голову кому угодно.
   - Я не понимаю, какое отношение все это имеет  к  Тимуру  Корсакову,  -
холодно заметил Лорка.
   - Сейчас поймете, - спокойно  сказал  Неговский.  -  Однако  вам  нужно
набраться терпения и выслушать то, что я расскажу.
   Рассказ Неговского чем-то походил на сказку,  не  на  волшебную  сказку
седой древности, а новоявленную,  принадлежащую  двадцать  третьему  веку.
Оказывается, от  теоретических  и  технических  изысканий  к  практическим
опытам по юнизации Латышев перешел еще около года назад. Сначала активному
омолаживанию были  подвергнуты  три  дряхлые  собаки,  едва  таскавшие  от
старости ноги. Одна из них погибла в ходе эксперимента,  зато  две  другие
превратились  в  отменно  здоровых  псов.  Опытные   специалисты-кинологи,
которым, не открывая тайны опыта, их предъявили для установления возраста,
единодушно решили, что каждой из собак не более трех лет.  Эксперимент  по
юнизации собак повторяли много раз, пока Латышев не добился устойчивого  и
надежного эффекта омолаживания. Клиника перешла к  юнизации  обезьян,  при
этом выяснилось, что переход с одних видов животных на  другие  не  ставит
перед  этой  своеобразной  системой  лечения,  лечения  от  самой  смерти,
каких-либо новых проблем  и  принципиальных  трудностей.  И  тогда  старый
профессор  решился  на  последний,   ответственнейший   шаг,   завершавший
многолетние настойчивые поиски.
   - Неужели Латышев решился на омолаживание людей? - спросил Лорка, в его
голосе звучало недоверие.
   Неговский, прерванный на полуслове, с некоторым удивлением взглянул  на
Лорку, точно спрашивая самого себя - зачем в кабинете сидит этот человек?
   - Да, - торжественно сказал Неговский  после  паузы,  -  решился.  Хотя
лечение было применено, естественно, к добровольцам.
   Неговский вдруг расплылся в счастливой улыбке.
   - Успех был сенсационный, похожий на чудо. Оба старика, их было двое  -
один такой крепышок, а другой совсем уже древний дед  -  стали  похожи  на
свои фотографии вековой давности. Молодые, красивые парни! Хоть  в  космос
их посылай, хоть к центру Земли!
   - Трудно поверить в это, - вслух заметил Лорка.
   - И мне трудно, - проникновенно откликнулся Неговский. - Хотя я один из
тех, кто своей мыслью, своими руками свершил это чудо!
   И вдруг Неговский  потух,  точно  внутри  его  померк  некий  волшебный
светильник.  Лицо  его  постарело,  он  усталыми  движениями  помассировал
кончиками пальцев лоб и сказал, будто недоумевая:
   - Недавно я прочитал "Фауста", сказку в стихах поэта Гете. Не  думайте,
я не любитель древней поэзии, я вообще к ней равнодушен, да  и  времени  у
меня нет. Мне настойчиво посоветовали прочитать эту  странную  сказку  для
взрослых. - Неговский помолчал, сжав в одну линию тонкие бескровные  губы,
на лице его появилось выражение значительности, почти  торжественности.  -
Знаете, наши предки размышляли  над  многими  вещами,  которые  волнуют  и
тревожат нас с вами. Они  знали  поразительно  мало,  разум  их  опутывали
глупые предрассудки, но каким-то  наитием  они  угадывали  тайны  из  тайн
природы и человека. Они ставили и мысленно  решали  проблемы,  которые  мы
решаем или только пытаемся решить сейчас! - Неговский на секунду остановил
на Лорке задумчивый взгляд  и  спросил  с  некоторым  сожалением:  -  Вам,
наверное, не довелось читать "Фауста"?
   Лорка сдержал улыбку и серьезно ответил:
   - Почему же? Случайно как-то попалась под руку и эта книга.
   - Вам повезло. - Неговский снова задумался, сжав в одну линию  губы.  -
Фауст получает вторую молодость, но взамен черт забирает его  душу.  Смысл
тут в том,  что  человеку  никогда  и  ничто  не  давалось  даром.  Всегда
приходилось платить трудом, мыслью,  отказом  от  удобств,  самой  жизнью,
наконец. Но черт забирает у Фауста  душу,  понимаете?  Фауст-юноша  -  уже
другой человек, вместо счастья он  приносит  людям  только  горе  и  беды.
Человек без старой души и еще не обретший новую. Как Гете мог  догадаться,
что плата за вторую молодость будет такой дорогой?
   Лорка уже понял, куда клонится причудливо развивающаяся мысль врача,  и
сердце его болезненно сжималось.
   - Да, - продолжал Неговский скорее философски, чем с горечью,  -  плата
за юнизацию оказалась именно такой - обоих  добровольцев  постигла  полная
амнезия - абсолютная потеря памяти. Они забыли все и вся, свое  прошлое  и
настоящее, самих себя и своих близких. Они  разучились  читать,  писать  и
считать. Они вернулись к новой жизни другими людьми - большими младенцами,
впервые взирающими на мир. Полная амнезия - та же смерть личности,  ничуть
не менее определенная, чем при остановке сердца или  потере  крови.  Разум
возвысил человека над остальным миром, но тот  же  разум  расширил  власть
смерти над человеком  -  он  может  умереть  не  только  физически,  но  и
психически: сойти с ума или потерять память. По этой причине, -  помолчав,
продолжил Неговский, - Латышев временно отказался от юнизации  и  попросил
все, что касается его опытов, сохранить в полной тайне.
   Лорка воспользовался паузой и наконец-то задал  вопрос,  который  давно
жег ему язык:
   - Тимур реанимирован в вашей клинике?
   - Да, - не сразу ответил Неговский.
   - И потерял память?
   - Полная,  абсолютная  амнезия.  -  Неговский  исподлобья  сочувственно
поглядывал на Лорку. - Вашего друга  случайно  подобрал  исследовательский
батиход на  шельфе  Гавайских  островов.  Его  подобрали  слишком  поздно:
восстановить дыхание и работу сердца  удалось,  но  кора  головного  мозга
успела умереть. К счастью, на подводном  корабле  находился  представитель
нашей клиники.  Он  знал,  что  комплекс  юнизации  позволяет  в  принципе
восстанавливать нервные клетки даже после их фактической смерти, и настоял
на срочной транспортировке утонувшего сюда,  в  Приморск.  Тут  и  приняли
решение об экспериментальном юнилечении  пострадавшего,  а  также  о  том,
чтобы сохранить все в тайне до тех пор, пока не выяснятся результаты этого
лечения. К сожалению, они не радуют.
   - Но если лечение было начато, - не совсем уверенно предположил  Лорка,
- значит, кто-то надеялся и на лучший исход?
   Неговский удивленно взглянул на него.
   - Как это кто? Разумеется, Латышев. Если бы не надеялся, он бы  никогда
не взялся за лечение вашего  друга.  Он  и  сейчас  надеется,  но  на  что
надеется - не говорит.
   Опершись рукой о край стола, Лорка поднялся на ноги.
   - Я  должен  увидеть  Латышева,  -  проговорил  он,  высказывая  скорее
решение, чем просьбу.
   - Разумеется, - поддержал его Неговский, - он охотно поговорит с вами.
   Лорка в сомнении качнул головой.
   - Не уверен. - И коротко рассказал врачу о своих затруднениях.
   Неговский поморщился.
   - Скорее всего профессор просто не разобрался, в чем  дело.  Не  судите
его строго. Он своенравен, даже капризен, но очень честен и справедлив.  А
проблема юнизации  так  популярна,  что  его  нет-нет  да  и  тревожат  по
пустякам.
   Неговский оказался  прав.  Латышев  принял  Лорку  в  своем  просторном
кабинете буквально через минуту. Латышев долго молчал,  иногда  взглядывая
на посетителя, сидевшего за столом напротив него. У  профессора  была  еще
крепкая фигура, львиное лицо и утомленные глаза. Большие  старческие  руки
тяжело лежали на столе.
   - Вы друг Тимура Корсакова? - спросил он наконец.
   - Да.
   - Близкий друг?
   - Близкий.
   Латышев провел ладонью по щекам, точно пытался разгладить свои морщины.
   - И вы явились сюда, чтобы узнать, можно ли вернуть ему прежнюю жизнь?
   - Не только узнать, но и сделать все возможное для этого.
   В утомленных, бесцветных глазах Латышева мелькнула насмешка.
   - А по-вашему, что нужно сделать?
   -  Не  знаю.  Впрочем,  мне  известен  рибонуклеид,  который   довольно
эффективно стимулирует подсознательную память.
   Латышев взглянул на него с некоторым интересом.
   - Рибонуклеид Ревского?
   - Он уже известен вам? - не скрыл удивления Лорка.
   - Вся мировая информация, касающаяся мозга и его функций, в частности и
памяти, поступает в  нашу  клинику  по  каналу,  параллельному  с  главным
компьютерным. - Профессор пожевал губами. - Конечно, когда  мы  предпримем
очередную попытку разбудить память Тимура Корсакова,  он  получит  ударную
дозу нейростимуляторов. Возможно, в составе препарата будет и  рибонуклеид
Ревского. Но этого мало. Мало! - Латышев внимательно  взглянул  на  Лорку,
потом прикрыл глаза густыми седыми бровями и спросил: - Тимур  любил  свою
жену? Я имею в виду настоящую любовь. Как близкий друг, вы должны знать об
этом.
   Лорка не отвечал, удивленно глядя на старого профессора.
   - Я  спрашиваю  не  из  праздного  любопытства.  -  В  голосе  Латышева
послышалось раздражение.
   - Думаю, что любил.
   - Думаете?
   - Уверен.
   Старый профессор секунду  пристально  смотрел  на  Лорку,  потом  отвел
взгляд, пожевал губами и ворчливо спросил:
   - Вам говорили, что мои методы вызывают полную амнезию?
   - Говорили.
   - Чепуха, - сказал старик сердито, -  не  верьте  этому.  -  И  пояснил
удивленному Лорке: - Это верно лишь в  отношении  сознательной  памяти,  а
мозг неизмеримо глубже этой  верхней  надстройки.  Если  бы  амнезия  была
тотальной, разрушилась бы не только сознательная,  но  и  подсознательная,
родовая  память.  Исчезли  бы  все  инстинкты  и   безусловные   рефлексы.
Остановилось бы дыхание, замерло сердце, прекратился обмен  веществ.  Люди
умирали бы в ходе самой юнизации.  Но  они  живут!  Я  уверен,  -  Латышев
костяшками пальцев сердито постучал по своему высоченному лбу,  -  прошлое
крепко хранится  в  их  головах  и  после  юнизации,  но  оно  спит!  Спит
летаргическим сном, а я, старый, не знаю, как разбудить его.
   Латышев пошевелил губами и, глядя в сторону, продолжил:
   - Есть одно чувство, глубокое, как сама жизнь. Любовь. Я не  верю,  что
настоящую любовь может стереть  клиническая  амнезия.  Раньше  остановится
сердце, а потом уже умрет любовь.
   Латышев замолчал. Лорка сидел тихонько, боясь потревожить его мысли.  А
старик потер ладонью лоб и продолжал уже другим тоном, в котором  не  было
ни ворчливости, ни скрытой боли, зато слышались менторские нотки:
   - Любовь, как я мыслю, и  есть  та  самая  ниточка,  которая  может  из
бодрствующего подсознания привести в спящий разум. И разбудить его.
   Он вдруг оборвал себя, в упор взглянул на Лорку и предложил:
   - Вот если вы уверены, что Тимур Корсаков искренне и глубоко любил свою
жену, можно рискнуть и устроить им встречу.
   - А в чем риск?
   Латышев  объяснил  это  толково,  подробно,  обстоятельно.  И  пока  он
объяснял, сочувственно и в то же время чуточку ехидно поглядывал на Лорку.
Федор внутренне поеживался - для любящего сердца риск был страшным.



13

   Валентина пришла запыхавшись, щеки ее зарумянились от  быстрой  ходьбы,
волосы растрепались.
   - Что случилось, Федор? - напряженно улыбаясь, спросила она.  -  Почему
от Тима нет вестей?
   Лорка улыбнулся ей в ответ.
   - Сейчас объясню. Сядем, Валя. Так будет удобнее.
   Беседка была скрыта в густой  зелени.  Лорка,  придерживая  за  локоть,
бережно усадил Валентину на диван.
   - Валентина, - сказал он без паузы, - об этом  вы  должны  были  узнать
раньше. Но все так перепуталось.
   Он умолк, потому что Валентина стала бледнеть.
   - Он жив? - шепотом спросила она. Бледность Валентины приобрела меловой
оттенок, по глазам ее Федор понял - она вот-вот потеряет сознание.
   - Успокойтесь, - он сел рядом и взял ее за руку, - жив.
   Руки ее были влажными и вялыми. С заметным усилием она овладела собой.
   - Жив? - недоверчиво переспросила она.
   - Жив, - подтвердил Лорка, - вы сегодня сможете его увидеть.
   Кровь медленно приливала к ее щекам, мелкие капельки пота  высыпали  на
верхней губе, глаза переполнились слезами.
   - Зачем же вы так? - с укором сказала она.
   Тут наконец слезы хлынули из ее глаз.
   Лорка молчал. С нелегким сердцем он думал о том, что главное объяснение
с Валентиной еще впереди. Вот он сказал ей, что Тим жив. И это правда,  но
не вся правда.
   Лорка глубоко  задумался  и  перестал  контролировать  себя.  Лицо  его
отяжелело.
   - Тим тяжело болен, Валентина, - начал он издалека.
   Она перебила с вновь вспыхнувшей тревогой:
   - Он может умереть?
   - Нет!
   - Он изувечен...
   - Нет, уверяю вас.
   - Да что же с ним такое? - с сердцем спросила она.
   - У него амнезия. - Лорка, решившись наконец открыть ей истину,  сказал
это, будто прыгнул в воду холодную.
   - Что? - Она не поняла, а поэтому испугалась.
   - Амнезия, - пояснил Лорка, - полная потеря памяти.
   - Да-да, знаю, - быстро сказала она. - А это страшно?
   Наморщив лоб, Валентина настороженно вглядывалась в лицо Лорки. Она  не
столько вникала в смысл его слов, сколько  вслушивалась  в  интонацию  его
голоса, старалась догадаться, чем все это грозит ее Тиму. В эти  мгновения
она была почти ясновидящей, бесполезно пытаться скрыть от нее  правду  или
смягчить ее.
   - Страшно, Валя.
   Она отвела глаза, задумалась, потом спросила быстро:
   - Он и меня забыл? И Ниночку?
   - Забыл.
   - Совсем?
   - Совсем.
   - Навсегда?
   Большие серые глаза Валентины смотрели  на  Лорку  опустошенно,  только
где-то в самой их глубине пряталась отчаянная искра надежды.
   - Может быть, и нет...
   Она сразу оживилась.
   - Может быть?
   - Да, если вы согласитесь пойти на риск.
   - Конечно, соглашусь. - Валентина уже улыбалась.
   - Рисковать-то придется не собой.
   Она сразу потускнела.
   - А как же?
   - Да в принципе-то очень просто. Вам нужно встретиться с Тимом - вот  и
все. Профессор, который его лечит, надеется, что Тим вас вспомнит. И тогда
болезнь его пройдет.
   Лорке и в голову не пришло рассказать Валентине, какое жестокое условие
выдвигал Латышев как основу для преодоления амнезии - Валентину  и  Тимура
должна связывать подлинная, настоящая любовь. Только тогда возможна победа
над забвением.
   - А если не вспомнит?
   - Тогда придется ждать - годы, десятилетия, а может быть, и всю жизнь.
   Валентина глубоко задумалась.
   - Все это мне понятно, - проговорила она  почти  про  себя  с  оттенком
недоумения. - Не пойму одного: в чем здесь риск?
   - А в том, что Тим может полуузнать вас, - пояснил  Лорка  невесело.  -
Знаете, бывает такое мучительное состояние, когда вот-вот вспомнишь, а  не
вспоминается.
   Валентина, не спуская с Лорки глаз, закивала головой.
   - Такое может произойти и с Тимом, только  чувство  это  будет  гораздо
глубже, шире и охватит все сознание.
   - Он сойдет с ума? - быстро спросила Валентина.
   - Возможно. Чтобы его вылечить, придется принудительно  стирать  в  его
сознании память  о  вашей  последней  встрече.  И  тогда  он  забудет  вас
навсегда.
   - Это жестоко!
   Что мог ответить Лорка? Он молчал. Она  посидела  неподвижно,  глядя  в
землю, потом тыльной стороной руки вытерла глаза и решительно поднялась на
ноги.
   - Я согласна!
   Перед тем как идти на встречу с Валентиной, Лорка обговорил с Латышевым
детали  предстоящего  свидания  супругов,  если,   разумеется,   Валентина
согласится.
   Лорку и Валентину беспрепятственно пропустили  в  больничный  парк.  На
этой поспешности Лорка  тоже  настоял  заблаговременно,  представляя,  как
мучительна будет Валентине каждая лишняя секунда ожидания.
   Выйдя на  широкую  дорожку,  обсаженную  соснами  и  усыпанную  светлым
песком, Лорка остановился, легонько придержав Валентину за локоть.
   - Это и есть центральная аллея. А там сосна - видите, какая  громадина?
Возле нее скамья.
   Море разгулялось, и с него дул ветер. Он ворошил  траву,  клонил  ветки
кустарника и трепал кроны вековых сосен. Сосны глухо роптали.
   Лорка с трудом расслышал ответ Валентины.
   - Вижу.
   Она кивнула в знак согласия,  но  продолжала  стоять  на  месте.  Лорка
осторожно подтолкнул ее вперед. Валентина оглянулась, точно прося  помощи,
но Лорка покачал головой - ее  встреча  с  Тимом  должна  была  состояться
наедине, таково было жесткое условие  Латышева.  Тогда  Валентина  сначала
медленно, неловко, будто  только  училась  ходить,  а  потом  уж  быстрее,
постепенно обретая свою обычную походку, пошла к сосне. Но  дойти  до  нее
она не успела, боковой тропинкой на центральную аллею вышел Тим. Валентина
сразу узнала его. Это  был  ее  Тим  -  высокий,  худощавый,  с  рельефной
мускулатурой шеи и оголенных рук. Он шагал уверенно,  спокойно,  рассеянно
поглядывая по сторонам. Ветер трепал его мягкие русые волосы.
   Так же рассеянно, как по деревьям и кустарнику, его взгляд скользнул по
Валентине. Лорка, спрятавшийся при появлении Тима за  сосну,  крепко,  так
что стало больно, прижался щекой к ее  шершавому,  золотистому,  пахнущему
смолой стволу.
   Валентину била лихорадка ожидания, слабели, подкашивались ноги, но  она
упрямо шла вперед. Мир качался,  плыл  перед  ее  глазами,  превращаясь  в
разноцветные радужные пятна. Она даже не знала - далеко ли, близко  ли  ее
Тим. Ей казалось, что она идет в тумане сдерживаемых  слез  долго,  ужасно
долго, целую вечность. Погас  шум  сосен.  Всплыли  звонкие,  чистые  вязи
птичьих трелей. Валентина слышала только мерный шорох  песка  -  это  были
шаги Тима. Она остановилась, провела рукой по лицу. Перед ней  стоял  Тим,
вопросительно,  непонимающе  глядя  на  нее.  "Тим!"  -  хотела   крикнуть
Валентина, но у нее только беззвучно пошевелились губы.
   - Что с вами? - участливо спросил он.
   - Тим! - наконец-то удалось выговорить ей.
   Что-то дрогнуло, затрепетало в глазах Тимура. Как завороженный  смотрел
он в самую глубину больших серых глаз, полных слез.
   - Валя? - испуганно спросил он.
   Серые глаза закрылись, а на  измученное  лицо  легла  покойная  усталая
улыбка.
   - Где же ты была, Валька? Так долго?
   Шумно вздохнули сосны. Это озорной ветер, переведя дух, снова примчался
с моря.



14

   Лорка вел прогулочный глайдер  над  самыми  вершинами  деревьев.  Внизу
сплошным  ковром  тянулась  дикая  нетронутая  сельва:  здесь,  в  истоках
Амазонки, располагался огромный заповедник  тропического  леса.  Перевалив
плоскую  столовую  гору,  где  лес  был  пореже,  с  проплешинами  редкого
кустарника и пустошами, Лорка увидел тянувшееся до самого горизонта только
что разбитое пространство нового жилого района. Остатки девственного  леса
были здесь облагорожены и превращены в сады, скверы и парки, русла речушек
спрямлены и местами облицованы синтетиком, через  них  перекинуты  ажурные
мосты, кое-где  синели  пятна  искусственных  озер  и  прудов,  небольшими
комплексами  грудились   вспомогательные   сооружения,   дома   отдыха   и
развлечений, а на все  это  была  наброшена  геометрическая,  четкая  сеть
автострад, дорог и тропинок. Мельком оглядев это поле, отнятое человеком у
природы, Лорка сориентировался и круто положил глайдер на крыло,  направив
его к операторской, стоявшей на  краю  гигантской  строительной  площадки.
Сегодня здесь должен быть сооружен высотный дом-город на  несколько  тысяч
жителей - центр и средоточие нового  жилого  района.  Здесь,  глубоко  под
зеленым покровом леса, в верхних  слоях  мантии,  было  нежданно-негаданно
обнаружено богатейшее месторождение тяжелых и  долгоживущих  трансурановых
элементов, этого ценнейшего сырья энергетики, ядерной химии  и  нейтридной
техники. Месторождение было настолько перспективным, что  Всемирный  совет
решил отрезать у заповедника несколько тысяч гектаров первозданной сельвы.
   Операторская   представляла   собой   прозрачный   купол    -    фонарь
полусферической формы высотою метров двадцати. Три мощные  телескопические
ноги поддерживали основание купола на высоте пятиэтажного дома.  По  краям
купола торчали три реактивных сопла -  двигателей  аварийной  посадки,  из
центра  днища  спускалась  ажурная  шахта  выдвижного  лифта.  К  лифту  и
направился Лорка,