л:
     - Неприятности с женским полом?
     - Д-да...
     - Замужняя?
     - Вроде того.
     Он ткнул меня кулаком в ребра и подмигнул:
     - Усек. Старина Майлз - человек добропорядочный,  а?  Ладно,  я  тебя
покрою, а в следующий раз ты меня покроешь. Она хоть ничего?
     "Покрыть бы тебя... - подумал я про себя, - придурок ты чертов". Морт
был одним из тех никчемных разъездных  торговых  агентов,  которые  вместо
того, чтобы искать  новую  клиентуру,  большую  часть  времени  тратят  на
шуры-муры с официантками. Впрочем, товары, что он  пытался  всучить,  были
такие же дрянные, как и он сам, - прибыли они никогда не давали.
     Но я угостил его в ближайшем баре и наплел с три короба  о  "замужней
женщине". Пока он хвастался о своих (таких же неправдоподобных)  подвигах,
я слушал его и обдумывал новое изобретение. Наконец мне  удалось  от  него
избавиться.
     Другой раз я нарвался на профессора Твишела и даже попытался угостить
его - но ничего не вышло.
     Я уселся на табурет у ресторанной  стойки  аптеки  на  Чампа-стрит  и
неожиданно в зеркале на стене напротив увидел изображение Твишела.  Первой
мыслью было заползти под прилавок и спрятаться. Потом я  овладел  собой  и
сообразил, что из всех живущих в 1970 году его мне надо  опасаться  меньше
всего. Ведь  ничего  еще  не  произошло...  я  хотел  сказать  "ничего  не
произойдет".  Нет...  не  то.  Я  оставил   попытки   правильно   выразить
соотношение времен - мне стало ясно,  что  когда  путешествия  во  времени
станут обычным делом, в английскую грамматику придется добавить целый  ряд
новых  времен,  чтобы  отразить  своего   рода   "возвратные   состояния".
Французские литературные и латинские исторические  грамматические  времена
покажутся по сравнению с ними не такими уж сложными. Прошедшее ли, будущее
ли - как бы то ни было, Твишела можно не  опасаться,  и  я  успокоился.  Я
долго рассматривал отражение его лица в зеркале, сомневаясь, не  обознался
ли я. Нет, не обознался. Лицо Твишела трудно было  спутать  с  чьим-нибудь
другим  -  моим,  к  примеру.  Оно  было  суровым,  слегка   высокомерным,
самоуверенным и довольно красивым - такое  лицо  могло  быть  у  Зевса.  Я
вспомнил, во что он превратился потом... и тем не менее я не ошибся -  это
был Твишел. Я поежился, представив его стариком и вспомнив,  как  плохо  с
ним обошелся. Интересно, чем ему сейчас можно польстить?
     Твишел поймал в зеркале мой взгляд и повернулся ко мне:
     - В чем дело?
     - Да нет, я так... Вы ведь доктор Твишел? Из университета?
     - Да, из Денверского университета. Разве мы знакомы?
     Я чуть не  оговорился,  забыв,  что  в  этом  году  он  преподавал  в
городском университете.  Помнить  в  двух  временных  плоскостях  сразу  -
трудно.
     - Нет, доктор, но я слушал ваши лекции.  Можно  сказать,  я  один  из
ваших поклонников.
     Рот Твишела искривился в улыбке. Из этого я заключил, что его еще  не
съедало непреодолимое желание выслушивать  лесть  в  свой  адрес;  в  этом
возрасте он был уверен в себе, и мнение других о нем его не волновало.
     - Вы уверены, что не спутали меня с какой-нибудь кинозвездой?
     - О нет! Вы - доктор Хьюберт Твишел, великий физик.
     Он опять изобразил подобие улыбки.
     - Скажем, просто физик. Вернее - собираюсь им стать.
     Мы немного поболтали, а когда он расправился со своим бутербродом,  я
стал приставать к нему, предлагая выпить. Я сказал, что  сочту  за  честь,
если он позволит угостить его. Он покачал головой:
     - Я почти не пью, а уж днем - никогда. Тем не менее спасибо.  Приятно
было познакомиться с вами.  Если  окажетесь  поблизости  от  университета,
заглядывайте ко мне в лабораторию.
     Я сказал, что непременно загляну.
     Но я не так уж часто делал оплошности в 1970 году (попав  в  него  во
второй раз), потому что уже знал,  что  к  чему,  да  и  большинство  моих
знакомых были в Калифорнии. Я решил, что если встречу еще  кого-нибудь  из
знакомых, то живо скажу, окинув холодным взглядом, что впервые вижу.
     Но мелочи тоже могут причинять неприятности. Я,  например,  никак  не
мог отвыкнуть от стиктайтского шва и снова привыкнуть  к  молнии.  Мне  не
хватало множества удобных мелочей, к которым я успел приучиться  за  шесть
месяцев и уже воспринимал как само собой разумеющееся. И бритье! Мне опять
пришлось бриться! Однажды я простудился.  Этот  ужасный  призрак  прошлого
обрушился на меня по причине моей забывчивости. Я  совершенно  упустил  из
виду, что одежда может промокнуть под дождем. Хотел бы я,  чтобы  все  эти
изысканные эстеты,  которые  хулят  прогресс  и  вздыхают  о  неповторимых
прелестях прошлого, могли увидеть то, что  видел  я.  Я  привык  к  лучшим
условиям жизни, и, пока опять не освоился в 1970  году,  меня  постиг  ряд
мелких разочарований: тарелки, на которых остывала пища; рубашки,  которые
надо было отдавать в стирку; зеркала в ванных, которые  запотевают  в  тот
момент, когда вам надо причесаться после мытья; сопливые носы;  грязь  под
ногами и в легких. Потом я привык ко всему этому, как собака  привыкает  к
блохам.
     Денвер в 1970 году еще оставался чудным старомодным городком - мне  в
нем очень нравилось. Еще не было ничего  от  продуманной  путаницы  нового
плана, с какой я столкнулся (или столкнусь), когда  приехал  (или  приеду)
сюда из Юмы. В нем все еще было меньше двух миллионов жителей, и по улицам
ездили автобусы и другой автомобильный транспорт. И все еще были  улицы  -
так что я без труда нашел Колфакс авеню.
     Денвер все еще привыкал к своей роли столицы и походил  на  мальчика,
надевшего свой первый строгий вечерний костюм, -  было  ощущение  какой-то
неловкости. Денвер все  еще  тяготел  к  сапогам  на  высоких  каблуках  и
гнусавому выговору жителей Запада, хотя знал, что ему суждено разрастись и
стать  многонациональным   центром   деловой   и   культурной   жизни,   с
посольствами, шпионами  и  знаменитыми  на  весь  мир  ресторанами.  Город
застраивали на скорую  руку  и  во  всех  направлениях,  чтобы  разместить
бюрократов, лоббистов, посредников, секретарей-машинисток и  всякого  рода
подлипал. Здания возводились с такой быстротой, что  коров  едва  успевали
сгонять с пастбищ, отведенных под застройку. И все-таки Денвер  протянулся
всего на несколько миль: на восток - за Аврору, на Север - до  Хендерсона,
и на юг - до Литтлтона, но дальше, до Академии ВВС, все еще  лежали  поля.
На  западе,  правда,  город  полез  в  горы,  и   федеральные   учреждения
упрятывались в скалы.
     Так что Денвер во времена федерального бума мне нравился, но все же я
мучительно хотел вернуться в свое собственное время.
     Но мелочи  не  дают  жить  спокойно.  Вскоре  после  того,  как  меня
зачислили в штат "Горничной", я смог позволить  себе  полностью  подлечить
зубы и не думал, что мне когда-нибудь вновь придется обратиться к  зубному
врачу. Но в 1970 году у меня не было  антикариесных  таблеток,  и  в  зубе
появилось дупло. Боль сильно донимала меня, и пришлось пойти  к  дантисту.
Господи, я совсем забыл,  что  он  увидит,  заглянув  ко  мне  в  рот!  Он
поморгал, поводил зеркальцем вокруг зубов и наконец воскликнул:
     - Великий Иосафат! У кого вы лечились?
     - Аа-оо-ыы?
     Он вынул наконец зеркальце из моего рта.
     - Кто вам делал зубы? И как?
     - Что?  Вы  о  моих  зубах?  Я  лечился  в  одной   экспериментальной
клинике... в Индии.
     - Как они это делают?
     - Откуда я знаю?
     - М-м... подождите минутку. Я должен сделать несколько снимков. -  Он
начал возиться с рентгеновским аппаратом.
     - Нет, нет, - горячо запротестовал я. - Просто  вычистите  эту  дыру,
заткните чем-нибудь и отпустите меня.
     - Но...
     - Извините, доктор, я очень тороплюсь.
     Он оставил аппарат и занялся  зубом,  время  от  времени  прерываясь,
чтобы еще раз взглянуть на мои зубы. Я расплатился наличными  и  ушел,  не
оставив своего имени и адреса в регистрационной книге. Пожалуй, я  мог  бы
ему разрешить  сделать  снимки,  но  помешала  осторожность,  ставшая  уже
рефлексом. Конечно, никому вреда от снимков не было бы; впрочем, и  пользы
тоже, так как рентгеновские лучи не показали бы сам процесс восстановления
зубов, а я объяснить ему не смог бы.
     Только в прошлом можно успеть сделать многое. По шестнадцать часов  в
день я потел над "чертежником Дэном" и "всемогущим Питом", но между  делом
успел кое-что предпринять. Действуя анонимно,  через  адвокатскую  контору
Джона, я обратился в частное сыскное агентство, имевшее отделения по  свей
стране, с запросом о прошлом Белл. Я сообщил им ее адрес,  номер  и  марку
автомашины (на руле легко можно найти отпечатки пальцев) и  намекнул,  что
она, возможно, не раз побывала замужем и на нее наверняка заведено дело  в
полиции. Я должен был экономить и без того таявшие средства, и мне  не  по
карману были расследования, о которых написано столько увлекательных книг.
     Не получив от них отчета через десять дней, я уже было  подумал,  что
плакали мои денежки. Но спустя еще несколько  дней  в  контору  Джона  был
доставлен полосатый конверт.
     Белл оказалась деловой дамой. Она  была  на  шесть  лет  старше,  чем
утверждала; когда ей еще не исполнилось и  восемнадцати,  она  уже  успела
дважды побывать замужем. Один из браков был не в счет: "супруг"  уже  имел
семью; разведись она со вторым "мужем", агентству не удалось  бы  все  это
раскрыть. После этого она еще четыре раза выходила  замуж,  хотя  один  из
"браков" был сомнительным: скорее всего, имел место своеобразный  рэкет  -
она сделалась "солдатской вдовой", взяв  фамилию  погибшего.  Однажды  она
была разведена (официально), и один из ее мужей умер. Она могла  быть  все
еще "замужем" за остальными.
     Полицейское досье на нее было  объемистым  и  весьма  любопытным,  но
осуждена она была за уголовное преступление только однажды, в Небраске,  и
то условно. Это установили только  по  отпечаткам  пальцев,  так  как  она
скрыла судимость, сменила себе имя и фамилию и присвоила себе новый  номер
в системе социального страхования. Агентство  спрашивало,  следует  ли  им
уведомить власти штата Небраска.
     Я ответил, чтобы они не  затрудняли  себя:  срок  давности  истек,  а
сведения о ее прошлой судимости вряд ли кого заинтересуют. Интересно,  как
бы  я  поступил,  если  б  она  была  осуждена  за  торговлю  наркотиками?
Необдуманные решения до добра не доводят.
     Не успел я опомниться, как приблизился октябрь, а я отстал от  своего
графика: нужно было поторопиться с чертежами, да и  описания  из-за  этого
тоже не закончил, - ведь они должны  быть  взаимно  увязаны.  К  заявке  я
вообще еще не приступал. Хуже всего было то, что я пока и палец о палец не
ударил  для  организации  своего  предприятия,  но  с  этим   можно   было
повременить: пока не закончена работа  над  моделями,  показывать-то  было
нечего. Не было времени у меня и на то, чтобы завязать необходимые деловые
контакты. Я стал подумывать,  что  совершил  ошибку,  попросив  профессора
Твишела установить аппаратуру на тридцать один год и какие-то  жалкие  три
недели, - мне надо было назвать срок, по  крайней  мере,  в  тридцать  два
года. Я явно переоценил свои возможности и не рассчитал правильно время.
     Я не показывал свои игрушки моим  друзьям  Саттонам  не  потому,  что
хотел скрыть их, а просто мне не нужны были лишние разговоры и бесполезные
советы. В последнюю субботу сентября мы договорились поехать вместе  в  их
клуб. Из-за отставания от  собственного  графика  я  накануне  работал  до
поздней ночи; меня разбудил душераздирающий лязг будильника  -  мне  нужно
было успеть побриться до того, как они за  мной  заедут.  Я  выключил  это
орудие пытки и поблагодарил бога, что в  2001  году  от  него  избавились.
Собравшись с силами, спустился позвонить из  аптеки  на  углу  Саттонам  -
сказать, что у меня много работы и я не смогу поехать.
     К телефону подошла Дженни.
     - Дэнни, ты слишком много работаешь. Выходные за городом пойдут  тебе
на пользу.
     - Ничего не поделаешь, Дженни. Я должен работать. Простите меня.
     Джон взял другую трубку.
     - Что за вздор ты несешь, Дэн?
     - Мне надо работать, Джон. Просто надо - и все тут. Передавай от меня
привет всем в клубе.
     Я вернулся на свой чердак, наскоро позавтракал и вернулся к  описанию
"чертежника Дэна".
     Час спустя ко мне постучали Саттоны.
     Отдыхать в горы мы так и не поехали, зато я демонстрировал им обе мои
модели. "Чертежник Дэн" не произвел особого  впечатления  на  Дженни  (она
ведь не была инженером), но "всемогущий Пит" привел ее в  восторг.  Работу
по дому ей помогала выполнять "горничная"  (пятая  модель),  и  она  сразу
поняла, что "Пит" может много больше.
     Но Джон сразу оценил все  преимущества  "чертежника  Дэна".  Когда  я
показал ему, как могу изобразить свою подпись, неотличимую  от  настоящей,
просто нажимая на клавиши (признаюсь, я уже тренировался),  брови  у  него
полезли на лоб.
     - Ну, парень, по твоей милости все чертежники без работы останутся.
     - Да нет, не останутся. С каждым годом в нашей стране становится  все
меньше талантливых инженеров - эта машина поможет восполнить пробел. Через
поколение она будет стоять в каждом конструкторском бюро. Без нее  уже  не
смогут обходиться, как современный механик не обходится без электрического
инструмента.
     - Ты так говоришь, будто знаешь наверняка.
     - Так оно и есть.
     Он обернулся и стал наблюдать за "Питом" -  тот  наводил  порядок  на
верстаке. Потом снова взглянул на "чертежника Дэна".
     - Дэнни, иногда я думаю,  что  ты,  наверно,  сказал  мне  правду,  -
помнишь, в тот день, когда мы встретились?
     Я пожал плечами:
     - Назови это  предвидением,  если  хочешь...  но  я  знаю  наверняка.
Уверен, что так и будет. Какая тебе разница?
     - Пожалуй, что никакой. Что ты собираешься делать с этими штуками?
     - В том-то и загвоздка, Джон, - нахмурился я. - Я хороший инженер  и,
если понадобится, могу быть вполне приличным механиком.  Но  бизнесмен  из
меня никакой - в этом я убедился сам. Ты никогда не имел дела с патентными
законами?
     - Я тебе уже говорил, здесь нужен специалист.
     - У тебя есть на примете кто-нибудь честный? И достаточно  проворный.
Настало время мне обзавестись  патентным  адвокатом.  Мне  нужно  основать
фирму и вести дела. Подготовить финансовое обоснование. На это у меня  нет
времени - я ужасно спешу.
     - Почему?
     - Я собираюсь вернуться туда, откуда появился.
     Он сел и долго молчал.
     - Сколько у тебя времени?
     - Примерно девять недель. Начиная со следующего вторника.
     Он взглянул на машины, потом на меня.
     - Тебе лучше бы  пересмотреть  сроки.  По-моему,  понадобится  девять
месяцев, не меньше.  Но  и  тогда  -  при  условии,  если  повезет,  -  ты
только-только все подготовишь, чтобы приступить к производству.
     - Джон, это невозможно.
     - И я то же самое говорю.
     - Я имею в виду, что  нельзя  пересмотреть  сроки.  Это  от  меня  не
зависит... сейчас. - Я спрятал лицо в ладони.
     Я смертельно устал: мне удавалось поспать в среднем  не  больше  пяти
часов в сутки. Я дошел до такого состояния, что  готов  был  поверить:  от
судьбы не уйдешь и бороться с ней бесполезно. Я взглянул на Джона:
     - А ты не возьмешься управлять делом?
     - Какой его частью?
     - Целиком. Я уже сделал все, что умею делать.
     - Это серьезный вексель, Дэнни. Я ведь могу тебя ограбить до нитки  -
ты хоть учитываешь такую вероятность? А  ведь  дело  может  стать  золотой
жилой.
     - И станет. Я-то знаю.
     - Тогда зачем вверять его мне? Лучше используй меня как  адвоката  на
жалованье.
     Я попытался обдумать  его  слова,  но  голова  просто  раскалывалась.
Однажды у меня уже был компаньон, - но, черт возьми, независимо  от  того,
сколько бы ты ни обижался, людям все равно надо верить. Иначе  уподобишься
отшельнику в пещере, который и во сне начеку. Опасности все равно  никогда
не избежать: жить и то смертельно опасно... Даже фатально. В конце жизни.
     - Брось, Джон, ты же знаешь мой ответ наперед. Ты поверил мне. Теперь
мне снова требуется твоя помощь. Ты мне поможешь?
     - Конечно, поможет, - ласково вставила Дженни, - хотя я и не слышала,
о чем вы тут говорили. Дэнни, он может мыть посуду? У тебя  нет  ни  одной
чистой тарелки.
     - Что, Дженни? Наверно, может, ну да, конечно, он может.
     - Тогда вели ему помыть  посуду.  Хочу  посмотреть,  как  он  с  этим
справляется.
     - Извини, я еще не запрограммировал его  на  мытье  посуды.  Но  если
хочешь, то я сделаю это. Правда, работа займет несколько  часов,  но  зато
потом он сможет всегда мыть тарелки. Но первое время... видишь  ли,  мытье
посуды  требует  множества  вариантов  выбора...  Работа,   так   сказать,
"мыслительная" - не то что относительно простое дело, вроде кладки кирпича
или вождения грузовика.
     - Господи! Я так рада - хоть один мужчина понимает, что такое  работа
по дому. Ты слышал дорогой, что он сказал? Но не отрывайся от дела, Дэнни!
Я сама помою посуду. - Она оглянулась вокруг. - Дэн, ты, мягко  выражаясь,
живешь в свинарнике.
     Говоря  по  правде,  у  меня  совершенно  вылетело  из  головы,   что
"всемогущий Пит" может работать на меня. Я учил его работать на других - в
области торговли и коммерции, например, - а сам просто заметал сор в  угол
или вообще не обращал на грязь никакого внимания. Теперь я начну учить его
выполнять все работы по дому, и он  станет  делать  их  не  хуже  "ловкого
Фрэнка", тем более что торсеновских трубок в него вмонтировано в три  раза
больше.
     И у меня теперь появилось время, чтобы  осуществить  задуманное,  так
как Джон принял на себя руководство делом.
     Дженни печатала для нас описание, а для подготовки заявок Джон  нанял
патентного  адвоката.  Не  знаю,   заплатил   ему   Джон   наличными   или
заинтересовал в будущих прибылях, - я не спрашивал. Я все передоверил ему,
включая распределение общего пакета акций. Теперь, освобожденный Джоном от
других забот, я мог спокойно заняться свой основной работой. Я думаю,  что
поступил правильно: если  он  будет  решать  все  щекотливые  вопросы,  то
никогда не поддастся искушению надуть меня, как это случилось  с  Майлзом.
Да, честно говоря, мне до всего прочего не было дела: деньги, как таковые,
для меня не имели значения. Или я полностью доверял Джону  и  Дженни,  или
мне оставалось найти пещеру и стать отшельником.
     Я настаивал только на двух пунктах.
     -  Джон,  думаю,  нам  надо  назвать  фирму  "Алладин.   Производство
автоматизированного оборудования".
     - Звучит забавно. А чем плохо "Дейвис и Саттон"?
     - Должно быть именно так, Джон.
     - Неужели? Опять предвидение?
     - Может быть, может быть.  На  фабричной  марке  изобразим  Алладина,
который трет лампу, а над ним -  вылетающего  джинна.  Я  сделаю  черновой
набросок. И еще одно: лучше,  если  главная  контора  будет  находиться  в
Лос-Анджелесе.
     - Что? Ну, тут ты явно перебрал... То есть если хочешь, чтобы  я  вел
дело... Чем тебе не нравится Денвер?
     - Всем нравится, очень милый городишко.  Но  здесь  нельзя  построить
завод. Стоит выбрать  хорошее  место  для  застройки,  как  однажды  утром
выяснится, что его забрало федеральное  правительство,  -  и  начинай  все
сначала. Кроме  того,  здесь  не  хватает  рабочей  силы,  сырье  придется
доставлять издалека,  со  строительными  материалами  очень  сложно.  А  в
Лос-Анджелесе  неограниченный  запас   квалифицированной   рабочей   силы,
Лос-Анджелес - морской порт, Лос-Анджелес...
     - А как насчет смога? Тоже одно из достоинств?
     - Со смогом там скоро будет покончено, поверь мне. А ты  не  заметил,
что в Денвере стали вырабатывать свой собственный смог?
     - Подожди, Дэн. Ты мне дал ясно понять, что доверяе