ось каплями, на
щеках проступила синева.  Он казался совсем юным,  хрупким и  беззащитным;
скафандр,  будто бы  не  по  росту просторный,  раскрытой рачьей скорлупой
обнимал острые плечи.
     - Первый, - нарушил молчание Панин.


     Эксперт  рапортовал  по-военному  четко.   Этот  совсем  еще  молодой
человек,  выросший в  эпоху разоружения,  держался с суровым достоинством.
Виктору Сергеевичу нравились такие люди,  он  смотрел на  них с  некоторым
благоговением.  Реакцию министра было трудно определить. Геннадий Павлович
сидел  в  глубине  кабинета,   за  полированным  столом,   огромным,   как
бильярдный,  а  свет  плафонов  был  приглушен,  ибо  приходилось смотреть
диапозитивы.
     - Итак,  мы видим,  что разгерметизация произошла, поскольку открылся
щиток   гермошлема,   -   говорил   эксперт,   тыча   световой  указкой  в
соответствующее   место   изображения.   -   Закрытие   шлема   происходит
автоматически,  когда падает давление окружающего воздуха.  Ну  а  поднять
щиток можно двумя способами.  Либо нажатием кнопки -  вот здесь,  на левом
плече.  Либо дистанционно, радиосигналом. Кнопку космонавт не нажимал, это
подтверждено  видеозаписью.   Следовательно,   кто-то  со  стороны  послал
кодированную команду.
     Министр  заерзал,  откинулся в  кресле.  Люди,  сидевшие под  стенами
кабинета,  - директор скафандрового завода, электронщики, важные работники
Космоцентра, представители международных организаций, - обменялись быстрым
шепотом.  Только Игорь Петрович Волновой, руководитель отряда космонавтов,
сидевший несколько поодаль от всех, сохранял полное спокойствие.
     С  Волновым Виктора Сергеевича связывала старая дружба.  Она началась
еще при подготовке к полету на Марс. В то время Волновой руководил Центром
управления полетом первой марсианской экспедиции.
     "Опять детектив,  - тоскливо подумал Панин. - И на сей раз крупновато
для Коллинза и его присных. Те на прямое убийство не пойдут".
     - Как  вам  известно,   мы   затребовали  на   Землю  все  скафандры,
предназначенные для корабля "Вихрь-2",  и тщательно их проверили. В каждом
костюме  этой  марки  имеется  внутренняя  антенна...   вот  она,  в  слое
поверхностной ткани...  Но  согласно  конструктивной схеме  антенный отвод
оканчивается овальной бляшкой у  локтевого сгиба.  А  в  скафандрах серии,
предназначенной  для   "Вихря-2",   проводок  тянется  до   кисти  руки  и
оканчивается  разветвлением  на  ладонной  поверхности  перчатки.  В  этом
самовольном изменении конструкции,  наверняка сделанном на  заводе,  можно
предположить преступный умысел.  -  Эксперт заложил большие пальцы рук  за
лацканы  пиджака  и  сделал  паузу.  -  Возможно,  это  было  сделано  для
увеличения дальности приема сигнала...
     - С какого же расстояния он был,  по-вашему, послан? - быстро спросил
кто-то из угла.
     Эксперт  покачался на  каблуках,  взглядом словно  поискал ответа  за
глухими шторами окон и ответил веско, как и положено серьезному киногерою:
     - Антенна слабая.  Даже  с  этой  добавкой дальность приема не  более
пятидесяти километров.  Так  что  виновник никак  не  на  Земле...  Скорее
всего... гм... на самой станции.


     В эти секунды Виктор Сергеевич видел только лицо  "нашего  министра".
Точно из тьмы выступало немного обрюзгшее,  массивное, львиное лицо. В его
глазах читалась холодная,  сосредоточенная решимость.  Сейчас он  обдумает
формулировку,  а затем скажет нечто бесповоротное,  незыблемое, как резьба
по камню.  Скорее всего это будет приказ свернуть работы на  астероиде.  И
начнется расследование.
     Несмотря на  смятение,  Панин невольно отметил горький юмор ситуации.
Действительно,  в  условиях орбитального острова  наяву  повторялась схема
классического детектива,  как у Агаты Кристи.  Преступление, совершенное в
изолированном участке пространства - мчащемся поезде, плывущем пароходе, в
доме,  отрезанном снегопадами от  всех  дорог.  Строго ограниченная группа
действующих лиц.  Стопроцентная уверенность:  "Убийца среди  нас,  леди  и
джентльмены!" Азартная интеллектуальная игра...
     Да,  в мире вымышленном это походит на игру,  а на родном астероиде -
трагедия.  Ну  как  же  можно  подозревать всех  подряд?  Милых,  честных,
самоотверженных  людей?  Допрашивать  "Санта-Клауса"  -  Тома  Карра,  или
бедняжку фру Энгстрем,  или увальня Глебова,  или...  не  приведи господь,
Марину!  Марину же будут допрашивать, искать неувязки в ее словах, ставить
ей логические капканы. Какое тяжкое оскорбление!
     ...Наверное, он не прав. Ну, конечно. Он пристрастен, а потому вреден
делу розыска убийцы.  Пусть все  идет своим чередом.  Не  ему,  дилетанту,
вмешиваться в столь ответственную область.
     ...Сердцу не прикажешь.  Больно за любимую станцию, за всех больно...
Глебова будут расспрашивать, Сикорского.. Дэви...
     Дэви!  Вот кого,  вероятно, стоило бы допросить в первую очередь. Он,
Панин, не решается рассказать о ее странном безмолвном контакте с Анандом,
о  просьбе  не  мешать  врачу,   высказанной  буквально  телепатически  за
несколько минут до гибели Рама...  Нет,  конечно,  к убийству она не имеет
никакого  отношения.   А  впрочем,   кто  знает?  Опять-таки  специалистам
виднее...
     ...Так  что  же  мешает  ему  сказать?  Сразу  направить следствие по
пути... возможно, и не самому прямому, но, по крайней мере, не случайному;
по пути, который, может быть, избавит от подозрений большинство работников
станции?  Что  мешает ему сейчас же  произнести имя Дэви?  Неуверенность в
собственных выводах?  Говорящий  взгляд,  мыслепередача -  такое  могло  и
примерещиться в горячий предстартовый момент;  к тому же опытных экспертов
вряд ли  убедит сказочка о  чудесах йогинов...  Да,  колебания такого рода
присутствуют.  Но,  кроме них, есть еще что-то... Смутное, необъяснимое...
Нет. Нельзя выдавать Дэви.
     ...Что   это?   Эксперту  возражает  Волновой,   доселе  молчаливо  и
неподвижно  восседавший в  самом  глубоком  кресле.  Годы  посеребрили его
шевелюру, он стал солидным, даже импозантным. Слова произносит отчетливо и
медленно, с большими паузами.
     - Я  бы  попросил  уважаемого эксперта еще  раз  остановиться на  том
факте,  что  скафандры,  предназначенные для  "Вихря-2",  имеют удлиненную
антенну. А точнее - доходящую до ладони перчатки...
     - Я уже говорил, что увеличение длины антенны служит...
     Легкое движение руки Волнового - и эксперт моментально умолкает.
     - Пожалуйста,   прокрутите  еще  раз  пленочку.   Только  с   хорошим
замедлением.
     Не  далее как  сегодня они  уже  раза три  просматривали эту  запись,
жуткую именно своей грубой документальностью.  Рам  Ананд идет  к  смерти.
Уверенные,  плавные шаги-прыжки вдоль  белого фала.  При  таком замедлении
показа он будет жить еще около минуты.
     Шаг,   другой...  Под  ногами  Рама  -  ступени  корабельного  трапа.
Неуклюжая лиловая кукла видна со спины.  Черные кольца волос в  прозрачном
пузыре шлема. Взялся за поручень. Еще шаг.
     - Стоп!  -  звенит сдержанным торжеством голос Игоря Петровича, и Рам
Ананд застывает с поднятой ногой.
     - Видите?
     Лиловые  пальцы  сжимают  поручень.  Что-то  судорожное чудится в  их
цепкой хватке. Голова Рама откинута назад и чуть вбок; виден прищур левого
глаза, какое-то страдальческое напряжение в линиях щеки и губ...
     - А ну-ка, потихоньку дальше... По кадру...
     Все  крепче  стискивает врач  металлический поручень  -  и  при  этом
запрокидывается назад. Вот начинают подламываться колени...
     Волновому  не   пришлось  продолжать.   Все  присутствующие  наглядно
убедились,  что  вакуум  начал  убивать Ананда  именно в  тот  миг,  когда
космонавт взялся за поручень трапа.
     - Значит... - поднял брови министр.
     - Значит, - седовласый резко повернулся к нему, - ваш Рам Ананд ценой
жизни спас по меньшей мере половину экипажа "Вихря" во главе с командиром.
     Беглые  возгласы,  шумок  в  кабинете.  Эксперт скромно опускается на
стул.  Он больше не киногерой, просто службист, честно исполнивший задание
и не способный даже слово прибавить к своему рапорту.
     - Я  вас  по-ни-ма-ю...   -  задумчиво  цедит  Геннадий  Павлович.  -
Следовательно, поручень...
     - Именно.  Проводник.  Человек десять могло бы одновременно держаться
за  него,  поднимаясь по  трапу.  Стало быть,  эта  добавочная проволока в
скафандре служила лишь промежуточным устройством.  А антенной являлся весь
корпус "Вихря"!
     - Ага! - засопев, довольно воскликнул министр. - Это меняет дело!
     ...Уже  и  Виктор  Сергеевич,  с  привычной  осторожностью  сдерживая
вспыхнувшую радость,  понял,  что вина с астероида снята... или, во всяком
случае,  вероятность ее  намного уменьшилась.  Колоссальное тело  ракеты -
антенна,   которая  может  принять  радиосигнал  с   расстояния  в  тысячи
километров.   Фактически  из  любой  точки  полушария.   Да,   убийца  уже
необязательно на  станции,  но  экспертам  не  позавидуешь,  район  поиска
увеличивается в миллионы раз...
     Задумавшись,   Панин  не  заметил  общего  скованного  молчания,   не
расслышал вопроса Волнового.
     - Что это ты,  Витюша?  -  окликнул его "наш министр". - Никак уснул?
Вот тут Игорь Петрович интересуется...
     - Да...  уж  извините меня!  Мне  бы  хотелось еще раз услышать,  как
именно Рам  Ананд попросил ван Деерта и  тебя,  чтобы ему разрешили пройти
первым?
     - Все записано в  машинной памяти.  Я  так точно не  воспроизведу,  -
пожал плечами Панин.
     - И все-таки интереснее послушать именно тебя, - мягко возразил Игорь
Петрович.  -  Что машина!  Ты-то  не просто расскажешь,  а  с  собственным
отношением к событию... Ведь у тебя наверняка имеются какие-то собственные
выводы или хотя бы догадки.  Я  уверен,  он знал об опасности,  явно знал,
сознательно  прикрыл  собой  товарищей...   Но  откуда  знал?   Почему  не
предупредил?  Поделился бы мыслями, Виктор Сергеевич... Да заодно, если уж
вспоминать,  скажи,  что  значило это  твое словечко при  виде погибшего -
"первый"?


     В этот день он быстро устал.  Просто ноги подкашивались. После выхода
из  Комитета едва поборол желание поехать домой и рухнуть в постель.  Знал
по опыту,  нельзя ложиться,  встать будет  почти  невозможно.  Это  "хвост
невесомости",  как говорят космонавты,  из-за отвыкания от земной тяжести.
Если бы не два сеанса гипноадаптации еще в Казахстане,  вообще не смог  бы
командир ни ходить,  ни говорить, ни мыслить связно. И так едва не упустил
стакан газированной воды из автомата,  показался стакан  тяжелее  кирпича.
Надо  походить  часок-другой,  приложить  всю  свою  волю,  чтобы побороть
проклятую  слабость.  Ведь  еще  дня  три  быть  ему  на  Земле.   Визиты,
переговоры,  покупки  (Марина  надавала  сорок  поручений.)  Приглашают на
разговор в Женеву, в Комитет по контролю над разоружением...
     Виктор  Сергеевич присел  на  Тверском  бульваре,  напротив  высокого
здания из  красного кирпича,  до  сих пор по старинке называвшегося "новым
МХАТом".  Здесь,  если  верить старым москвичам,  мало  что  изменилось за
последние полвека.  Те  же подстриженные газоны,  кудрявые кроны деревьев,
дремлющие пенсионеры с газетами,  беготня детей. Поздние июньские сумерки.
За  низкой  чугунной оградой  скользят бесшумные электрические автомобили.
Чиркнет фосфорной полосой по  борту -  и  нет  его...  В  небе  светящийся
циферблат городских часов.  Еще  пять...  ну,  десять минут  передышки,  и
вставать.  То  есть  просто  насильно сдергивать себя  с  удобно выгнутого
сиденья. Каким свинцом налиты ноги...
     - А я еще,  извините,  помню старые скамейки.  Обыкновеннейшая доска,
молодой человек.  Иногда другая доска вместо спинки,  да и то не везде. Но
сидеть могли,  между прочим,  часами.  Молодость!  Году  этак в  девятьсот
восемьдесят  пятом-седьмом  ждал  тут  кое-кого,   на  во-он  то  окошечко
поглядывал и шепотом молил: "Выйди, выйди же наконец..."
     Малорослый, круглоглазый и подвижный, как воробей, старик сидел рядом
с командиром, подкрепляя свои слова энергичными взмахами свернутой газеты.
     Виктор Сергеевич,  вообще очень предупредительный к старости,  охотно
закивал головой:
     - Собственно, и меня-то уже молодым человеком можно назвать разве что
из любезности...
     - Да ну, бросьте! Вам, верно, едва за сорок? А то и нет еще?
     - Изволите комплименты делать... Сорок шестой уже.
     - Хорошо выглядите. Спортсмен, должно быть?
     - Вроде того... Космонавт.
     Собеседник слегка поклонился в ответ. Скорее из учтивости, чем в знак
особого почтения.
     - Рад познакомиться. В девятьсот восемьдесят пятом непременно спросил
бы фамилию,  а сейчас толку нет. Уж больно вас, извините, много. Как в мое
время, скажем, летчиков.
     Виктору   Сергеевичу  внезапно   захотелось  произвести  впечатление.
Нечасто говорил он с людьми "иного круга".
     - Моя фамилия, если угодно, Панин.
     Выцветшие глазки под контактными линзами сверкнули детским восторгом,
задралась острая белая бородка:
     - Ну?!  Вот уже не думал,  не гадал...  Знаю,  знаю, молодой человек!
Слежу за вашей, так сказать, биографией. Ну, как там, на астероиде?
     - Работаем, - сдерживая смех, коротко ответил командир.
     - Святое  дело,  святое...  А  можно  вам  еще  вопросик  задать?  Не
секретный?
     Старик  рывком развернул газету и  поднес ее  к  самому лицу  Виктора
Сергеевича.
     - Вот,  сегодняшняя "Вечерка"...  Смотрите!  -  Забрав газету, старик
прочел сам:  -  "Как сообщает наш...  ну,  и тому подобное...  несколькими
обсерваториями мира зафиксировано прохождение на  параллельных курсах двух
неизвестных космических объектов. Высота - около двух тысяч километров над
Землей,  линейные размеры -  до пятидесяти метров. Сенсации подобного рода
появляются  регулярно.   Как  правило..."  Ну,   тут,   как  положено,   о
шарлатанстве,  "летающих тарелках"...  Вот главное: "В отличие от прежних,
более  или  менее достоверных находок в  околоземном пространстве,  данное
наблюдение единогласно подтверждено астрономами,  объекты сфотографированы
обсерваториями..." Что вы на это скажете, дорогой товарищ Панин?
     Собеседник сразу  перестал  казаться  симпатичным;  Виктор  Сергеевич
терпеть   не    мог   жадного   любопытства   полузнаек,    обывательского
мифотворчества.
     Он  взглянул на бело-оранжевый сияющий круг часов,  точно приклеенный
снизу к облачному одеялу. Подобрался, застегнул пиджак и сухо ответил:
     - Скажу,  что космос,  к сожалению,  набит всяким хламом. Отгоревшими
ступенями ракет,  топливными баками,  носителями и  прочим.  Пора учредить
общество охраны космической среды. Тогда окончатся сенсации.
     А теперь -  встать.  Послать тело прочь со скамейки.  И-и -  р-раз!..
Честное слово, словно тонну стал весить. Даже мышцам больно...
     - Очень приятно было познакомиться, - сказал Панин, еще нетвердо стоя
на аллее. - Извините, мне пора идти. Дела!
     Кажется,  старичок здорово обескуражен и  растерян.  Совсем съежился,
слезливо моргает.  Не  иначе,  как  посчитал мгновенный подъем собеседника
признаком сильного  раздражения.  Как  бы  то  ни  было,  обижать  доброго
человека не  стоит.  Командир заставил себя  наклониться,  -  боль обожгла
позвоночник, - подал руку.
     - Всего лучшего.  Возможно,  я и не прав. Я обязательно разузнаю, что
там видели астрономы... Хотите, позвоню, скажу?
     - Нет,  благодарствуйте,  это  для  меня не  так уж  важно,  -  глядя
смиренно и уныло,  бормотал старик. - Не утруждайте себя, пожалуйста, мало
ли у вас работы...
     Панин покинул его с  чувством вины.  Шел,  волоча тяжелые мешки ног в
сгущающемся сумраке.  Немного  развеялся  только  среди  бесшумной  толчеи
Арбатской площади. Прозрачно-голубые и воздушно-зеленоватые длинные машины
скользили по эстакадам разных уровней под ногами и  над головой командира;
на  ажурных  мостиках  виднелись редкие  пешеходы.  Потоки  электромобилей
сплетались,  скрещивались.  В  просветах между  опорами  развязок  мерцали
чудовищные плоскости,  мириады  оконных квадратов и  на  их  фоне  желтое,
патриархальное,  трогательное здание  ресторана "Прага".  Там  уже  горели
люстры.
     Остановившись между пестрым ульем  автоматического  кафе  и  кабинами
видеотаксофонов,  командир внезапно подумал,  что не худо было бы повидать
Валентину с дочерью.  Нет,  не являться, конечно, в чужую семью, а глянуть
со стороны. Скажем, как они гуляют по набережной. Женя еще совсем малышкой
обожала смотреть на воду и плескаться в ней.  Перед  тем,  как  расстаться
окончательно,  Виктор  Сергеевич  договорился  с  женой:  никаких  встреч!
Незачем ставить перед ребенком сложные проблемы - почему папа  и  мама  не
живут вместе,  кто в этом виноват,  и так далее. Были ли они правы? Теперь
поздно гадать.  У Жени новый отец. По мнению общих знакомых, очень любящий
и заботливый. Гм... и все время на Земле, это очень существенно...
     Можно  было  бы,   конечно,  поехать  домой,  кризис  позади,  "хвост
невесомости" стал  куда  легче,  Панин  наверняка хорошо выспится и  легко
встанет. Но не обмануть, не заглушить сосущее чувство пустоты.
     Решено. Он поедет к друзьям.
     Став на  эскалатор вакуумного метро,  Виктор Сергеевич снова вспомнил
Дэви,  ее  всегдашнюю  азиатскую  замкнутость  и  внезапное,  как  молния,
раскрытие.
     Сегодня на  вопрос Игоря Петровича,  почему при виде погибшего Ананда
командир воскликнул "первый!",  Виктор  Сергеевич ответил просто и  четко.
"Первый"  -   значит,  первая  человеческая  жертва  в  истории  крошечной
планетки; первый мученик астероида. Это была правда. Но не вся правда.
     По мраморной   стене   подземной   станции   (уцелевшей   от  старого
метрополитена) тянулся ряд дверей.  Когда подошел поезд,  они  отползли  в
пазы.  За каждой дверью оказалась гармошка герметического шлюза.  Командир
вошел в полупустой вагон;  двери  станции  вернулись  на  место,  гармошки
сжались, и поезд пулей рванулся в безвоздушный тоннель.
     ...Вся правда - это мрачное предчувствие, овладевшее командиром сразу
после  того,  как  вихревцы бросились спасать  врача.  "Первый" значит  не
последний.  Значит,  Рам  Ананд  только  открывает список возможных жертв.
Что-то надвигалось на беззащитную станцию -  невидимая свирепая сила, враг
пострашнее "фактора икс".  Звериное,  из  миллионолетних подвалов поднятое
предвидение опасности не покидало Виктора Сергеевича. Кто знает, возможно,
и Дэви разворошила эти подвалы...
     И все-таки, если Рам знал о готовящемся ударе, почему он поступил так
странно?  Камикадзе...  Или  он  не  представлял   т о ч н о,  что  должно
случиться,  а только глухо чуял беду,  вот как сейчас  командир,  и  решил
рискнуть, проверить на себе: что же именно готовится? Дэви была согласна с
планом  Рама...  Просила  не  мешать  ему...  Или  опять-таки  привиделась
командиру  эта  бессловесная мольба?  В таком случае,  почему же он сменил
гнев на милость и разрешил ван Деерту пустить врача первым?  Соучастник...
Как ни верти,  по собственной воле или благодаря внушению, но Панин в этом
деле - соучастник...
     ...Или спаситель?  Ведь запрети он проход Ананду - и экипаж "Вихря-2"
цепочкой пошел бы по трапу, держась за поручни. И вместо одного трупа было
бы десять или двенадцать. А затем - всемирный скандал, дружный натиск всех
антиастероидных сил;  вероятно,  разочарование многих  пылких  сторонников
станции,  протесты  перепуганных членов  семей...  В  общем,  кончился  бы
астероид. Точный был расчет.
     ...Рам  Ананд спас не  только товарищей,  но  и  великое начинание...
Решено.  Едва появившись на командном пункте станции, Панин вызовет Дэви и
припрет ее к стене. Хочет она того или не хочет. Защемило в душе при мысли
о разговоре с загадочной девушкой. Опять Марина будет беспокоиться...
     Он  скосил глаза на пассажира,  сидевшего слева.  Вернее,