ндира.  На нашей палубе оказалось всего  три "орла": я, Хэнк и 
парень из другой каюты,  которого я видел впервые, Дуглас Макартур Окахима. 
Дуг  и  Хэнк взвалили  эту  обязанность  на меня,  и  я  впрягся в  работу. 
Мы с  Хэнком предполагали в конце  собрания устроить торжественное шествие, 
но поскольку места было мало, я снова взялся за аккордеон и мы дружно спели 
"Скауты  пролагают  путь"  и  "Зеленые  холмы Земли".  А  напоследок  хором 
повторили скаутскую клятву: 
"Клянусь  честью, что сделаю  все от  меня зависящее, чтобы  выполнить свой 
долг  перед Господом  и моей  планетой и  всегда сохранять в  здоровом теле 
острый ум и твердый дух". 
На этом собрание закончилось. 
Первое время мы ежедневно  проводили всяческие собрания: отрядные собрания, 
собрания комиссий, собрания "следопытов", собрания командиров отделений - в 
общем, скучать было некогда. Поначалу отряды назывались по букве палубы, то 
есть "А",  "Б" и "В", но это звучало совсем  безлико. Во всяком случае, для 
своего  отряда  я  хотел  какое-нибудь  другое имя.  Мы  решили  развернуть 
кампанию по  привлечению новых  членов, а для этого  желательно иметь более 
заманчивое название, чем "отряд палубы А". 
Кто-то предложил  назваться "Космическими крысами",  но большинства голосов 
не собрал, а название "Мейфлауэры" мы даже не стали ставить на голосование. 
Потом мы  забраковали "Пилигримов", "Космических первопроходцев", "Звездных 
скитальцев" и  "Небесных странников".  Слово попросил парень  по имени Джон 
Эдвард Форбс-Смит. 
-  Послушайте,  - сказал  он,  - мы  разделились  на три  отряда на  основе 
временных поясов,  так ведь? На палубе  "Б" время калифорнийское, на палубе 
"В" - филиппинское, а у нас - гринвичское, или английское. Почему бы нам не 
отразить это  в названиях отрядов? Мы  могли бы называться "Отрядом святого 
Георгия". 
Идею поддержал  Бад Келли,  но предложил вместо Георгия  святого Патрика. В 
Дублине, заявил он, тоже гринвичское время, а Патрик - более важный святой, 
чем Георгий. 
- С каких это пор? - поинтересовался ФорбсСмит. 
- А с таких, что всегда так было, понял, ты, англичашка? 
Мы в темпе призвали  их к порядку и решили оставить святых в покое. Но идея 
Джона  Эдварда всем  пришлась по  душе. В  конце концов мы  остановились на 
названии  "Отряд   Баден-Пауэлла  организации   бойскаутов  Ганимеда",  что 
отражало  английскую  временную  зону  и ни  для  кого  не звучало  обидно. 
Идею подхватили и другие  отряды. Палуба "В" стала называться "Агвинальдо", 
а  "Б"  -  "Отрядом  Джуниперо  Сьерра".  Я  даже  пожалел, что  у  нас  не 
калифорнийское  время, очень  уж  мне понравилось  название "бэшников".  Но 
ничего не поделаешь, пришлось  пережить; да и Баден-Пауэлл - тоже достойное 
имя. 
В общем, удачными были  все три названия; трое людей, когда-то носившие эти 
имена,  были  скаутами  и  отважными  первооткрывателями. Двое  из  них  не 
состояли членами скаутской организации, но всех их можно назвать скаутами в 
широком смысле слова, как Даниэля Буна. 
Отец говорит, что имя - это очень важно. 
Прослышав о нашей деятельности, девчонки тут же организовали свои скаутские 
отряды. Пегги попала в отряд Флоренс Найтингейл [Флоренс Найтингейл (1820 - 
1910  -  английская сестра  милосердия,  организовавшая в  1880 г.  Лондоне 
первую  в мире  школу медсестер].  Ничего дурного  в этом, конечно,  нет, я 
только не могу понять,  почему девчонки так любят обезьянничать? Впрочем, у 
нас своих  забот хватало, так что  мы с ними не  связывались. Нашей задачей 
было приспособить скаутские занятия к новым условиям. 
Мы  решили сохранить  все  звания и  нашивки, которые  ребята  заслужили на 
Земле,  - я  имею в  виду постоянные  звания, а  не должности. Если  ты был 
командиром  отделения или секретарем,  это ничего  не означало, но  если на 
Земле  ты  был  "орлом",  "орлом"  ты  оставался  и у  нас,  в  организации 
бойскаутов  Ганимеда,  А  если  был "волчонком"  -  ничего  не попишешь.  У 
половины ребят  не было при себе  никаких письменных удостоверений, поэтому 
мы   приняли  на   веру   их  устные   заявления,  подкрепленные   клятвой. 
Все это было несложно; куда труднее пришлось с разработкой тестов и эмблем. 
Как, объясните  мне, испытать познания человека  в пчеловодстве, если у вас 
нет ни одной пчелы? 
(Впрочем, как выяснилось позже, в грузовом отсеке было заморожено несколько 
пчелиных роев, но нас к ним не подпустили.) 
Мы  решили  учредить  эмблему  за  знание гидропоники  и  начали  проводить 
экзамены  прямо  на  корабле.  Мистер  Ортега организовал  нам  экзамен  по 
устройству  космического  корабля, а  капитан  Харкнесс -  по баллистике  и 
астронавигации,  так что  к концу  путешествия у нас  накопилось достаточно 
новых тестов, чтобы ребята могли получить звание "орла", после того как был 
учрежден суд чести. 
А с организацией суда Хэнк чего-то тянул. Я не мог понять, с какой стати он 
задерживает  отчет  комиссии  по  связям, которая  занималась  утверждением 
руководителей скаутов, инспекторов и  прочими делами. На все мои вопросы он 
с таинственным видом отвечал, что потом я и сам пойму. 
И  действительно, потом  до  меня дошло.  В конце  концов  состоялось общее 
собрание всех  трех отрядов,  на котором утвердили  руководителей, учредили 
суд чести и так далее. И с тех пор нами вновь стали командовать взрослые, а 
мы в лучшем случае  могли стать лишь командирами отделений. Да, Хэнк не зря 
тянул: самостоятельными быть интереснее. 
 
 
                               Глава 8 
                                Авария 
 
Мы провели  в космосе уже пятьдесят три  дня, до Ганимеда оставалось лететь 
еще неделю, и тогда  капитан Харкнесс развернул корабль так, чтобы мы могли 
видеть, куда летим, - то есть пассажиры, разумеется, для астронавигации это 
значения не имело. 
Ось "Мейфлауэра"  была направлена к Юпитеру, а  сопло обращено к Солнцу. Но 
поскольку  иллюминаторы  располагались по  бокам,  мы  могли видеть  только 
звезды,  а  Юпитер  и  Солнце  оставались вне  обозрения.  Поэтому  капитан 
развернул корабль на девяносто градусов, и мы стали вращаться, так сказать, 
вдоль траектории полета. Теперь из любого иллюминатора можно было увидеть и 
Юпитер, и Солнце, хотя, естественно, не одновременно. 
Юпитер  выглядел крошечным  рыжеватым диском.  Кто-то из ребят  уверял, что 
сумел  разглядеть и  его спутники.  Честно говоря,  мне это не  удалось, по 
крайней мере в первые три дня после разворота. Но увидеть Юпитер - это было 
здорово! 
Марс  находился по ту  сторону от  Солнца, на расстоянии  трехсот миллионов 
миль от  нас, то  есть вне поля  зрения. Перед нами  были все  те же старые 
знакомые звезды,  видимые с Земли. Даже  на астероиды поглазеть не удалось. 
Тому были  свои причины. Когда корабль  стартовал с орбиты Супер-Нью-Йорка, 
капитан  Харкнесс не  сразу  направил "Мейфлауэр"  к той  точке,  где будет 
находиться  Юпитер  по  окончании  полета, а  поднял  корабль  к северу  от 
эклиптики,  чтобы обогнуть  пояс  астероидов. Ни  для кого  не  секрет, что 
столкнуться  в космосе  с метеоритом  - риск  невеликий, разве  что капитан 
сдуру  поведет   корабль  через  голову  кометы.   Слишком  уж  необозримые 
пространства  отделяют один  астероид  от другого.  Пояс астероидов  в этом 
смысле -  настоящая космическая  свалка, и тем  не менее, старые  корабли с 
атомными реакторами  обычно проходили сквозь него,  и ни один не пострадал. 
Капитан  Харкнесс, в  распоряжении  которого были  буквально неограниченные 
запасы  энергии,  предпочел  для  верности обогнуть  пояс.  Таким  образом, 
вероятность для  "Мейфлауэра" столкнуться с метеоритом  была не больше, чем 
столкнуться с розовым слоном. 
Что  ж,  очевидно,  розовые   слоны  все-таки  существуют.  Потому  что  мы 
столкнулись с метеоритом. 
Это случилось  сразу после подъема  по нашему палубному времени.  Я как раз 
заправлял койку. В руках  у меня была скаутская форма - я собирался сложить 
ее и сунуть под подушку. Надеть мне ее так ни разу и не пришлось: поскольку 
у других  ребят формы не было, я свою тоже  не носил. Но по-прежнему держал 
ее под подушкой. 
И тут  раздался такой  сумасшедший треск, какого  я в жизни  еще не слышал: 
словно  прямо над ухом  пальнули из  винтовки; словно с  силой захлопнулась 
стальная  дверь; словно  какой-то  великан раздирал  огромное полотнище  на 
мелкие кусочки - и все это одновременно. 
А потом  я ничего уже больше  не слышал, кроме звона  в ушах. Перед глазами 
все поплыло.  Я тряхнул головой, взглянул вниз и  обалдел; прямо у меня под 
ногами зияла дыра размером с ладонь. Изоляция вокруг нее сплавилась, а сама 
дырка была совершенно черной. 
И вдруг  в ней  промелькнула звезда -  тут я наконец  сообразил, что смотрю 
прямо в космос. 
Послышалось громкое шипение. 
Не  помню, думал  ли  я о  чем-нибудь в  тот момент.  Помню, что  присел на 
корточки,  скомкал скаутскую  форму  и сунул  ее в  пробоину.  На мгновение 
показалось,  что  сейчас давление  воздуха  вытолкнет ее  наружу, но  форма 
все-таки застряла в отверстии. Однако шипение не прекратилось. Только тогда 
до  меня  дошло,  что  мы теряем  воздух  и  можем  задохнуться в  вакууме. 
За спиной  у меня кто-то визжал, кто-то орал,  что его убили, завыла сирена 
тревоги. В  общем, поднялся такой тарарам, что  собственных мыслей и тех не 
слышно было. Герметичная дверь  нашей каюты автоматически скользнула в пазы 
и накрепко закрыла выход. 
Это меня напугало до смерти. 
Я понимал,  что так  положено. Лучше заблокировать  один отсек и  обречь на 
гибель людей,  находящихся в  нем, чем подвергнуть угрозе  весь корабль. Но 
когда  ты сам  находишься в  этом отсеке...  Боюсь, по  натуре я  не герой. 
Воздух продолжал просачиваться через  затычку. Из каких-то уголков памяти в 
голове  всплыла  фраза  из рекламы:  "Ткань  предназначена  для тропиков  и 
прекрасно  вентилируется". Ну  и  зря, подумал  я. Жаль,  что под  рукой не 
оказалось  солидного  пластикового  плаща.  Сунуть затычку  поглубже  я  не 
решался: боялся,  что она  выскользнет наружу и тогда  мы вдоволь надышимся 
пустотой. Я  согласился бы отдать весь  свой десерт за десять  лет вперед в 
обмен на кусочек резины размером с ладонь. 
Вопли  у  меня  за  спиной  прекратились, но  ненадолго.  Горлодер  Эдвардс 
внезапно принялся дубасить в дверь, крича во все горло: 
- Выпустите  меня отсюда! Заберите меня отсюда! И  в довершение ко всему из 
громкоговорителя послышался голос капитана Харкнесса: 
- Н-двенадцать! Ответьте! Вы меня слышите? Н-двенадцать! 
Все в каюте завопили как резаные. 
- Тихо!  - гаркнул  я что было  мочи, и на секунду  воцарилась тишина. Пиви 
Брунн,  одни из  моих  "волчат", уставился  на меня  удивленными глазищами. 
- В чем дело, Билли? - спросил он. 
- Дай сюда подушку,  любую! Быстро! - ответил я. Он изумился еще больше, но 
подушку принес. 
- Сними наволочку! Скорей! 
Он засуетился,  наконец сдернул наволочку  и протянул мне подушку.  Но я не 
мог оторвать руки от затычки. 
- Положи ее мне  на руки, - приказал я. Это была самая обыкновенная подушка 
из мягкого  пенопласта. Я осторожно вытащил  одну руку, затем другую, встал 
на колени  и изо все сил  уперся в подушку ладонями.  Она слегка прогнулась 
посередке; все,  подумал я, сейчас треснет.  Но подушка выдержала. Горлодер 
опять  заверещал, а  капитан  Харкнесс все  так же  тщетно  требовал, чтобы 
кто-нибудь из пассажиров каюты Н-12 отозвался и объяснил, что происходит. Я 
снова заорал: 
- Тихо!  - И прибавил:  - Слушайте, вырубите кто-нибудь  Горлодера, чтоб он 
заткнулся. 
Идея  явно имела успех.  Трое пацанов  с готовностью надавали  Горлодеру по 
шее, а один двинул в живот и уселся на него верхом. 
-  А теперь  быстро  все замолчали,  - сказал  я.  - Если  Горлодер пикнет, 
врежьте ему еще разок. 
Я перевел дух и сказал в микрофон: 
- Н-12 на связи! 
- Что у вас происходит? - спросил капитан. 
- В корабле пробоина, капитан, но мы ее заткнули. 
- Чем? И какой величины пробоина? 
Я ответил, и на  этом наша беседа окончилась. Спасатели добрались до нас не 
сразу, потому что, как я потом узнал, первым делом они изолировали весь наш 
отсек,  задраив дверь  в коридоре,  а для  этого им,  естественно, пришлось 
эвакуировать  всех  пассажиров из  соседних  кают.  Но вот  наконец двое  в 
скафандрах открыли  дверь и  вывели всех ребят,  кроме меня. Затем  они оба 
вернулись. Одного я узнал - это был мистер Ортега. 
- Вставай,  сынок, - сказал он. Голос через  шлем звучал незнакомо и глухо. 
Второй спасатель склонился над дырой и прижал подушку. 
В руках  у мистера Ортеги была  большая металлическая пластина, обтянутая с 
одной стороны  липкой прокладкой.  Мне хотелось остаться  и посмотреть, как 
будут  заделывать дыру,  но  инженер вытолкал  меня вон  и закрыл  дверь. В 
коридоре  было пусто.  Я  постучал в  дверь,  ведущую в  соседний отсек,  и 
оказался  в толпе  ребят. Они  набросились на  меня с вопросами,  но ничего 
новенького я рассказать им не мог. 
Через некоторое  время мы  почувствовали, что теряем  вес. Капитан Харкнесс 
объявил, что  корабль ненадолго  прекращает вращение. Тут  появились мистер 
Ортега с помощником и проследовали в рулевую рубку. От невесомости мне, как 
всегда,  поплохело. Капитан  Харкнесс оставил радиосвязь  включенной, чтобы 
переговариваться с инженерами, вышедшими в космос залатать дыру снаружи, но 
я  не  вслушивался  в  их  диалог.  Когда  тебя мутит  и  вот-вот  вывернет 
наизнанку, все остальное становится до лампочки. 
Наконец  корабль  начал  вращаться  и  нам  позволили  вернуться  в  каюту. 
Выглядела  она совсем  как прежде,  только на  полу на месте  пробоины была 
приварена металлическая заплатка. 
В результате  уроки в этот день отменили, а завтракать  мы сели на два часа 
позже обычного. 
Так я  во второй раз  попал на капитанскую разборку.  На ней присутствовали 
Джордж, Молли и Пегги, а также руководитель нашего скаутского отряда доктор 
Арчибальд, все ребята из  нашей каюты и все члены экипажа. Прочие пассажиры 
могли  любоваться на  нас по  видео. Мне  ужасно хотелось  надеть скаутскую 
форму,  но  она была  изодрана  в  клочья и  вся  покрыта липкими  пятнами. 
Пришлось  содрать с нее  эмблемы и  сунуть форму в  мусоросжигатель. Первый 
помощник возвестил: 
- Капитанский суд! Награды и взыскания. 
Все встрепенулись,  подтянулись. Тут  вошел капитан и  остановился напротив 
нас. Отец вытолкнул меня вперед. 
- Уильям Лермер? - спросил капитан, глядя мне в лицо. 
- Да, сэр, - отчеканил я. 
-  Я  зачитаю запись  из  бортового  журнала за  вчерашний  день, -  сказал 
капитан.  -  "Двадцать  первого  августа  в  семь часов  четыре  минуты  по 
стандартному  времени,  корабль,  следуя  по курсу,  был  пробит  небольшим 
метеоритом. Герметизация  сработала как  положено, и поврежденный  отсек, а 
именно  каюта Н-12  была  своевременно изолирована.  Таким образом  удалось 
предотвратить    падение    давления   воздуха    в   остальных    отсеках. 
Отсек  Н-12  представляет собой  жилое  помещение,  в момент  аварии в  нем 
находилось двадцать пассажиров. Один из них, Уильям Дж. Лермер, соорудил из 
материалов, имевшихся  под рукой,  затычку и сунул ее  в пробоину, перекрыв 
утечку  воздуха  и  позволив  своим  попутчикам  продержаться  до  прибытия 
ремонтников. 
Его быстрая реакция безусловно спасла жизнь всем пассажирам, находившимся в 
отсеке Н-12". 
Капитан оторвал глаза от журнала и продолжил: 
- Заверенная  копия этой  записи вместе со  свидетельствами очевидцев будет 
направлена  в организацию  Межпланетного Красного  Креста с  ходатайством о 
награде. Другая  копия будет вручена тебе. Я  не имею права наградить тебя, 
могу  лишь сказать,  что благодарен  от всей  души. Я  говорю это  от имени 
команды и всех пассажиров, в особенности от имени родителей твоих товарищей 
по каюте. 
Он сделал  паузу, потом поманил  меня пальцем и, понизив  голос, сказал мне 
лично; 
-   Молодец,   парень!  Ты   был   на  высоте.   Можешь  гордиться   собой. 
Я ответил, что мне просто повезло. 
- Возможно, - согласился капитан. - Но такого рода везение выпадает на долю 
тех, кто  к нему  готов. - Он  снова помолчал, потом спросил:  - Лермер, ты 
когда-нибудь думал о карьере космонавта? 
Я ответил, что если и думал, то не слишком серьезно. 
- Значит  так, Лермер, - заявил  капитан. - Если решишь,  дай мне знать. Ты 
всегда   можешь  найти   меня   через  Ассоциацию   пилотов  в   Луна-Сити. 
Капитанская разборка  на этом  завершилась, и все разошлись.  Мы с Джорджем 
шли  впереди, Молли с  Пегги - за  нами. Я  услышал за спиной  голос Пегги: 
- Это мой брат! 
- Тихо, Пегги! И не показывай пальцем! - шикнула Молли. 
- Вот еще! -  возмутилась Пегги. - Он же действительно мой брат, разве нет? 
-   Да,   конечно,   но   не  стоит   его   смущать,   -  ответила   Молли. 
Хотя,   по  правде   говоря,   я  вовсе   не  чувствовал   себя  смущенным. 
Позднее меня  разыскал мистер  Ортега и вручил  черный покореженный кусочек 
металла размером не больше пуговицы. 
- Вот  все, что  от него осталось,  - сказал он.  - Но я  подумал, что тебе 
будет приятно взять его на память - в вида компенсации за скаутский костюм. 
Я  поблагодарил его и  сказал, что не  жалею о  форме; в конце  концов, мою 
собственную шкуру она тоже спасла. 
- Мистер  Ортега, а можно как-нибудь определить,  откуда он сюда залетел? - 
спросил я, глядя на метеорит. 
- Вряд  ли, - ответил он, - Хотя можно,  конечно, отдать его на растерзание 
ученым   умникам  -   пусть   выскажут  свои   соображения,  если   хочешь. 
Я сказал, что не  хочу. Лучше сохраню его как талисман; я до сих пор таскаю 
его с собой в кармане. 
- То ли это  осколок кометы, то ли кусочек из пояса астероидов, - продолжал 
инженер, - трудно сказать, поскольку здесь, по идее, не должно быть ни того 
ни другого. 
- Не должно, - согласился я. - Но ведь было! 
- Твоя правда. 
- Мистер  ОрФега, а почему бы корпус корабля  не сделать толще, чтобы такая 
козявка  не  могла  его  пробить?  -  Я  вдруг  вспомнил,  какой  тоненькой 
показалась  мне обшивка в  месте пробоины:  просто пленочка, а  не обшивка. 
- Ну, во-первых, для  метеорита это настоящий великан, если хочешь знать. А 
во-вторых  -   ты  имеешь  представление  о   космической  радиации,  Билл? 
- Боюсь, очень смутное. 
- Но тебе наверняка  известно, что первичная космическая радиация не вредит 
человеческому  организму, хотя  и  свободно проникает  сквозь него.  Однако 
через  металл  она  проходит  не  так  свободно  - и  при  этом  образуется 
вторичная, и  третичная, и  четвертичная радиация, а  этот каскад излучений 
уже  отнюдь не безобиден.  Он может  вызвать различные мутации  и причинить 
тебе  и твоему  потомству массу  неприятностей. Получается, что  человеку в 
космосе нужна такая обшивка, которая удерживала бы воздух внутри корабля, а 
ультрафиолетовые лучи - снаружи. 
Пару дней  после аварии Горлодер ходил тише воды,  ниже травы. Я решил, что 
недавний урок пошел ему  на пользу. Но я ошибся. Мы столкнулись с ним лицом 
к  лицу в  одном из нижних  коридоров. Поблизости  никого не было.  Я хотел 
пройти мимо, но он загородил проход. 
- Мне нужно поговорить с тобой. 
- О'кей, - сказал я. - Валяй, я слушаю. 
- Думаешь, ты самый крутой, да? 
Мне  не  понравилось ни  то,  что  он сказал,  ни  то, как  он это  сказал. 
-  А  чего  мне   думать?  -  ответил  я.  -  Я  и  в  самом  деле  крутой. 
Он мне надоел. 
- Строишь  из себя, да? Думаешь, я буду  руки тебе целовать, благодарить за 
спасение? 
- Так  вот что тебя волнует? Можешь расслабиться:  я старался вовсе не ради 
тебя. 
- Я  в этом и не  сомневаюсь, - заявил он. - И  не испытываю к тебе никакой 
благодарности. 
- Ну  и слава Богу, -  сказал я. - Можешь  мне поверить, твоя благодарность 
мне нужна как мертвому припарка. 
Он тяжело задыш