ыли с  порога
чувствовать покой,  расслабляться.  В  случае необходимости Марина уводила
своих подопечных за штору, там начиналось царство приборов...
     Они сели.
     - Кофе? - спросила Марина.
     Виктор Сергеевич кивнул.
     - Сейчас сделаю...
     - Давай пока свои графики,  ты  же  ради них меня вызвала?  -  сказал
Панин, уже высмотревший пучок кривых на ленте.
     Марина принялась колдовать возле  герметической кофеварки,  такой  же
домашней,  как и все в кабинете, а Виктор Сергеевич, заняв одно из кресел,
повел пальцем по изгибам линий...
     - Это  обобщенный  график  производительности  труда  на  стройке,  -
сообщила она, присоединяя закрытую чашку-"грушу" к крану кипятильника.
     - Ну и что? У меня он тоже есть, правда; не совсем такой.
     - Не  совсем.  Здесь учтены не  только объективные показатели,  но  и
состояние людей, их нервов, психики.
     Палец Виктора Сергеевича скользнул по склону нижней кривой.
     - Значит, ты считаешь, что настроение и работоспособность...
     - Падают.  С каждым днем.  И это уже сказывается на темпах выполнения
плана, на качестве.
     Зашипел,   забулькал  маленький  блестящий  агрегат,   под  давлением
выбрасывая тонкую  струю  в  чашку.  Щекочущий,  пряный аромат разлился по
комнате. Кофе у Марины, как и всегда, отменный.
     - Вам как обычно?
     - Да, сахаром не злоупотребляю. И крепко же падают эти твои...
     - Боюсь, что скоро начнутся аварии, - сказала Марина, снимая чашку.
     Виктор  Сергеевич сделал  глоток  кофе,  помолчал...  Конечно,  такая
преданность работе,  как у Стрижовой, это совсем неплохо, но... Одно дело,
когда  специалист решает  собственные профессиональные проблемы.  Другое -
если пытается навязать свою тревогу всем.  Взволновать экипаж.  А  ну  как
пустяк?  Хотя,  впрочем, у Марины пустяков не бывает... Нет, наверное, это
даже  хорошо,  когда каждый член  экипажа считает,  что  его  вопрос самый
важный! На то и командир, чтобы разбираться, быть арбитром...
     ...Пора что-то  сказать,  Марина ждет.  Она надеется на  командирскую
мудрость.
     - Не  знаю,  не  знаю...  Вроде проверки были такие дотошные,  даже с
насморком не допустили бы на астероид, не то что с расстройством нервов...
     - Виктор Сергеевич,  -  она  опустила глаза и  отставила чашку.  -  Я
думаю, это началось здесь.
     - Господи, да чего же им не хватает?!
     Для него мир был уже не  таким светлым,  как пять минут назад,  когда
довольно поглаживал он дубовые перила лестницы. Панин почувствовал будущую
опасность,  пока  неопределенную.  Даже  вчерашние юбилейные речи и  тосты
вдруг показались бахвальством. Вот тебе и годовщина!
     Вроде бы  все на  свете предусмотрели медики.  Действительно,  только
туристов водить в  их  ослепительное царство!  Диагностические компьютеры.
Машины,  дающие прогноз здоровья на  год с  почти стопроцентной гарантией.
Нейтринные микроскопы. Роботы-хирурги с лазерными скальпелями...
     - Думаю, командир, что это вспышка информатизмов.
     - А-а, модная болезнь. Ты уверена?
     - Я еще ни в чем не уверена, - это первые данные.
     Первые данные...  Как  будто немного отлегло от  сердца.  Может быть,
ничего страшного и нет.  Виктору Сергеевичу всегда казалось,  что вместе с
разговорами о модных заболеваниях начинаются преувеличения.
     Кажется, первыми раздули сенсацию научно-популярные журналы. "Нервный
рак" - были и такие оглушительные названия...  Неведомая опасность.  Враг,
подкрадывающийся  изнутри  и  наносящий  внезапный  удар.  Бодрый,  вполне
здоровый  человек  начинает  терять  интерес  к  любимой  работе.  Она  не
доставляет ему радости;  он выполняет  самые  легкие  задания  кое-как,  с
отвращением.  Падает тяга к активной,  полноценной жизни. Скудеют чувства.
Растет  ненависть   к   самым   близким   людям;   они   тоже   становятся
обременительными...    Человек   замыкается.   Впереди   -   безумие   или
самоубийство...
     Психофизиологи разобрались в  "феномене порога тысячелетий".  Вспышки
болезни были  просто  ответами перегруженного мозга  и  нервов на  водопад
сведений,   невиданный  в   прежние  времена,   на  постоянное  напряжение
интеллекта.  Информатизм проходил  бесследно,  если  больной  хотя  бы  на
короткое время менял характер работы,  место жительства,  круг знакомых...
На астероиде это было невозможно. Нет, не дай бог, чтобы информатизм.
     - Ладно, - вздохнул Панин. - Давай разбираться. Когда началось?
     - Седьмого апреля,  это я могу сказать точно. - Марина склонилась над
плечом Виктора Сергеевича,  ее  волосы касались виска  командира,  палец с
коротко остриженным ногтем уткнулся в  график.  -  Это  кривая обобщенного
психофизиологического критерия, это - производительности...
     - Знаю, дальше.
     - Здесь они расходятся.
     - Откуда поступил первый сигнал?
     - С шестого бурового комплекса.
     - А-а,  вот оно что! - Виктор Сергеевич так резко повернулся к врачу,
что лента взлетела и повисла под потолком, а сам командир еле удержался за
подлокотники.  Марина, отшатнувшись, также оказалась парящей в воздухе, но
использовала  "взлет",  чтобы  подплыть к графику и схватить его...  Панин
поймал себя на том, что любуется гибкостью ее движений.
     - Это не там придавило грузом Хосе Альгадо?
     - Там,  командир.  Кстати,  потому и придавило, что у Альгадо уже был
цветущий  информатизм.  Раздражался  по  мелочам,  набрасывался на  людей.
Истерика за истерикой. Я тогда не сделала никаких обобщений.
     - А сейчас? - Панин набрал воздуха, ему было нелегко задать следующий
вопрос:  слишком многое зависело от ответа Марины.  -  Скажи,  пожалуйста,
сейчас это явление вышло за пределы шестого?
     - В том-то и беда, командир.
     Да,  именно так,  прямо,  почти не мигая,  не то с  вызовом,  не то с
мольбой смотрела на  него Марина,  когда вокруг их  "Вихря" смыкалась туча
смертоносных обломков. Помоги, командир. Подскажи, командир.
     Он  заставил себя  допить остывший кофе,  наверное,  чтобы  успокоить
Стрижову. Она тоже машинально пригубила чашку-"грушу" и опять взглянула на
командира.


     Чандра Сингх закрыл глаза,  бессильно откинулся на спинку стула. Руки
его, повиснув, коснулись пальцами ковра.
     Сегодня сбылась мечта.  Сегодня оправдались надежды студенческих лет.
Недаром рвался Чандра в космос,  и путешествовал на  транспортниках  между
орбитальными  домами,  и  прошел  двойную  стажировку,  желая  попасть  на
астероид, - в индийском центре подготовки, а затем в советском, потому что
выводам  советских  врачей  доверял  особенно.  И  был  счастлив,  когда в
соответствующей графе его формулятора русский медик начертал:  "Годен  без
ограничений".
     Чандра Сингх вызвал на  бой невесомость.  С  усидчивостью,  неведомой
европейцам,  собранный,  подобно йогину,  молодой физиолог ставил опыт  за
опытом.   Во   время  длительного  пребывания  в   невесомости  из  костей
"вымывается" кальций  и  засоряет  кровь.  Это  грозное  нарушение  обмена
веществ,  барьер на пути к  сверхдолгим и  сверхдальним перелетам.  Чандра
хотел остановить вымывание кальция.  Все  яснее видел он,  какие препараты
следует применять...
     Сиреневым  светом  мерцал  экран  микроскопа перед  закрытыми глазами
Сингха.  Спешили по извилистому руслу,  теснились прозрачные тельца, плыла
вязкая масса.  Идет гормональный поток от паращитовидных желез.  Сегодня -
день успеха.  Подопытная обезьяна, опутанная трубками и проводами в недрах
прибора,  не  подозревает,  что  она  -  первенец среди живых существ,  не
боящихся невесомости. Но победа не радует Чандру.
     Он разом открыл глаза -  черные, отчаянные, полные слез. Схватился за
рукояти  наводки.  Нет,  он  не  поддастся!  Его  воля  сильнее,  чем  эта
проклятая, невесть откуда навалившаяся, чудовищная усталость...
     Чандра  попытался поставить огненную  точку  -  метку  -  в  середину
главного потока,  чтобы потом следить за течением. Эксперимент! Да будь он
неладен,  этот эксперимент,  поглотивший всю его жизнь! Лучше бы он просто
лечил людей,  растил дочь и сына, любовался медленным погружением солнца в
воды родной Джамны...  Как плакала сегодня утром бедняжка Амрита, когда он
пожаловался на  усталость,  на  непреодолимое отвращение ко всякому труду.
Амрита предвидит горе. Природа дала его жене особую чуткость.
     Чандра  снова  попробовал навести  метку  на  центральное русло.  Она
проскочила,  затем заплясала,  как  солнечный зайчик.  Алый  огонек зажгла
помощница-машина.  Это обозначало: "Отказываюсь работать, не вижу логики в
действиях экспериментатора".
     - И ты тоже,  - внезапно остыв,  сказал он компьютеру.  Передохнул. И
совершенно спокойно,  без всякой нервозности,  с размаху хватил кулаком по
стеклянной  панели.  Медленно  разлетались осколки.  Чандра с любопытством
проследил,  как сворачивается алыми бусинками,  взмывает в воздух кровь из
порезов.  Затем,  отвинтив рукоять, ударил ею по экрану микроскопа. Что-то
полыхнуло внутри  прибора,  запахло  паленой  резиной;  бешено  завизжала,
забилась обезьяна...


     ... - Сначала нарушаются глубинные механизмы экстраполяции...  как бы
прогнозирование   дальнейших  действий.  Мозг  не  воспринимает  обратной,
корректирующей связи. Каждая операция выполняется отдельно, она вырвана из
контекста  сознательной  деятельности...  Ну,  как если бы вы перед каждым
шагом  заставляли  себя  поднять  ногу,  вместо  того,  чтобы  идти  чисто
механически. И к тому же все время забывали бы, куда и зачем идете! Оттого
и усталость, и подавленность...
     - Хорошо,  хорошо,  Марина!  Верю,  верю...  Но  меня сейчас,  честно
говоря,   интересуют  не  столько  симптомы,  сколько  возможная  причина.
Бацилла, так сказать!
     - Но,  командир,  -  возмущенно подняла  брови  она,  -  если  мы  не
установим общую...
     - Верю,  - еще раз сказал Панин, нетерпеливо хлопнув ладонью по столу
и тут же схватившись левой рукой за подлокотник,  чтобы не взлететь. - Что
там Альгадо?
     - Все еще в госпитале. Травмы тяжелые.
     - Состояние, настроение?
     - Подавленные.
     Виктор  Сергеевич помолчал  немного.  Сидел,  набычившись,  расставив
локти,  а  Марина в  упор разглядывала его и  со  щемящим чувством думала:
"Вот,  залысины стали больше,  и  нос мясистей,  и фигура уже грузноватая,
неловкая...  Дорого стоил  полет на  "Вихре".  Год  на  астероиде тоже  не
омолодил их..."
     Наконец командир поднял голову.
     - Надо бы самим побывать на шестом.
     - А толку? При нас они подтянутся...
     - Пожалуй. Посмотрим по телекамере.
     ...Они  заняли  места  в  главном зале  связи;  два  кресла в  фокусе
огромного, чуть вогнутого матово-черного экрана.
     - С чего начнем? - спросил Панин, жестом пианиста-виртуоза располагая
пальцы на пульте.
     - Я полагаю, с того же шестого бурового?...
     И  вот  на  экране  почти  готовый  длинноногий  паук  автоматической
установки,   спустивший  хобот  ствола  в  кольцо  древнего,  полустертого
метеоритного кратера.  Передает одна из телекамер,  густо расставленных по
всему астероиду. Эта прилепилась к опоре канатной дороги. Виктор Сергеевич
чуть повернул объектив, и в кадр вплыло сверху стальное днище неподвижного
вагона.
     - Почему никого нет на стройке?
     - Обед,  должно быть.  И  нам бы с тобой не мешало,  а то все кофе да
кофе.
     Он  включил камеру,  установленную под потолком столовой.  Точно.  За
прихотливо изогнутым столом (дизайнер был врагом "взлетных дорожек"),  под
сенью  гигантских  аспарагусов и  альпийских  фиалок  размером  с  люстру,
человек  тридцать  рабочих.  Смена.  Едят  степенно,  то  прикладываясь  к
"грушам" с  бульоном,  то  откусывая хлебцы.  Молчание за столом,  изредка
пролетит необходимая реплика, просьба передать что-нибудь...
     Вот когда  Виктору Сергеевичу стало действительно не по себе.  Ничего
вроде бы пугающего,  обед как обед,  но...  Но эту столовую он помнил!  На
комплексе  работали  исключительно латиноамериканцы.  Парни из Венесуэлы и
Уругвая, Гватемалы и Перу... Каждый из них походил на карнавальную шутиху,
начиненную  хохотом,  песнями,  розыгрышами,  необузданной радостью жизни.
Дерзкие,  смешливые,  наивные,  обидчивые,  прямодушные,  мечтательные   и
влюбчивые;  пряная  смесь  индейских,  романских и негритянских кровей.  В
столовой бронированные стены сотрясал их галдеж.  Вечные  шутки  друг  над
другом,  подначки,  то  стул  выдернут  из-под кого-нибудь,  то брызнут из
"груши" в  соседа...  Если  появлялся  солидный  деятель  из  астероидного
начальства  - беззлобно ругали его за "сухой закон",  просили вина.  Когда
приходила одна из считанных дам  станции,  хотя  бы  и  Марина  со  своими
проверками и тестами, устраивали настоящий шабаш с пением, акробатическими
трюками и  шутовскими  признаниями  в  безумной  страсти.  Невесомость  им
здорово помогала резвиться...
     А сейчас молчание. Усталые, осунувшиеся лица. Крылья ресниц, обвисшие
над тусклыми глазами.  Вялые,  небрежные движения желтых и коричневых рук.
Как  будто  все  им  в  тягость.   Красавцы,  белозубые  плясуны,  веселые
скандалисты...
     - Страшно,  -  сказал Виктор Сергеевич, щелкая тумблером и глядя, как
гаснет, мерцая голубым, картина угрюмой трапезы. - Это зашло дальше, чем я
думал.
     - И я не подозревала, что они уже такие, - призналась Марина.
     - Посмотрим солнечную?
     Это Виктор Сергеевич спросил в тайной надежде. Солнечная ловушка была
его гордостью. Там работали самые надежные, тренированные, уравновешенные,
умелые.    Специалисты   экстра-класса.    Самая   крепкая   на    станции
интернациональная группа.
     Как  и  прежде,  он  включил сначала камеру общего плана.  Только эта
камера "видела" свой объект не снизу,  а с самой высокой точки астероида -
громадного зубца над  обрывом.  Отсюда,  поворачивая объектив,  можно было
любоваться панорамой освоенного "полушария".  Вот Главный корпус,  буровые
пауки,  серая  пирамида  электроцентрали.  Равнина  перепутана  блестящими
нитями  подвесных  путей.   Тени  стремительных  моновагонов  скользят  по
искристым полям фотобатарей.  Чуть  "ниже",  на  пологом закруглении,  две
площадки,   где   ночами  щедро  сияют  ряды  прожекторов.   Это   причалы
транспортных орбитальных самолетов.
     Еще  ближе  к  гребню скал,  непонятным для  земного глаза образом не
опрокидываясь,  наискось торчат башни ракет.  Там -  главный порт. А когда
объектив,  описав  почти  полный  круг,  доходит  до  звездной пропасти за
обрывом, на самом краю елочным украшением вспыхивает солнечная ловушка...
     Собранные подобно  мозаике зеркальные лепестки чудовищного цветка  на
решетчатом стебле должны были ловить энергию Солнца,  концентрировать ее и
передавать на приемники Земли.  Лучи,  не ослабленные воздушной преградой,
несли необъятную силу.  Поколение назад,  -  всего лишь одно поколение,  -
наверняка были бы  сделаны попытки использовать раскаленный лучевой столб,
падающий с орбиты,  в качестве оружия. Двигался бы он по материкам, ожигая
целые   страны.    А   теперь,   в   благословенную   эпоху   разоружения,
предназначалась  ловушка  для   того,   чтобы   питать   цехи   заводов  и
высокочастотные  автомагистрали,   нагревать  морскую  воду  для  курортов
Лабрадора и Гренландии.
     По простому скелету  антенны,  кое-где  покрытому  блестящей  чешуей,
пчелами ползали монтажники.  Командир вздохнул с облегчением, покосился на
Марину.   Ему   опять   начинало   казаться,   что   шеф   психофизиологов
преувеличивает.  Ну,  переработались на шестом,  надорвались,  пересмотрим
график,  дадим отдохнуть. Любо-дорого было смотреть, как ребята Сикорского
складывают Великое Зеркало.  Он включил одну из ближайших к антенне камер.
Вот двое с идеальной синхронностью берутся за слепящий  гранями  блок.  Их
шлемы зачернены,  монтажники безлики.  Раз - одновременно выстрелили огнем
наспинные сопла.  Взлетели "пчелы",  понесли добычу в пятиугольное гнездо.
Еще одно точное, почти незаметное движение, и блок на месте, как влитой. В
работу вступает другая пара, будто ожидавшая своей очереди; струями плазмы
приваривают  блок к раме...  Слаженно работает улей.  Виктору Сергеевичу с
начала строительства казалось,  что движется,  выращивая  каркас  ловушки,
некий  надежный  механизм,  вроде  часового.  Будто  и  отдыхать  не  надо
безликим.  Потянутся сутки,  месяцы,  а монтажники Сикорского все  так  же
размеренно,  без лишней спешки,  будут ползать и перелетать среди огромных
балок...
     - Поговорите с  Беном,  -  не  иначе,  как угадав по боковому взгляду
сомнения командира, предложила Марина. Он послушно выключил большой экран,
ожил туманный круг видеофона.
     Вздрогнув от  зуммера,  обернулся в  своей  комнате поджарый седеющий
мужчина.  Комната была нелепо загромождена электронными приборами.  Платы,
пульты,  шасси вычислительных машин,  магнитные диски лежали навалом,  как
имущество,  наспех спасенное от пожара. Мужчина смотрел на Панина и Марину
взглядом человека, застигнутого врасплох, - испуганно и сердито. Очевидным
усилием воли он поднял брови, разгладил складку на переносице.
     - А-а, это вы, шеф... Что-нибудь случилось?
     - Вроде нет,  -  ответил Виктор Сергеевич,  испытующе глядя в  зрачки
Сикорского. - Наоборот, захотел узнать, как у вас, Бен.
     - Ничего не скажешь,  интуиция! - Бен выдавил кривую ухмылку, помотал
головой.  -  У нас тут весело... Транспорт блоков запаздывает на семьдесят
два часа. Просто руки опускаются.
     - Я выясню, в чем дело, и потороплю. Что еще?
     - Вот.  -  Сикорский  каким-то  истерическим жестом  указал  на  гору
электроники.   -   Бульдозерист  изволил  врезаться  в  склад  -  пришлось
рассовывать аппаратуру по кабинетам.
     - Как фамилия бульдозериста?  -  спросила Марина, включая в нагрудном
кармане памятный магнитофончик.
     - Я сам с ним разберусь,  не надо!  -  снова нахмурился,  раздраженно
сверкнул глазами Бен.
     - Да я не наказывать... Может, здоровье придется проверить.
     - А,  здоровее он  нас с  вами,  просто разгильдяй...  -  На  столе у
Сикорского залился другой  зуммер,  и  он,  извинившись,  ткнул  пальцем в
клавиатуру селектора.  Не  попал.  Только с  третьей попытки нажал  нужную
клавишу. Внимательно следили за ним командир и Марина. "Слушаю", - рявкнул
Бен.  Чей-то голос невнятно залепетал,  донося о неполадках с кислородными
баллонами,  об  утечке...  "Манометры у  вас врут",  -  решительно ответил
Сикорский.  Ему  возразили.  "Не знаю я  вас,  что ли!  Тащите как попало,
швыряете!..  Что  я  вам,  еще баллоны проверять должен?  Ничего больше не
желаю слышать!" - заорал Бен и яростно отключился.
     - Ну,  работайте,  спасибо,  -  торопливо  сказал  Виктор  Сергеевич.
Видеофон погас,  Марина только медленно покачивалась из стороны в сторону,
не в силах собраться с духом и заговорить.
     - А ну как на нас перекинется?  -  предположил Панин,  шуткой пытаясь
хоть немного ослабить страшное напряжение.  -  Вот  сейчас вцепимся друг в
друга...
     - Скоро все рухнет как карточный домик,  -  неожиданно низким голосом
ответила Марина.  Она так же покачивалась,  отрешенно глядя в  одну точку,
сложив руки на коленях.  -  Замкнутый коллектив.  Бежать некуда.  Эпидемия
информатизмов,  вот это что.  Рабочей совместимости,  считайте,  уже почти
нет...
     - Что  ты  качаешься,  как  араб на  молитве!  -  резко сказал Виктор
Сергеевич. - Походить бы сейчас по залу, успокоиться. Чертова невесомость.
По домам всех распустить,  что ли? Закрыть станцию, вообще убрать астероид
куда подальше? Да от нас только этого и ждут, хотя бы "Общество Адама".
     - По-вашему, лучше, чтобы мы перегрызли друг другу глотки? - вспылила
Марина.  Он подошел к ней сзади,  положил  руки  на  плечи,  и  она  сразу
перестала покачиваться, подтянулась.
     - Думать надо,  Мариночка,  -  в  самое  ухо  врача  прошептал Виктор
Серг