круги,  а  компьютер с  лихорадочной быстротой
отсекал все  знакомое:  писк  межзвездного газа и  бормотание тысяч солнц,
перекличку   пилотируемых   автоматических   спутников,   сигналы   лунной
обсерватории.   Передачи-загадки,   редкие  жемчужные  зерна  из   черного
бездонного омута, записывались в машинной памяти.
     Через несколько минут,  прослушав две серии четкой морзянки и получив
из  печатающего устройства широкую  ленту  с  двумя  колонками цифр,  Олаф
окончательно убедился,  что перед ним сенсация.  Два объекта,  летевших по
параллельным траекториям,  неведомым шифром  передавали что-то  на  Землю.
Значит,  вернулись, описав гигантскую замкнутую кривую. Конечно, это могли
быть  не  только  безликие близнецы,  впопыхах объявленные пустыми танками
из-под  стартового  топлива  "Вашингтона".   Но  уж  больно  маловероятным
казалось совпадение.
     Олаф тотчас же перевел антенну в режим поиска,  и в компьютер потекли
данные...
     Расшифровка давешних    передач    была   забыта   начисто,   как   и
священнодействие над туркой.  Бергсон сидел неподвижно возле машины,  пока
та не просчитала новое задание. А тогда вдруг сорвалась с места и заерзала
по листу бумаги шина графопостроителя, начали выскакивать слова и цифры на
экране  дисплея.  Вскоре Олаф уже любовался безупречно вычерченной схемой:
кривизна земного шара,  положение летящих объектов над ним...  "Пришельцы"
тоже работали узким лучом - только не приемным,  разумеется, а передающим.
Компьютер  смог  определить,  куда  направлены  радиощупальца   близнецов.
Объекты  посылали  сигналы  на юго-восток Тихого океана.  Широта и долгота
участка маняще подмигивали с экрана.
     Пока  одна из  машин рассчитывала дальнейший курс "пришельцев",  Олаф
через  терминал связался с  единым  банком  данных,  давно  заменившим все
справочные бюро страны. Теперь даже домохозяйки пользовались терминальными
линиями;  запрашивали банк,  чтобы  на  экранах кухонных дисплеев прочесть
рецепт праздничного торта.
     Ответ пришел незамедлительно.  Электронный "карандаш" вычертил карту.
В  искомом  участке  раскинулся пустой  океан.  Только  цепочка  небольших
островов тянулась на востоке -  забытый богом архипелаг,  окраина большого
государства.  А в центре квадрата зияла многокилометровая впадина,  провал
океанского дна...
     В  груди уже щемило от азартных предчувствий,  и ноги сами порывались
бежать куда-то.  Олаф заставил себя ждать,  потому что компьютер уже выдал
свое предсказание.  Близнецы двигались по вытянутой,  яйцевидной орбите; в
узком  конце  "яйца" находилась Земля.  Через  несколько часов  можно было
снова ловить таинственную морзянку.  (Неужели в  иных мирах пользуются тем
же кодом:  "точка -  тире"?!  Действительно,  это просто и  удобно...  Или
все-таки  на  орбите  -  земные  корабли,  запущенные  вне  национальных и
международных программ? Странно, что никто не засек взлет.)
     Он  развлекался пайкой  каких-то  совершенно ненужных контактов,  пил
кофе,  искал в  книгах фотографии южных морей,  пока  опять не  разразился
короткими гудками приемник.  Направление радиолучей было прежним. Безликие
"говорили"  с  тропическим  океаном.   Может  быть,   там  плавает  судно,
оборудованное для космической связи?
     Олаф неожиданно представил себе южное море во  всей его романтической
пышности.  Золотую чешую волн под  полуденным солнцем,  и  уютные заливы с
диковинными раковинами на дне,  и путаницу райских островов,  и вулканы, и
каноэ,  и  звездчатые тени пальм на  белых песках.  То,  о  чем грезил над
страницами авантюрных повестей.  Представил и  понял,  что не  успокоится,
пока не побывает  т а м,  в квадрате, куда пара космических бродяг втыкает
острые, как спицы, радиолучи.
     Позвонить в редакцию одной из газет,  на телевидение? Собрать большую
экспедицию?  О  нет!  Бергсон не  станет спешить.  Тайна сделала его жизнь
яркой и насыщенной. Сдержанный внешне, флегматичный потомок викингов, Олаф
с детства ждал приключения, достойного далеких предков, на парусных ладьях
дошедших  до  пределов  мира.   Оттого,   наверное,   и   занимался  таким
"несерьезным" делом, как инопланетный разум.
     Олафу хотелось быть первооткрывателем.  Вот когда он доведет поиск до
конца и выяснит,  что за корабли или станции кружат высоко над Землей, кто
ведет передачи с их борта и кому их адресует,  тогда можно будет и сделать
сообщение. Поразить землян.
     Он   предупредил  только   одного   человека,   весьма   далекого  от
журналистских кругов,  Виктора Сергеевича Панина.  Разумеется,  и  ему  не
сказал всего, тем более по радио. Сообщил, что уезжает на несколько дней в
район Полинезии,  а когда вернется - возможно, привезет кое-что интересное
именно  для  космонавтов...  С  Паниным  Бергсон познакомился незадолго до
основания поселка на астероиде, во время одного из конгрессов, посвященных
поиску  внеземных  цивилизаций.  Виктор  Сергеевич  сидел  в  президиуме в
качестве почетного гостя,  ерзал и нередко смотрел на часы -  кажется,  не
было в зале человека, более равнодушного к "братьям по разуму". Но громкая
слава марсианского Колумба, ловца малых планет подействовала на Олафа. Они
познакомились и  подружились.  Видели друг друга очень редко,  куда чаще с
удовольствием болтали на расстоянии. Астрофизик обещал быть примерно через
неделю.
     За это  время  Олаф  собирался  воспользоваться  любезностью  другого
своего  приятеля,  бывшего однокашника по университету,  доктора Теруатеа.
Доктор командовал плавучей гидробиологической базой,  снабженной  десятком
батискафов.  Взяв  билет в столичном аэропорту,  Бергсон за считанные часы
перенесся из туманной страны  фиордов  в  благословенный  край  кокосов  и
хлебного  дерева.  Затем старенький самолетик с разноцветными заплатами на
крыльях чуть  не  рассыпался  в  воздухе,  доставив  потомка  викингов  на
крошечный  островок,  возле которого дрейфовала база.  И,  наконец,  Олафа
принял  на  борт  катер  на  воздушной  подушке  -  один  из  тех   легких
"ховеркрафтов",   которые   рыскали   по  мелководным  лагунам  в  поисках
интересной живности.
     Плавучая  база  не  походила  на  обыкновенный корабль.  Белоснежная,
обширная,  плоская,  она лежала на зыбкой синеве, точно льдина, занесенная
от берегов Антарктики.  Легкие прозрачные надстройки были отнесены к узкой
корме;  палубу,  просторную,  как  поле стадиона,  занимали ряды катеров и
вертолетов.   С   немалым   трудом   можно   было   разобрать   в   абрисе
гидробиологического судна "Тритон" черты былого авианосца.  Разоружили его
когда-то,   сняли   броню  с   бортов,   заменили  бомбардировщики  мирным
исследовательским транспортом,  и  вот  который год  уже  ходит в  горячих
широтах движущийся остров-лаборатория...
     Рене Теруатеа встретил Олафа  как  нельзя  более  радушно.  В  первые
секунды встречи желто-коричневое,  широкоскулое и плосконосое лицо доктора
расплылось счастливой улыбкой.  Так улыбка на  нем  и  осталась  до  конца
встречи.  Не  то чтобы так уж увлекался гидробиолог пресловутыми "зелеными
человечками" или их космолетами. Просто был он чувствителен, сентиментален
и  пылок,  как  положено полинезийцу,  даже и высокоученому.  Да к тому же
несколько месяцев не видел нового  лица...  Оттого,  вероятно,  таскал  бы
Теруатеа  дорогого  гостя  по  своему  хозяйству  и день,  и три,  и пять,
хвастался бы стеклом и хромом лабораторий, и аквариумами, и вычислительной
техникой,  поил  бы в кабинете ледяными коктейлями,  если бы уже на второе
утро Бергсон не поставил точку над "и".
     - Явление,  с которым мы столкнулись,  носит,  если угодно,  характер
чуда,  - строго  заявил  он  озадаченному  доктору  над  блюдом  креветок,
отставив  недопитый  бокал "королевского джуса".  - Если это действительно
космические аппараты неземного происхождения,  ты представляешь, насколько
важно выявить  их  земного партнера по переговорам?  Может быть,  у  н и х
здесь давным-давно действует какой-нибудь пост... или колония!
     - Но где?  - едва успел вставить слово Теруатеа.  - Ведь в том районе
нет  ничего,  кроме  воды  и  нескольких  обломков  рифов,  мне  прекрасно
известных...
     - Я уверен;  что их поселение под водой!  -  не унимался Олаф, совсем
позабыв о  завтраке.  -  Как  знать,  не  океан  ли  -  привычная среда их
обитания?
     - В таком случае, эта пара звездолетов не более чем громадные соленые
ванны...   -  попытался  свести  разговор  на  шутку  доктор,  опечаленный
пренебрежением к  своим  кулинарным шедеврам.  Однако  северянин  игры  не
поддержал и  по  замечательнейшему салату из  морских гребешков со свежими
водорослями так  скользнул взглядом,  словно перед  ним  поставили блюдо с
песком. Тогда Теруатеа сделался серьезным:
     - Подумай хорошенько,  Олаф! Ведь, положа руку на сердце... не так уж
много шансов на то, что это именно  о н и,  те, кого ищут и ждут уже сотни
лет!.. Скорее всего корабли имеют сугубо земное происхождение. Может быть,
секретные.  И здесь их передачи ловит подводная лодка,  экипажу которой ты
вовсе не понравишься, если сунешься туда на батискафе.
     - Какая секретность после разоружения?  - взорвался  Бергсон,  ударяя
вилкой по столу.  - Забыл,  что ли, на каком корабле сам плаваешь?! Да все
военные субмарины,  если не пошли в переплавку,  так возят спешные грузы в
непогоду или служат науке...
     - Это может быть предприятие,  затеянное  ч а с т н ы м и  лицами,  -
многозначительно понизив голос,  ответил доктор.  И Олаф разом  помрачнел,
надулся, стал погнутой вилкой ковырять салат.
     Он отлично понимал,  на что намекает Теруатеа,  и  не мог не признать
высокой  вероятности догадки.  Пусть  давно  демонтированы многомегатонные
пугала, и бывшие зенитные ракеты рассеивают тучи, несущие град, и зловещие
авианосцы ходят  под  командой глубоко штатских "очкариков",  -  борьба  с
жестоким прошлым не  окончена.  Недаром так  бдителен Комитет контроля над
разоружением - единственная на Земле организация, располагающая войсками и
арсеналом...  Впрочем,  единственная ли?  Бергсон знал о "факторе икс",  о
предпринятой  "Обществом  Адама"  попытке  разложить  изнутри  астероидную
общину.  А  Коллинзова секта,  ныне  запрещенная,  существовала именно  на
средства  "невидимых империй"  (Во  время  последнего сеанса  связи  Панин
ничего  не  сказал приятелю о  диверсии,  жертвой которой пал  Рам  Ананд.
Командира попросили молчать об этом до конца расследования.)
     Многим   не    по   нраву   пришлось   разоружение.    Черный   фронт
консолидировался против светлого; разрушение - против созидания.
     Потому  и  призадумался Олаф,  что  припомнил  некоторые сенсационные
репортажи,  фотографии в газетах,  кадры телепередач,  дрожащие,  точно от
испуга.  Внезапно разрушенные вокзалы и  рынки  -  лишь  бы  сразу уложить
побольше   народу.   Обломки   мирных   авиалайнеров.   Трупы   похищенных
политических деятелей со следами зверских пыток...
     Холодок тронул спину Бергсона. Даже заиндевевший бокал с "королевским
джусом"  по  контрасту  показался  теплым.  Какова  же  должна  быть  мощь
подполья, владеющего ракетным флотом! Да... Слишком уж большая сила, чтобы
ее не заметили электронные глаза Комитета контроля...
     То ли природная беспечность одержала тогда верх в душе Олафа: мол, "с
кем угодно может случиться беда,  только не  со  мной".  То  ли опять-таки
взыграла бесстрашная кровь викингов.  А  может быть,  и  то,  и другое,  и
что-нибудь  третье  вроде   законного  чувства  противоречия  сработало  в
подсознании гостя.  Но  заботливому и  слегка растерянному доктору Бергсон
ответил уверенно и веско:
     - Сегодня частное лицо не  может владеть парой космических кораблей и
гонять  их  по  Солнечной системе.  Не  те  средства обнаружения,  Рене...
Засекли бы и такую колоссальную перекачку денег,  и сборку ракет,  и пуск.
Так что, полагаю, мы с тобой все-таки на пороге сенсационного открытия!
     Бергсон  почти  убедил  легковерного,  внушаемого Теруатеа.  Навсегда
останется неизвестным,  был ли  полностью убежден своими рассуждениями сам
астрофизик.


     ...Отступить не  позволило самолюбие.  Батискаф  лежал  на  скользком
полотне  бортового  слипа.  Стоя  у  края  спуска  в  окружении  белозубой
возбужденной толпы  матросов и  ученых,  ласковыми черными  глазами следил
доктор  Теруатеа,  как  медведем  забирается  в  люк  коренастый неуклюжий
Бергсон. Солнце на миг уподобило языку пламени его золотистую воинственную
бороду.  Олаф задержался, стоя по пояс в люке, словно хотел сказать что-то
очень важное,  и  даже руку протянул к  Рене.  Тот так и подался вперед...
Нет.  Принужденно улыбнувшись, гость помахал на прощание и скрылся. Крышка
медленно завинчивалась.  Там,  внутри  чуть  приплюснутой стальной сигары,
похожей на  торпеду с  притороченными по  бокам  толстостенными баллонами,
глянул на приборы веселый парнишка Ким Дхак -  и подал сигнал оператору за
пультом "Тритона". Язык слипа со скрежетом опустился к самой воде. Торпеда
заскользила,  будто  судно,  сходящее со  стапелей,  и  с  громким плеском
исчезла в слепящих волнах. Теруатеа вытер глаза и поспешил к телеэкрану.
     Батискаф был испытанный, надежный, но не слишком новый. Его постройку
финансировало еще  военное  ведомство.  Нет  худа  без  добра  -  нынешнее
исследовательское   судно   являлось,    по   сути,    достаточно   резвой
сверхглубоководной субмариной с  могучими  аккумуляторами и  многосуточным
запасом  хода.  В  нем  отсутствовало сходство с  масляными и  бензиновыми
"поплавками" более ранних времен,  однако при  этом батискаф мог повторить
рекорд Пикара,  штурмовав хотя бы и десятикилометровую глубину. Предвидя -
в случае отсрочки всеобщего мира - появление донных ракетных установок или
иных  сюрпризов  с  ядерной  начинкой,  упрятанных в  океанской  пропасти,
конструкторы создали бронированную акулу очень широких возможностей.
     Впрочем, сейчас на ней отсутствовало вооружение.
     Великая тишина царила в темно-зеленой пропасти.  Конечно, при желании
Бергсон  мог  бы  включить  сонар  и послушать "переговоры" далеких рыбьих
косяков, может быть, знаменитый щебет дельфинов, в котором можно различить
искаженные  человеческие  слова.  Но  ему хотелось насладиться безмолвием.
Родное северное море даже в безветренные дни рокотало в теснине фиорда,  и
тяжелые  вздохи его заставляли вздрагивать стекла дома.  Здесь же был мир,
подобный космосу.  Нет - более тихий!  Олаф мог сравнивать, ибо не однажды
посещал  на  орбитальном  самолете гигантский телескоп-спутник.  Там,  вне
Земли,  кричали и бормотали сотни радиоголосов;  вопреки видимой  пустоте,
простор  казался  густонаселенным.  Да  и  в  самолете  что-то  все  время
взревывало, посвистывало, болтали на разных языках и смеялись пассажиры...
А здесь - ничего.  Океанская впадина пустынна, далеки многолюдные "города"
подводных  ферм.  Аккумуляторный  батискаф  бесшумен,  как  рыба.   Плавно
совершается падение в глубину, точно спуск по невидимому пологому склону.
     Ким,  опытный,  несмотря на  юность,  рулевой-механик даже  головы не
повернул  от  штурвала,   когда  в  большом,  чуть  вогнутом  и  наклонном
иллюминаторе  промелькнула  первая   "живность".   Зато   Бергсон  так   и
подобрался,  увидев стаю длинных,  головастых,  резко сужающихся к  хвосту
рыб.  Ах,  если бы  он  мог  узнавать подводную фауну!  Вильнув и  чуть не
коснувшись окна, рыбы исчезли за рамой.
     Некоторое  время  их  преследовало странное  широкоротое существо,  с
одиноким длинным  усом  посреди  бородавчатого лба  и  как  бы  обвешанное
тряпьем.  Трепеща,  оно спускалось,  точно не  в  силах оторвать взгляд от
освещенного нутра  лодки.  Глядя  в  выпученные зрачки рыбины,  Олаф,  как
положено,  вспоминал страшные рассказы и  фильмы о  глубоководных спусках,
где  в  самый  неожиданный  момент  появлялся  великан-осьминог  или  даже
уцелевший под морской толщей плезиозавр и увлекал аппарат в свое логово на
дне...
     Но  до  дна  было еще  ох  как  далеко.  И  бродяга тряпичник отстал,
взмахнув  оборками,  погнался за  более  доступной добычей.  Несколько раз
рябила какая-то серебристая мелочь, будто туча стрел, посланных навстречу.
Потом все  живое пропало.  Один в  темнеющих массах воды,  мчался наискось
вниз батискаф. Порою Ким Дхак, надев наушники, отрывисто переговаривался с
кем-то на "Тритоне";  пару раз Теруатеа захотел поболтать с Бергсоном, все
больше о  пустяках:  не  давят ли,  мол,  на плечи два километра океанской
толщи... три километра...
     Когда сгустилась вокруг настоящая мгла,  Ким зажег носовой прожектор.
Загипнотизированный тишиной и быстрым плавным движением, Олаф погрузился в
созерцание дымчатого тоннеля,  пробитого лучом далеко вперед. Теперь стало
видно,  сколько живой мути клубится у них на пути;  какая взвесь крошечных
снующих созданий расходится перед носом "акулы".  Вот что-то более крупное
пересекло тоннель, похожее на лилию венчиком назад...
     Тут Бергсон сообразил,  что Ким уже не первый раз обращается к  нему.
Услышав,  наконец,  что  предлагает  рулевой,  Олаф сдвинул шторку донного
иллюминатора,  на которую до сих пор ставил ноги.  И сразу  весь  "гипноз"
выбило новым,  еще более сильным ощущением. У ног астрофизика, напоминая о
космосе,  лежала  сплошная  чернота,  отделенная  лишь  парой  сантиметров
стекла.  Он невольно убрал ступни под кресло - не задеть,  не разбить... В
провале кружился рой  нежно  сиявших  огней.  Мелькали  настоящие  люстры,
окруженные пепельным ореолом...
     - Плохо, - сказал Ким, понаблюдав с минуту вместе с пассажиром.
     - Что плохо? - скорее удивился, чем испугался Олаф.
     - Мало  света,  -  сказал  Ким,  поднимая личико серьезного ребенка с
бровями-крыльями, как бы нарисованными углем.
     - А что, раньше было больше?
     - Раньше летом здесь прожектор зажигать не надо было. Как полнолуние!
- назидательно поднял палец рулевой-механик.
     Олаф еще раз посмотрел на полную мягкого мерцания феерию под ногами -
и вдруг защемило сердце.  Сразу стало жарко, и захотелось прочь из тесного
салона с розовой стеганой обивкой. Приближалось  о н о.  Приключение.  То,
чего  бессознательно  ждал  он  с детских лет,  с тех пор,  как в необычно
знойный для его родины полдень увидел над синим хребтом моря ртутную каплю
"летающей  тарелки".  (Так  Олаф и не узнал потом,  что тогда видели они с
матерью.)
     - Что же это такое? - невинно поинтересовался Бергсон. - Отчего вдруг
планктон может уменьшить свечение?
     Ким оскалился, эта гримаса у него соответствовала пожатию плечами.
     - Не знаю.  Вулкан.  Цунами.  Электрический феномен.  Вон, на острове
Нараинга целая деревня видела,  как из  воды огненные столбы поднимались и
гром гремел.  Это рядом тут, считайте - по нашему курсу. Может, врут. Хотя
из деревни человек двадцать сбежало в глубь острова...
     "Что  же  ты  раньше молчал!"  -  чуть не  крикнул Олаф,  вцепляясь в
подлокотники.  "А впрочем,  откуда тебе знать,  что я ищу, о чем говорил с
Теруатеа.   Я-то  для  тебя  просто  досужий  европейский  экскурсант...".
Сдержавшись, Бергсон спросил:
     - Давно видели?
     - Что?
     - Да столбы эти. Огненные...
     - Точно не скажу. С месяц, наверное. Недавно.
     Олаф уже раскрыл было рот,  чтобы попросить соединить его с Теруатеа.
Бог с  ней,  с тайной.  Ким -  человек надежный.  Но тут подошло расчетное
время.  И  сработал прибор,  аналогичный кухонному звонку Олафа,  только с
более изысканным,  мелодичным звоном.  Это значило,  что антенны "Тритона"
приняли радиолуч близнецов.
     Включив по просьбе пассажира динамик, Ким с хмурым недоумением слушал
отрывистую морзянку.  Отныне роль рулевого сводилась к малому: вмешиваться
в  управление батискафом при  явной  опасности.  "Акулу" вела  электронная
машина.   Туда,   вглубь,   где   скрещивались   в   непостижимом   фокусе
узконаправ