визгом она бросилась мне  на  шею,  и  я  с  трудом
увернулся от поцелуя. Я отстранил ее:
     - Спокойнее, Белл.
     - Но я так счастлива, милый! Так взволнована, так потрясена!
     - Еще бы! - Я пришел сюда с намерением держать себя  в  руках...  мне
просто нужно было выяснить у нее один вопрос - и уйти. Но сдерживаться мне
было все труднее. - А ты помнишь, каким ты видела меня в последний раз? Вы
тогда накачали меня наркотиками до полной невменяемости... чтобы без труда
сплавить в холодный сон.
     Казалось, это ее озадачило.
     - Но, милый, мы так сделали для твоего же  блага.  Ты  ведь  был  так
болен. - Она, похоже, искренне верила в то, что говорила.
     - Ладно, ладно. А где Майлз? Ты же теперь миссис Шульц.
     Ее глаза округлились.
     - Разве ты ничего не знаешь?
     - Не знаю чего?
     - Бедный Майлз... бедный дорогуша Майлз! Он и двух лет  не  прожил  с
тех пор, как  ты  покинул  нас.  -  Неожиданно  выражение  ее  лица  резко
изменилось. - Подонок, он надул меня!
     - Худо дело. - Хотел бы я знать, как он умер. Сам  или  ему  помогли?
Может, мышьяку подсыпали? Я решил перейти к цели своего визита, прежде чем
она не завралась окончательно. - А что стало с Рикки?
     - Какой Рикки?
     - Падчерицей Майлза, Фредерикой.
     - Ах, эта ужасная маленькая грубиянка! Откуда я знаю?  Она  уехала  к
своей бабке.
     - Где живет ее бабка? И как ее фамилия?
     - Где? В Таксоне... или в Юме, или еще в какой-то дыре.  А  может,  в
Индайо. Милый, я не хочу говорить об  этом  невыносимом  ребенке...  Давай
лучше поговорим о нас с тобой.
     - Сейчас, сейчас. Так как фамилия бабушки?
     - Дэнни, какой ты скучный!  Ну  чего  ради  я  должна  помнить  такие
глупости?
     - И все-таки?
     - Ну, Ханолон... или  Хейни,  нет,  Хайнц.  Или,  может,  Хинкли.  Не
хмурься,  милый.  Давай  лучше  выпьем.  Давай  поднимем  бокал  за   наше
счастливое воссоединение.
     - Я покачал головой:
     - Я не пью. - И это было почти правдой. Испытав на своей  шкуре,  что
пьянство до добра не доводит, я теперь ограничивался кружкой пива с  Чаком
Фрейденбергом.
     - Очень жалко, миленький. Ты не против, если я себе налью?
     Она уже наливала себе неразбавленный джин - утешение одиноких женщин.
Но  прежде  чем  опустошить  стакан,  она  достала  пластиковый  флакон  и
вытряхнула на ладонь две таблетки.
     - Хочешь?
     Я узнал  полосатую  этикетку  на  флаконе  -  эйфорион.  Он  считался
нетоксичным и ненаркотическим, хотя единого мнения на сей  счет  не  было;
некоторые предлагали зачислить его в один ряд с морфином и барбитуратами.
     - Благодарю, мне и так хорошо.
     - Рада за тебя.
     Она проглотила обе таблетки разом и запила их джином.  Я  понял,  что
мне лучше поспешить, иначе через некоторое время она будет способна только
глупо хихикать. Тогда я взял ее за  руку,  усадил  на  диван,  а  сам  сел
напротив.
     - Белл, расскажи мне о себе. Как ты жила все это время? Вышло  у  вас
что-нибудь с "Менниксом"?
     - А? Нет, не вышло. - Тут она вспыхнула: - И все из-за тебя!
     - Из-за меня? Да ведь меня уже не было.
     - Конечно, из-за  тебя.  Ты  же  сделал  из  инвалидной  коляски  эту
уродину... она-то им и была нужна. А потом она пропала.
     - Пропала? Откуда?
     Она подозрительно уставилась на меня своими свинячьими глазками:
     - Тебе лучше знать. Ведь ты ее взял.
     - Я? Белл, ты в своем уме? Я ничего не мог взять.  Я  лежал  намертво
замороженный. Откуда пропала? Когда?
     Это полностью подтверждало мою догадку, что  раз  Майлзу  и  Белл  не
удалось воспользоваться "ловким Фрэнком", его украл кто-то другой.  Но  из
всех, кого можно было заподозрить, я - единственный, кто этого не  сделал.
Я не видел "Фрэнка" с той самой горестной ночи, когда они  меня  выставили
из фирмы.
     - Расскажи мне, как было дело, Белл. И что заставило вас подумать  на
меня?
     - А кто же еще? Никто другой не знал, как он много значит... Я же  не
велела этому мешку с дерьмом, Майлзу, оставлять его в гараже.
     - Но ведь если кто-то украл его, то все равно не мог разобраться, как
он работает. У вас же остались инструкции и чертежи.
     - У нас и их не было. Майлз, идиот, засунул все бумаги в  машину  той
ночью, когда мы собирались перевезти ее и спрятать.
     Меня даже не  покоробило,  когда  она  сказала  "спрятать".  Я  хотел
сказать, что засунуть кипу бумаг в чрево "Фрэнка" Майлз  вряд  ли  мог,  -
"Фрэнк" и без того  был  напичкан  аппаратурой,  как  рождественский  гусь
яблоками. Но тут вспомнил, что сам приспособил под  днище  коляски  ящичек
для инструментов. В спешке Майлз вполне мог вывалить все мои бумаги именно
туда.
     Ничего не поделаешь. Преступление было совершено тридцать лет  назад.
И еще мне хотелось выяснить, каким образом они потеряли фирму "Горничная".
     - Когда у вас не выгорело дело с "Менниксом", что вы сделали с  нашей
компанией?
     - Мы, конечно, продолжали работать. Но когда от нас ушел Джейк, Майлз
заявил, что надо свертывать дело. Майлз был тряпкой... а Джейка Шмидта я с
самого начала терпеть  не  могла.  Подонок.  Все  докапывался,  почему  ты
ушел... Будто мы могли остановить тебя. Я настаивала, чтобы наняли  нового
хорошего мастера и продолжали дело. И тогда фирма бы процветала. Но  Майлз
уперся.
     - А что было потом?
     - Ну, потом мы, конечно, продали лицензию на производство "Горничной"
фирме "Приводные механизмы". Ты будто не знаешь - сам ведь там работаешь.
     Я действительно знал - полное зарегистрированное название "Горничной"
теперь было: "Горничная. Производство агрегатов  и  приводных  механизмов,
инкорпорейтед", а на вывеске значилось только "Горничная". Ну вот, похоже,
я выяснил все, что старая калоша была  в  состоянии  рассказать.  Но  меня
интересовала еще одна деталь.
     - После того как лицензия была передана "Механизмам", вы оба  продали
свои акции?
     -  Что?  Как  тебе  такая  глупость  в  голову  пришла?  -  Лицо   ее
перекосилось,  и  она  зарыдала;  слабой  рукой  она  пошарила  в  поисках
платочка, но не нашла и продолжала сквозь слезы: - Он меня надул! Он  меня
надул! Грязная скотина, обдурил меня... - Она шмыгнула  носом  и  добавила
задумчиво: - Вы все меня надули... а ты - больше всех, Дэнни. И это  после
всего, что я для тебя сделала. - Она снова разрыдалась.
     Я подумал, что эйфорион не стоит затраченных на него денег.  Впрочем,
может быть, ей доставляло удовольствие поплакать.
     - Как же он тебя обманул, Белл?
     - Что? А то ты не знаешь. Он все оставил  этому  гнусному  отродью...
после того, как обещал оставить все мне... после того, как я ухаживала  за
ним, пока он болел... А ведь  она  ему  даже  не  родная  дочь!  Всем  это
известно.
     Впервые за весь вечер я услышал добрую весть. Значит, Рикки  все-таки
повезло, даже если они перехватили посланные мною акции. Я опять  вернулся
к интересующему меня вопросу:
     - Белл, как фамилия бабушки Рикки и где они жили?
     - Где кто жил?
     - Бабушка Рикки?
     - Кто такая Рикки?
     - Дочь Майлза. Постарайся вспомнить, Белл. Это очень важно.
     Белл взвилась. Тыча в меня пальцем, она завизжала:
     - Знаю я тебя! Ты был  ее  любовником,  вот  что.  Грязная  маленькая
стерва... и вонючий кот.
     При упоминании о Пите меня охватила ярость, но я постарался  не  дать
ей выхода. Я просто схватил Белл за плечи и слегка потряс:
     - Возьми себя в руки! Я хочу знать только одно. Где  они  жили?  Куда
адресовал Майлз письма, когда писал им?
     Она заартачилась:
     - Не буду  я  с  тобой  разговаривать!  Весь  вечер  ты  ведешь  себя
отвратительно. -  Потом,  словно  мгновенно  отрезвев,  она  добавила  уже
спокойно: - Не знаю. Бабку звали Ханикер или что-то в этом роде. Я  видела
ее только  однажды,  в  суде,  когда  они  приходили  выяснять  вопросы  с
завещанием.
     - Когда это было?
     - Сразу после смерти Майлза, конечно.
     - Белл, а когда умер Майлз?
     Настроение у нее опять изменилось.
     -  Много  хочешь  знать.  Ты  хуже  шерифа...  все  выпытываешь,   да
выпытываешь! - Она преданно взглянула на  меня:  -  Давай  забудем  все...
Только ты, милый, и я...  у  нас  ведь  вся  жизнь  впереди...  Женщина  в
тридцать девять лет еще молода... Шульцик говорил, что я самая  свеженькая
из всех, кого он знавал, - а этот  козел,  скажу  я  тебе,  знавал  многих
женщин. Мы можем стать такими счастливыми, милый! Мы...
     Тут мое терпение лопнуло. Я и так делал все, чтобы сдержаться, - даже
в сыщика играл.
     - Мне пора идти, Белл.
     - Что ты, милый!  Еще  так  рано...  у  нас  впереди  целая  ночь.  Я
думала...
     - Мне все равно, что ты думала. Я ухожу.
     - Ах, милый! Какая  жалось.  Когда  мы  снова  увидимся?  Завтра?  Я,
правда, ужасно занята, но ради тебя я отложу дела... и...
     - Больше мы с тобой не увидимся, Белл, - отрезал я и ушел. С тех  пор
я ее действительно больше никогда не видел.
     Придя домой, я залез в горячую ванну и долго с остервенением тер тело
мочалкой. Потом сел за стол и попытался  обдумать  все,  что  мне  удалось
узнать. Белл считала, что фамилия бабушки Рикки начинается  на  "Х"  (если
вообще можно было доверять ее бессвязному бормотанию) и  что  жили  они  в
одном из городков Аризоны или, может  быть,  Калифорнии.  Ладно,  наверно,
сыщик-профессионал и извлек бы из этих  сведений  какую-нибудь  пользу.  А
скорее всего, что нет. В любом случае поиск утомителен, а главное - дорого
стоит. Так что придется отложить его до лучших времен.
     Знал ли я еще что-нибудь полезное?
     Майлз, по словам Белл, умер году в 1972-м. Если он скончался  в  этом
графстве, я, должно быть, смогу выяснить дату смерти уже  через  несколько
часов. Потом смогу уточнить дату слушания в суде дела о завещании...  если
такое слушание имело  место,  как  утверждала  Белл.  Через  суд  я  смогу
установить прежний адрес Рикки, если в канцелярии суда хранятся архивы. (А
могли и не сохраниться!) А чего я добьюсь,  сократив  разрыв  до  двадцати
восьми лет и найдя город, где Рикки жила в далеком прошлом?
     И есть  ли  вообще  смысл  разыскивать  сорокалетнюю  женщину,  почти
наверняка замужнюю и обремененную семьей. Вид  старой  развалины,  некогда
бывшей Белл Даркин, потряс меня. Я начинал понимать,  что  скрывается  под
понятием "тридцать лет". Нет, я был уверен, что взрослая  Рикки  останется
такой же доброй и обаятельной... но вот вспомнит ли она меня вообще? Я  не
сомневался, что она помнит меня, но, скорей всего, как безликую  фигуру  -
того, кого она звала "дядя Дэнни" и у кого был очень славный кот.
     Неужели я, как и  Белл,  но  только  по-своему,  живу  воспоминаниями
прошлого?
     Ладно, никому не повредит, если я предприму еще  одну  попытку  найти
Рикки.  Будем,  в  конце  концов,  ежегодно  обмениваться  рождественскими
открытками... Не думаю, что ее супруг станет очень возражать против этого.



                                    8

     Утором следующего дня (в пятницу, четвертого мая), вместо того, чтобы
пойти на работу, я направился в  Центральный  архив  графства.  Архив  был
закрыт "по техническим причинам", и  меня  попросили  зайти  через  месяц.
Тогда я отправился в архив редакции "Таймс". Когда я вышел оттуда, у  меня
ломило спину от долгого сидения за просмотром микропленок  старых  номеров
"Таймс". Зато мне удалось выяснить, что если Майлз и умер в  период  между
декабрем 1970 года и декабрем 1973 года, то случилось это  не  в  графстве
Лос-Анджелес, - некролога я, во всяком случае, не нашел.
     Естественно, никакого закона, предписывающего ему умереть в  графстве
Лос-Анджелес, не существовало. Человек может умереть где  угодно  -  этого
никто не в силах упорядочить.
     Можно еще попробовать навести справки  в  объединенном  архиве  штата
Сакраменто. Я решил съездить туда как-нибудь. Поблагодарив библиотекаря, я
перекусил в ближайшем кафе и пошел на службу.
     Оказалось, мне дважды звонили; кроме того, на столе лежала записка. И
записка, и звонки были от Белл.  Мельком  взглянув  на  записку  и  увидев
первую строчку: Дэн, дорогуша! - я, не  читая,  разорвал  ее  и  выбросил.
Потом позвонил на коммутатор  и  попросил  не  регистрировать  звонков  от
миссис Шульц и  не  соединять  меня  с  ней.  Потом  я  зашел  к  главному
бухгалтеру и спросил, можно ли  выяснить  бывших  владельцев  изъятого  из
обращения пакета акций фирмы. Он обещал попробовать, и я назвал по  памяти
номера некогда принадлежавших мне первых акций "Горничной  инкорпорейтед".
Напрягать память не пришлось - мы выпустили для начала ровно тысячу акций,
и я оставил за собой первые пятьсот десять  номеров;  "подарок  по  случаю
помолвки" для Белл состоял из акций под первыми номерами.
     Возвратившись в свою контору, я застал так Макби.
     - И где же вы были? - поинтересовался он.
     - И тут, и там... А в чем дело?
     -  Вряд  ли  подходящий  ответ.  Мистер  Галлоуэй  дважды  заходил  и
справлялся о вас. Я вынужден был сказать, что не знаю, где вы.
     - Господи ты боже мой! Если я нужен Галлоуэю, то рано или  поздно  он
меня  найдет.  Чем  попусту  тратить  время  на  придумывание   хитроумных
комбинаций, лучше бы он хоть часть его использовал для продвижения  товара
на рынок - фирма от этого только выиграла бы.
     Галлоуэй  начинал  меня  раздражать.  Он  считался  ответственным  за
продажу, но, по-моему, занимался в основном тем,  что  вмешивался  в  дела
рекламного агентства, контролировавшего счета  фирмы.  Впрочем,  я,  может
быть, сужу предвзято: ведь  меня  интересует  только  техническая  сторона
дела. А все остальное - пустая бумажная возня.
     Я знал, зачем потребовался Галлоуэю, и поэтому не спешил.  Он  хотел,
видите  ли,  облачить  меня  в  костюм  образца  1900   года   и   в   нем
сфотографировать. Я объяснил, что снимусь сколько его душе  угодно,  но  в
костюме 1970 года: мой отец и тот  родился  спустя  двенадцать  лет  после
наступления 1900 года. Он ответил, что никто не заметит разницы.  Тогда  я
заметил, что нельзя всех считать круглыми идиотами. Он обиделся и  заявил,
что у меня неправильный подход к делу.
     Люди  такого  склада,  с  удовольствием  занимающиеся   одурачиванием
публики, полагают, верно, что никто, кроме них, не  умеет  ни  читать,  ни
писать.
     - У вас неправильный подход к делу, - сказал Макби.
     - Ах так? Сожалею.
     - Вы неплохо устроились. Числитесь  за  моим  отделом,  но  я  обязан
предоставлять вас, когда необходимо, в распоряжение коммерческого  отдела.
Я думаю, для вас же будет лучше начиная с сегодняшнего дня  отмечаться  на
табельных часах, как все остальные... и неплохо  бы  вам  отпрашиваться  у
меня, если вы уходите куда-нибудь в рабочее время. Учтите это.
     Я медленно сосчитал про себя до десяти в двоичной системе.
     - Мак, а вы сами отмечаетесь в табельных часах?
     - Что? Нет, конечно. Я же главный инженер.
     - Вот именно.  Так  и  говорится  на  табличке  вашего  кабинета.  Но
послушайте, Мак, я был главным инженером этого заведения еще до того,  как
вы начали бриться. Так неужели вы думаете,  что  я  собираюсь  отстукивать
время прихода на табельных часах?
     Он побагровел.
     - Дело ваше. Но я вам вот  что  скажу:  не  будете  отмечаться  -  не
получите зарплату.
     - Ах так? Не вы меня нанимали, не вам и увольнять.
     - М-м... посмотрим. По крайней мере, я могу перевести  вас  из  моего
отдела в отдел рекламы, где вам больше подходит работать. - Он взглянул на
мою чертежную машину. - Здесь от вас никакого толку. И я не вижу смысла  в
простаивании такого дорогого оборудования без  дела.  До  свидания.  -  Он
быстро кивнул и вышел.
     Тут вкатился "посыльный" и положил на стол большой конверт. Я не стал
его вскрывать, - слишком был взвинчен. Вместо этого я отправился  вниз,  в
кафетерий   для    сотрудников.    Мак,    как    и    множество    других
педантов-бюрократов, считал, что результат творческой  работы  зависит  от
затраченных на нее человеко-часов. Неудивительно,  что  моя  старая  фирма
годами не внедряла ничего нового.
     Ладно,  черт  с  ним.  Все  равно  я   не   собирался   здесь   долго
задерживаться.
     Час спустя я  притащился  обратно  и  обнаружил  на  столе  еще  один
конверт, на этот раз с грифом фирмы. Я  вскрыл  его,  уверенный,  что  Мак
решил не откладывать дела в долгий ящик. Но письмо  было  из  бухгалтерии,
оно гласило:

     "Уважаемый мистер Дейвис!
     Относительно интересовавших вас  акций  сообщаем,  что  дивиденды  по
основной части пакета акций выплачивались с I квартала  1970  года  по  II
квартал 1980 года через опекунский фонд держателю по  фамилии  Хайнике.  В
1980 году произошла реорганизация фирмы, и имеющиеся в наличии  записи  не
позволяют с точностью проследить дальнейшую судьбу акций; очевидно  (после
реорганизации), они были проданы Космополитической страховой, во  владении
каковой до сих пор и находятся. Держателем меньшей  части  акций  до  1972
года являлась (как вы и предполагали) Белл Д.Джентри, после чего права  на
акции были переданы акционерной компании "Сьерра", которая  пустила  их  в
свободную продажу. В случае необходимости мы могли бы выяснить подробности
относительно каждой акции после того, как фирма была реорганизована, но на
это потребуется определенное время.
     Если наш  отдел  может  быть  еще  чем-нибудь  полезен  для  вас,  не
стесняйтесь и обращайтесь в любое время.
                                                И.Е.Рейтер, гл.бухгалтер".

     Я позвонил Рейтеру, поблагодарил его и сказал, что их ответ полностью
меня удовлетворил. Теперь я знал - переданные Рикки акции до нее не дошли.
Как явствовало из записей, передача моих акций некоему Хайнике была  явным
мошенничеством -  за  этим,  конечно,  стояла  Белл;  она  нашла  какое-то
подставное лицо или  просто  воспользовалась  вымышленным  именем.  Скорее
всего, уже замышляла надуть Майлза, потому и  начала  принимать  кое-какие
меры.
     Очевидно, после смерти Майлза ей не хватало наличных денег, и поэтому
она решила продать акции, подаренные мною. Но теперь, когда я  узнал,  что
Белл лишилась всех акций, меня они перестали  интересовать.  Я  вот  забыл
спросить Рейтера, что стало с пакетом акций Майлза... Это могло бы навести
меня на след Рикки, даже если она  уже  не  владеет  акциями.  Но  рабочая
неделя  подходила  к  концу,  так  что  придется  отложить  выяснение   до
понедельника. А пока я решил вскрыть большой конверт,  принесенный  ранее,
так как по обратному адресу уже знал, откуда он поступил.
     В начале марта я написал в патентное бюро и запросил исходные  данные
по "трудяге" и "чертежнику Дэну". Моя прежняя убежденность, что  "трудяга"
- всего-навсего доработанный  вариант  "ловкого  Фрэнка",  была  несколько
поколеблена  после  знакомства  с  принципом  работы  "чертежника   Дэна".
Необходимо принимать в расчет и то,  что  тот  же  самый  неизвестный  мне
талантливый инженер, который создал "чертежника Дэна"  в  точности  таким,
каким  я  себе  его  представлял,   вполне   мог   параллельно   со   мной
конструировать такого же "Фрэнка". Моя теория подтвердилась и тем, что оба
патента были выданы в один год и принадлежали (во всяком случае,  пока  не
истек срок их действия) одной компании - "Алладин". Но я должен был  знать
все подробности. Если этот изобретатель до сих пор жив, он мог бы кое-чему
научить меня.
     Сперва  я  написал  в  патентное  ведомство   и   получил   ответ   с
разъяснением, что вся  документация  на  патенты,  срок  действия  которых
истек, хранится в Национальных архивах, что в Карлсбадских пещерах.  Тогда
я обратился в архивы, и в ответ мне прислали прейскурант платных услуг.  Я
написал туда в третий раз, приложив к письму  платежное  поручение  (чеков
они не принимали). Я запросил копию всех документов по  обоим  патентам  -
заявки,