ень,
наверное,  привыкли  к  этому  загадочному  миру,  сделанному  по  канонам
древнего садоводческого японского  искусства.  Но  Лорка,  бывавший  здесь
редко, всегда испытывал странное ощущение сказочной двойственности. То  он
представлялся ему настоящей рощей, в  которой  росли  высокие  раскидистые
деревья. Тогда декоративный ручеек казался ему  большой  рекой,  холмик  -
горой, а сам он, Лорка,  -  могучим  былинным  великаном.  И  вдруг  из-за
бабочки, перепорхнувшей на вершину дуба, иллюзия мгновенно  исчезла.  Мир,
созданный усилиями  садоводов-искусников,  мгновенно  приобретал  реальные
масштабы, и от этой молниеносной метаморфозы слегка кружилась голова.
   - Лорка?
   Он  обернулся  и  увидел  девушку,  сидящую  на   скамье   с   альбомом
микроснимков на коленях; очки для их просмотра лежали рядом.
   На ней была полуспортивная  одежда:  легкие  туфли,  плотно  облегавшие
ногу, длинные брюки из мягкой и тяжелой вязаной ткани  и  почти  невесомая
блузка, оставлявшая открытыми руки до самых плеч и шею,  которая  казалась
особенно стройной из-за короткой стрижки.
   Когда Лорка обернулся к ней, девушка медленно  поднялась  со  скамьи  и
проговорила уже утвердительно, с ноткой не то боязни, не то растерянности:
   - Лорка.
   Альбом соскользнул с ее колен и упал на песок.  Лорка  подошел,  поднял
его, положил на скамью и улыбнулся:
   - Да, я Лорка. А что?
   Она не ответила на улыбку. Просто стояла и смотрела на него большими  и
спокойными светло-карими глазами. Это была совсем обыкновенная девушка, но
чем больше Лорка  смотрел  на  нее,  тем  больше  им  овладевало  если  не
беспокойство, то неясное смущение. Девушка казалась  не  совсем  реальной,
двойственной, как сквер, окруживший их, - и маленький и огромный в одно  и
то же время.
   - Вы меня не узнаете? - спросила она после долгой паузы, как-то трудно,
хотя совсем негромко выговаривая слова.
   Вглядываясь в ее лицо, Лорка вдруг отдал себе отчет в том, что  девушка
очень красива. И тут же подумал, что, будь он не зрелым  мужем,  а  юнцом,
вряд ли бы  он  заметил  эту  неброскую,  но  законченную,  в  своем  роде
совершенную красоту.
   - Знаете, на кого вы похожи? На Афину Лемния.
   Ее смугло-золотистые щеки чуть порозовели.
   - Не надо придумывать, - с укоризной сказала девушка,  но  было  видно,
что она польщена таким сравнением.
   Лорка смотрел на нее с  возрастающей  симпатией.  Во-первых,  она  была
знакома с древним и вечно юным искусством  Эллады,  которое  любил  и  сам
Лорка. А во-вторых, она  действительно  походила  на  эту  юную  богиню  -
олицетворение мысли и целомудрия.
   - Вы меня так и не узнали, - в раздумье сказала она, и к Лорке  тут  же
вернулось его странное беспокойство, похожее на смущение.
   - Кто же вы?
   - Я Ника, - сказала она.
   Лорке стало немножко смешно, она сказала это с таким видом, будто  все,
а тем более Лорка, должны знать, кто скрывается под этим коротким именем.
   - Ника? - с улыбкой переспросил он.
   - Ника, - подтвердила она, по-прежнему не отвечая на его улыбку,  -  та
самая Ника.
   Лорка испытал мгновенное психологическое потрясение. Он перестал видеть
город, небо, рощу и даже лицо Ники - он видел теперь только ее глаза.
   - Так вот ты какая, - сказал он, беря ее за руки.
   - Да.
   Она сказала это с тенью гордости, гордости за  то,  что  ей  не  стыдно
показаться ему на глаза. А Лорка смотрел уже не на  нее,  а  мимо  нее,  в
прошлое.  Губы  его  плотно  сжались,  лоб  прорезала   глубокая   морщина
страдания, а на губах застыла  улыбка.  В  душе  Ники  метнулся  "страх  -
однажды она уже видела это лицо. Ей тогда было всего пять лет.
   Она поднимала мяч с  зеленой  травы,  когда  услышала  какой-то  гулкий
выстрел. Она выпрямилась, не выпуская мяча из рук,  и  увидела  над  собой
сказочного могучего гиганта. Лицо его  было  искажено  тяжким  страданием,
мускулы вздулись резкими узлами и буграми. Он был так могуч, что казалось,
мог удержать само небо на плечах, как  это  делал  Атлант.  Но  держал  он
совсем не небо, а какую-то нелепую громадину с металлическими полозьями, и
эта громадина безжалостно гнула его мощное тело к земле.
   - Вам тяжело, да? - спросила она с беспокойством и страхом.
   Не отвечая, сказочный гигант грубо отшвырнул ее ногой, и Ника и рядом с
ней  мячик  покатились  по  траве.  Когда  обиженная  и  возмущенная  Ника
приподнялась на локте, сказочный гигант уже лежал  на  спине.  А  на  него
валилась громадина. Это было нелепо и непонятно  потому,  что  с  голубого
неба светило теплое  солнце  и  зеленела  трава.  Раздался  хруст  костей.
Солнечный воздух вдруг задрожал от чьего-то неистового крика.  Но  кричала
не Ника. И не поверженный человек, он просто не мог кричать -  так  крепко
были стиснуты его зубы. Металлический полоз громадины вонзился человеку  в
живот. А сама она  ткнулась  в  землю,  едва  не  задев  голову  человека,
перевернулась раз, другой и застыла в тупом бессмысленном покое.
   Ника хотела закричать, но не могла. Она вскочила на ноги,  но  земля  и
весь мир вдруг опрокинулись, синим озером блеснуло и разом погасло небо.
   Это было тогда, а сейчас Лорка почувствовал,  как  отяжелели  ее  руки,
заметил поблекшее лицо и прикрытые глаза.
   - Что с тобой?
   Ника со слабой улыбкой покачала головой.
   - Ничего, сейчас пройдет.
   Лорка бережно посадил ее на скамью. Он хорошо знал, что  с  ней  -  она
вспомнила.  Им  недаром  не  рекомендовали  видеться,  воспоминание   было
безжалостно, ослепительно и ярко, как то солнечное утро  одиннадцатилетней
давности. Тогда беспечная пятилетняя  девчушка  в  погоне  за  непослушным
мячом забежала в зону испытаний "катера  невесомости".  Произошла  нелепая
случайность  -  отказала  основная   энергосеть,   заградительный   барьер
переключался на резервный источник питания, и  этой  полсекунды  оказалось
достаточно, чтобы девочка беспрепятственно проникла туда,  где  находиться
было совсем не безопасно.
   "Катер невесомости" пользовался у  детей  огромной  популярностью.  Это
вагончик, сделанный в форме космоавиетки, катившейся по рельсовой дороге с
умопомрачительно сложным профилем. Перепады высот, эффектные закругления -
все это известно издревле. Новым было то, что  отдельные  участки  дороги,
высотой в десятки метров, были выполнены в форме параболических кривых, и,
когда  вагончик  проносился  по  ним,   пассажиры   испытывали   подлинное
космическое чувство невесомости. Если учесть, что особая  стереовизуальная
аппаратура создавала в эти недолгие секунды эффект подлинного космического
небосвода: то вблизи Земли на фоне океанских островов; то в  районе  Луны,
когда на Землю можно взглянуть как на глобус; то в дальнем космосе,  когда
Солнце видится просто ярчайшей оранжевой звездой, - можно  понять,  почему
этот аттракцион так любили...
   В катере в качестве эксперта-наблюдателя находился Лорка.  Когда  катер
сорвался с креплений и его начало закручивать, Лорка усмехнулся - надо же,
попал в аварию не где-нибудь, а в детском  парке.  А  потом,  благоразумно
опасаясь  ненужных  осложнений  и  травм,  сбросил  аварийный  люк,  мягко
оттолкнулся ногами и с грацией и ловкостью огромной кошки  приземлился  на
мягкий склон насыпи.
   Еще в воздухе он услышал  гулкий  выстрел  лопнувшей  штанги,  поэтому,
приземлившись, он сразу же оглянулся. И увидел, как несколько в стороне от
него на склонившуюся  к  мячу  девчушку,  тупо  вспахивая  травяной  дерн,
съезжает катер в несколько центнеров весом. Лорка так  никогда  и  не  мог
вспомнить, как он успел  оказаться  между  вышедшей  из-под  человеческого
контроля машиной и маленьким хрупким человечком. Но он успел и принял  эту
слепую упрямую машину сначала на руки, а потом на плечи. И все-таки  Лорка
вывернулся бы, если бы девчонка догадалась отбежать. Но нет, она изумленно
смотрела на него и спрашивала с беспокойством и страхом:
   - Тебе тяжело, да?
   Несмотря на нечеловеческое напряжение, мысль Лорки работала  четко.  Он
знал, что пропал и в его распоряжении доли секунды.  Единственный  шанс  -
сохранить голову и пройти  все  семь  кругов  адских  мучений  регенерации
искалеченного тела. Лорка отшвырнул ногой девчонку  и  рухнул  на  луговые
цветы. Он успел услышать дикий, почти нечеловеческий вопль -  это  кричала
мать девочки - и ощутить раскаленную вспышку боли, смявшей  его  тело.  Но
еще долгие мгновения, кто знает, сколько они длились - секунды, их доли, -
Лорка неистовым усилием воли заставлял себя не терять сознания. И на  фоне
испепеляющей все его существо муки - ликовать: он все еще мыслит,  значит,
он использовал шанс, дарованный ему судьбой, - голова цела.
   Сжигающая боль и ликующая радость продолжающегося бытия оставили вечный
след в его душе. И вот сейчас эта девочка, Ника, коснулась невидимой раны.
   Ника смотрела на  него,  кумира  своих  грез,  и  детский  ужас,  вдруг
прорвавший плотины забвения, медленно отступал.
   - Тебе лучше? - Лорка легонько встряхнул  ее  руки,  которые  держал  в
своих ладонях. - Все в порядке, девочка, видишь - я здоров.
   Она благодарно взглянула на него, благодарно потому, что он догадался о
ее страхе, осторожно освободила свои руки и сказала укоризненно:
   - Вы хромаете?
   - Ты заметила? - удивился Лорка.
   - Да. Это из-за меня?
   Лорка кивнул и, увидев, как изменилось ее лицо, поспешно добавил:
   - Хромота пустяковая. Но я  привык,  ликвидируешь  хромоту  -  придется
менять всю координацию  движений.  -  Ника,  не  отвечая  на  его  улыбку,
серьезно смотрела на него, и Лорка, поколебавшись, признался: -  Я  берегу
свою хромоту как память о том дне.
   Она понимающе сказала:
   - У меня тоже  осталась  память:  я  немножко  заикаюсь,  когда  сильно
волнуюсь. Это тоже легко ликвидировать, но я не хочу.
   - Я знаю, ты долго болела.
   - Долго, - согласилась она, - почти  год  совсем  не  говорила,  только
кричала во сне. Мне все снилось, как на вас валится та тележка. Я и сейчас
это вижу. Закрою глаза и вижу.
   Ника и правда закрыла глаза. Ресницы у нее были длинные, они не  лежали
спокойно, а мелко-мелко подрагивали.
   - Не надо об этом, - мягко попросил Лорка.
   Она открыла глаза и, встретив его взгляд, впервые ответила  улыбкой  на
его улыбку. И сразу изменилась - суровое  лицо  помягчело,  стало  тоньше,
одухотвореннее.
   - Так вот ты какая, - повторил Лорка.
   - Какая?
   - Красавица.
   - Что стоит внешняя красота, - сказала она равнодушно.
   Лорка откровенно любовался ею.
   Она это видела, и ей было приятно.
   - Духовная важнее, - сказала она со спокойной убежденностью.
   - Это почему?
   - Потому что люди сейчас и так слишком увлечены телесной красотой.
   Глаза Ники стали серьезными. Это  были  глаза  человека,  уверенного  в
себе, хорошо знающего, что он хочет и что он может. Лорка  испытал  легкий
укол робости, а может быть, лучше сказать, почтения; такое случалось с ним
в детстве, когда он, слушая рассказы о Вселенной, которые вела  его  мать,
нечаянно заглядывал ей в глаза. Ему всегда казалось, что мать знает  нечто
более мудрое и тайное, чем высказанное словами. Может  быть,  это  чувство
сохранилось и сейчас  вот  всплыло  во  всей  своей  первозданной  яркости
потому, что мать его погибла во время испытаний новой  модели  нейтринного
телескопа, когда ему было всего десять  лет,  и  навечно  осталась  в  его
памяти мудрой полуженщиной-полубогиней. Лорка не без труда стряхнул с себя
светлые и тяжкие воспоминания прошлого.
   - Разве это плохо? - мягко спросил он. - Культ человеческого тела жил в
Древней Греции, а греки создали одну из величайших человеческих культур.
   Ника уже успокоилась и с интересом  разглядывала  Лорку.  Она  не  была
разочарована, в нем было меньше скульптурности, чем ей представлялось.  Он
был человечнее монументального  образа,  созданного  когда-то  ее  детским
воображением.
   - Греки были великими, - сказала Ника вслух, - но они были  детьми.  Мы
же взрослые. Даже тогда, когда еще дети.
   Она  хотела  добавить,  что  повзрослеть  нелегко.  Тяжело  прощанье  с
детством, переход в зрелость  -  страдание,  безжалостное  крушение  одних
кумиров и торопливое сотворение других. Но поймет ли это Лорка?
   - Пожалуй, - согласился Лорка,  -  в  двадцать  втором  веке...  Совсем
недавно люди упивались простыми радостями жизни и  возродили  культ  тела.
Благодаря им мы покончили  с  хилостью  и  уродством,  стали  такими,  как
сейчас.
   Ника улыбнулась.
   - Люди, разделавшись с голодом, войной и эксплуатацией, просто  немного
сошли с ума от радости. В двадцать втором веке был праздник  человечества,
но ведь праздник не может длиться вечно.
   Откуда  такие  мысли  у  этой  девочки?  Лорку  поражало  ее  уверенное
спокойствие, сквозь которое просматривалась легкая грусть. Словно  еще  не
успев толком вступить в жизнь, Ника уже рассталась с какой-то желанной, но
несбыточной мечтой.
   - Чего же ты хочешь, девочка?
   - Быть человеком, - ответила Ника без всякой аффектации, -  только  это
очень трудно.
   Она попала в самую точку, трудно быть настоящим  человеком.  Да,  чтобы
стать истинным  хомо  сапиенсом,  человеку  пришлось  пройти  через  арены
римских цирков, костры и  пытки  инквизиции,  фашистские  фабрики  смерти,
горнило  революций  и  национально-освободительной  борьбы.   Чтобы   быть
настоящим человеком, не слугой, а господином своей судьбы, надо не  только
любить свое тело, но и уметь обуздывать его. Был еще  один  штрих  в  этой
вечной  проблеме,  догадывалась  ли  о  нем  эта  не   по   годам   мудрая
девушка-подросток?
   - Быть просто человеком невозможно.  Людей  как  таковых  на  свете  не
существует, есть мужчины и женщины. Ты - женщина.
   - Да, по рождению, - в голосе ее прозвучала досада, - но я не хочу быть
женщиной. Не хочу быть ни возлюбленной, ни женой, ни матерью. Меня унижает
все это.
   Лорка молчал, и после паузы Ника продолжала:
   - Есть девочки, которые жалеют, что не родились мужчинами. Я не  жалею.
Не хочу быть ни мужчиной, ни женщиной. Хочу быть просто человеком.
   Лорка подумал, что было бы интересно встретиться с ней лет через пять и
снова поговорить обо всем этом. А Ника,  помолчав,  сказала  мягко,  точно
извиняясь:
   - Скорее умру, чем стану рабой инстинктов.
   Лорка понял, что это не просто слова, и сердце его сжалось. Что будет с
ней, когда она полюбит? А это случится с неизбежностью восхода солнца.
   - Зовешь ты меня Лоркой, а почему? - спросил он, меняя тему  разговора.
- Разве ты не знаешь моего имени?
   - Знаю, - спокойно согласилась Ника, -  но  я  уж  так  привыкла.  Ведь
Лоркой вас зовет и жена, и ваш лучший друг Тим, правда?
   - Правда, - не сразу ответил Федор, голос  его  прозвучал  сухо,  почти
бесстрастно. - Только нет уже моего лучшего друга Тима Корсакова. Он погиб
неделю назад.
   Лорка проговорил это, не поднимая на девушку глаз, но  все-таки  уловил
какое-то импульсивное ее движение и взглянул на нее.
   Ника, казалось, была удивлена, даже больше - изумлена.
   - Что с тобой? - встревожился Лорка.
   - Со мной ничего, - медленно проговорила Ника, теперь Лорка разглядел в
ее глазах не только изумление, но и тревогу.
   - Да что с тобой?
   - Лорка, - Ника волновалась, но она умела владеть  собой,  и  голос  ее
звучал негромко и спокойно, - я не знаю, что и как, но вчера вечером,  еще
в Приморье, я видела Тима.
   - Тима?
   - Да, Тима, живого и здорового.
   Лорка глубоко вздохнул.
   - К сожалению, ты ошиблась, девочка, - мягко сказал он.
   Ника упрямо покачала головой.
   - Я не ошиблась. Он ехал в закрытой машине вместе с  Старом  Неговским.
Отар лечил меня после того самого случая. Он всегда здоровается  со  мной,
разговаривает. И на этот раз он остановил машину. Я хорошо рассмотрела - с
ним был Тим.
   - Отар Неговский? Он работает в клинике Латышева?
   - Да, у  Латышева.  -  Ника  видела,  как  тяжело  задумался  Лорка,  и
осторожно прикоснулась к его руке. - Что все это значит, Лорка?
   - Не знаю, - медленно проговорил Федор.



12

   Боковым зрением уловив некое движение, Отар Неговский поднял  голову  и
изумленно откинулся на спинку кресла: на подоконнике окна, что выходило  в
парк, стоял человек могучего сложения. Отар прикинул, на каком  этаже  его
кабинет - на первом или на втором? На втором. Оставалось предположить, что
странный посетитель забрался на окно по наружной стене. Если  учесть,  что
она увита диким виноградом, это не так уж сложно. Однако интересен  способ
наносить визиты! И что, в конце  концов,  нужно  этому  рыжему  геркулесу?
Перехватив взгляд Неговского, визитер бесшумно спрыгнул на  пол  и  мягко,
по-кошачьи ступая, направился к столу. Неговский сел в кресле поудобнее  и
приветливо проговорил:
   - Присаживайтесь, гостем будете, - и несколько принужденно  усмехнулся:
- Вы частенько наведываетесь вот так?..
   - По мере необходимости, -  хладнокровно  ответил  гость,  опустился  в
кресло и представился: - Федор Лорка.
   - Припоминаю. Отар Неговский.
   - Знаю, -  отрезал  незваный  гость.  -  Мне  до  смерти  надоела  ваша
клиническая бюрократия, поэтому я и решил максимально  ускорить  процедуру
проникновения к вам в кабинет.
   За  этой  фразой  стояла  масса  усилий  и  несколько  часов   напрасно
потерянного времени. После разговора с Никой Лорка  ближайшей  орбитальной
ракетой вылетел с Гаваев в Приморье, где располагалась  клиника  Латышева.
Попытка связаться со старым  профессором  по  обычным  каналам  успеха  не
принесла - его видеофон был отключен от общей сети. Лорке разъяснили,  что
Латышев  занят  чрезвычайной  работой  и  никого  не  принимает.   Начиная
раздражаться,  Лорка  пустил  в  ход  весь  свой   немалый   авторитет   и
добился-таки разговора по  видеофону  с  профессором-затворником.  Но  это
ничего не дало. Едва услышав, что с ним  хотят  говорить  по  важному,  по
личному делу, Латышев раздраженно бросил, что для личных дел у него сейчас
нет времени, и выключил аппарат. Тогда Лорка  рассердился  окончательно  и
решил, несколько  поступившись  традиционной  земной  этикой,  перейти  на
методы, которые он привык применять при разведке неосвоенных планет.
   - Могу сказать со всей откровенностью, - Неговский говорил холодно, как
и Лорка, - если вы и  встретились  с  какими-то  затруднениями,  то  не  с
бюрократией, а врачебной этикой. Точнее - врачебной тайной.
   - Мне надоели и тайны.
   - Вы ведете себя довольно оригинально. Если не сказать - бестактно. - У
Неговского даже губы дрогнули от обиды.
   - Мне не  до  пустопорожней  пикировки.  -  Лорка  в  упор  смотрел  на
Неговского холодным взглядом. - В вашей клинике тайно содержится мой друг,
Тимур Корсаков, который официально считается погибшим. Я хочу  знать,  что
это значит.
   Лицо Неговского мгновенно смягчилось, отразив сложное чувство,  похожее
сразу и на сожаление, и на сочувствие.
   - Вот оно что, - пробормотал он вполголоса.
   - Вы не отрицаете, что Тимур у вас?
   Неговский взглянул на Лорку, тут же отвел глаза и глубоко вздохнул.
   - Разумеется, не отрицаю. Тайна вокруг этой истории - чисто вынужденная
и временная мера. Через день-другой мы бы сами пригласили вас в клинику.
   - Когда я смогу его увидеть?
   Неговский взглянул на Лорку с  каким-то  странным  выражением  и  опять
отвел взгляд.
   - Простите, но это невозможно.
   - Я настаиваю. - Голос Лорки прозвучал негромко, но непреклонно.
   - Я не так выразился,  -  поспешно  поправился  Неговский  и  досадливо
поморщился. - Как бы это объяснить попроще? - Он на секунду  задумался.  -
Вы знаете о последних, заключительных экспериментах Латышева по юнизации?
   - Нет.
   - Эта информация во избежание ненужного ажиотажа распространена лишь  в
очень узком кругу специалистов. - Неговский помассировал себе лоб  большим
и указательным пальцами. - Надежда обрести вторую  молодость,  знаете  ли,
способна вскружить