в другую.
     Эмм-Лютеру нужно  было  время,  чтобы  закрепиться  там  прежде,  чем
огромные корабли - всепобеждающее  семя  бесконечной  земной  экспансии  -
устремятся в это новое плодородное лоно.



                                    3

     Ждать Теллону пришлось недолго. Он понял, что атака  началась,  когда
вдруг осознал, что танцует с Майрой, девушкой, умершей на  Земле  двадцать
лет назад.
     "Нет, - прошептал он. - Я не хочу этого". Но она была  здесь,  в  его
объятиях,  и  они  медленно  кружились  в  многоцветном  сумраке  дансинга
"Звездная пыль". Он попытался вновь  ощутить  себя  здесь,  в  обшарпанном
гостиничном номере на Эмм-Лютере, почувствовать под собой жесткое  сиденье
кресла. Впрочем, что толку в таких попытках? Ведь это все равно  ждет  его
где-то в далеком будущем.
     Внезапно он  стал  гораздо  моложе.  Он  еще  писал  свой  диплом  по
электронике. И сейчас он обнимал Майру. ВСЕ ЭТО БЫЛО  НА  САМОМ  ДЕЛЕ.  Он
упоенно впитывал ее облик, любовался густой копной  каштановых  волос,  ее
глазами цвета виски. Они медленно,  с  наслаждением  двигались  под  звуки
музыки, и Майра, как всегда, чуть-чуть отставала от такта. "Ну,  танцевать
она никогда толком не умела, - с нежностью подумал он, - но  ведь  впереди
уйма времени, чтобы научиться, после того, как они  поженятся".  А  сейчас
достаточно просто скользить сквозь облака  серого  дыма  и  переливающийся
звездными огоньками сумрак.
     Дансинг медленно растворился в воздухе. Он уже в  другом  месте  и  в
другом времени. Он сидит  в  уютном  старом  баре  в  Беркли  и  ждет  ее.
Оранжевые блики играют  на  роскошных  панелях  темного  дерева,  которыми
облицованы стены. Она что-то уж слишком запаздывает. Он злится.  Она  ведь
знает, где он ждет ее, так что если уж не  захотела  прийти  на  свидание,
могла бы и позвонить. Похоже, она чересчур разбаловалась,  слитком  многое
стала принимать как должное и теперь думает, что он попрется за  тридевять
земель к ней домой выяснить, что случилось. Ну что ж, он ее проучит. И  он
начал пить - решительно, мстительно, а страх все разрастался,  как  темное
пятно, хоть он и отчаянно пытался остановить его.
     Следующее  утро.  Дремотная   тишина   метрологической   лаборатории.
Разостланная на прожженном сигаретами столе газета, и - невероятно!  -  на
матовой пластиковой странице  лицо  Майры.  Ее  отец  -  печальный,  вечно
бормочущий что-то под нос великан (много  лет  назад  мать  Майры  бросила
его), - задушил Майру подушкой,  а  потом  вскрыл  себе  вены  портативной
циркулярной пилой.
     Цвета расплываются в глазах, горе, как морской прилив, заливает душу.
И снова музыка, они танцуют; но на этот раз Майра куда сильнее отстает  от
медленного ритма. И вся она обмякшая, тяжелая. Он поддерживает ее, не дает
упасть; ее дыхание клокочет у самого его уха...
     Теллон, вскрикнув, сжал засаленные подлокотники кресла.
     - Ну что, очнулся? - произнес чей-то голос.
     - Надо же, какой романтичный мальчик! А по виду не  скажешь,  -  тихо
рассмеялся кто-то другой.
     Теллон открыл глаза. В комнате было полно людей в серых  габардиновых
мундирах гражданской службы безопасности ЭЛСБ. Вооружены они  были  легко:
преимущественно многоствольными похожими  на  веера  "шершнями",  хотя  он
заметил и обычные пистолеты. Лица веселые  и  довольные,  у  некоторых  на
щеках еще виднелись тонкие розовые полоски - следы масок, защищавших их от
психотропного газа.
     При  каждом  вдохе