:  в  светлые фазы  пахал допоздна  и 
пропускал собрания,  а в  темные... Девять миль  по морозцу после  ужина до 
города - тут хочешь не хочешь, а призадумаешься. 
Даже совесть кольнула: я  и не вспоминал о своих друзьях, а вот они меня не 
забыли. Я дал себе  слово ходить на собрания, независимо от того, насколько 
буду  измотан.  А также  сдать  экзамены на  две  нашивки -  при первой  же 
возможности. 
Тут я вспомнил еще об одном незаконченном дельце - о Горлодере Эдвардсе. Но 
взять выходной,  чтобы заловить этого козла и дать  ему по морде, - слишком 
дорогое  удовольствие,  когда ты  занят  на  ферме. А  кроме  того, мне  не 
повредит  еще немного  нарастить мышцы,  фунтов этак на  десять; повторение 
нашей прошлой стычки мне как-то не улыбалось. 
Откуда ни возьмись появился отец с двумя своими коллегами и сразу возглавил 
процесс герметизации комнаты Пегги. Его появление навело меня на мысль, что 
он был  в курсе нашествия скаутов,  в чем он и  сознался. Идея принадлежала 
Сергею -  потому-то отец и  промолчал, когда я недавно  намекнул, что пора, 
мол, созывать соседей. 
Я отвел его в сторону. 
-   Джордж,  скажи   ради  всего   святого,  чем   мы  будем   их  кормить? 
- Об этом не волнуйся. 
- Но я не могу не волноваться! 
Всем известно,  что хозяин возводимого жилища  обязан обеспечить работающих 
харчами, но меня-то застали врасплох! 
- Говорю, не волнуйся, - повторил отец. 
И в ту же  минуту я понял почему: на горизонте появились Молли, Мама Шульц, 
Гретхен,  сестра  Сергея  Марушка  и две  подружки  Пегги.  А  то, что  они 
притащили  с собой,  на  Земле могло  только присниться.  Пикник  удался на 
славу:  Сергею  еле  удалось заставить  отряд  снова  приняться за  работу. 
Теоретически всю  снедь для пикника приготовила Молли  в доме у Шульцев, но 
я-то знаю  Маму Шульц: будем смотреть правде в глаза  - Молли не ахти какая 
повариха. 
Молли принесла  мне записочку от Пегги:  "Дорогой Билл, пожалуйста, приходи 
сегодня вечером в город  и расскажи мне обо всем. Очень прошу, пожалуйста!" 
Я сказал Молли, что схожу. 
В восемнадцать ноль-ноль приладили крышу - и дом был готов. Только дверь не 
навесили: ее  еще надо купить на толкучке.  И силовую установку мы поставим 
лишь через неделю. Но от дождя укрыться есть где, и даже крошечный хлев для 
коровы есть - хотя откуда у меня корова? 
 
 
                               Глава 15 
                      Зачем мы сюда пожаловали? 
 
Судя по записям у меня в дневнике, в новый дом мы перебрались в первый день 
весны. 
Гретхен  помогла  мне подготовиться  к  встрече. Я  предложил пригласить  и 
Марушку, поскольку  дел было невпроворот, но  Гретхен с таким надутым видом 
фыркнула:  "Как хочешь!",  что  я не  стал настаивать.  Странный  народ эти 
женщины. Хотя Гретхен и впрямь превосходная хозяйка. 
Я ночевал  в доме с тех пор, как его соорудили,  несмотря на то что техники 
из инженерной конторы установили антенну на крыше и подключили тепло и свет 
гораздо  позже. Но  до  зимы они  успели, и  я  целый месяц  с наслаждением 
занимался внутренней отделкой дома,  а попутно собирал запасы льда на лето. 
Лед я  стаскивал в овраг  возле дома, туда, где  собирался посадить яблони: 
пока   не   построю   настоящий    погреб,   пускай   лед   хранится   там. 
Первые месяцы после переезда  семьи я вспоминаю как самые счастливые в моей 
жизни. Мы  снова были вместе, и это  было хорошо. Отец по-прежнему проводил 
большую  часть темных  фаз  в городе,  работая на  полставки;  ему хотелось 
закончить  разработку проекта  и побыстрее  расплатиться с долгами.  Зато в 
светлые фазы  мы пахали почти круглосуточно, бок о  бок или по крайней мере 
неподалеку друг от друга. 
Молли,  по  всей  видимости,  понравилось  быть  домохозяйкой.  Я  учил  ее 
стряпать, и  она схватывала все  на лету. Приготовление пищи  на Ганимеде - 
настоящее искусство.  Как правило, приходится готовить  под давлением, даже 
жарить, поскольку вода закипает  при температуре чуть выше 104 градусов [40 
градусов по Цельсию]. Вы  можете помешивать закипевшую воду пальцем, только 
не слишком долго, конечно.  Затем Молли перешла в подмастерья к Маме Шульц. 
Я не возражал: Мама  Шульц прирожденный художник, Молли под ее руководством 
станет настоящей поварихой. 
Пегги  приходилось постоянно  жить в  своей комнате,  но мы  надеялись, что 
скоро  она  сможет выйти.  Мы  снизили  у нее  давление  до восьми  фунтов, 
половина  на  половину  кислород  с азотом,  и  собирались  там за  обедом. 
Вообще-то  я не  выношу эту  вязкую густую  атмосферу, но ради  того, чтобы 
вместе посидеть за обеденным  столом, можно пойти на жертвы. В конце концов 
я  так  привык к  смене  давлений,  что даже  боли  в  ушах не  чувствовал. 
Впрочем, если было желание,  Пегги могла прогуляться. Из города мы привезли 
ее в  прозрачном пузыреносилках  - еще одна  вещь, купленная в  кредит! - а 
отец присобачил  туда кислородный  баллон от старого  космического костюма, 
который  пожертвовали   сотрудники  из  команды   проекта  "Юпитер".  Пегги 
забиралась в  пузырь, закрывалась,  мы снижали давление  у нее в  комнате и 
выносили ее на волю  - позагорать на солнышке, полюбоваться на горы и озеро 
и поглазеть,  как мы  с отцом работаем  на поле. Прозрачный  пластик пузыря 
пропускал   ультрафиолетовые   лучи,   и   Пегги   это   шло   на   пользу. 
Она  была  такая маленькая  и  щупленькая,  что таскать  ее  в носилках  не 
составляло  никакого  труда.  Светлые  фазы  она в  основном  проводила  на 
воздухе. 
Поначалу у нас в хозяйстве была курочка-несушка, пятнадцать оплодотворенных 
яиц  и пара  кроликов.  Вскоре на  столе появились  мясные блюда.  Пегги мы 
внушали, что жареных цыплят,  которых мы уплетаем за обедом, нам поставляют 
Шульцы; по-моему,  она верила. Я ежедневно  наведывался к Шульцам за свежим 
молоком для  Пегги, но  в середине лета  мне подвернулся шанс  приобрести в 
кредит  и  за вполне  разумную  цену  симпатичную буренку-двухлетку.  Пегги 
назвала  ее  Мэйбл  и   очень  сокрушалась,  что  не  может  ее  погладить. 
Дел на  ферме -  знай только поворачивайся  Я так и не  выбрал время, чтобы 
сдать экзамены, и со  скаутскими собраниями дело обстояло не лучше. Слишком 
уж много забот навалилось.  К примеру, сооружение пруда в лагуне Серенидад. 
Здесь были и планктон,  и водоросли, но рыба пока не водилась. И даже когда 
она появится,  разрешение на ловлю дадут не скоро.  Поэтому я вырыл пруд, и 
мы стали на китайский манер разводить в нем рыбу. 
Поле  тоже требовало  неустанной  заботы. Мой  травяной ковер  удержал-таки 
почву,  и мы  решили, что  пора запускать  туда земляных червей  Отец хотел 
послать образец почвы в  город на анализ, но тут к нам заглянул Папа Шульц. 
Услышав про  наши сомнения, он взял горсть  земли, помял в ладони, понюхал, 
пожевал  - и заявил,  что можно смело  заселять червей.  Я так и  сделал, и 
черви   прижились.  Мы   то   и  дело   встречали  их   во   время  пахоты. 
По тому, как взошла трава, сразу было видно, где проходят полосы с "платной 
грязью".  Видны  были  и участки,  пораженные  инфекцией,  но их  оказалось 
немного.  Предстояло еще  ой  как потрудиться,  прежде чем  полосы сольются 
воедино  и мы  сможем подумать  об аренде  "жевалки", чтобы  обработать еще 
полтора акра,  используя для  их оплодотворения наш  собственный суглинок и 
компост.  И только  после  этого, то  есть значительно  позже,  можно будет 
взяться за расчистку следующих нескольких акров. 
Мы  посадили  рассаду  -  морковь,  салат,  свеклу,  капусту,  брюссельскую 
капусту, картошку  и капусту спаржевую. А  между грядками посеяли рожь. Мне 
хотелось засеять хоть один акр пшеницей, но земли пока было маловато. Рядом 
с домом  мы разбили небольшой огородик, где  росли помидоры, тыква, горох и 
бобы.  Это  "пчелиные"  растения,  и Молли  опыляла  их  вручную -  безумно 
утомительное занятие. Мы мечтали, что когда-нибудь обзаведемся своим ульем; 
энтомологи из  отдела биономии вкалывали до  седьмого пота, пытаясь вывести 
пчел, приспособленных  к нашим условиям. Дело  в том, что, хотя  у нас сила 
тяжести меньше земной только втрое, давление воздуха ниже почти в пять раз, 
а пчелам это не нравится - летать им, видите ли, тяжело. 
А может, пчелы просто консервативны по натуре. 
Наверное,  я и  впрямь был счастлив  - или  слишком занят и  измотан, чтобы 
чувствовать себя несчастным - вплоть до следующей зимы. 
Сначала  зима показалась мне  просто курортом.  Делать было почти  нечего - 
разве  только  лед  натаскать   да  присмотреть  за  коровой,  кроликами  и 
цыплятами. Выдохся я до  предела, нервы стали ни к черту, но сам я этого не 
замечал. Молли,  думаю, устала  не меньше моего, однако  терпела и молчала, 
хотя  и  непривычна  была  к  сельской  жизни,  не умела  так  ловко  вести 
хозяйство, как Мама Шульц, например. 
Молли мечтала о том, чтобы в доме наконец появился водопровод. Но при нашем 
раскладе в  ближайшем будущем  ей это не  светило. Я, разумеется,  носил ей 
воду из  ручья, в котором каждый раз  приходилось долбить новую полынью, но 
воды   не   хватало.   Впрочем,   Молли  никогда   не   жаловалась   вслух. 
Отец  тоже  не жаловался,  однако  на  щеках у  него образовались  глубокие 
складки,  сбегавшие от  носа  ко рту,  и их  не  скрадывала даже  борода. В 
основном, конечно, из-за Пегги. 
Когда  мы  перевезли ее  на  ферму,  Пегги очень  оживилась. Мы  постепенно 
снижали у нее в комнате давление, и она с жаром уверяла, что чувствует себя 
прекрасно,  и все  канючила,  чтобы ей  разрешили выйти  на  свежий воздух. 
Как-то раз, по совету доктора Арчибальда, мы ее вывели - кровь носом у нее, 
правда,  не   пошла,  но  через  десять   минут  она  запросилась  обратно. 
Пегги здесь  не приживалась. И не  только из-за давления: этот  мир был для 
нее чужим. Она в него не вписывалась, не могла пустить в нем корни и расти. 
Видели  вы когда-нибудь,  как чахнет  пересаженное растение?  Очень похоже. 
Дом Пегги остался на Земле. 
Мы  не то чтобы  совсем уж бедствовали,  но что  ни говори, а  есть большая 
разница между жизнью зажиточного фермера, к примеру такого, как Папа Шульц, 
когда  у вас  на скотном  дворе навалом  коровьего навоза, в  погребе висят 
окорока,  а в  доме все  удобства, включая  водопровод, -  и существованием 
голодранцев вроде нас, пытающихся  встать на ноги на клочке целины и по уши 
завязших  в долгах.  Мы эту  разницу ощутили  на собственной шкуре  и зимой 
смогли подумать о ней на досуге. 
Как-то  в четверг  мы  собрались после  обеда в  комнате Пегги.  Только что 
началась темная фаза, отцу пора было возвращаться в город; мы, как правило, 
устраивал ли  перед его уходом небольшие  посиделки. Молли штопала, Пегги с 
Джорджем  играли  в криббидж.  Я  вытащил аккордеон  и принялся  перебирать 
клавиши.  Настроение  у  всех   было  умиротворенное.  Не  знаю,  как  меня 
угораздило,  но я  вдруг обнаружил,  что наигрываю мелодию  "Зеленых холмов 
Земли". Давненько я ее не вспоминал. 
Отгремев фортиссимо  "Терры сыны  уходят в полет!  Ракеты с ревом  мчат нас 
вперед!", я  вдруг подумал, что ракеты давно  уже летают безо всякого рева. 
Эта  мысль все еще  вертелась у меня  в голове,  когда я дошел  до припева, 
который поют  очень тихо: "Мы  Господа молим о последней  посадке на шарике 
нашем родном..." 
Я  поднял   глаза  и   увидел,  что  по   щекам  у  Молли   катятся  слезы. 
Руки  бы  мне  повыдергать,   честное  слово!  Я  оборвал  мелодию,  бросил 
пронзительно вскрикнувший аккордеон и встал. 
- Что стряслось, Билли? - спросил отец. 
Я   пробормотал  что-то   о   необходимости  пойти   взглянуть  на   Мэйбл. 
Вышел  в гостиную,  оделся, вылез  на улицу,  но к  хлеву даже  не подошел. 
Кругом намело  сугробы, тьма стояла  - хоть глаз выколи,  хотя Солнце зашло 
всего  пару  часов назад.  Снегопад  утих,  но тучи  над головой  заслоняли 
Юпитер. 
Потом  на западе  чуть посветлело,  в просвет пробились  закатные солнечные 
лучи. Когда  глаза привыкли к темноте, я  разглядел в этом призрачном свете 
горы, заснеженные до самых подножий и уходящие верхушками в облака, озеро - 
припорошенную  снегом  ледяную пластину  -  и причудливые  тени валунов  за 
полем. Картина как нельзя  лучше соответствовала моему настроению. Именно в 
такое  место и  нужно ссылать  людей отбывать  наказание за  долгую грешную 
жизнь. 
Я стоял и думал - каким ветром меня-то сюда занесло? 
Тучи на  западе расступились  еще чуть-чуть, и низко  над горизонтом, прямо 
над  той  точкой,  где   село  Солнце,  показалась  яркая  зеленая  звезда. 
Это была Земля. 
Не помню, сколько я  так простоял. Кто-то вдруг положил мне руку на плечо - 
я вздрогнул. Отец, закутанный до ушей для девятимильного перехода в снегу и 
во мгле, спросил: 
- Что с тобой, сынок? 
Я  хотел ответить,  но  язык у  меня примерз  к гортани.  В конце  концов я 
выдохнул: 
- Отец, зачем мы сюда пожаловали? 
- Гм... Ты этого хотел. Помнишь? 
- Помню, - согласился я. 
-  Но настоящая,  основная  причина, зачем  мы пожаловали  сюда,  это чтобы 
уберечь    твоих   внуков    от    голода.   Земля    перенаселена,   Билл. 
Я снова посмотрел на Землю. И сказал: 
- Отец, я сделал  открытие. Жизнь - нечто большее, чем трехразовое питание. 
Конечно, мы  соберем урожай - на таком  черноземе и бильярдный шар волосней 
обрастет. Но  на внуков особо не рассчитывай:  не хочу обрекать своих детей 
на такую жизнь. Теперь я знаю, в чем наша ошибка. 
- Ты не прав,  Билл. Твои дети полюбят этот мир, так же, как эскимосы любят 
свою родину. 
- Сомневаюсь, что можно полюбить этот ад. 
- Но  ведь предки эскимосов  не были эскимосами. Они  тоже были иммигранты. 
Если ты пошлешь своих детей на Землю, в школу например, они будут тосковать 
по Ганимеду.  А Землю возненавидят. Они  там будут весить непривычно много, 
воздух  им придется  не по  нутру, климат  - не  по душе,  да и  люди тоже. 
- Хм-м...  Слушай, Джордж, а тебе  здесь нравится? Ты доволен,  что мы сюда 
приехали? 
Отец долго молчал. И наконец произнес: 
- Я беспокоюсь за Пегги, Билл. 
- Да, я знаю. Но сам ты как? И Молли? 
- За  Молли я  спокоен. У женщин  часто бывают перепады  настроения, это не 
страшно.  - Он  встряхнулся и сказал:  - Мне  пора. Иди домой,  пусть Молли 
нальет тебе чаю. А  потом сходи взгляни на кроликов. Сдается мне, крольчиха 
вот-вот разродится - не потерять бы потомство. 
Отец  сгорбился и  побрел к  дороге. Я  провожал его  взглядом, пока  он не 
скрылся во мраке, а потом пошел домой. 
 
 
                               Глава 16 
                             По линеечке 
 
И вдруг наступила весна, и все стало замечательно. 
Даже зима  показалась милее, когда миновала. Без  нее нам пришлось бы туго; 
замерзание и  оттаивание просто необходимо для почвы,  не говоря уже о том, 
что многие зерновые не дают урожая без холода. Словом, четыре недели плохой 
погоды - вполне терпимое испытание. 
С наступлением весны отец прекратил работу в городе, и мы на пару впряглись 
в  посевную. Я  взял в  аренду самоходную  тележку и прошелся  вдоль полос, 
распределяя в промежутках между  ними живую почву. Потом мы чуть не сломали 
себе  спины, подготавливая овраг  к посадке  яблонь. Как только  Папа Шульц 
презентовал мне  семечки, я тут же засунул их в горшки  с землей и держал в 
доме,  сначала у  Шульцев, потом  у нас.  Шесть из  них проросли,  а теперь 
саженцы уже вымахали почти на два фута. 
Интересно, приживутся ли они на воле? Не исключено, что на зиму их придется 
перемещать обратно в дом, но попытаться все же стоит. 
Отца  тоже  заинтересовал этот  эксперимент,  и не  столько из-за  фруктов, 
сколько из-за  древесины. Казалось  бы, древесина -  материал устаревший, а 
поди попробуй, обойдись без него! 
Джордж,  по-моему,  грезил   видом  Большого  Сахарного  хребта,  покрытого 
высокими стройными соснами... может быть, когда-нибудь. 
Так  что мы углубили  овраг, провели  туда дренажные трубы,  расширили его, 
вбухали  заготовленный зимой  компост  и присыпали  драгоценным черноземом. 
Места  хватило  бы  яблонь   на  двадцать,  но  мы  высадили  только  шесть 
саженцев-малюток.  Папа Шульц  явился и  лично благословил  своих питомцев. 
Затем  он  зашел в  дом  поздороваться  с Пегги  и  заполнил  собою всю  ее 
комнатку.  Джордж говорит  -  когда Папа  делает вдох,  давление  в комнате 
падает. 
Чуть  позже Папа с  отцом перебрались  в гостиную потолковать.  Я собирался 
выйти, но отец остановил меня вопросом: 
-  Билл, а  не пробить  ли нам здесь  окно? -  И показал на  глухую стенку. 
-  Чего?   -  изумился   я.  -  Так   ведь  все  тепло   же  мигом  выдует! 
- Я имею в виду настоящее окно, застекленное. 
- А-а! 
Я задумался. Мне еще  не доводилось жить в доме с окнами, мы всегда снимали 
квартиру.  Окна я, конечно,  видал - на  Земле, в  сельских домах, -  но на 
Ганимеде построек с окнами не было. Мне даже в голову не приходило, что они 
тут могут быть. 
-  Папа Шульц  собирается  пробить у  себя окно,  -  продолжал отец.  - Мне 
кажется, это будет славно: сидеть светлыми вечерами дома и любоваться видом 
на озеро. 
- В  доме должны быть окна  и камин, - убежденно  промолвил Папа. - Теперь, 
когда у нас производят стекло, я хочу иметь вид из окна. 
- Триста лет человечество глядело через стеклянные окна, - кивнул отец, - а 
потом заперло себя в  крохотных кондиционированных каморках и стало глазеть 
на  дурацкие телеизображения.  Так  и на  Луне можно  жить,  какая разница? 
Идея  меня ошеломила,  но  вдохновила. В  городе, я  знал,  были стекольные 
мастерские. Джордж  говорит, что  изготовление стекла -  одно из древнейших 
ремесел, если  не самое древнее, и определенно  одно из простейших. Но я-то 
думал, что они там  делают бутылки и тарелки, а вовсе не оконные стекла. На 
толкучке  уже  появились  стеклянные  бутылки  в десять  раз  дешевле,  чем 
импортные. 
Окно с видом -  нет, идея и впрямь хороша! Можно сделать одно окно на южной 
стороне, с видом на озеро, а другое - на северной, чтобы любоваться горами. 
А почему  бы не на потолке?  Лежишь себе на коечке,  а старина Юпитер перед 
тобой как на ладони! 
Не горячись,  Уильям, сказал  я себе; ты сейчас  построишь целый стеклянный 
замок.  Когда Папа  Шульц ушел, мы  еще раз  обсудили с Джорджем  эту тему. 
- Слушай, - сказал я, - я насчет идеи с окнами. Идея что надо, особенно для 
Пегги. Вопрос в том, по карману ли нам она? 
- Думаю, да. 
- Я имею в  виду: сможем ли мы позволить себе эту роскошь, но чтобы тебе не 
пришлось возвращаться на работу  в город? Ты себя загонишь до смерти, а это 
ни  к  чему.  Теперь  мы в  состоянии  прокормиться  тем,  что дает  ферма. 
- Я  намеревался поговорить с тобой  об этом, - кивнул  отец. - Я уже почти 
решил уволиться,  Билл, но мне не  хочется бросать преподавание в субботней 
школе. 
- Тебе обязательно там оставаться? 
- Видишь  ли, Билл, мне нравится читать лекции.  А о деньгах не беспокойся: 
мы получим стекло бесплатно, как чаевые за разработку технологии процесса - 
твой  старик не  зря  просиживает штаны  в  конторе. А  теперь давай-ка  за 
работу. В пятнадцать часов по расписанию дождь. 
Недели  через  три после  этого  разговора должен  был состояться  небесный 
парад.  Событие это  чрезвычайно  редкое -  когда Ганимед,  Каллисто,  Ио и 
Европа  выстраиваются  строго  по  линеечке  по одну  сторону  от  Юпитера. 
Вообще-то  раз  в каждые  семьсот  два  дня они  пытаются  это сделать,  но 
безуспешно. Дело  в том, что период обращения у них  очень разный - от двух 
дней у  Ио до более двух недель у Каллисто,  и разрыв во времени получается 
неровным.  А кроме  того, орбиты  у них  имеют различную  эксцентричность и 
пролегают не совсем в одной плоскости. 
Так что,  сами понимаете, небесный  парад - событие из  ряда вон выходящее. 
К  тому же  на  сей раз  на одной  прямой вмес