тероиду,  вполне мог  быть передан код  разгерметизации скафандров 0-16.
Очевидно,  "космоборцы" сделали этот отвод в рукаве именно для того, чтобы
антенной стал весь корпус "Вихря-2"  и  сигнал мог  быть принят за  тысячи
километров.
     Но  "близнецы" поначалу не проявляли никакой агрессивности;  да и  на
ловлю их ушло бы слишком много сил. К тому же американская пресса довольно
убедительно разъяснила насчет стартовых баков  "Вашингтона",  которым было
придано большое начальное ускорение.  В  довершение всего экспертам мешала
быть  достаточно активными  мысль,  приходившая в  голову  и  злополучному
Бергсону:  сегодня частное лицо не может втайне построить и запустить пару
дальнорейсовых кораблей.  Изготовление и доставка деталей,  сборка, взлеты
не прошли бы незамеченными.
     Когда все  заинтересованные лица  окончательно успокоились по  поводу
"близнецов" и  отнесли их к  разряду безобидных НЛО,  грянула ночная битва
Гаджиева и Дэви с обнаглевшим пиратом.
     Удайся  экипажу  корабля  его  замысел -  стереть орбитальный поселок
взрывом ядерного котла,  все было бы шито-крыто: дескать, случилась авария
на атомной электростанции. Может, невесомость выкинула фортель, да и нервы
операторов напряжены.
     Однако Рашид спас централь,  а вдова Рама Ананда жестоко отомстила за
мужа,  расстреляв убийц мирными "почтовыми голубями" и рудовозами. Исчезли
все сомнения в том, что антиастероидная мафия владеет собственным ракетным
флотом.
     Неизвестно,  долго  ли  продолжался бы  поиск  секретного космодрома,
сколько  бы  еще  мыкались с  материка на  материк,  с  острова на  остров
инспектора Комитета контроля,  если  б  не  совершенно внезапное заявление
Рене     Теруатеа.     Видный    полинезийский    гидробиолог,     капитан
исследовательского  судна  "Тритон",   сообщил  представителю  Комитета  в
Бангкоке,  что  несколько дней  назад при  тревожных обстоятельствах погиб
батискаф с "Тритона", погрузившийся в одну из крупнейших океанских впадин.
На  крошечной  субмарине  находились  рулевой-механик  Ким  Дхак  и  гость
Теруатеа,  физик Олаф Бергсон.  До последних метров пути батискаф вел себя
вполне нормально, связь с ним прервалась в один момент. То, что аппарат не
просто  затонул,  а  был  взорван,  установили  вертолетчики  рыболовецкой
флотилии,  нашедшие части  непотопляемого оборудования и  клочья  надувной
обивки.
     Стоило доктору упомянуть о том,  что его романтический друг поймал  в
районе  этой впадины скрещение двух каких-то радиолучей из космоса якобы с
внеземных  звездолетов,  чтобы  Комитет  развернул  целую   стратегическую
операцию.   Прежде  всего  изолировали  Теруатеа  -  для  его  собственной
безопасности. Подобно Панину не доверяя радиоволнам, бангкокский инспектор
послал нарочного с шифрованным письмом в Женеву.  Там быстро приняли меры.
Рабочая группа инспекции высадилась на островах,  примыкающих к впадине, и
произвела там осторожный опрос населения.  Напуганные островитяне выложили
все,  что знали про подводный гром  и  огненные  столбы.  Три  дня  спустя
разведочная   микротелекамера,  сброшенная  с  туземной  пироги,  показала
изображение гигантской бронированной крышки,  или  колпака,  прикрывающего
дно впадины. Еще через неделю пять бесшумных субмарин последнего поколения
перед разоружением сошлись с разных  сторон  над  океанской  крепостью.  В
Комитете   опасались  не  столько  поединка  -  огневая  мощь  лодок  была
достаточной,  - сколько самоуничтожения врага.  Поэтому, прежде чем начать
"вскрытие  консервной  банки",  субмарины  парализовали  все механизмы под
колпаком.  Можно усмотреть некий символ  в  том,  что  хозяева  подводного
космодрома подверглись такому же магнитному ливню,  как и тот, который они
сами обрушили недавно на централь астероида.
     Кому-то из главарей отряда,  отсиживавшегося под крышкой,  удалось бы
затеять пожар,  но огонь потушили свои же.  По-видимому,  даже  фанатичным
мафиози   не   слишком   хотелось   жертвовать  жизнью,  чтобы  выгородить
высокопоставленных боссов.  Из  бокового  люка  показалась  рука  с  белым
флагом,  а затем вылез и парламентер.  Взятый на флагманскую субмарину, он
попросил от имени осажденных вернуть электричество, ибо в противном случае
будет невозможно открыть главный люк.  Командующий эскадрой согласился, но
предупредил,  что при малейшей попытке к  сопротивлению  сметет  крепость.
Лодки  приняли  прицельное  положение,  магнитное  поле  было убрано.  Под
крышкой  глухо  ударило  несколько  выстрелов  -  очевидно,   еще   кто-то
воспротивился  мирной  сдаче.  Затем  центральная  часть  колпака  лопнула
посередине и медленно раскрылась...
     Пятьдесят два человека,  сдавшихся эскадре, были доставлены в Женеву.
Страницы газет  и  развороты журналов запестрели снимками секретных цехов,
мастерских,  пусковых шахт.  На  заводе  под  толщей  океана уже  собирали
следующую пару кораблей-убийц, вооруженных лучше, чем предыдущие...
     То,    что   разразилось   в   мире   после   разоблачения   главного
антиастероидного заговора,  можно  было  сравнить разве  что  с  кампанией
протеста последних лет перед разоружением. Людям, не так давно вздохнувшим
спокойно  -  пятидесятилетние  еще  отлично  помнили  нервозную  атмосферу
"термоядерного противостояния",  -  вовсе  не  хотелось опять  со  страхом
включать  телевизоры.  Беспощадная  организация  "космоборцев",  собравшая
недобитых реакционеров всех  мастей,  возбудила против  себя  многоликий и
многообразный протест.  "Первый случай в нашей истории, - чтобы и левые, и
правые,  и  белые,  и  цветные,  и  католики,  и протестанты столь активно
помогали   полиции!"   -   признался   министр   внутренних  дел   крупной
капиталистической страны.
     В   нескольких   буржуазных   государствах  Европы   пали   кабинеты;
обанкротились значительные фирмы,  биржевая паника в очередной раз ударила
по  самым  твердым видам валюты.  Волей-неволей,  ощутив угрозу еще  более
страшных  потрясений,  финансовые боги  были  вынуждены  пожертвовать даже
самыми близкими помощниками.  Международный суд  рассматривал одновременно
сотни   дел;   перед   его   рабочими   группами  представали  одураченные
интеллигенты  и   матерые   разведчики,   психопаты   и   профессиональные
преступники,  запуганные пешки  и  многоопытные короли терроризма.  Частая
сеть розыска набрела и на "экспериментальный центр" мафии,  где несколько,
безусловно, талантливых, но, увы, профашистски настроенных ученых работали
над  принципами  неуловимости космических кораблей.  Именно  благодаря  их
стараниям   был   надежно   замаскирован  от   следящих   устройств  взлет
"близнецов"...
     Под   шум  скандального  расследования  покровители  "космоборцев"  -
известные всем,  но  юридически неподсудные миллиардеры,  сумели  добиться
освобождения верхушки  "Общества  Адама".  Коллинз  и  его  подручные были
признаны  лишь  косвенными  соучастниками преступлений.  "Пророк"  Иеремия
отделался штрафом  (который за  него  уплатил  один  из  благотворительных
фондов)  и   даже   заявил  публично,   что   считает  методы  террористов
"нехристианскими и недостойными цивилизованных людей".  Кажется, слова его
были  искренними.  Во  всяком  случае,  с  тех  пор  "честный  фермер"  не
произносил поджигательских речей  и  безмятежно учительствовал в  каком-то
колледже.
     Приговоры суда удовлетворили даже наиболее непримиримых борцов против
мафии.  Видимо,  времена  были  уже  не  те,  чтобы  покрывать нарушителей
всеобщего мира...  Подводную крепость  разоружили и  передали океанологам.
Орбитальная станция работала нормально;  вовсю  строилась башня комбината,
снова   готовился  к   запуску   "Вихрь-2".   Жители   внеземного  поселка
отпраздновали победу над силами зла и позабыли о ней в будничных заботах.
     Кажется,   только  три  человека  в  мире  не  почувствовали  полного
облегчения.  Более чем обычно замкнувшись,  ожившей статуей расхаживала по
диспетчерской  Дэви;  ей  предлагали  досрочный  отпуск,  она  отказалась.
Неотвязная дума омрачала дни Виктора Сергеевича; чаще обычного впадал он в
раздражение или,  наоборот, на целые сутки затворялся в своей квартире под
слоем  камня,  на  нижнем жилом горизонте командного пункта.  Переживая за
командира, почти перестала улыбаться Марина.
     А  если быть совершенно точным,  Панину не  давали покоя две думы.  О
неведомом  враге,  которого  еще  предстоит найти  с  помощью  Дэви  среди
поселенцев астероида. И о том вполне ясном, но почему-то всеми на радостях
забытом факте,  что по Солнечной системе кружит второй,  пока безмолвный и
невидимый пиратский космолет.
     С некоторых пор Марина стала пропадать в виварии. Все свободное время
проводила возле решеток и витринных стекол, за которыми копошились звери и
птицы, странно преображенные микротяжестью. На недоуменные вопросы коллег,
откуда вдруг  такая  страсть к  животным,  Стрижова отвечала,  что  еще  в
детстве заметила успокоительное влияние животных.  Может быть,  дело тут в
каком-нибудь свойстве биополя,  но скорее, в самой скромной, незатейливой,
лишенной всяких тайн жизни пса,  кошки или аквариумных рыбок. Рядом с этим
мудро-элементарным  бытием   собственные  заботы  подчас  кажутся  пустой,
надуманной суетой.
     Марина   подружилась  со   всей   командой  вивария,   с   зоологами,
ветеринарами  и  техниками.  Помогала  готовить  пищу  и  чистить  клетки,
терпеливо выслушивала длинные  рассказы  о  рационе  слоновой черепахи или
обезьяньих заболеваниях. К ней присоединился "Санта-Клаус", седовласый Том
Карр.  Том так и  остался начальником солнечной ловушки,  Сикорского после
психической эпидемии врачи  больше  не  допустили к  ответственной работе.
Вместе с Мариной,  только более откровенно и бурно, он изумлялся тому, как
осторожно  ползет-стелется  по   нежной   траве   местный,   родившийся  в
невесомости кролик.  Ему  чужды  веселые  прыжки.  Невероятно  огромный  и
пушистый,  ползающий кролик  кажется страшноватым неизвестным животным.  А
трава,  приминаемая его осторожными лапами,  несмотря на  малое тяготение,
все равно растет вверх. Ей указывает дорогу Солнце...
     Рыбки,   по-видимому,   вообще  не  чувствовали,  насколько  ничтожна
гравитация.  И  привезенные с Земли,  и родившиеся здесь гуппи с радужными
хвостами,  алые меченосцы, бархатные моллинезии водили все те же привычные
хороводы вокруг кормушек,  бросались по прямой из угла в  угол.  В жилищах
птиц были подвешены у потолков эластичные сетки,  иначе пернатые разбились
бы  вдребезги.  Как  ни  странно,  к  диковинным условиям первыми привыкли
российские лесные  пичуги,  зарянки,  пеночки,  корольки и  прочая шумная,
деловитая  мелочь;  чуть  трепеща  самыми  кончиками крыльев,  они  висели
посреди  остекленного  пространства или  неторопливо  планировали,  обходя
ветви  буйно  разросшихся  кустов.  Царственные же  орлы  и  раззолоченные
павлины то  и  дело забывали,  где  они находятся,  и  с  дикими воплями с
размаху втыкались в сетку...
     Птенцы всех  птичьих пород,  уроженцы астероида,  вели себя одинаково
осмотрительно  и  даже,   пожалуй,   горделиво.  Вероятно,  их  врожденное
самолюбие было удовлетворено тем,  что даже голые крючки - зачатки крыльев
- позволяли  отлично  летать.  За  нелепыми  бесперыми  летунами  гонялись
крошечные  макаки  и  пушистые  сосунки-капуцины,  наловчившиеся загребать
воздух  ладошками.  У  обезьянок  наблюдалось резкое  удлинение  лап,  они
напоминали пауков...
     Стрижова и  Карр возились со  всей этой живностью,  забывая о  режиме
дня;   приходилось  вмешиваться  командиру.   Иногда  в  виварий  являлась
"хозяйка"  смежного  блока  -  оранжерей  -  Марта  Энгстрем,  и  при  ней
новоиспеченный   оператор   оранжерейной   гидросети   сильно   похудевший
Сикорский.  Эти визиты также происходили не без ведома Панина. Неразлучная
парочка   рьяно   бралась   помогать  зоологам,   и   Марине   приходилось
ретироваться.
     Оказавшись на рабочем месте,  она старалась полностью отдаться труду,
чтобы  не  оставалось места ни  лишним мыслям,  ни  проклятому постоянному
предчувствию новых бед.  Впрочем,  не  надо было особых стараний,  чтобы с
головой уйти в  должностные обязанности.  Чего стоила одна гипнотека!  Это
начинание  казалось  прямым  волшебством  новым  жителям  поселка.  Марина
собирала в  машинной памяти  магнитные записи словесных внушений,  формулы
определенных видов отдыха.  "Вы входите в зал... гаснет свет, раздвигается
занавес...",  "Перед вами распахивается пространство, замкнутое синеватыми
туманными горами;  по каменистой жаркой дороге приближается путник.  Это -
"Явление Христа народу" Александра Иванова...",  "Еще мгновение,  и блесна
вашего спиннинга с  плеском падает в  воду...",  "Как упруга шляпка гриба!
Как  искусно прячется боровик под  сосновыми иглами,  среди мха и  опавших
листьев!..", "Удар! Вы отразили и эту подачу..."
     Наш  мозг  способен воспринимать время в  сжатом,  сконцентрированном
состоянии,  "прокручивать" события  в  темпе,  тысячекратно  превосходящем
действительный.  Оттого за несколько секунд сна можно "прожить" часы, а то
и недели.  Суггестирующие записи позволяли человеку в течение десяти минут
провести  несколько  суток  прекрасного,  безмятежного отпуска.  Все,  кто
испытал гипноотдых,  проникался восторженным чувством к науке;  никогда до
сей  поры  не  слышала Марина таких любовных излияний и  дифирамбов;  один
запальчивый кубинский курсант  назвал  ее  "богиней,  чудесно продлевающей
жизнь". Только однажды случился совершенно неожиданный конфуз.
     "Патриарх" астероида, шестидесятипятилетний библиотекарь Антон Корчак
долго  не  мог преодолеть предвзятого отношения к гипнозу.  "Боюсь,  право
слово...  и знаю,  что ничего  страшного,  а  боюсь...  будто  марионеткой
станешь,   себе  не  принадлежащей..."  Как-то  Марина  подвергла  Корчака
очередному обследованию,  после которого заявила,  что почтенный поселенец
явно  переутомился;  если упрямый библиотекарь не пожелает воспользоваться
внушаемым отпуском,  его придется списать на  Землю.  Антон  больше  всего
опасался   быть   списанным,   это  означало  для  него  старость.  Потому
волей-неволей поплелся к пульту машины  психофизцентра  и  начал  набирать
некую  программу.  Вслед за этим машина дала сбой.  Среди трех сотен видов
отдыха,  собранных к тому времени Стрижовой,  не оказалось  разновидности,
заказанной Корчаком. Марина спросила о желании пациента очень мягко, чтобы
не задеть его национальные чувства;  неужели при  составлении  "гипнотеки"
она обошла вниманием отдых, популярный в Чехословакии?!
     Ответ  почтенного "пана Антона" был  смиренным и  весьма неожиданным.
Библиотекарь,  который провел детство в  доме  своего отца-лесничего среди
Высоких Татр, обожал на досуге колоть дрова...
     Скоро,  в  соответствии с  долгосрочной программой работ,  пришло для
Марины такое напряженное время,  что  вместо привычного забвения в  трудах
стало тянуть ее к расслаблению,  к пассивному отдыху.  Уже и гипнотекой не
пользовалась.  Просто лежала с  книгой на  кушетке,  а  то  и  без  книги,
бездумно глядя в потолок.
     Начались  испытательные  полеты   с   биоуправлением.   Первые  опыты
проводились еще в 70-х годах прошлого века. Налаживали связь между нервной
системой  испытателя и  управляемым устройством.  Посредник -  электронная
машина.  Повинуясь  желанию  человека,  без  прикосновения  рук,  работали
послушные  механизмы.   Неспециалистам  это  казалось  чудом.  Специалисты
солидно объясняли,  что никто не видит ничего чудесного в подчинении нашим
желаниям мышц тела.  Биотоки - точно адресованные электрические импульсы -
бегут от мозга,  заставляя нас ходить,  вставать, садиться, жевать, писать
или строить глазки девушке на  сиденье напротив.  Поставьте на  место мышц
чувствительные механизмы - вот вам и биоуправление...
     Одним  из  первых  попробовал подняться  в  ракете,  лишенной  пульта
управления,   космонавт  Муреш.   Два   его   предшественника  без  всяких
приключений стартовали с  астероида и  несколько раз облетели вокруг него,
одним  усилием мысли выполняя сложные маневры.  А  вот  у  Муреша начались
"сюрпризы"...
     Вообще-то он был непростым парнем,  Пол Муреш, американец венгерского
происхождения, потомок одной из уважаемых "космических" фамилий США, слава
которой зародилась в  1990-х  годах,  во время полетов семейства челночных
кораблей.  Дядя Пола,  человек суровый и своеобразный, любивший вздыхать и
жаловаться,  что  родился  на  триста  лет  позже  "своего времени",  имел
довольно необычные убеждения.  Он  был опытным и  заслуженным пилотом,  но
почему-то призывал своих коллег и  учеников "не слишком доверять технике".
"Ну и  что из  того,  что мы утюжим пустоту и  под ногами у  нас сто тысяч
лошадиных сил?"  -  говаривал старый Лайош смешливым юнцам из  пополнения.
"Все  равно  мы  ничем не  отличаемся от  матросов какой-нибудь колумбовой
"Ниньи" или "Пинты".  Только что руки не обдираем канатами.  А жаль, лучше
бы обдирали.  Это делает из хлюпиков мужчин. Впрочем, если у вас на полном
ходу  откажет  подача  кислорода  или  начнется  вибрация,  веселья  будет
побольше,  чем  у  испанцев на  пути  в  Новый  Свет..."  Дядя  не  уважал
электронику:  "Вы мне не говорите про медлительность человеческих реакций;
где-нибудь в  сече  с  турками мой  прапрадед соображал скорее,  чем  ваши
компьютеры,   иначе  остался  бы  без  головы..."   Не  жаловал  он  также
психофизиологический контроль и  вообще  медицину.  "Подумаешь,  насморк у
тебя  или  переел  с  вечера!  Машина  предполетного осмотра,  видите  ли,
забраковала... А что она понимает, рухлядь? Может, у тебя желание и воля в
сто раз больше,  чем у самого здорового, и ты, сцепив зубы, пойдешь вперед
там,  где он захнычет и попросится домой.  Этого машине никогда не понять.
Она бы того же Колумба или,  скажем,  Магеллана не допустила бы к плаванию
из-за гнилого зуба..."
     Взгляды ворчливого Лайоша перенял его  младший брат  -  отец  Пола и,
наконец,  сам Пол.  Оттого, поднявшись на ракете, испытатель решил, по его
собственному выражению,  "поводить машину за нос",  доказать,  что человек
все равно умнее...
     С  этой  целью  Пол  скомандовал кораблю  сделать  достаточно  крутой
разворот,  а  когда  ракета  беспрекословно  подчинилась,  вдруг  мысленно
нарисовал прямую линию  полета.  Стальные стены ощутимо вздрогнули.  Муреш
почувствовал легкое покалывание на  запястьях,  там,  где к  его коже были
приклеены датчики машины,  преобразовывавшей биотоки. Тем не менее упрямый
пилот снова "предложил" ракете немедленно прекратить разворот и  двигаться
прямо.  На  этот  раз  корабль даже  "ухом не  повел",  зато  Пола изрядно
тряхнуло током.  Крепко  выругав  автоматику,  он  волей-неволей  завершил
маневр.
     Вдоволь посмеявшись над рассказом Муреша,  кибернетики признались ему
в небольшом подвохе.  Испытателей не посвящали в тонкости  схемы  обратной
связи,  предпочитали,  чтобы пилоты все постигли самостоятельно. (Это тоже
предложила Марина,  неистощимая на  выдумку  в  деле  различных  тестов  и
проверок своих подопечных.) Датчики,  снимавшие картину биотоков,  бегущих
от мозга,  передавали ее весьма коварному  микрокомпьютеру.  Если  желание
пилота  не  выходило за пределы возможностей корабля,  машинка,  работая в
качестве приемного устройства,  посылала импульс главной ЭВМ ракеты.  Если
космонавт  требовал  чего-то нелепого,  недопустимого или разрушительного,
электронный страж отвечал ему разрядом,  так сказать,  приводил в чувство.
Чем больше было отклонение от нормы, тем сильнее становился разряд, вплоть
до весьма болезненного.  Пилота,  потерявшего сознание, такой "укол" мигом
оживлял;   кроме  того,  достигнув  определенной  силы,  тревожный  сигнал
транслировался в центр управления полетом.
     Панин запретил Марине (и  кому бы  то