нькую дивизию, а вместо нее получившего гору щебня... Немудрено,  что
бывший профессор так никогда и не дослужился до бригадного генерала.
     Между тем Чак продолжал:
     - Представь себе две эти массы в виде пластин  конденсатора,  несущих
один и тот же временной заряд. Потом пластины  разряжаются  по  затухающей
кривой,  то  есть  фактически  по  вертикали,  и  -  вжик!  Одна  из   них
отправляется в середину будущего года, другая - в глубь веков. Но какая из
них куда направилась - никто никогда не узнает. Ну  а  самое  худшее,  что
вернуться обратно ты уже не сможешь. Никогда.
     - Хм... Кому охота возвращаться?
     - Слушай, тогда в чем смысл всей затеи? Какая польза  для  науки  или
коммерции? Все затраты ни к чему, если ты не сможешь связаться из времени,
куда ты попадешь, с  настоящим.  Да  и  оборудования  пока  такого  нет  -
оборудования и энергии. Мы пользовались атомным  реактором.  Дороговато...
Тут тоже есть свои недостатки.
     - Обратно-то попасть можно, - напирал я. - С помощью холодного сна.
     - Хм... если попадешь  в  прошлое.  А  очутись  ты  в  будущем?  Ведь
предугадать невозможно. И если в прошлом, куда ты попадешь, уже знают, как
погружать в холодный сон... то есть надо угодить в послевоенное время.  Но
какой в том толк? Если тебя интересует,  что  произошло,  скажем,  году  в
1980-м, спроси у кого-нибудь из стариков или полистай подшивки газет.  Эх,
был бы способ попасть в прошлое и сфотографировать распятие  Христа...  Но
такого способа нет. Просто невозможен. Ты не только не  сможешь  вернуться
обратно, но пока на земле нет достаточного количества  энергии  для  таких
путешествий. Тут еще все завязано на законе инверсии.
     - И тем не менее, должен же был кто-то попробовать? Неужели никто  не
путешествовал во времени - просто из любопытства?
     Чак опять огляделся.
     - Я и так наговорил слишком много.
     - Скажи еще, хуже не станет.
     - Предполагаю, что три человека попробовали. Предполагаю. Один из них
- преподаватель, бывший военный летчик. Я был в лаборатории, когда  Твишел
привел этого Лео Винсента. Твишел сказал, что я могу  идти  домой.  Я  еще
потолкался в лабораторном корпусе  и  видел,  как  немного  погодя  Твишел
вышел, но без Винсента. Насколько я понимаю, он все еще где-то там.  После
этого он, конечно, у нас больше не преподавал.
     - А двое других?
     - Студенты. Они зашли в лабораторию втроем, вышел только Твишел. Один
из них был на занятиях  уже  на  следующий  день,  другой  пропадал  целую
неделю. Так что соображай сам, что к чему.
     - Самого-то никогда не тянуло?
     -  Меня?  Я  что,  похож  на  ненормального?  Твишел-то  считал,  что
добровольно пойти на это в  интересах  науки  -  чуть  ли  не  моя  прямая
обязанность. Я ответил: спасибо, нет. Я лучше пойду пивка попью...  И  еще
сказал, что если он сам надумает, то я с радостью нажму  для  него  кнопку
пуска. Он мой вызов не принял.
     - А я бы попытал счастья. Узнал бы все, что меня беспокоит... а потом
вернулся бы... опять  погрузившись  в  холодный  сон.  Овчинка  стоила  бы
выделки.
     Чак глубоко вздохнул:
     - Хватит с тебя пива, друг мой.  Ты  уже  пьян.  Ты  меня  совсем  не
слушал. Первое, - он нарисовал галочку на мокром столе,  -  где  гарантия,
что ты попадешь в прошлое? Вместо того ты можешь очутиться в будущем.
     - Рискнул бы все равно. Что ж, настоящее  мне  нравится  больше,  чем
прошлое. Но окажись я теперь тридцать лет назад, может, там мне еще больше
понравилось бы.
     - Ладно, тогда ложись в "долгий  сон"  -  так  хотя  безопаснее.  Или
просто сядь и тихонько  жди,  пока  будут  бежать  годы;  я  лично  так  и
собираюсь поступить. Но только прекрати меня перебивать. Второе - если  ты
все-таки окажешься в прошлом, вполне возможно проскочить 1970  год  просто
из-за допустимого отклонения. Твишел выстреливал  наугад;  не  думаю,  что
аппаратура у него отградуирована. Правда, я-то не в курсе,  поскольку  был
мальчиком на побегушках. Третье - лабораторию построили  в  1980  году,  а
раньше на этом месте была сосновая роща. Предположим, ты очутишься лет  за
десять до того, как лаборатория  была  построена,  и  угодишь  в  середину
сосны? Вот уж рванет, не хуже кобальтовой бомбы! Только  ты  об  этом  уже
никогда не узнаешь.
     - Но... Кстати, почему надо обязательно очутиться возле  лаборатории?
Почему не где-то в открытом космосе, на том  месте,  где  когда-то  стояла
лаборатория?.. Я имею в виду, где она была... или, точнее...
     - Да ничего ты не имеешь в виду. Ты окажешься на земле и  на  том  же
самом месте по широте и долготе. О математических  расчетах  не  волнуйся,
просто помни, что произошло с морской свинкой. Но если окажешься в прошлом
до того, как выстроили лабораторию, можешь очутиться в дереве. Четвертое -
как ты сможешь добраться до настоящего, если ляжешь в холодный  сон,  даже
при условии, что все сойдет нормально?
     - М-м... Однажды я прошел через это, пройду и во второй раз.
     - Конечно. А вместо денег чем будешь пользоваться?
     Я открыл было рот, чтобы ответить,  да  так  и  остался  сидеть.  Чак
поверг меня в полное замешательство.  Когда-то  у  меня  водились  деньги,
теперь их больше нет. Даже то, что я скопил (а этого едва ли хватило бы!),
нельзя было взять с собой. Черт, если б даже я  ограбил  банк  (искусство,
совершенно мне незнакомое) и взял целый миллион - в 1970 году я не смог бы
его потратить. Просто-напросто загремел  бы  в  тюрьму  за  попытку  сбыта
подозрительных денег. Изменилось все: форма, цвет, рисунок, не говоря уж о
серийных номерах.
     - Может, я там скоплю кое, что.
     - Молодчина. А пока ты там накопишь, может, тебе кто и поможет против
твоей воли оказаться здесь и сейчас... но облысевшим и беззубым.
     - Ладно, ладно. Давай-ка вернемся к твоему последнему пункту.  Скажи,
слышал ли ты когда-нибудь о взрыве на том месте, где стояла лаборатория?
     - Да нет вроде.
     - Значит, я не вмажусь в дерево, потому что уже не вмазался. Дошло?
     - И опять ты пальцем в небо. Старый парадокс, меня на нем не  купишь.
В теории времени я  как-нибудь  разбираюсь,  может,  побольше  твоего.  Ты
просто начал  с  конца.  Никакого  взрыва  не  было,  и  ты  не  собирался
вмазываться в дерево... потому что ты никогда  и  не  собирался  совершать
прыжок во времени. До тебя дошло?
     - Но предположим, что совершил...
     - Исключено. Потому что есть еще и пункт пять. Против него тебе крыть
нечем, так что вникай. Тебе не удастся совершить такой прыжок, потому  что
все, о чем мы говорим, засекречено, тебе просто не позволят. Так что давай
забудем об этом,  Дэнни.  Мы  провели  вечер  за  умной  и  содержательной
беседой, а утром... ко мне придут из ФБР. Давай-ка выпьем еще по одной,  а
в понедельник утром - если я все еще буду на свободе  -  позвоню  главному
инженеру "Алладина" и выясню, как зовут того другого "Д.Б.Дейвиса"  и  кто
он. Может, он до сих пор там работает, а если так, мы с  ним  поужинаем  и
поговорим о наших делах. А еще я  хочу  познакомить  тебя  со  Шпрингером,
генеральным директором "Алладина", он отличный парень. И забудь ты про эту
чушь с путешествием во времени: никогда  с  него  не  снимут  секретность.
Лучше б я тебе ничего не говорил... а если ты на меня сошлешься, я  сделаю
квадратные глаза и скажу, что ты лгун. Мой допуск может  мне  когда-нибудь
пригодиться.
     Мы выпили еще по кружке. Дома, приняв душ и избавившись  от  излишков
пива в организме, я пришел к выводу,  что  Чак  прав.  От  путешествия  во
времени мне будет такая же польза, как от гильотины при  лечении  головной
боли. За салатом и закусками Чак выяснит все,  что  мне  надо,  у  мистера
Шпрингера - не потребуется ни больших затрат, ни тяжелой работы, ни риска.
И к тому же мне нравился год, в котором я живу.
     Забравшись в кровать, я решил просмотреть газеты за  неделю.  Теперь,
когда я стал уважаемым гражданином, каждое утро пневмопочта доставляла мне
"Таймс". Я редко брался за газету: как правило, голова у меня была  занята
решением всяких инженерных задач. Не хотелось отвлекаться на разную  чушь,
обычную для газетных новостей, - она просто раздражала. А если  попадалась
какая-нибудь интересная статья, тем более жалко  было  отрывать  время  от
занятий настоящим делом.
     И все-таки я никогда  не  выбрасывал  газету,  не  просмотрев  прежде
заголовки и не заглянув в колонку демографической статистики. В  ней  меня
интересовали не рождения, смерти или свадьбы, а только "возвращения" людей
из холодного  сна.  У  меня  было  предчувствие,  что  однажды  я  встречу
чье-нибудь  знакомое  имя.   Я   бы   зашел   к   нему,   поприветствовал,
поинтересовался, не нужна ли моя помощь.
     Конечно, это было почти невероятно, но я продолжал читать колонку,  и
делал это с удовольствием.
     Наверно, подсознательно я считал  всех  остальных  "сонников"  своими
"родственниками". Так мы считаем приятелями всех, с кем  служили  в  одной
роте,  -  приятелями  в  том  смысле,  что,  встретившись,  можно   вместе
пропустить стаканчик.
     В газетах я не нашел ничего  достойного  внимания,  если  не  считать
извещения о пропавшем по пути на Марс космическом корабле;  это  сообщение
вряд ли можно было назвать  "новостями"  -  скорее,  печальным  фактом  их
отсутствия. Не обнаружил я и  старых  друзей  среди  проснувшихся  недавно
"сонников". Я откинулся на подушку и подождал, пока потухнет свет.


     Часа в три ночи меня словно подкинуло в постели - я сел, и свет начал
загораться. Я ошалело мигал, еще не придя в себя ото  сна.  Мне  приснился
страшный сон, почти кошмар: будто, просматривая газеты,  я  пропустил  имя
маленькой Рикки.
     Я знал, что такого быть не могло, и  все-таки  с  облегчением  увидел
груду газет за неделю на столике у кровати. Я вполне  мог  скомкать  их  и
выбросить в мусоропровод, как делал частенько. Я перетащил их на кровать и
принялся перечитывать демографические колонки. На этот  раз  я  читал  все
подряд - "рождения",  "смерти",  "свадьбы",  "разводы",  "усыновления",  и
"смена фамилии", "исходы" и "возвращения". Мне пришло в голову, что, когда
я просматривал только интересовавший меня  раздел  "возвращения",  в  поле
моего зрения могло случайно попасть  имя  Рикки,  напечатанное  в  колонке
"свадьбы" или "рождение ребенка".
     Я чуть было не  пропустил  то,  что  искал,  что  послужило  причиной
мучительного сна. В "Таймс" за среду, второе  мая  2001  года,  печатались
списки выписавшихся во вторник: "Риверсайдский храм... Ф.В.Хайнике".
     Ф.В.Хайнике!
     Хайнике - Фамилия бабушки Рикки... Я знал  это.  Знал  наверняка!  Не
знаю почему, но знал. Она хранилась где-то в тайниках памяти и моментально
всплыла, стоило мне увидеть ее напечатанной. Может, я слышал  ее  когда-то
от Рикки или Майлза; возможно, даже встречал саму старушку в  Сандиа.  Как
бы то ни было, имя, увиденное в "Таймс", поставило все на свои места.
     Но мне все-таки нужны были неопровержимые  доказательства.  Я  должен
быть уверен, что "Ф.В.Хайнике" означает "Фредерика Хайнике".
     Меня трясло от возбуждения. Позабыв о  новых,  так  хорошо  усвоенных
правилах, я пытался вместо того, чтобы соединить  швы,  застегнуть  их  на
несуществующую молнию. Тем не менее  спустя  несколько  минут  я  уже  был
внизу, в вестибюле, где находилась телефонная кабинка. В  комнате  у  меня
телефона не было: моя очередь на установку еще не подошла. Потом мне опять
пришлось подняться в комнату  -  за  кредитной  телефонной  карточкой:  я,
похоже, здорово был выбит из колеи.
     Руки у меня так дрожали, что  я  никак  не  мог  всунуть  карточку  в
щель... Наконец мне это удалось, и я вызвал станцию.
     - Назовите номер.
     - М-м... Мне нужен Риверсайдский храм. Район Риверсайд.
     - Ищем... соединяем... номер свободен. Вызываем абонента.
     Наконец экран вспыхнул, с него  на  меня  сердито  уставился  пожилой
мужчина.
     - Должно быть,  вас  неправильно  соединили.  Здесь  храм.  Мы  ночью
закрыты.
     - Пожалуйста, не отключайтесь. Если это Риверсайдский храм, то именно
вы мне и нужны.
     - Ну и что вам нужно? В такое-то время?
     - У вас есть клиент, Ф.В.Хайнике - из "возвращающихся".  Я  хотел  бы
узнать...
     Он покачал головой:
     - По телефону мы справок о наших клиентах не даем.  А  уж  тем  более
посреди ночи. Вам  лучше  позвонить  утром,  после  десяти.  А  еще  лучше
подъехать.
     - Непременно, непременно. Но только  одно  -  что  означают  инициалы
Ф.В.?
     - Я же сказал вам...
     - Пожалуйста, послушайте. Я спрашиваю не из праздного любопытства - я
сам "сонник"... храм "Сотелл", только недавно выписался. Так что  мне  все
известно о сохранении "тайны родственных  связей"  и  так  далее.  Мы  оба
прекрасно  знаем,   что   храмы   сообщают   в   редакции   полные   имена
"возвращающихся"... но газеты, чтобы  сэкономить  место,  печатают  только
инициалы. Верно?
     Он немного поразмыслил.
     - Вполне возможно.
     - Так значит, не  будет  ничего  предосудительного  в  том,  если  вы
скажете мне, что означают инициалы Ф.В.
     На этот раз он медлил дольше.
     - Пожалуй, что ничего. Если это все, что вы требуете. Но больше я вам
ничего не скажу. Ждите.
     Он исчез с экрана. Мне показалось, что  прошел  целый  час,  пока  он
появился опять с карточкой в руке.
     - Здесь темновато,  -  пробурчал  он,  вглядываясь  в  написанное.  -
Френсис, нет, Фредерика Вирджиния.
     У меня заложило уши, и я едва не потерял сознание.
     - Слава богу!
     - Вам плохо?
     - Нет, нет, спасибо  вам.  Сердечное  спасибо.  Да.  Со  мной  все  в
порядке.
     - Гм... Тогда вам же лучше будет узнать еще кое-что. И не понадобится
приезжать сюда завтра. Она уже от нас выписалась.



                                    9

     Я мог бы сэкономить время и добраться до района Риверсайд  на  такси,
но у меня кончились наличные. Я жил  в  Западном  Голливуде,  а  ближайший
банк, работавший круглосуточно, находился  на  Большой  кольцевой  дороге.
Поэтому сначала я добрался до центра и зашел в банк. Здесь я впервые  смог
оценить  достоинство  единой  системы  чековых  книжек.  Один-единственный
кибернетический компьютер заменял собой центральный расчетный  узел  -  он
совершал операции по выдаче наличных денег во всех  банках  города.  Кодом
вклада служил изотопный индикатор на чековой книжке. Так я получил денежки
без  задержки,  как  в  своем  банке,  что  напротив   здания   "Горничной
инкорпорейтед".
     Затем я воспользовался экспресс-полосой Риверсайдской дороги. Когда я
добрался до храма, уже рассвело. Там не было никого,  кроме  дежурного,  с
которым я говорил по видеофону, и его жены, ночной сестры. Боюсь, выглядел
я не лучшим образом: небритый, с запахом перегара и блуждающим взглядом. К
тому же я еще не придумал сколько-нибудь правдоподобной  истории.  Тем  не
менее миссис Ларриган, ночная сестра, отнеслась ко  мне  с  сочувствием  и
заботой. Она вынула фотографию из дела и спросила:
     - Это она, ваша кузина, мистер Дейвис?
     Да, это была Рикки. Без сомнения, она! О нет, не та Рикки, которую  я
знал, не маленькая девочка, но вполне зрелая молодая женщина лет  двадцати
или чуть постарше со взрослой и очень красивой внешностью. И она улыбалась
мне с фотографии.
     Но выражение глаз оставалось прежним, и все  то  же,  не  подвластное
времени, очарование маленькой волшебницы.  Без  сомнения,  это  было  лицо
Рикки: округлившееся, повзрослевшее,  удивительно  красивое.  Но  вот  оно
подернулось дымкой - слезы навернулись мне на глаза.
     - Да, - выдавил я из себя. - Да, это Рикки.
     - Не следовало бы тебе показывать фотографию,  Ненси,  -  укоризненно
сказал мистер Ларриган.
     - Фу, Хенк. Что за беда, если я и показала ему фото.
     - Ты же знаешь правила. - Он повернулся ко мне: - Мистер, я же сказал
вам по телефону, что справок о клиентах  мы  не  даем.  Приходите  сюда  в
десять часов, когда откроется справочное.
     - А то возвращайтесь к восьми, доктор Бернстайн уже  будет  здесь,  -
добавила его жена.
     - Помолчала бы ты, Ненси. Если хочет навести справки,  пусть  идет  к
директору. Будто у Бернстайна других дел нет, как отвечать на  вопросы.  К
тому же она не клиентка Бернстайна.
     - Хенк, не лезь в бутылку. Буквоед ты,  как  есть  буквоед.  Если  он
торопится повидать ее, ему надо быть к десяти в Броули.  -  Она  ободряюще
улыбнулась мне: - Приходите лучше к восьми. Мы с  мужем  действительно  не
можем вам ничего такого сказать.
     - А что насчет Броули? Она что, поехала в Броули?
     Может, если б  рядом  не  было  мужа,  она  сказала  бы  больше.  Она
замялась, перехватив его строгий взгляд.
     - Зайдите к доктору Бернстайну. Если вы не завтракали, тут поблизости
есть воистину чудесное местечко.
     Я зашел в это "воистину  чудесное  местечко",  перекусил  и  купил  в
автоматах тюбик крема "Брадобрей" и свежую рубашку. Зайдя в туалет, сменил
рубашку, выбросив старую, и  с  помощью  крема  удалил  выросшую  за  ночь
щетину. Когда я вернулся в храм, то выглядел уже вполне прилично.
     Похоже, Ларриган успел шепнуть обо мне доктору Бернстайну. Доктор был
молод - видно, проходил при  храме  ординаторскую  практику.  Со  мной  он
говорил довольно жестко.
     - Мистер Дейвис, вы заявили, что сами  были  "сонником".  Вы  должны,
естественно, знать, что есть преступники, которые, пользуясь доверчивостью
и  неприспособленностью  только  что  "воскресших"   к   новым   условиям,
обманывают и обирают их. Обычно  "воскресшие"  чувствуют  себя  неуютно  и
одиноко в незнакомом им мире и порой немного напуганы. Большинство из них,
обладая значительным состоянием, становятся легкой добычей для мошенников.
     - Но все, что я хочу узнать, - куда она уехала! Я ее двоюродный брат.
И я лег в холодный сон раньше ее и не знал, что она тоже собирается лечь!
     - Вот и преступники, как правило, заявляют, что они  родственники.  -
Он пристально взглянул на меня: - Я не мог вас видеть прежде?
     - Сильно сомневаюсь. Разве что сталкивались на улице. -  Всем  всегда
кажется, что они видели меня раньше. Лицо у меня принадлежит к  одному  из
"двенадцати стандартных  типов";  в  нем  нет  ничего  примечательного.  -
Доктор, почему бы  вам  не  позвонить  насчет  меня  доктору  Альбрехту  в
Сотелльский храм и все выяснить?
     Он оставался непреклонным.
     - Вам надо прийти еще раз и повидать директора. Может, он и  позвонит
в Сотелльский храм... или в полицию - куда найдет нужным.
     С тем я и ушел. Потом я, наверно, совершил ошибку. Вместо того  чтобы
вернуться  и,  вполне  возможно,  получить  у  директора  точные  сведения
(заручившись помощью доктора Альбрехта),  я  схватил  скоростное  такси  и
помчался прямо в Броули.
     Там  у  меня  ушло  три  дня,  чтобы  обнаружить  след   Рикки.   Да,
действительно, и Рикки, и ее бабушка жили там - выяснил я это  быстро.  Но
бабушка умерла двадцать лет назад, а Рикки легла в холодный сон. В  Броули
всего каких-то сто тысяч населения - не то что  в  семимиллионном  Большом
Лос-Анджелесе, так  что  найти  архивы  двадцатилетней  давности  было  не
сложно. Гораздо труднее оказалось обнаружить след недельной давности.
     Мне удалось выяснить, что Рикки кто-то сопровождал, я же до  сих  пор
искал следы женщины, путешествовавшей  в  одиночку.  Когда  я  узнал,  что
сопровождал ее мужчина, то первой мыслью было: она попала в руки одного из
бандитов, о которых мне рассказывал доктор Бернстайн. Тут  я  с  удвоенной
энергией продолжил поиски. Но взял  ложный  след,  и  тот  привел  меня  в
Кейликсико; тогда я вернулся в Броули, начал все с начала и  проследил  их
путь до Юмы. В Юме я прекратил преследование, так  как  узнал,  что  Рикки
вышла замуж. А то, что я  увидел  в  книге  регистраций  браков  в  мэрии,
настолько меня потрясло... что я все б