ой резиной.  Ассортимент ганимедских  бытовых товаров рос  не по 
дням, а по часам. 
Я  пообещал Молли,  что, когда  карапузы подрастут,  дам им  рекомендацию в 
"волчата".  На собраниях  я  теперь появлялся  чаще, чем  прежде, поскольку 
снова  стал  командиром  отделения -  отделения  Даниэля  Буна, в  основном 
состоявшего из  новичков. Хотя экзамены на  "орла" так и не  сдал - руки не 
доходили. Как-то  раз мне даже  назначили дату, но в  этот день разродилась 
наша хрюшка, и я  не смог отлучиться в город. Правда, я не оставил надежды, 
что сумею выбрать время  для сдачи экзаменов. Хотелось снова стать "орлом", 
хотя сами по себе эмблемы меня уже не волновали: видно, перерос я эта дело. 
Вам может показаться, что  выжившие вообще забыли о тех, кто погиб во время 
катастрофы.  Но это  не  так. Просто  мы  вкалывали без  продыха, и  голова 
постоянно была  чем-то забита. Да и  потом мы не первая  колония, в которой 
погибло две  трети колонистов, и не  последняя. Факт прискорбный, но нельзя 
позволять, чтобы скорбь превратилась в самооплакивание. Так говорит Джордж. 
Джордж до  сих пор не простился с мыслью  отправить меня на Землю закончить 
учебу,   и   я  сам   понемногу   стал  проникаться   этой  идеей,   ощутив 
недостаточность своих  познаний. Идея мало-помалу даже  начала казаться мне 
привлекательной.  Это ведь  совсем не  то, что  сбежать с  поджатым хвостом 
сразу  после землетрясения.  Я  теперь собственник  и сам  смогу оплачивать 
учебу. Плата  была внушительной -  пять акров - и  практически пожирала всю 
мою долю фермы, дополнительным бременем ложась на плечи Джорджа и Молли. Но 
оба они были "за". 
А кроме того, на Земле у Джорджа остался замороженный капитал, на который я 
смогу существовать  во время  учения. На другие нужды  его потратить вообще 
невозможно -  комитет принимал в качестве  платы за импорт только освоенные 
земельные участки. Была даже вероятность - если ганимедскому совету удастся 
выиграть  тяжбу, -  что из счета  Джорджа можно  будет заплатить и  за саму 
учебу,  не отдавая  комитету ни  пяди окультуренной  земли. В  любом случае 
попробовать стоило, не пропадать же деньгам зря. 
Мы  почти уже  решили, что я  полечу на  "Ньюарке", когда услыхали  о новом 
мероприятии - разведывательных экспедициях. 
Одной Леды  Ганимеду явно не хватало.  Он нуждался в поселениях  - это было 
ясно уже  в тот момент, когда мы  высадились на планету. Комитет планировал 
основать  еще два порта  вблизи от  новых энергостанций, чтобы  на Ганимеде 
было  три городских  центра. На  колонистов возложили задачу  построить эти 
города -  возвести приемные станции, гидропонные  ангары, больницы. Комитет 
расплатится  с  ними  импортом,  а  затем сюда  хлынет  поток  иммигрантов: 
комитету страсть  как не  терпелось, поскольку в его  распоряжении было уже 
достаточно     кораблей,    чтобы    перевозить     пассажиров    косяками. 
Старикан "Джиттербаг"  должен был доставить отряды  первопроходцев к местам 
будущих поселений для картирования местности. Хэнк с Сергеем были зачислены 
в экспедицию. 
Мне дико хотелось поехать с ними, ну просто внутри все зудело. Я ни разу не 
удалялся  от Леды  дальше чем на  пятьдесят миль.  Вот вернусь я  на Землю, 
спросят   меня:  как  там   на  Ганимеде?   А  мне  и   сказать-то  нечего. 
Как-то раз  был у  меня шанс отправиться  в качестве временного  рабочего в 
составе команды  проекта "Юпитер" на спутник  Барнарда, но ничего не вышло. 
Из-за близнецов. Пришлось остаться на ферме. 
Я потолковал с отцом. 
-  Мне очень  не нравится, что  ты опять  откладываешь отъезд, -  сказал он 
серьезно. 
Я возразил - ведь это всего на два месяца. 
- Хм-м... - протянул он. - А экзамены на "орла" ты сдал? 
Можно подумать,  он не знает! Я сменил тему:  дескать, Сергей с Хэнком тоже 
собираются в поход. 
- Но оба они старше тебя, - заметил отец. 
- Ненамного. 
-  Но   по  возрасту  они  имеют   право  быть  в  отряде,   а  ты  -  нет. 
-  Слушай, Джордж,  - сказал  я, -  правила существуют  для того,  чтобы их 
нарушали. Это  твои собственные  слова. Наверняка можно  найти какую-нибудь 
лазейку - пусть возьмут меня поваром, например. 
Так я и отправился в экспедицию - поваром. 
Готовить я всегда умел  неплохо - не так классно, как Мама Шульц, но вполне 
прилично. В этом смысле отряду жаловаться не придется. 
Капитан  Хэтти  выбросила  нас  на  условленном  месте,  девятью  градусами 
севернее экватора на сто  тринадцатом градусе западной долготы - то есть по 
ту  сторону от  Юпитера и  примерно за  тридцать одну  сотню миль  от Леды. 
Мистер Хукер  утверждает, что средняя температура  на Ганимеде за ближайшее 
столетие по мере таяния  ледников повысится на девять градусов и тогда Леда 
окажется в  субтропической зоне,  а широкий пояс  от экватора до  полпути к 
полюсам станет пригодным для  обитания. Пока же колония будет располагаться 
только вблизи экватора. 
Что  ни говори,  а с  пилотом нам  не повезло:  все-таки капитанша  Хэтти - 
совершенно  несносная  баба.  Воображает,  будто  пилоты  -  какая-то  раса 
суперменов. Во всяком случае, ведет себя именно так. Совсем недавно комитет 
настоял, чтобы  Хэтти взяла второго пилота,  поскольку управлять кораблем в 
одиночку  почти  невозможно.  Ей  пытались  навязать  также  и  сменщика  - 
потихоньку готовя  замену капитанше, - но  Хэтти оказалась крепким орешком. 
Она  пригрозила,  что  поднимет  свой "Джиттербаг"  в  небо  и грохнет  его 
оземь... У  комитета не хватило духа  проверить, блефует капитанша или нет. 
Не   посмели  рискнуть   кораблем,   слишком  многое   от  него   зависело. 
Вообще-то  задачей "Джиттербага"  была перевозка  пассажиров между  Ледой и 
станцией  проекта "Юпитер"  на  спутнике Барнарда  - но  это  раньше, когда 
земные  звездолеты  садились  непосредственно  в  Леде.  А  затем  появился 
"Мейфлауэр", и "Джиттербаг" превратился в паром. Разговоры о том, что нужна 
еще  одна  челночная ракета,  так  и оставались  пока разговорами.  Поэтому 
капитан Хэтти  запросто могла  нагнать на комитет  страху жуткими видениями 
беспомощно  вращающихся  вокруг  планеты   груженых  кораблей,  так  же  не 
способных    приземлиться,    как   котенок,    забравшийся   на    дерево. 
Впрочем, надо отдать Хэтти  должное - с кораблем она управлялась виртуозно. 
Такое  впечатление, будто нервные  окончания у  нее срослись с  кораблем. В 
ясную  погоду она даже  позволяла себе  сделать мягкую посадку,  планируя в 
воздухе,  несмотря  на разреженность  нашей  атмосферы.  Но по-моему,  куда 
больше  удовольствия  капитанша   получала,  как  следует  встряхнув  своих 
пассажиров перегрузками. 
Командиром партии первопроходцев был назначен Поль дю Морье, новый помощник 
руководителя скаутского  отряда "Пришельцев", который и  взял меня поваром. 
Он был  моложе многих  своих подчиненных, но бдительно  следил за порядком, 
вплоть до того, на каком боку мы засыпаем. 
В  тот  понедельник  Поль  разбудил  меня  во  второй  половине  дня,  и  я 
по-быстрому  собрал легкий  завтрак. А  потом разухарился и  решил устроить 
настоящую пирушку. Все уже проснулись, отдохнули, и на боковую никто больше 
не собирался. Ну и накормил я их до отвала. 
После  чего мы  расслабились  и несколько  часов подряд  чесали  языками. Я 
вытащил  аккордеон -  взял его  в поход  по требованию  народа, то  есть по 
настоянию Поля  - и сыграл пару вещей. А  потом снова завязался общий треп. 
Спорили о том, где  впервые зародилась жизнь. Джек Монтэгю, химик, вспомнил 
старую теорию, что раньше Солнце светило куда ярче. 
- Помяните мое слово,  - сказал он, - когда мы вышлем экспедицию на Плутон, 
она обнаружит  там следы прежней жизни Жизнь так  же вездесуща, как масса и 
энергия. 
- Чепуха,  - очень вежливо ответил  мистер Вилла. - Плутон  и планета-то не 
настоящая. Когда-то он был спутником Нептуна. 
- Ну,  значит, на Нептуне, -  не сдавался Джок. -  Жизнь существует во всей 
Вселенной.  Вот  попомните мои  слова:  когда  проект "Юпитер"  развернется 
по-настоящему, они найдут жизнь даже на Юпитере. 
-  На Юпитере?  - взорвался  мистер Вилла.  - Джок,  я тебя  умоляю! Метан, 
аммиак  и холод,  словно мачехин  поцелуй. Ты,  должно быть, шутишь.  Да на 
поверхности   Юпитера   даже   света    нет,   там   же   тьма   кромешная. 
- Я сказал и еще раз повторю, - не унимался Монтэгю. - Жизнь вездесуща. Где 
есть  масса  и  энергия  плюс  условия,  позволяющие  образоваться  большой 
устойчивой молекуле,  там обязательно возникнет жизнь.  Посмотрите на Марс. 
Или  на Венеру. Или  на Землю, самую  опасную из  всех планет. Или  на пояс 
астероидов - бывшую планету. 
- Что ты об этом думаешь, Поль? - спросил я. 
-  А  ничего  не  думаю.  Данных  маловато,  -  мягко  улыбнулся  командир. 
-  Вот! -  сказал мистер Вилла.  - Вот  слова мудрого человека.  Скажи нам, 
Джок,  с  какой  стати  ты  возомнил,  что  можешь судить  о  таких  вещах? 
- Да, я не  специалист, и в этом мое преимущество, - важно проговорил Джок. 
- В философском споре факты только мешают. 
Затем   тему    сменили.   Главный   агроном,    мистер   Сеймур,   сказал: 
- Меня  не так уж беспокоит, откуда  происходит жизнь. Меня больше волнует, 
как она будет развиваться здесь. 
- И как же? - заинтересовался я. 
- Что мы собираемся  сделать из этой планеты? Мы можем превратить ее во что 
захотим. На  Марсе и  Венере была своя  культура. Мы не  имели права сильно 
менять эти  планеты и  заселять их целиком  не будем. А  спутники Юпитера - 
дело   другое;   тут   все    в   нашей   власти.   Говорят,   человеческая 
приспособляемость  не имеет  границ.  Я бы  сказал -  наоборот:  человек не 
столько адаптируется сам, сколько адаптирует к себе окружающую среду. Здесь 
мы, безусловно, именно этим и занимаемся. Но как? 
-  Мне всегда  казалось,  что все  задумано неплохо,  -  отозвался я.  - Мы 
положим начало  новым центрам, потом сюда придут  люди и обживут эти места, 
как Леду. 
- Да, но до  каких пределов? Сейчас регулярные рейсы совершают три корабля. 
В недалеком  будущем каждые  три недели к  нам будет прилетать  по кораблю, 
затем каждую  неделю, затем  каждый день. Если мы  не проявим бдительности, 
здесь,  как и на  Земле, придется  вводить нормированные рационы.  Билл, ты 
знаешь, с какой скоростью растет на Земле население? 
Я признался, что не имею понятия. 
-  Каждый  день  рождается  на сто  тысяч  человек  больше  по сравнению  с 
предыдущим. Подсчитай-ка. 
Я прикинул. 
- Получается... э-э... что-то около пятнадцати-двадцати кораблей в сутки. И 
все же я думаю, что они сумеют их построить. 
- Да, но куда мы денем этих людей? Ежедневно здесь будет высаживаться вдвое 
больше народу, чем сейчас  живет на планете. И не только по понедельникам - 
по  вторникам, средам,  четвергам, и  так целую  неделю, месяц,  год, чтобы 
стабилизировать численность  населения Земли. Говорю тебе,  из этого ничего 
не  выйдет.  Придет день,  когда  мы вынуждены  будем полностью  прекратить 
иммиграцию. -  Он воинственно  огляделся по сторонам,  готовый опровергнуть 
любые возражения, которые не заставили себя ждать. 
- Ох,  Сеймур, не выступай! - раздался чей-то  голос. - По-твоему, этот мир 
принадлежит тебе  только потому,  что ты прилетел раньше  других? Ты просто 
просочился сюда, пока не было строгих ограничений. 
-  С математикой  не  поспоришь, -  не сдавался  Сеймур.  - Надо  как можно 
быстрее  добиться  того,  чтобы  Ганимед  перешел на  самообеспечение  -  и 
захлопнуть за собою дверь! 
- Это не понадобится, - покачал головою Поль. 
- То  есть? - изумился Сеймур. - Как это?  Объясни мне. Ты же представитель 
комитета:   какой   хитроумный   ответ    спрятан   у   него   в   заначке? 
-  Никакого,  -  сказал  Поль.  -  И  подсчеты твои  верны,  только  выводы 
неправильны.  Ганимед  и  вправду  должен себя  обеспечивать,  но  страшную 
картину  с   дюжиной  пассажирских  кораблей  в   день  ты  можешь  забыть. 
- Почему, позвольте спросить? 
Поль оглядел всех нас и сконфуженио улыбнулся: 
-  Вы в состоянии  выдержать небольшую  лекцию о динамике  роста населения? 
Боюсь, у меня Нет  такого преимущества, как у Джока: в этом вопросе я более 
или менее специалист. 
- Валяй, - отозвался кто-то. - Просвети его. 
-  О'кей, -  согласился  Поль. -  Вы  сами напросились.  Как правило,  люди 
считают,  что  колонизацию  затеяли  для  того,  чтобы  избавить  Землю  от 
перенаселения   и  угрозы   голода.  Более  далекого   от  действительности 
представления и придумать нельзя. 
- Чего? - сказал я. 
-  Минуту терпения.  Маленькая планета  физически не в  состоянии поглотить 
прирост населения большой планеты,  как верно заметил Сеймур. Но существует 
еще одна причина, почему  нам не грозит приток иммигрантов по сотне тысяч в 
день.  Психологическая причина.  Число  людей, желающих  эмигрировать (даже 
если прекратить отбор), никогда  не сравняется с количеством новорожденных. 
В  большинстве своем  люди просто не  хотят уезжать  из дома. Они  не любят 
трогаться с обжитых мест, и уж тем более в такую даль. 
-  Тут я  с  тобой согласен,  - кивнул  мистер  Вилла. -  Человек, желающий 
эмигрировать, - это странное животное. Редкой породы. 
- Верно, - сказал Поль, - Но давайте предположим на минуту, что каждый день 
будет набираться  сто тысяч  желающих и Ганимед вместе  с другими планетами 
сможет  их принять.  Облегчит это положение  там, дома?  Я имею в  виду, на 
Земле? Ответ: нет, не облегчит. 
Было похоже, что лекция окончена. Я не выдержал: 
- Прости за тупость, Поль, но почему не облегчит? 
- Билл, ты изучал хоть немного биономию? 
- Немного. 
- Математическую биономию населения? 
- Э-э... нет. 
- Но  тебе наверняка известно, что  после самых опустошительных войн, какие 
бывали  на Земле,  численность населения  всегда возрастала по  сравнению с 
довоенной,  сколько бы народу  ни погибло.  Жизнь не просто  вездесуща, как 
сказал Джок; жизнь эксплозивна.  Основной закон математической биономии, из 
которого не  было обнаружено  ни единого исключения,  гласит, что население 
растет всегда  - и отнюдь не в  соответствии с запасами продовольствия. Оно 
растет до тех пор,  пока еды хватает, чтобы хоть как-то поддерживать жизнь, 
то  есть до  грани голодания.  Иными словами,  если мы будем  откачивать по 
сотне  тысяч человек  ежедневно, прирост  населения на Земле  увеличится до 
двух  сотен   тысяч  в   день,  чтобы  достичь   биономического  максимума, 
соответствующего новой экологической динамике. 
На мгновение  воцарилась тишина:  мы просто не знали,  что сказать. Наконец 
Сергей пришел в себя: 
-   Мрачную   картинку  ты   нарисовал,   командир.  И   каков  же   ответ? 
- А его не существует. 
-  Я  не  так  выразился.  Я  хочу  сказать: есть  ли  какой-нибудь  выход? 
Поль  произнес всего  одно  слово из  двух слогов  -  так тихо,  что  мы не 
расслышали бы его, если бы не мертвая тишина. Он сказал: 
- Война. 
Народ   в   палатке  зашевелился,   загудел:   идея  казалась   немыслимой. 
-  Мистер  дю  Морье,  послушайте,  -  прорезался  Сеймур. -  Я,  может,  и 
пессимист,   но   не   такой.   Войны  в   наше   время   быть  не   может. 
- Вот как? - сказал Поль. Сеймур запальчиво продолжил: 
-  Вы  полагаете,  что  нас прижмет  космический  патруль?  Потому что  это 
единственный способ развязать войну! 
Поль покачал головой: 
- Патруль  нас не  прижмет. Но войну  он тоже не  остановит. Силами полиции 
можно подавить  отдельные возмущения, такие вещи  они с успехом пресекают в 
зародыше. Но  если восстанет целая планета, у полиции  не хватит ни сил, ни 
числа,  ни умения.  Они попытаются  - и  сделают это  без страха. Но  у них 
ничего не выйдет. 
- Вы действительно верите в это? 
- Я в  этом убежден. И не я один - в  этом убежден комитет. Не политический 
совет, конечно, а ученые-профессионалы. 
- Тогда чем, черт побери, занимается комитет? 
- Основывает колонии. Мы  считаем, что это дело само по себе стоящее. Война 
не обязательно  затронет колонии. Я, по  крайней мере, так думаю. Вспомните 
Америку  конца девятнадцатого  века -  европейские дрязги ее  не коснулись. 
Война,  скорее  всего,  будет  настолько разрушительной,  что  межпланетные 
полеты надолго  прекратятся. Потому-то  я и считаю, что  эта планета должна 
перейти на самообеспечение. Для межпланетных путешествий необходима высокая 
техническая  культура,  а  на  Земле она  в  недалеком  будущем может  быть 
разрушена. 
Мне кажется, идеи Поля ошеломили нас всех; меня-то уж точно. Сеймур уставил 
на Поля обвиняющий перст: 
- Если  ты в это веришь,  почему ты собираешься назад  на Землю? Скажи мне! 
-  А я  и  не собираюсь,  - тихо  ответил  Поль. -  Я останусь  здесь. Буду 
фермером. 
И вдруг меня осенило, зачем он начал отпускать бороду. 
-  Значит,  ты  думаешь,  что  скоро  будет  война, -  сказал  Сеймур.  Это 
прозвучало как утверждение, а не вопрос. 
-  Этого я  не говорил,  - замялся  Поль. -  Ладно, скажу вам  прямо: война 
начнется  не  раньше чем  через  сорок  земных лет  и  не  позже чем  через 
семьдесят. 
Послышался  общий вздох  облегчения. Сеймур  продолжил свое  выступление от 
лица всех присутствующих. 
- От  сорока до семидесяти, говоришь? Но  тогда какой смысл тебе оставаться 
здесь? Ты,  может, до нее и не доживешь. Хотя  я, конечно, совсем не против 
такого соседа. 
- Я предвижу войну,  - с нажимом сказал Поль. - Я знаю, что она будет. И не 
хочу, чтобы  ее хлебнули  мои будущие дети  и внуки. Мой дом  здесь. Если я 
женюсь, то  только здесь. Какой  смысл растить детей, если  знаешь, что они 
обратятся в радиоактивную пыль? 
Кажется, именно в этот  момент в палатку просунул голову Хэнк, потому что я 
не помню, чтобы кто-то  ответил Полю. Хэнк выходил по своим делам, а теперь 
вернулся и заорал: 
- Эй, джентльмены! Европа взошла! 
Мы все повалили из  палатки. Отчасти из-за смущения, наверное, Поль слишком 
уж разоткровенничался. 
А впрочем,  мы пошли бы в  любом случае. Дома, конечно,  Европу каждый день 
видно, но не так, как отсюда. 
Поскольку Европа ближе к  Юпитеру, чем Ганимед, она никогда не удаляется от 
хозяина,  если,  конечно,  считать,  что  тридцать девять  градусов  -  это 
"недалеко".  А так как  мы находились  на сто тринадцатом  градусе западной 
долготы,  то Юпитер  был двадцатью  тремя градусами ниже  нашего восточного 
горизонта,  и, следовательно,  Европа в  крайней точке удаления  от Юпитера 
должна   была   подняться   над   горизонтом   на   шестнадцать   градусов. 
Прошу  прощения за  арифметику. Так  вот, если  учесть еще, что  на востоке 
громоздилась высокая горная гряда,  все это вместе взятое означало, что раз 
в  неделю Европа  высовывалась из-за гор  и висела  над нами целый  день, а 
затем  садилась  на  востоке  в  том  же самом  месте,  откуда  появлялась. 
Вверх-вниз, как на лифте. 
И если вы никуда не отлучались с Земли, не говорите мне, что так не бывает. 
Так   есть  -  Юпитер   со  спутниками   откалывают  и  не   такие  фокусы. 
За время нашего похода Европа взошла впервые, и мы во все глаза смотрели на 
серебряную  лодочку  с рожками,  обращенными  кверху,  которая качалась  на 
верхушках  гор, как на  волнах. Завязался  спор. Кто-то утверждал,  что она 
поднимается, кто-то, наоборот, что заходит. Все обменивались впечатлениями. 
Кое-кто  уверял,  что  засек движение  спутника,  но  насчет направления  к 
согласию  так  и  не  пришли. А  потом  я  продрог  и  вернулся в  палатку. 
Я был  рад этому перерыву. Мне  казалось, что Поль сказал  куда больше, чем 
намеревался, во  всяком случае  больше, чем ему будет  приятно вспомнить во 
время светлой  фазы. Я решил,  что во всем виноваты  снотворные пилюли. Без 
них,  конечно, не  обойтись, но  от них  здорово развязывается  язык, можно 
ненароком выболтать  даже свое настоящее имя  - предательские штучки, одним 
словом.