ка с некоторым сожалением отметил, что, судя по всему, у них  пока  еще
не было суставов: они эластично изгибались как единое целое,  словно  были
сделаны из резины.
   - Вы знаете мое имя, - проговорил Лорка, откидываясь на спинку  кресла,
- но я не знаю вашего.
   Этот простой вопрос не то удивил, не то встревожил посланца немидов, во
всяком случае, он приостановился посреди каюты в несколько неудобной  позе
и ответил не сразу.
   - Мое имя  осталось  в  мире  немидов.  Стоит  ли  на  несколько  суток
создавать его грубый и неточный эквивалент? - Он помолчал и добавил:  -  Я
знаю, вы называете меня посланцем. Пусть это слово и будет моим именем.
   Этот необычный отказ назвать свое имя не то чтобы прошел мимо  сознания
Федора, но был отодвинут на второй план более важной информацией - сроками
контакта. Лорка был не только удивлен, но я поражен.
   - Вы пробудете с нами так недолго?
   - К сожалению.
   - Но и вы и мы затратили столько сил для организации  этой  встречи!  И
вдруг такая поспешность. Разумно ли это?
   - С этим ничего не поделаешь. Срок моего  визита  удлинить  невозможно,
никто не в силах тут помочь. Мой визит носит духовный характер.  Я  должен
сделать  все  возможное,  чтобы  наши  очень   далекие   и   несовместимые
цивилизации поняли и, может быть, полюбили друг  друга.  Что  же  касается
научно-технической информации, то вы получите ее по другим, более надежным
каналам буквально на днях. Но это не главное! Повторяю, главное  -  понять
и, может быть, полюбить друг друга, все остальное приложится само собой. И
я рад, что лично вы разделяете нашу точку зрения, это многое упрощает.
   - Почему вы уверены, что разделяю?
   - Уверены - не то слово. Мы знаем.
   - Вы умеете читать чужие мысли?
   - Нет, сопереживать, воспринимать эмоции даже очень  сложные  -  да,  а
мысли - в самой общей форме. Но мы имели  возможность  следить  за  вашими
поступками и слышать некоторые разговоры.
   Лорка вдруг почувствовал, что теряет нить беседы.  Теряет  потому,  что
все больше и больше забывает о том,  что  говорит  с  инопланетянином.  Он
ведет себя с ним как с человеком, пусть необычным,  даже  экстравагантным,
но все-таки человеком, совместно с которым  ему  нужно  решить  сложную  и
ответственную проблему. Правильно ли это? И  допустимо  ли?  Не  лучше  ли
соблюдать более внушительную дистанцию,  известную  отстраненность?  Чтобы
решить, как правильно вести себя, надо было прояснить один вопрос, который
с самого начала несколько тревожил не только его, но и Тимура.
   - Простите, - вслух проговорил Федор, тщательно подбирая  слова,  -  но
прежде, чем продолжать беседу, я бы хотел уточнить - кто вы?
   - Я посланец, полномочный представитель цивилизации немидов. И этим все
сказано.
   - Вы робот? - после некоторого  колебания  спросил  Лорка.  Он  был  не
совсем уверен, поймет ли его посланец, а если поймет, то не будет  ли  для
него обидно такое резюме.
   - Нет, - сейчас же  возразил  посланец,  -  я  не  робот.  Все  гораздо
сложнее. И в то же время проще!
   - Вы говорите загадками.
   -  Вынужденно.  Я  гибрид  двух  цивилизаций,  первый  грубый  прототип
синтезоида. Меня можно считать копией человека, созданной из немида. В эту
минуту я еще плохая копия. И вряд ли мне удастся достичь совершенства.
   Откровенная горечь, прозвучавшая в  словах  посланца,  заставила  Лорку
задуматься.
   - Первый шаг велик сам по себе, - буднично, даже суховато заметил он, -
потомки такого не забывают. Думаю, что бессмертие вам обеспечено.
   Масковидное  лицо  посланца  застыло,  он  словно  фиксировал  взглядом
собеседника. Нелегко было выдержать этот незримый,  нематериальный  взгляд
пустых глазниц - черных прорех под высоким сводом черепа.
   - Да, - согласился наконец посланец очень спокойно,  -  бессмертие  мне
обеспечено.
   Он прошелся по каюте. Странно, но в этой  уверенной  неслышной  походке
Лорке почудилось что-то очень знакомое. Когда он, наконец,  уловил  легкую
хромоту, то исчезли и последние сомнения: конечно  же  посланец  копировал
его,  Лоркину  походку.  Наверное,  посланец  перехватил   его   несколько
настороженный взгляд, потому что, приостановившись, подтвердил:
   - Да-да, вы не ошиблись, сейчас  я  подражаю  именно  вам.  -  Посланец
усмехнулся, и это получилось у него почти здорово. - Кое-что я заимствую у
человечества в целом, кое-что у отдельных  личностей  -  особенно  активно
этот процесс идет в ходе прямых контактов.  Так  что  не  пугайтесь,  если
заметите в моем облике знакомые для себя черты.
   - А я и не пугаюсь, - хладнокровно сказал Федор, поудобнее  устраиваясь
в кресле. - Чего нет, того нет.
   Лорка не лгал: да, он волновался,  испытывал  определенную  неловкость,
несколько жутковатое, хмельное чувство чудесности происходящего -  встречи
с  неземным,  чужим  существом.  Но  боязни  и  страха  не  было.  Видимо,
сказывалась закалка, приобретенная  за  долгие  годы  космической  работы,
помноженная на ответственность за судьбу  экспедиции  и  судьбу  контакта.
Бояться было просто некогда.
   Посланец некоторое время вглядывался в лицо Федора и признал:
   - Это правда. - Он стоял в  очень  знакомой  позе  -  скрестив  ноги  и
прислонившись спиной к стене. - Из всех людей,  с  которыми  мне  пришлось
общаться, вы меньше других подвержены чувству страха.
   - Разве вы общались со многими? - удивился Лорка. - Мне представлялось,
что до встречи со мной вы общались лишь с Тимуром Корсаковым.
   - Со многими, - мягко подтвердил посланец. - Но это сложный  вопрос.  Я
бы не хотел касаться его сейчас.
   - Понимаю. - Лорка думал о  чем-то  своем.  -  Скажите,  а  почему  для
первого контакта вы избрали именно Тимура?
   - Потому, что он специально был подготовлен для этого:  устойчивость  к
инфравоздействиям у него на порядок выше, чем у кого-нибудь другого.
   - Так вот в чем дело! - пробормотал Федор.
   Об этом можно было догадаться и раньше, но иногда даже самые  очевидные
соображения почему-то не  приходят  в  голову.  Стало  быть,  формирование
человеческой части личности посланцев, по крайней мере  на  первом  этапе,
связано с моделированием основных ритмов биотоков мозга,  а  потом  уже  и
более  тонких  психологических   составляющих   высшего   порядка.   Между
прототипом и копией устанавливается своеобразная инфрасвязь -  психический
резонанс. Для копии это источник самой  жизни  в  ее  новом  обличье,  для
прототипа - угрожающая  раскачка  всех  биологических  процессов,  нервное
потрясение, а то и сама смерть. Вот почему Тимур проснулся в таком  испуге
и чувствовал себя измученным и разбитым! Его смял, изломал инфраконтакт  с
возникающим из небытия, а точнее из другого мира  посланцем.  Не  будь  он
специально  подготовлен,  этот  контакт   скорее   всего   закончился   бы
потрясением, болезнью, а может быть, и смертью, подобно тому, как  гибелью
Петра Лагуты и других  поселенцев  заканчивались  контактные  эксперименты
немидов на Кике.  Как  величествен,  последователен,  а  вместе  с  тем  и
беспощаден их замысел: гаснет земная жизнь, и от ее  предсмертной  вспышки
загорается другая - на чужом, неземном материале! Но вместе с  величием  в
этом  замысле  есть  и  нечто  темное,  жестокое,   ущербное.   Могло   бы
человечество пойти на такой шаг?  Никогда!  Посланец  будто  прочитал  его
мысли.
   - Тимуру Корсакову не грозила опасность, - негромко пояснил  он.  -  Не
только ему, никому из находящихся на корабле.
   - А на Кике? Там тоже никому не грозила опасность?  -  не  сдержавшись,
сухо спросил Лорка.
   -  Это   результат   незнания.   Кто   мог   предполагать,   что   люди
сверхчувствительны  к  инфрарезонансу?  С  тех   пор   метод   контактного
формирования  улучшен.  Однако,  -  в  голосе  посланца  Лорке  почудились
странные, сразу и грустные и ироничные ноты, -  он  до  сих  пор  остается
несовершенным и в известной мере рискованным.
   - Допустимо ли рисковать жизнями разумных другого мира?
   - Риск иногда неизбежен. Разве человечество не рисковало своими сынами,
осваивая планету, а затем и космос?
   - Человек волен сам решать свою судьбу. Но допустимо ли, чтобы за  него
такой крайний выбор делали другие?
   - Мы приносим свои самые глубокие извинения, -  после  довольно  долгой
паузы проговорил посланец. - Но  когда  риск  обоюден,  многие  возражения
снимаются сами собой.
   - Обоюден? - насторожился Лорка.
   - Да, обоюден, но я  бы  пока  не  хотел  входить  в  обсуждение  этого
сложного вопроса. - Посланец, до сих пор стоявший на  ногах,  опустился  в
кресло и принял одну из любимых поз Тимура, высоко закинув ногу на ногу  и
сцепив на колене пальцы  рук.  -  Главная  цель  моего  визита  -  усвоить
духовный мир людей, весь комплекс их эмоций, мораль, эстетику. Пока  я  не
усвоил всего этого, мне трудно входить  в  обсуждение  этических  проблем.
Поймите всю ответственность моего, да и своего положения. Ведь лишь усвоив
вашу  мораль  и  эстетику,  мы,   немиды,   можем   по-настоящему   понять
человечество, разделить его надежды и тревоги.
   - Немиды, - вслух подумал Лорка и поднял глаза на посланца.  -  Но  кто
такие  немиды?  Вы  говорили  Тимуру,  якобы  немиды  -  обитатели  другой
Вселенной.
   - Я был несовершенен и  неточно  выразился.  Мы,  немиды,  -  обитатели
другой субвселенной. Не Вселенной, а субвселенной.
   - Поясните.
   -  Большая  Вселенная  -  четырехмерный  мир,  в  котором   расположено
бесчисленное  множество  трехмерных   свертков   пространства,   рожденных
сверхмощными взрывами  первичных  протоформ.  Вы  называете  такие  взрывы
биг-бангами, а зарождаемую им субвселенную - файрболом. Вы, люди, живете в
одной трехмерной субвселенной; мы,  немиды,  -  в  другой.  А  между  нами
незримый барьер четвертого измерения. Пока он еще непреодолим для  вас,  а
мы уже преодолеваем его, хотя и с большим трудом. Это не удивительно, наша
цивилизация возникла на целый миллиард лет раньше вашей.
   - На миллиард? - почти по слогам переспросил Лорка.
   - Да, около этого. Именно с таким интервалом произошли большие  взрывы,
породившие наши субвселенные. - Посланец помолчал и добавил: - Мой рассказ
о мире немидов уже хранится в памяти компьютера. Я воспользовался закрытым
каналом информации, который выделил для меня Тимур.



25

   Игорь предоставил  Нике  полную  свободу,  и  девушка  с  удовольствием
занималась пилотажем, хотя в космосе  это  занятие  довольно  однообразно:
разного рода вращения с переменными продольными ускорениями.  Скоро  Игорю
все это надоело, но ему жаль было тащить девушку на корабль - щеки  у  нее
раскраснелись, разгорелись глаза. Поэтому он предложил:
   - Может быть, отправимся в настоящий космос?
   Ника ловко сбалансировала катер и взглянула на Игоря с недоумением.
   - А это разве не настоящий?
   - Не совсем, - ответил Игорь и пояснил: - Тут есть корабль, точка опоры
для глаз. Поехали?
   Девушка покосилась через плечо на эту точку опоры и  сразу  же  уловила
его мысль.
   - Поехали!
   Она развернула катер так, чтобы "Смерч"  остался  прямо  за  кормой,  и
плавно выжала ходовую педаль.
   Ника не была таким новичком в  космосе,  как  Соколов,  и  все-таки  ей
трудно было вжиться в ощущения космического полета. Выжав ходовую  педаль,
она подсознательно ожидала, что катер, что  называется,  птицей  рванет  с
места. А на деле ничего такого  не  произошло,  просто  на  секунду  спина
ощутила  легкую  перегрузку,  корпус  катера  мелко  задрожал,  а   кабину
заполнило негромкое гудение - вот и все.  Светлячки  звезд  впереди  и  по
сторонам были, как и прежде, недвижимы и холодны. Только  повернув  голову
назад, Ника заметила, как быстро уменьшаются размеры "Смерча" -  точно  он
был резиновым и из  него  выходил  воздух.  Скоро  корабль  превратился  в
черточку, потом в искру и наконец затерялся в ворохе звездной  пыли.  Ника
почувствовала, что Дюк берет управление на себя, и выпустила штурвал.
   Вокруг не было ничего,  кроме  звезд.  Звездный  мир.  Звездный  океан.
Звездная бездна. Звездная геометрия и звездный орнамент. Звездная наука  и
звездная поэзия! Звездный ад и звездный  рай!  Острый  и  пряный  звездный
напиток, который можно пить большими глотками,  пить  неустанно,  чувствуя
лишь все возрастающую хмельную жажду. Трепетный звездный  свет,  сотканный
из миллиардов разноцветных искр, то остро жалящих, то благородно покойных,
то едва уловимых, как тревожное воспоминание раннего-раннего детства. Ника
почти физически чувствовала, как ее взгляд, цепляясь за эти искры,  летит,
пронзая пространство, в этот странный,  нечеловеческий  мир  без  конца  и
края, летит и безвозвратно тонет в нем. И каждая крупинка  света,  которую
встречает взгляд на своем пути, - это гигантский сгусток странного,  будто
живого вещества, которое, сжигая самое себя в гневном  и  бесшумном  хаосе
ядерных реакций, сеет вокруг драгоценнейшие семена жизни и разума.  Сердце
Ники билось от сознания безмерной величины Вселенной, от жгучего понимания
собственной мизерности и ничтожества перед лицом этой сияющей вечности, от
безмерной гордости за человека, который, благоговея перед этой  вечностью,
тем не менее дерзает постичь  и  покорить  ее!  Тишина.  Боже  мой,  какая
тишина! Тишина и неподвижность. Все замерло и застыло, даже свет хрупок  и
звонок, как иглы инея. Застыло если  не  навсегда,  то  так  надолго,  что
думать об этом и сладко, и страшно. Только  сердце,  человеческое  сердце,
билось гулко, робко и гордо. Да, это  был  настоящий  космос!  Он  ощутимо
давил своей безмерной сияющей массой на крошечный, до смешного маленький и
хрупкий катер, и если бы это суденышко  вдруг  со  звоном  рассыпалось  на
мельчайшие кусочки, Ника ничуть бы не удивилась.
   Игорь смотрел на четкий профиль девушки, по которому скользил  звездный
свет и звездные тени, с радостью, завистью и грустью.  Ему  было  приятно,
что Ника смогла понять величие Вселенной и еще больше величие человеческих
дерзаний -  лицо  сейчас  было  открытой  книгой  ее  души.  Он  завидовал
первозданной остроте и яркости ее переживаний.  Он  знал  о  них  разумом,
воспоминаниями, но уже не ощущал их сердцем. Как жаль, как это глупо,  что
люди Земли так редко видят  ночное  небо  во  всей  красе!  Небо  затеняют
облака, дожди и туманы, ветви деревьев  и  крыши  домов,  огни  городов  и
промышленных комплексов. А больше  всего  -  жизненные  будни  и  хлопоты,
которые и тревожат, и баюкают человека на его коротком пути.
   В районе субсветовой станции небо было совсем не похоже на  земное,  ни
одного знакомого узора созвездий! И была огромная, больше десятка градусов
диаметром, черная и лохматая, похожая на чудовищную кляксу  туши,  пылевая
туманность. Вращаясь вместе  с  небосводом,  она  проплывала  перед  носом
катера и,  казалось,  вот-вот  готова  была  ухватить  его  сотнями  своих
щупалец,  сотканных  из  голого  мрака.  Воспоминание,  а  может  быть,  и
предчувствие, вдруг сжало сердце Игоря. Он машинально сбалансировал катер,
направив  его  острый  нос  прямо  в  этот  черный  провал  Вселенной.   И
продекламировал слова древней книги, которые только что, вдруг,  нечаянно,
всплыли в его памяти:
   - На закате жизни наступает миг, когда огни позади тускнеют и гаснут, а
впереди уже ничего нет, кроме мрака. И тогда человек один встречает  своих
богов!
   Секунду Ника недоуменно смотрела на него, а потом быстро прикрыла глаза
ладонью.
   - Я испугал вас? - покаянно спросил Игорь после долгой паузы.
   Не отнимая руки, она затрясла головой.
   - Тогда что с вами?
   - Мне вдруг стало жаль, что все это, - она повела вокруг рукой, - было!
Уже было в моей жизни! И такого больше не будет никогда.
   Невозвратимость времени, тонущего в прошлом! Осознание этого происходит
не сразу, вместе с крупицами зрелости, замещающими юность.
   - Граница зоны безопасности, - предупредительно проговорил компьютер.
   И Игорь Дюк послушно взялся за штурвал, выводя катер на обратный курс -
к кораблю, к людям.



26

   Пока шел облет космокатеров,  а  затем  производился  их  послеполетный
осмотр, пока участники облета делились впечатлениями и готовились к обеду,
Лорка, уединившись в своей каюте, познакомился с  рассказом  посланца.  По
существу это  была  популярная  лекция  о  происхождении  мира  немидов  и
поразительных отличиях этого мира от земной субвселенной.
   Все в мире немидов было и похоже и не похоже на земное. Недоброжелатель
сказал бы, что субвселенная немидов - своеобразная карикатура  на  земную,
впрочем, с не меньшим основанием справедливой была и противоположная точка
зрения - все в мире относительно,  лишь  сама  относительность  абсолютна.
Галактики в немидской Вселенной заметно  меньше  земных,  а  вот  размеры,
массы и светимости звезд - больше, причем, спектры их излучений сдвинуты в
область ультрафиолета. Совершенно иначе выглядела у немидов  периодическая
система элементов, иные значения имели магические ядерные числа, выше была
максимальная  валентность,  а  стало  быть,  более  многообразен  был  мир
химических соединений, особенно органических. Основу периодической системы
немидов составляли малые периоды не из восьми, как в  земном  мире,  а  из
десяти  членов,  лишь   на   одиннадцатом   элементе   свойства   начинали
повторяться.
   Самый гибкий химический  элемент  в  субвселенной  немидов,  занимающий
среднее, пятое место в малом периоде системы  элементов,  естественно,  не
имел и не мог иметь аналога среди  земных  простых  веществ.  Условно  его
можно  было  назвать  биородом,  потому  что  именно  на  его   основе   в
субвселенной  немидов  развивались   высшие   формы   жизни.   Параллельно
длительное время, порядка миллиарда лет, существовала и более  примитивная
жизнь на основе аналога углерода, но в конце  концов  все  ее  формы  были
подавлены   биородными   существами.   Кстати,   проуглеродная   жизнь   и
генетически, да и в основных фонетических проявлениях была  гораздо  более
похожа  на  земную,  нежели  биородная.  Из-за  существенных  генетических
отличий немидской биородной и  земной  углеродной  жизней  многое  кажется
немидам в человеческой истории странным, нелогичным,  почти  непостижимым.
Ведь эти отличия тайно и явно сказываются и  на  уровне  разума,  особенно
проявляясь в сфере интуиции и морали.



27

   Соколов сидел в своей каюте, лениво-благожелательно  созерцая  одну  из
композонных  картин,  весеннюю  степь  с  ковром  тюльпанов   всевозможных
расцветок. Когда сквозь шелест трав и птичьи трели ему почудился  какой-то
стук, сначала он не обратил на него внимания, но стук повторился еще и еще
раз. Соколов насторожился,  стук  доносился  со  стороны  наружной  стены.
Поспешно поднявшись, он выключил экран и  прислушался.  Стук,  слабый,  но
хорошо различимый, повторился опять, и не было никаких сомнений -  он  шел
от той стены, которая отделяла Соколова от космоса. Что за чертовщина?  Но
подумать толком над этой загадкой, как он это  любил  делать,  эксперт  не
успел, мысли его перебил всезнающий компьютер, деликатно проговоривший:
   - Если угодно, можно открыть иллюминатор.
   Соколов  немедленно  сделал  это.  Несколько  секунд,  пока  сдвигалась
наружная  нейтридная  защита,  пришлось  подождать,  а  потом   внутренняя
шторка-диафрагма растаяла, и Соколов с екнувшим сердцем отшатнулся в глубь
каюты: из космоса, четко  рисуясь  на  фоне  звездного  неба,  упираясь  в
прозрачный иллюминатор  самыми  кончиками  пальцев  одной  руки,  на  него
смотрело человекоподобное существо. На нем не было ни шлема, ни скафандра,
оно было одето в голубое спортивное трико  с  незатейливым  орнаментом  по
вороту и на рукавах. Это было настолько ни на что не похоже  -  человек  в
обычной одежде в  ледяной  безжизненной  пустыне,  что  Соколов,  как  это
говорится,  просто  оцепенел.  Космический  человек,  видимо,  понял   его
состояние, потому что