ферма, то  я -  мой собственный 
дедушка. 
Наконец Джордж что-то пробормотал. 
- Что ты сказал? - спросил я. 
-   Голгофа,  -   громко  повторил   он.  -  Голгофа,   усеянная  черепами. 
Он  сидел, глядя  вперед  как завороженный.  Я проследил  за  его взглядом: 
неподалеку один булыжник взгромоздился  на другой, и в солнечных бликах они 
действительно   напоминали   череп.  Он   смотрел   на   нас  и   скалился. 
Стояла такая тишь, что  слышно было, как растут на голове волосы. Это место 
меня  угнетало. Я  отдал  бы все  на свете  за  малейший шорох  или признак 
движения. Если бы из-за скалы высунулась ящерка, я, наверное, ее расцеловал 
бы. 
Но ящерицы тут не водились - никогда. 
- Билл, ты уверен,  что хочешь впрячься в хомут? - неожиданно спросил отец. 
- Конечно, уверен. 
- Ты пойми: ты  вовсе не обязан. Если решишь вернуться на Землю и поступить 
в  Массачусетский  технологический,  к   следующему  рейсу  я  все  устрою. 
Может быть,  он надеялся,  что, если я  отчалю, Пегги согласится  уехать со 
мной.  Возможно, мне  следовало сказать об  этом вслух.  Но я не  сказал. Я 
просто спросил: 
- Ты намерен вернуться? 
- Нет. 
- Я тоже нет. 
Во  мне заговорило  упрямство.  Конечно, я  не  мог не  признать, что  наша 
"ферма" отнюдь  не молочная  река с кисельными  берегами. Угрюмое местечко, 
ничего не  скажешь. Тут мог бы  поселиться разве что какой-нибудь спятивший 
отшельник. 
- Подумай как следует, Билл. 
- Я подумал. 
Мы молча  сидели, погрузившись в тяжкие думы. И  чуть не свалились с камня, 
когда в воздухе раздались  заливистые звуки йодля [Манера пения тирольцев]. 
Только  что  я  мечтал  услышать хоть  что-нибудь,  но  очень  уж это  было 
неожиданно,  словно меня во  тьме схватила  за руку чья-то  холодная липкая 
ладонь. 
Мы оба вскочили на ноги. 
- Что за!.. - воскликнул отец. 
Я  оглянулся.  К нам  приближался  рослый мужик.  Несмотря на  внушительные 
габариты, он пробирался между валунами как горная козочка, чуть ли не парил 
в воздухе из-за слабой гравитации. Когда он подошел поближе, я его узнал. Я 
видел его на суде чести и вспомнил, что зовут его мистер Шульц. Отец махнул 
ему рукой, и через  пару минут великан оказался рядом с нами. Он возвышался 
над отцом на целую  голову; из него запросто можно было выкроить нас обоих. 
Грудь - шириной с  мои плечи, живот еще шире. На голове взлохмаченная рыжая 
копна, а на груди разметалась косматая борода, похожая на запутанный клубок 
медной проволоки. 
-  Приветствую,  граждане!  -  прогудел  он.  - Меня  зовут  Иоганн  Шульц. 
Отец  представил  нас обоих.  Моя  рука совершенно  потонула в  исполинской 
ладони. 
- Я где-то уже  встречал тебя, Билл, - пристально вгляделся в меня великан. 
Я  сказал,  что,  наверное,  на собрании  скаутов.  Он  кивнул и  пробасил: 
- Ты командир отделения, да? 
Я признал, что был когда-то. 
-  Скоро снова  будешь, -  уверенно заявил  он, словно дело  было решенное. 
Потом повернулся  к отцу: - Один  из моих киндеров заметил  вас на шоссе, и 
Мама послала меня на поиски. Желает пригласить вас на чай с кусочком своего 
знаменитого кофейного торта. 
Отец  поблагодарил  за приглашение,  но  заметил,  что нам  не хотелось  бы 
показаться навязчивыми.  Мистер Шульц  пропустил его слова  мимо ушей. Отец 
объяснил,  зачем  мы сюда  явились,  продемонстрировал карту  и показал  на 
каменную  пирамидку.  Мистер  Шульц  кивнул раз  пять-шесть  и  проговорил: 
- Значит, соседями будем. Гут, гут! - И добавил, обращаясь к отцу: - Соседи 
зовут меня "Джон" или "Джонни". 
Отец сказал, что его  зовут Джорджем, и с этой минуты они стали закадычными 
друзьями. 
Мистер Шульц  приблизился к пирамидке, бросил  пристальный взгляд на запад, 
затем на север, в  сторону гор. Потом вскарабкался на большой валун и снова 
огляделся. Мы подошли к нему. 
Он указал на небольшой холм на западной стороне. 
- Там  и построите дом -  недалеко от шоссе, но  и не совсем рядом. Сначала 
освоите вот этот участок,  а сезоном позже начнете понемногу продвигаться к 
горам. - И обернулся ко мне: - Да? 
Я ответил, что, наверное, да. 
-  Это хорошая  земля, Билл,  - сказал  он. -  И ферма получится  что надо. 
Он  слез  с  валуна,  подобрал  обломок  булыжника, потер  его  пальцами  и 
повторил: 
- Хорошая земля. 
Потом   осторожно   положил   обломок   назад,   выпрямился   и   прогудел: 
- Мама уже заждалась, надо думать. 
Мама и вправду уже  заждалась, а ее представления о кусочке кофейного торта 
приводили на память пиршество  в честь возвращения блудного сына. Но прежде 
чем  войти  в  дом,  мы  остановились, восхищенно  уставившись  на  дерево. 
На веселой  полянке, поросшей  мятликом, прямо перед домом  тянулось к небу 
настоящее дерево - яблонька.  Больше того: на двух ее ветках висели яблоки. 
Я застыл на месте, не в силах оторвать от нее взгляд. 
- Хороша! Верно, Билл? - сказал мистер Шульц. 
Я кивнул. 
- Да-а, - продолжал он, - это самое прекрасное дерево на Ганимеде. И знаешь 
почему? Потому что оно единственное! 
Он разразился  оглушительным хохотом  и шутя ткнул меня  пальцем под ребра, 
довольный  собственным  остроумием. Этот  дружеский  тычок  я ощущал  целую 
неделю. 
Затем мистер Шульц подробнейшим образом разобъяснил отцу, как он растил это 
чудо,  как глубоко пришлось  копать яму  и проводить дренажные  трубы. Отец 
спросил, почему яблоки растут только с одной стороны. 
- В следующем году  опылим и другой бочок, - пообещал великан, - и вырастут 
у нас  "римские красавицы". А в этом году  у нее "род-айлендские зеленые" и 
"виноградный сок".  - Он  сорвал с ветки яблоко.  - Попробуй "виноградное", 
Билл. 
Я поблагодарил  и запустил в  яблоко зубы. Вкуснотища! В  жизни не пробовал 
ничего подобного. 
Наконец мы  вошли в дом, где нас встретила Мама  Шульц и четверо или пятеро 
разнокалиберных прочих Шульцев, от  младенца, ползавшего по полу, до девицы 
моего возраста  и приблизительно  моего же роста. Звали  ее Гретхен. Рыжие, 
как  у отца,  волосы  не курчавились,  а спускались  вниз  длинными косами. 
Мальчишки в  основном были белобрысыми,  в том числе и  те, которые подошли 
попозже. 
Почти весь дом занимала большая столовая, посреди которой возвышался стол - 
гигантская  каменная  плита  шириной   четыре-пять  футов  и  длиной  футов 
двенадцать-тринадцать, опиравшаяся на три каменные колонны. Впрочем, только 
такое  основательное  сооружение  и  могло выдержать  все  яства,  которыми 
уставила его Мама Шульц. 
Вдоль стола тянулись каменные скамьи, а во главе и на противоположном конце 
стояли два настоящих кресла,  сделанные из канистр для масла, с сиденьями в 
виде тугих кожаных подушек. 
Мама Шульц  утерла передником лицо  и руки, поздоровалась с  нами и усадила 
отца в свое кресло,  прибавив, что все равно сидеть ей долго не придется. И 
тут   же  вернулась   к   своей  стряпне,   а  Гретхен   налила   нам  чаю. 
Часть  комнаты  служила кухней,  в  центре которой  стоял большой  каменный 
камин. Выглядел  он вполне пригодным для  пользования - впрочем, в каком-то 
смысле так  оно и  было. Огонь в  нем, естественно, не  разводили, но камин 
прекрасно справлялся с ролью вытяжной трубы. Просто Папа Шульц хотел, чтобы 
в доме был камин, - и в доме был камин. 
Сбоку к нему примостилась  плита Мамы Шульц. Она была выложена - я не верил 
своим глазам - голландскими изразцами! Это же уму непостижимо - тащить сюда 
с Земли  декоративные кафельные плитки! Папа  Шульц перехватил мой взгляд и 
спросил: 
- А неплохо рисует моя малышка Кэти, верно? 
Одна из девочек среднего  калибра залилась румянцем, хихикнула и выпорхнула 
из комнаты. 
От моего  яблока остался крохотный худосочный  огрызок, и пока я соображал, 
куда  бы его  пристроить  в этих  сверкающих чистотой  хоромах,  Папа Шульц 
протянул ко мне ладонь: 
- Давай его сюда, Билл. 
Он вытащил  нож и очень  аккуратно вылущил семечки. Один  из мелких Шульцев 
вышел  из  столовой и  вернулся  с  тонким бумажным  конвертом. Папа  Шульц 
высыпал семечки в конверт, заклеил его и отдал мне. 
-  Вот, Билл,  - сказал  он. -  У меня  всего одна  яблоня, а у  тебя целых 
восемь! 
Я   немного   удивился,   но   сказал  "спасибо".   А   хозяин   продолжил: 
- Помнишь это место,  рядом с твоим будущим домом? Если ты заполнишь овраг, 
слой за  слоем насыпая почву, и слегка  припудришь ее "платной грязью", там 
поместится целый  ряд деревьев. А когда они  подрастут, мы привьем глазки с 
моей яблони. 
Я осторожно положил конверт в сумку. 
Домой  вернулось еще  несколько пацанов.  Они умылись,  сели за стол,  и мы 
дружно принялись за жареных  цыплят с картофельным пюре и консервированными 
помидорами  и прочие  блюда. Мама  Шульц уселась  рядом со мной  и усиленно 
потчевала  меня,  сокрушаясь, что  я  слишком  мало ем:  в  чем, мол,  душа 
держится? Видит Бог, она была не права. 
После обеда, пока отец беседовал с Папой Шульцем, я перезнакомился со всеми 
его отпрысками.  Четырех из  них я встречал на  скаутских собраниях. Пятый, 
Иоганн-младший, парень  лет двадцати -  братья звали его "Йо",  - работал в 
городе  в конторе главного  инженера. Хьюго  и Питер, как  выяснилось, были 
"волчатами", а Сэм и  Вик - "следопытами", как и я. В женскую часть команды 
входили: младенец,  ползавший по полу,  Кэти и Анна, похожие  друг на друга 
как  две капли  воды, но  не близнецы,  и Гретхен.  Все они  галдели хором. 
Тут меня окликнул отец: 
-  Билл, похоже,  нам  не светит  получить камнедробилку  раньше  чем через 
несколько месяцев. 
- Ну и? - спросил я, немного заинтригованный. 
- Чем ты думаешь пока заняться? 
- Ну, точно не знаю. Буду набираться опыта. 
- Хм... Мистер Шульц любезно предложил взять тебя на время в работники. Как 
ты на это смотришь? 
 
 
                               Глава 14 
                             Мои владения 
 
Папе Шульцу  работники были нужны, как  мне четыре уха, но  я согласился. В 
этой семье работали все,  кроме малышки, которой, судя по всему, предстояло 
заняться мытьем посуды, как только она встанет на ноги. Вкалывали с утра до 
ночи,  и, похоже,  им это  нравилось. Когда  ребята не  пахали в  поле, они 
готовили  уроки,  а  отстающих   наказывали  запретом  на  полевые  работы. 
Мама, стоя  у плиты, выслушивала пройденный материал.  Я уверен, что она не 
всегда  понимала,  о чем  шла  речь,  но это  не  имело большого  значения, 
поскольку Папа Шульц тоже проверял учеников. 
А  я набирался  знаний  о свиньях.  И коровах.  И  цыплятах. И  о  том, как 
увеличивать  количество  "платной   грязи"  -  так  называли  спрессованную 
плодородную почву с бактериями,  необходимую для культивации полей, которую 
импортировали с Земли. 
Каждый день я узнавал  уйму новых вещей. Вот, скажем, коровы. Половина моих 
знакомых  едва ли  с ходу  отличит свой  левый бок  от правого. Кто  бы мог 
подумать,  что для коров  это так  существенно? Но они  прекрасно чувствуют 
разницу: я убедился в этом на собственной шкуре, попробовав подоить буренку 
с левого бока. 
Все  работы на ферме  велись вручную,  как в допотопной  китайской деревне. 
Основным транспортным  средством была тачка. Впрочем,  приценившись к одной 
из них на толкучке, я зауважал этот вид транспорта. 
Отсутствие механизации  не было вызвано нехваткой  энергии: одна антенна на 
крыше дома могла обеспечить энергией все хозяйство. Не хватало самих машин. 
Техника,  без   которой  колонисты   вообще  не  смогли   бы  существовать: 
камнедробилка,  оборудование  для тепловой  ловушки,  энергостанция -  была 
общей собственностью колонии. 
Джордж объяснял это таким  образом: каждый фунт груза, присылаемый с Земли, 
уменьшал количество  пассажиров. Колонисты требовали больше  машин и меньше 
иммигрантов; Колониальный  же комитет считал, что  планете в первую очередь 
нужны колонисты, и сокращал грузы до минимума. 
- Комитет, разумеется, прав, - сказал отец. - Будут люди - будет и техника, 
мы  сами  ее смастерим.  Когда  ты обзаведешься  собственной семьей,  Билл, 
эмигранты будут  прибывать сюда  с голыми руками,  вообще без грузов,  и мы 
сможем  каждого  обеспечить  всем  необходимым,  начиная  от  пластмассовых 
тарелок и кончая техникой для освоения целины. 
- Если  они будут дожидаться,  пока я обзаведусь семьей,  им придется долго 
ждать. Я считаю, что холостяки легче на подъем. 
Отец  только  усмехнулся, будто  знал  какой-то  секрет, недоступный  моему 
пониманию. Я пришел в  город пообедать со своим семейством. С тех пор как я 
стал  работать  у  Папы  Шульца,  виделись  мы  нечасто.  Молли  устроилась 
преподавателем в школу, Пегги,  естественно, на ферму не пускали, а отец по 
уши погрузился в работу и увлеченно рассказывал о том, что в двадцати милях 
к  востоку от города  открыто месторождение  алюминия, так что  в следующем 
году в продаже появится листовой металл. 
Честно  говоря,  на Ганимеде  даже  вручную  работать на  ферме не  слишком 
утомительно.  Очень  помогала  низкая  гравитация  - по  крайней  мере,  не 
приходилось  таскать  свое  бренное  тело, словно  тяжкий  груз.  Благодаря 
обильной стряпне Мамы Шульц я раздобрел до ста сорока двух фунтов, но весил 
при  этом во  всей экипировке  и тяжелых  башмаках меньше  пятидесяти. Даже 
груженая тачка и та казалась сравнительно легкой. 
Но  знаете,  что  облегчало  жизнь  больше всего?  Думаю,  не  догадаетесь. 
Отсутствие сорняков. 
Сорняков не было вообще; мы очень старались не завезти их случайно с Земли. 
Как только  почва была подготовлена,  оставалось лишь сунуть в  нее зерно и 
быстренько отскочить,  чтобы выросший  стебель не ткнул тебя  прямо в глаз. 
Это не  значит, конечно, что мы сидели сложа руки.  На ферме и без сорняков 
забот хватает.  А чтобы тачки не казались  слишком легкими, мы загружали их 
втрое. Но  работа не мешала нам веселиться -  по части веселья Шульцы могли 
заткнуть за пояс кого угодно. 
Я притащил из города  аккордеон и после ужина мы устраивали хоровые спевки. 
Папа  Шульц  при  этом  гудел так  самозабвенно,  что  нам оставалось  лишь 
помирать  со смеху  и  пытаться определить,  в какой  тональности  он поет. 
Когда Гретхен преодолела  первоначальную застенчивость, выяснилось, что она 
ужасная дразнилка. Я же  в отместку уверял ее, что у нее на голове пожар, и 
пытался погреть у ее  волос руки либо вылить ей на голову ведро воды, чтобы 
не спалила весь дом. 
Наконец подошла моя очередь на камнедробилку - и я об этом почти жалел: так 
хорошо  мне  было  у  Шульцев. К  тому  времени  я  уже мог  самостоятельно 
выхолостить  петуха-забияку  и засеять  борозду  зерном.  Конечно, мне  еще 
многому предстояло научиться, но в общем не было никаких причин откладывать 
начало работ на собственной ферме. 
Мы с отцом должны  были заранее подготовить поле для камнедробилки, то есть 
взорвать динамитом самые большие  глыбы. В принципе машина могла управиться 
с  камнями размером  куда больше  бочки, но  на это  ушло бы  слишком много 
времени. А  дешевого динамита,  слава Богу, на  Ганимеде вполне достаточно. 
Исходное сырье - нитроглицерин  - не завозили с Земли; глицерин выделяли из 
животных  жиров, а  азотная  кислота была  побочным продуктом  атмосферного 
проекта. 
Отец две недели приходил ко мне по выходным, помогая превращать здоровенные 
валуны  в камни  средней величины,  а затем  решил, что мне  можно доверить 
взрывчатку, и  я сам закончил  работу. Заодно мы проложили  новое русло для 
ручейка  из талого  снега, сбегавшего  с гор,  чтобы он оказался  поближе к 
будущему дому. Пока что  русло было сухим: мы перегородили его плотиной, то 
есть  большим камнем,  решив  взорвать его  немного позже.  Кроме  того, мы 
своротили целый  холм у озера и  сделали из него овраг.  Взрывчатки на него 
ушло жуткое количество -  я чуть было не отправился прямо в рай, недооценив 
амплитуду падения обломков. 
Трудились  мы в  охотку,  чуть ли  не играючи.  Отец позаимствовал  в офисе 
вибродрель:  просверлить ею в  скале дырку  для заряда глубиной  в двадцать 
футов  - все  равно что  горячим ножом  проткнуть кусок масла.  Засыпаешь в 
дырку порошок, затыкаешь ее  измельченной горной породой, поджигаешь шнур - 
и уноси ноги, пока цел. 
С  особым  удовольствием  я  разнес  в  пух  и прах  булыжник,  похожий  на 
ухмыляющийся  череп.  Я  его  уделал будь  здоров,  вместе  с его  оскалом! 
Пока  мы  сражались  с  валунами,  нас  удостоил  визитом  мистер  Сондерс, 
"человек-лобби",  как прозвал  его Джордж.  Только мы с  отцом пристроились 
пообедать -  и Сондерс тут как  тут. Пришлось угостить его  чем Бог послал; 
самому ему Бог послал только отменный аппетит. 
Он сидел, ел и ныл не переставая. Отец попытался переменить тему и спросил, 
как  у  него продвигаются  взрывные  работы. Сондерс  сказал -  черепашьими 
темпами. Отец заметил: 
-   Ваша   очередь   на   камнедробилку   сразу  после   нас,   так   ведь? 
Сондерс  сказал: "Да,  так" - и  тут же  попросил одолжить ему  динамита: у 
него, мол,  весь вышел. Отец согласился, хотя  для него это означало лишний 
поход пешком из города после работы. 
- Я долго размышлял над сложившейся ситуацией, мистер Лермер, - не унимался 
Сондерс,  -  и пришел  к  выводу, что  у  нас неправильный  подход к  делу. 
- Вот как? - сказал Джордж. 
- Ей-Богу! Во-первых, фермеры не обязаны сами взрывать камни. Правительство 
должно было  отрядить для  этого специалистов. В конце  концов, в контракте 
записано, что мы получаем землю, готовую для посева. 
Отец мягко возразил, что идея сама по себе неплоха, но откуда взять столько 
специалистов,   чтобы    обработать   полторы    тысячи   новых   участков? 
- Пусть  правительство их наймет! - воскликнул  мистер Сондерс. - По такому 
случаю могли  бы и  с Земли прислать  людей! Послушайте, мистер  Лермер, вы 
ведь работаете  в офисе  главного инженера. Вы просто  обязаны замолвить за 
нас словечко! 
Джордж поднялся и взял в руки вибродрель. 
-  Боюсь,  вы  обращаетесь   не  по  адресу.  Я  работаю  совсем  в  другом 
департаменте. 
Надо полагать, мистер Сондерс сообразил, что это дохлый номер, поскольку не 
стал настаивать, а продолжил: 
-  А во-вторых,  я размышлял по  поводу почвы,  или того, что  они называют 
"почвой" без всяких на  то оснований, заметьте. - Он пнул ногой булыжник. - 
Это бесплодные скалы. На них ни черта не вырастишь. 
-  Естественно,   -  согласился  отец.  -   Сначала  нужно  создать  почву. 
-  Вот-вот, я  как раз  об этом.  Нам нужен  настоящий чернозем,  богатый и 
плодородный.  "Создайте его",  -  говорят они.  Да это  же какая  морока! И 
удобрения туда  внеси, и земляных  червей разведи, и еще  Бог знает сколько 
фокусов с ней проделай, и так до посинения. 
- У вас есть вариант получше? 
- Конечно,  есть! К  чему я веду-то?  Мы тут колупаемся,  выполняем приказы 
кучки бюрократов, которые отродясь  ни единой травинки сами не вырастили, и 
в результате получаем несколько  дюймов второсортной почвы - в то время как 
миллионы  кубических   футов  богатейшего   жирного  чернозема  простаивают 
впустую. 
- Где простаивают? - резко спросил отец. 
- В дельте Миссисипи,  вот где! Там плодородный слой уходит вглубь на сотни 
футов. 
Мы   оба  уставились   на   него,  но   он  говорил   на   полном  серьезе. 
- Надо только снять  оттуда верхние слои, засыпать этой землицей наши камни 
не меньше чем на  пару футов - и паши себе на здоровье! А так мы просто зря 
теряем время. 
Отец помолчал немного, затем спросил: 
- Вы хоть представляете, сколько это будет стоить? 
- А  сколько бы ни стоило! - отмахнулся Сондерс. -  Нам положено - и точка. 
Правительство  заинтересовано в  колонизации  или нет?  Если мы  нажмем все 
вместе  и будем  твердо  стоять на  своем, победа  будет  за нами!  -  И он 
торжествующе вздернул подбородок. 
Джордж оборвал свой ответ на первом же слоге. Забил ямку с зарядом каменной 
пылью, выпрямился и утер с бороды капли пота,