те  со спутниками  окажется и 
Солнце,  а Юпитер будет  в полной  фазе. Мистер Хукер,  главный метеоролог, 
заявил,  что, согласно  подсчетам,  такое четкое  построение повторится  не 
раньше чем через двести  тысяч лет. Неудивительно, что все мы с нетерпением 
ожидали  этого  зрелища. Ученые,  работавшие  над  проектом "Юпитер",  тоже 
засуетились, готовясь к наблюдению за парадом. 
Ведь благодаря тому что построение произойдет во время полной юпитерианской 
фазы, не  только шестое небесное тело  - Солнце - окажется  в строю, но все 
это будет видно невооруженным глазом, поскольку тени от Ганимеда и Каллисто 
достигнут центра Юпитера одновременно с Ио и Европой. 
Полная  фаза у  Юпитера наступает в  шесть часов  утра в субботу;  в четыре 
тридцать мы  встали, а в пять уже вышли на улицу.  Мы с Джорджем вынесли на 
носилках Пегги. И успели как раз вовремя. 
Стояла  безоблачная  летняя  ночь, ясная  и  светлая.  Над головой,  словно 
воздушный  шар, сиял  старик  Юпитер. Ио  робко "поцеловала"  его восточный 
краешек - "первый контакт", как говорят астрономы. Европа уже переползла за 
восточный край  Юпитера, и  мне пришлось прищуриться,  чтобы ее разглядеть. 
Когда  спутник в  форме  полумесяца, его  движение проследить  нетрудно, но 
округлившись он почти сливается  с фоном. Однако Ио с Европой хоть чуточку, 
но ярче Юпитера, к  тому же они нарушают его полосатый узор и таким образом 
позволяют себя обнаружить. 
Уже на фоне Юпитера,  но еще в восточной его половине - где-то на полпути к 
центру - ползли тени  Ганимеда и Каллисто. Я бы не смог разобрать, какая из 
них  чья,  если  бы  не знал,  что  тень  Ганимеда  должна быть  восточнее. 
Выглядели  они просто  круглыми черными  точками. Три  тысячи миль  - сущая 
мелочь, когда их наложишь  на диск диаметром восемьдесят девять тысяч миль. 
Ио была чуть побольше, чем эти точки, Европа же значительно их превосходила 
- выглядела почти как Луна с Земли. 
Мы  почувствовали слабый  толчок, но  не обратили  на него внимания  - дело 
привычное.  К  тому  же  в этот  момент  Ио  "поцеловала"  Европу и  начала 
понемножку скользить за нее (или под нее). 
Все они ползли по лицу Юпитера: спутники довольно быстро, тени - медленнее. 
Примерно  через  полчаса  после  того,  как  мы  вышли из  дома,  две  тени 
встретились  и начали сливаться.  Ио уже  наполовину скрылась за  Европой и 
походила на  выпуклый горб у нее на боку.  Спутники прошли половину пути до 
центра, тени были к нему еще ближе. 
Около  шести  Европа (Ио  не  было  видно, Европа  полностью заслонила  ее) 
"поцеловалась"  с   тенью,  которая   тоже  к  тому   времени  округлилась. 
Через  четыре-пять минут тень  заползла на  Европу. Все они  выровнялись по 
линеечке -  я сознавал, что  вижу самое необычайное в  своей жизни зрелище: 
Солнце, Юпитер  и четыре его крупнейших спутника  выстроились в ряд, как на 
параде. 
У  меня вырвался  глубокий  вздох: не  знаю, как  долго я  простоял, затаив 
дыхание. 
- Во дают! - Вот и все, что я смог сказать. 
- В общем я  разделяю твои чувства, Билл, - отозвался отец. - Молли, может, 
отнесем Пегги домой? Боюсь, как бы она не простудилась. 
-   Давай,   -   согласилась  Молли.   -   Я,   например,  уже   продрогла. 
- А  я, пожалуй, пойду спущусь  к озеру, - сказал  я. Естественно, ожидался 
рекордно большой прилив. На озере его не увидишь, слишком оно маленькое, но 
я  предварительно  отметил  уровень воды  и  надеялся,  что смогу  замерить 
разницу. 
-  Только  не  заблудись  впотьмах,  -  крикнул  мне вдогонку  отец.  Я  не 
отреагировал: глупые замечания не требуют ответа. 
Я уже пересек шоссе  и спустился вниз на четверть мили, когда грянул первый 
удар. Меня шибануло прямо  в лицо - такого мощного толчка я за всю жизнь не 
припомню. Бывали  в Калифорнии землетрясения, но этому  они и в подметки не 
годились. Я  упал ничком и долго лежал, впиваясь  ногтями в скалу и пытаясь 
удержать ее на месте. 
А  тошнотворная  качка  все   длилась  и  длилась,  и  гул  ее  сопровождал 
невыносимый   -   утробный   жуткий   рык,  сильнее   и   страшнее   грома. 
Какой-то камень, скатившись, пнул  меня в бок. Я встал на ноги и постарался 
на них  удержаться. Земля все  еще ходила ходуном и  грохотала. Я опрометью 
бросился к дому - словно скользя по дрейфующей льдине; дважды падал и вновь 
подымался... 
Передняя  стена  дома  обрушилась.  Крыша сползла  набекрень  под  каким-то 
сумасшедшим углом. 
- Джордж!  - завопил я. - Молли! Где вы?  Джордж услыхал меня и выпрямился. 
Он  стоял  по ту  сторону  дома, я  увидел  его поверх  съехавшей крыши.  И 
бросился к нему с криком: 
- Ты в порядке? 
- Помоги  мне вытащить  Молли... - выдохнул  он. Позже я  узнал, что Джордж 
вместе  с Молли  и Пегги  вошел в  дом, помог  Пегги выбраться  из носилок, 
проводил  ее в  комнату  и вышел,  оставив Молли  готовить  завтрак. Толчок 
настиг его, когда он возвращался из хлева. Но в тот момент нам некогда было 
выяснять  подробности;  мы  вдвоем   поднимали  плиты,  каждую  из  которых 
укладывали  на   место  четверо  скаутов.  Джордж   кричал  не  переставая: 
- Молли! Молли! Где ты? 
Она лежала на полу рядом с каменным верстаком, на который обрушилась крыша. 
Мы  стащили  крышу,  Джордж   забрался  на  обломок,  дотянулся  до  Молли: 
- Молли! Молли, дорогая! 
Она открыла глаза. 
- Джордж! 
- С тобой все в порядке? 
- Что случилось? 
- Землетрясение. Ты в порядке? Ты не ранена? 
Она села, поморщилась, словно от боли, и сказала: 
- Мне кажется, я... Джордж! Где Пегги? Пегги?! 
Комната Пегги уцелела: сейсмостойкие  крепления выдержали удар, несмотря на 
то, что остальная часть дома лежала в руинах. Джордж настоял, чтобы сначала 
мы   вынесли  из   дома   Молли.  Затем   мы  принялись   разбирать  плиты, 
загораживавшие вход в комнату Пегги. 
Покореженная  наружная  дверь шлюза  вывернулась  из  петель, скривилась  и 
стояла нараспашку. В шлюзе  было темно; свет Юпитера сюда не проникал. Я на 
ощупь  попробовал   открыть  внутреннюю  дверь,  но   она  не  поддавалась. 
- Не могу открыть, - сказал я отцу. - Посвети мне. 
- Наверное, ее удерживает давление воздуха. Крикни Пегги, чтобы забралась в 
пузырь, мы вырубим давление. 
- Мне нужен свет, - повторил я. 
- У меня нет фонарика. 
- Ты что, не носишь с собой фонарь? 
Я-то всегда таскал его с собой; в темную фазу мы вообще не выходили из дома 
без фонарей.  Но я потерял фонарь, когда начало трясти.  А где - понятия не 
имею. 
Отец задумался, перелез через обломки и тут же вернулся. 
-  Нашел   на  тропинке  между  домом   и  хлевом.  Выронил,  должно  быть. 
Он посветил на внутреннюю дверь. Мы обсудили положение. 
-  Выглядит  паршиво,  - тихо  проговорил  отец.  - Взрывная  декомпрессия. 
Между верхом  двери и  дверной рамой зияла  щель, в которую  свободно можно 
было  просунуть  руку;  дверь   не  зажало  давлением  изнутри,  ее  просто 
заклинило. 
- Пегги!  - крикнул  отец. - Пегги,  дорогая, ты слышишь  меня? Нет ответа. 
- Бери фонарь, Билл. И отойди в сторонку. 
Отец попятился  назад, а затем с  силой ударил в дверь  плечом. Она немного 
подалась, но  не открылась. Он ударил еще раз  - дверь резко распахнулась и 
тут  же,  рванувшись назад,  сшибла  его  с ног.  Пока  отец поднимался,  я 
посветил фонариком в комнату. 
Пегги наполовину свесилась из кровати, словно собиралась встать и упала без 
чувств.   Голова  откинута,   изо  рта   на  пол  стекает   струйка  крови. 
Молли зашла  в комнату сразу за нами; они с  отцом уложили Пегги в носилки, 
отец включил  давление. Пегги была жива.  Она задыхалась, кашляла, заливала 
нас кровью,  пока мы пытались  ей чем-то помочь. Потом  заплакала. Когда ее 
уложили в пузырь, она  затихла и вроде как уснула - а может, снова потеряла 
сознание. 
Молли плакала,  но тихо,  беззвучно. Отец выпрямился, вытер  лицо и сказал: 
- Бери за тот конец, Билл. Нужно доставить ее в город. 
-  Да,  -  сказал я  и  взялся  за носилки.  Молли  освещала  нам путь.  Мы 
перебрались через  кучу обломков,  бывших недавно нашим домом,  и на минуту 
опустили носилки. Я огляделся вокруг. 
Посмотрел на  Юпитер; на лице его по-прежнему чернели  тени, а Ио с Европой 
еще не достигли западного  края диска. Весь этот кошмар длился меньше часа. 
Но  сейчас  я думал  не  об  этом: небо  выглядело  как-то странно.  Звезды 
блестели слишком ярко, и их было слишком много. 
- Джордж, - сказал я, - что стряслось с небом? 
- Сейчас не время...  - начал он и внезапно замолк. Потом прошептал: - Боже 
правый! 
- Что? - спросила Молли. - В чем дело? 
- Назад, домой, быстро!  Нужно откопать всю одежду, какую сможем. И одеяла! 
- Что? Зачем? 
- Тепловая  ловушка! Она больше не  действует - землетрясение, должно быть, 
повредило энергостанцию. 
Мы снова  принялись рыться в обломках, пока не  нашли свои теплые вещи; это 
заняло немного времени - мы знали, где искать, главное было сдвинуть плиты. 
Отец обернул одеялами носилки, превратив их в кокон. 
- О'кей, Билл, - сказал он. - А теперь бегом - марш! 
И тут мы услышали мычание Мэйбл. Я остановился и посмотрел на отца. Он тоже 
остановился   с    выражением   мучительной    нерешительности   на   лице. 
- Ох, черт! 
Впервые на моей памяти отец выругался вслух. 
- Мы  не можем бросить ее здесь замерзать. Она  же член нашей семьи. Пошли, 
Билл. 
Мы снова поставили носилки и побежали к хлеву. Там был сплошной хаос, но по 
жалобному мычанию  мы быстро обнаружили Мэйбл  и стащили с нее обвалившуюся 
крышу. Буренка поднялась на ноги. На вид целехонькая, но, видимо, ушибло ее 
неслабо. Она посмотрела на нас с возмущением. 
Мы с трудом перетащили  ее через обломки: отец тянул спереди, я подталкивал 
сзади. Отец отдал Молли веревку. 
- А  как же цыплята? - спросил я. - И  кролики? Некоторых из них придавило, 
остальные разбрелись вокруг развалин. Я почувствовал, как кролик прошмыгнул 
прямо у меня между ногами. 
- Некогда!  - отрезал  отец. - Мы  не можем взять  их с собой.  Все, что мы 
могли   бы   для   них   сделать,   это   перерезать   им   горло.   Пошли! 
Мы направились к дороге. 
Молли возглавляла процессию, таща  за собой Мэйбл и освещая путь фонариком. 
Свет  нам  был необходим.  Ночь,  еще  пару минут  назад  чересчур яркая  и 
светлая, вдруг сгустилась непроглядной  тьмой. Вскоре Юпитер совсем скрылся 
из виду, и я  перестал различать даже пальцы на собственной вытянутой руке. 
Под  ногами  хлюпало -  не  дождь,  а внезапная  роса: заметно  похолодало. 
Потом  хлынул  ливень,  сильный, ледяной.  Его  сменил  мокрый снег.  Молли 
обернулась. 
-  Джордж!  -  позвала   она.  -  Мы  уже  дошли  до  поворота  к  Шульцам? 
-   Они   нам   не   помогут.   Ребенка   нужно   доставить   в   больницу. 
- Я не об этом. Может, мне сходить предупредить их? 
- С ними все в порядке. У них сейсмоустойчивый дом. 
- А холод? 
- Н-да... 
Отец  понял, что  она  имеет в  виду, и  до меня  тоже дошло.  Без тепловой 
ловушки  и без  электричества каждый  дом в  колонии превратится  в ледяную 
западню. Что  толку от энергоприемника  на крыше, если нет  энергии? В доме 
будет становиться холоднее, холоднее и холоднее. 
А потом все скует морозная стужа... 
- Иди  вперед, - вдруг сказал  отец. - Дойдем до  поворота, там разберемся. 
Но разбираться  нам не пришлось, поскольку  до поворота мы так  и не дошли. 
Метель мела прямо в глаза, и мы его проморгали. Снег стал совсем сухим: его 
колючие иголки больно впивались в кожу. 
Когда  мы миновали  стену из  лавы, откуда  новая дорога соединяла  шоссе с 
нашим домом  и домами других фермеров, я начал  считать про себя шаги. Судя 
по  моим   подсчетам,  мы  прошагали  миль   пять,  и  тут  Молли  внезапно 
остановилась. 
- Что случилось? - крикнул отец. 
-  Милый,  -  сказала она.  -  Я  не вижу  дороги.  Боюсь,  я ее  потеряла. 
Я топнул ногой, и  снег мягко ушел вниз - мы стояли на пашне. Отец посветил 
фонариком на часы. 
- Мы одолели миль шесть, - сказал он. 
-  Пять, -  поправил я  его. -  В лучшем  случае, пять  с половиной. -  И я 
рассказал, как подсчитывал шаги. 
- Мы добрались как раз до того места, где шоссе вплотную примыкает к полям, 
- сказал отец. -  Отсюда должно быть не больше мили, а может, и полумили до 
перевала через гряду Кнейпера.  После перевала дорогу мы не потеряем. Билл, 
бери  фонарь и  пройди сотню  шагов направо,  потом налево. Если  не отыщем 
шоссе,  пойдем  вперед. И  Бога  ради, обратно  возвращайся по  собственным 
следам, иначе ты нас потеряешь в этом буране. 
Я взял  фонарь и  пошел на разведку.  Направо ничего не  вышло, хотя вместо 
сотни шагов  я отсчитал  полтораста. Вернулся, доложил и  пошел влево. Отец 
что-то невнятно буркнул - он возился с носилками. 
На двадцать третьем шагу  я наткнулся на дорогу. И тут же провалился в снег 
почти на  фут, упал ничком и чуть не  посеял фонарь. Кое-как выкарабкался и 
пошел назад. 
- Отлично, - сказал отец. - А ну-ка, сунь сюда шею. 
"Сюда"  оказалось  чем-то  вроде  хомута,  который  он  смастерил,  обвязав 
одеялами пузырь. Теперь основной вес приходился на плечи, а руками я просто 
придерживал носилки.  Они не  были тяжелыми, но  руки у нас  одеревенели от 
холода. 
-  Годится! -  сказал я.  - Но  знаешь, Джордж,  пусть Молли берется  с той 
стороны. 
- Глупости! 
- Нет, не глупости!  Молли справится - верно, Молли? А ты знаешь эту дорогу 
лучше нас; сколько миль отмахал туда-обратно в потемках! 
-   Билл  прав,  дорогой,   -  вмешалась   Молли.  -  Давай   держи  Мэйбл. 
Отец  сдался, взял  у нее веревку  и фонарь.  Мэйбл не желала  идти дальше; 
похоже, ей  хотелось присесть.  Отец пнул ее  под зад и  дернул за веревку, 
обмотанную вокруг  шеи, оскорбив тем самым Мэйбл  до глубины души. К такому 
обращению она  не привыкла,  особенно со стороны  отца. Но утешать  ее было 
некогда; мороз крепчал с каждой минутой. 
Мы двинулись вперед. Как  отец умудрился не сбиться с пути - не знаю, но он 
не сбился.  Мы прошагали еще час, оставив  позади перевал Кнейпера, и вдруг 
Молли  споткнулась,  колени у  нее  подогнулись  - и  она  осела в  сугроб. 
Я остановился и тоже  присел; мне нужен был отдых. Я просто хотел сидеть не 
двигаясь, и пусть себе понемногу заносит снегом. 
Отец подошел к Молли,  обнял ее и велел идти вперед вместе с Мэйбл; на этом 
участке дороги мы не  заплутаем. Молли настаивала, что может нести носилки. 
Отец молча  снял с  ее шеи хомут,  подошел к пузырю, чуть  сдвинул одеяла и 
посветил фонариком внутрь. И опустил одеяла. 
- Как она? - спросила Молли. 
- Дышит, - сказал  отец. - Открыла глаза, когда почувствовала свет. Пойдем. 
Он впрягся в носилки, а Молли взяла фонарь и веревку. 
Молли  не видела  того,  что видел  я. Прозрачный  пластиковый  пузырь весь 
заиндевел изнутри. Отец не мог разглядеть, дышит ли Пегги; он вообще ничего 
не мог там увидеть. 
Я задумался  - как  относиться к такого  рода лжи? Отец не  был лжецом, это 
точно, но мне почему-то  казалось, что в тот момент ложь была лучше правды. 
Сложно все это. 
Потом  я  перестал  ломать  себе голову.  Все  силы  уходили  на то,  чтобы 
переставлять   ноги   и   считать   шаги.   Ног  я   уже   не   чувствовал. 
Отец   внезапно  остановился,   и  я   налетел  грудью  на   край  носилок. 
- Слышите? - сказал он. 
Я прислушался и различил глухой гул. 
- Землетрясение? 
-  Нет. Помолчи...  Это впереди  на шоссе.  С дороги, быстро!  Всем вправо! 
Гул стал громче, и  вскоре сквозь вьюгу я увидел пятно света в той стороне, 
откуда  мы  пришли. Отец  тоже  его  заметил, шагнул  на  шоссе и  принялся 
размахивать фонариком. 
Гул замолк  в двух шагах  от него; это была  камнедробилка, доверху набитая 
людьми, облепившими  ее со всех  сторон и даже сидевшими  верхом на лопате. 
Шофер закричал: 
- Залезайте! И поскорее! 
Увидел нашу корову и добавил: 
- Но без животных. 
-  Нам   нужна  помощь,  у   меня  дочь  в  носилках!   -  прокричал  отец. 
Толпа на машине зашевелилась:  шофер велел двум мужикам спуститься и помочь 
нам. В  этой суматохе  отец как сквозь  землю провалился. Только  что Молли 
держала Мэйбл  за веревку - и вдруг ни отца,  ни коровы. Мы втащили носилки 
наверх,  мужики  подхватили их  на  плечи. Я  не  знал, как  быть с  отцом. 
Спрыгнуть и поискать его,  что ли? И тут он вынырнул из тьмы и вскарабкался 
ко мне. 
- Где Молли? - спросил он. 
- Наверху. А где Мэйбл? Что ты с ней сделал? 
- С Мэйбл все в порядке. 
Он сложил  нож и сунул  его в карман. Больше  я ни о Чем  его не спрашивал. 
 
 
                               Глава 17 
                              Катастрофа 
 
По пути  мы обогнали  еще нескольких человек,  но шофер не  остановился. До 
города  было  уже недалеко,  и  водитель  уверял, что  они сами  доберутся. 
Аварийный запас  энергии подходит к концу, сказал  он; машина шла от самого 
поворота   у   озера,   что   в   десяти   километрах   за   нашим   домом. 
А  кроме того, им  просто некуда было  втиснуться. Мы  и так стояли  друг у 
друга  на головах  в  три этажа,  и отец  постоянно предупреждал,  чтобы не 
наваливались на носилки. 
Скоро батареи иссякли. Шофер прокричал: 
- Вылезайте! Дальше пешочком! 
Но  мы уже  практически были  на окраине  города и,  если бы не  буран, без 
проблем  добрались бы  до  центра. Шофер  настоял, что  поможет  нам тащить 
носилки. Славный  парень - когда я  разглядел его при свете,  то узнал того 
самого водителя, который дробил камни на нашем поле. 
В конце  концов после долгих  мытарств мы доволоклись до  больницы и отдали 
Пегги в  руки врачей. Ее поместили в палату  с земным давлением. Пегги была 
жива. В плохом состоянии, но жива. 
Молли осталась  с ней. Я бы тоже с удовольствием  остался - в больнице было 
тепло,  у  них  там  свой  аварийный,  энергоблок.  Но  мне  не  разрешили. 
Отец сказал  Молли, что  пойдет к главному  инженеру. Мне велели  топать на 
станцию приема иммигрантов. Я так и сделал - и сразу же вспомнил день нашей 
высадки. Только  сейчас было  еще хуже и  холоднее. Я очутился  в том самом 
помещении, куда попал, впервые ступив на Ганимед. 
Зал был  забит битком, а люди  все прибывали - целый  поток беженцев хлынул 
сюда из  округи. На станции было холодно, но не  так зверски, как на улице. 
Лампы, естественно, не горели; и свет и тепло давала энергостанция. Кое-где 
мерцали фонарики, так что  при желании можно было на ощупь пробраться через 
толпу. Слышны были стоны и жалобы, хотя и не такие отчаянные, какими обычно 
разражаются новоприбывшие  эмигранты. Я  не обращал на них  внимания; я был 
счастлив, как  может быть счастлив полутруп, что  над головой крыша, что не 
обжигает мороз, что кровь начинает возвращаться к ногам. 
Так  мы  просидели тридцать  семь  часов.  Через двадцать  четыре часа  нам 
впервые удалось чего-то перекусить. 
Как выяснилось,  металлические постройки типа приемной  станции устояли. Из 
каменных,   судя   по  рассказам   беженцев,   выдержали  очень   немногие. 
Энергостанция  не  работала, а  значит,  перестала  действовать и  тепловая 
ловушка.  Подробности   нам  не  сообщали,  сказали   только,  что  ведутся 
восстановительные работы. 
А  пока  нас  упаковали  так плотно,  как  только  могли,  и мы  обогревали 
помещение в  основном теплом своих  тел, сбившись в кучу,  словно овцы. Нам 
сказали, что на станции  есть несколько запасных батарей, которые врубаются 
по очереди  каждый раз, когда температура падает ниже  нуля. Если и так, то 
их, очевидно,  включали где-то поодаль, потому  что там, где я пристроился, 
температура, по-моему, до нуля даже не поднималась. 
Я сидел,  обхватив колени  и погрузившись в полубредовое  забытье. Время от 
времени  пробуждался  от очередного  кошмара,  собирал себя  по кусочкам  и 
вставал  немного  размяться.  Потом   опять  садился  на  пол  и  впадал  в 
прострацию. 
Смутно  помню,  что  в  толпе вроде  бы  наткнулся  на Горлодера  Эдвардса, 
погрозил