ее речи нам никогда не удастся
восстановить.
  - Поищем тогда иных путей.
  По моим удивленным глазам Рэшэд догадывается, что я его не понимаю, и
поясняет:
  - Обратимся к помощи кибернетиков.
  Это тоже ничего мне не объясняет, но я больше не спрашиваю.
  ... Наконец-то угомонился северный ветер. Можно открыть окна. В вечерних
сумерках стройные пальмовые деревья кажутся устало поникшими,
обессиленными многодневным сопротивлением натиску урагана. Не видно и
пэннэлей: бедные пташки только теперь добрались до своих гнезд.
  В моей комнате уже темно. Зажигаю свет. Почти тотчас же вокруг настольной
лампы возникает ореол из пестрой мошкары. Я могу уничтожить их генератором
ультразвука, но мне почему-то жаль несчастных мошек, прятавшихся где-то
все эти дни от яростной северянки. Пусть покружатся теперь вокруг лампы,
погреются, полюбуются светом.
  Что это я расчувствовалась, однако? Пора и делом заняться.
  Раскрываю свежий номер иллюстрированного журнала. У нас в лаборатории
много говорили о нем сегодня. Несколько художников опубликовали свои
зарисовки девушки с планеты Эффа, сделанные во время демонстрации ленты
магнитовизора. И, удивительное дело, все их рисунки сильно отличаются друг
от друга, и ни один не кажется мне похожим на нее.
  Все это заставляет меня задуматься. Дело ведь не только в своеобразии
манеры у различных художников, - портреты вообще почему-то получились у
всех разные, какие-то совсем иные. Может быть, это потому, что мы
представляем себе девушку с Эффы похожей на нас лишь по невольной аналогии
с нами, по привычке, а на самом деле сходство ее с обитателями нашей
Джуммы не такое уж большое? Может быть, художники просто дорисовывают то,
что видится им в чертах загадочной девушки, но не существует в
действительности.
  И все-таки какое-то сходство с нами у нее, несомненно, есть. У меня лично
нет в этом никаких сомнений.

  Глава девятая

  На следующий день, как только к нам приходит крупнейший наш специалист по
кибернетике, Рэшэд приглашает и меня.
  Кибернетик высокий, худощавый, очень строгий. Смотрит на меня, как на
неживое существо. Говорит раздельно и жестко, будто подает команду одному
из своих роботов:
  - Включите ленту!
  Я догадываюсь, что речь идет о магнитной ленте с изображением девушки с
Эффы. Не задавая лишних вопросов, начинаю готовить аппаратуру. По сигналу
Рэшэда затемняю помещение и включаю магнитную ленту. На экране снова - в
который уж раз! - возникает девушка с Эффы. Почему она такая
взволнованная? К чему призывает своих соотечественников?
  А в том, что она призывает их к чему-то, у меня нет никаких сомнений. Это
чувствуется по решительности ее жестов, по гневному блеску глаз и даже по
беззвучному, но достаточно выразительному движению полных, хорошо
очерченных губ. Чем больше я смотрю на нее, тем основательнее убеждаюсь в
этом.
  Кибернетик всматривается в изображение девушки с Эффы немигающими глазами.
Догадываюсь, что он интересуется главным образом артикуляцией - движением
ее губ и языка.
  Просмотрев магнитную ленту два раза подряд, делает мне знак выключить
аппарат.
  - Ну как? - спрашивает его Рэшэд. - Можно разгадать что-нибудь?
  - Все, что имеет хоть какую-нибудь систему, поддается расшифровке, -
уверенно заявляет он. - А артикуляционный аппарат речи имеет свои
закономерности. В зависимости от произносимых звуков он принимает
совершенно определенные положения. Жаль только, что мы можем наблюдать
лишь губы да частично язык вашей девушки, тогда как в артикуляции
участвуют также н„бо и голосовые связки. Но тут уж ничего не поделаешь.
Хорошо еще, что нижняя часть ее лица имеет более четкое и контрастное
изображение, чем остальные детали.
  "Для него наша девушка - всего лишь запись световых сигналов на магнитной
ленте, - с неприязнью думаю я. - Одни из этих сигналов, более четко
воспроизводящие детали изображения, его удовлетворяют, другие, плохо
записанные или чем-то поврежденные, раздражают. А до самой девушки ему и
дела нет. И такой равнодушный ученый должен помочь нам разгадать ее
тайну!.."
- Приготовьте мне возможно более точную копию этой ленты, - обращается он
ко мне.
  - Всю ленту или достаточно будет части ее? - уточняю я.
  - Всю, конечно, - с заметным раздражением отвечает кибернетик и недовольно
поясняет: - Речь разумных существ есть не что иное, как закодированная
система информации. А любой код мы в состоянии декодировать лишь в том
случае, если будем иметь достаточное количество повторяющихся элементов
кодировки, чтобы стала понятной ее система. В данном случае мы попытаемся
по системе артикуляции вашей девушки восстановить фонетику ее речи.
  - В том, что мы вам продемонстрировали, - замечает Рэшэд, - количество
повторяющихся элементов, по-моему, должно быть вполне достаточным.
  - Да, пожалуй, - соглашается кибернетик. - Задача, однако, будет не из
легких, так как нам совершенно неизвестен язык, на котором говорит эта
девушка. Надо полагать, он не похож ни на один из наших. А фонограмма
совсем, значит, безнадежна?
  - Восстановить ее полностью, видимо, не удастся... - смущенно отвечаю я.
  - Нам достаточно было бы одной-двух фраз, - резко поворачивается ко мне
кибернетик. - Нужно знать хотя бы, как звучит голос девушки, каков вообще
характер звуков речи обитателей Эффы, каковы его фонемы.
  - Это, может быть, и удастся, - не очень уверенно обещаю я.
  - Да, задача будет не из легких, - задумчиво повторяет кибернетик. - Кроме
нашей кибернетической техники, придется, конечно, прибегнуть к помощи
врачей-ларингологов, а также фонетиков и лингвистов. Но я не сомневаюсь,
что совместными усилиями нам удастся заставить вашу девушку заговорить.
  Рэшэд тепло прощается с кибернетиком, а когда он уходит, говорит мне:
  - Эти кибернетики очень толковые, я бы даже сказал, виртуозно
изобретательные и универсально образованные ученые.
  Некоторое время он возбужденно ходит по павильону. Потом распахивает окно
и садится на подоконник. Говорит, глядя куда-то вдаль:
  - Вы ведь знаете, Шэрэль, я никогда не сомневался, а теперь более чем
когда-либо уверен, что тайну девушки с Эффы мы непременно разгадаем.
Фактов мало, конечно, но нам поможет решить эту задачу общность
закономерностей не только природы, но и общественного развития мыслящих
существ.
  - Вы полагаете, значит, что язык обитателей Эффы, может быть, чем-то похож
на наш? - робко спрашиваю я.
  - Вне всяких сомнений, Шэрэль! Разумные существа немыслимы без хорошо
развитого языка. А язык обитателей Эффы, безусловно, достиг высокого
развития. В этом убеждает меня состояние их техники. А если это так, то их
язык, так же как и наш, имеет свою морфологию, синтаксис и фонетику.
  - Но как же все-таки электронные машины кибернетиков разберутся во всем
этом?
  - Не беспокойтесь, Шэрэль, разберутся, - улыбается Рэшэд. - В кибернетике,
как вам должно быть известно, информация играет одну из главных, а может
быть, даже центральную роль. Во всяком случае, изучение законов передачи и
преобразования этой информации составляет основу кибернетики. А для
осуществления передачи и последующего преобразования информации
необходимо, чтобы она была представлена в виде определенной
последовательности знаков.
  - То есть в виде кода?
  Рэшэд одобрительно кивает мне, продолжая свое объяснение:
  - Любой конкретный язык в этой связи - тоже код, а само кодирование есть
не что иное, как перевод с одного языка на другой. Следовательно, язык
нашей девушки с Эффы для кибернетиков всего лишь какой-то пока неизвестный
им код. А как обращаться с кодами, они лучше нас с вами знают. Если же вы
восстановите несколько или хотя бы одну фразу из фонограммы нашей девушки,
это очень облегчит их задачу.



  Глава десятая

  Сегодня я опять в лаборатории раньше всех. Мне удалось наконец раздобыть
старые записывающие и воспроизводящие магнитные головки, которыми
пользовались в те годы, когда беспилотная ракета была запущена в сторону
Желтой звезды. Имеется теперь и химический анализ кусочка магнитной ленты,
на которой записан голос девушки с Эффы. Оказывается, лента покрыта слоем
ферромагнитного порошка, имеющего немагнитную основу. Значит, его
игольчатые частицы обладают различными свойствами вдоль оси и в поперечном
направлении. Попав в зону мощных космических излучений, они частично
разориентировались и порождают теперь тот шум, который заглушает полезные
сигналы. Но я с каждым днем все более совершенствую свою аппаратуру, и у
меня появляется некоторая надежда на успех.
  Приходит в свой павильон и Рэшэд. Он не один. Вместе с ним мой брат
Хоррэл. Они так увлечены разговором, что не замечают меня, а я хорошо их
слышу сквозь неплотно прикрытую дверь.
  - Замечательно, Хор! - радостно восклицает Рэшэд. - Значит, масса Эффы в
триста с лишним раз меньше массы Желтой звезды! Так я и предполагал. Что
же получается в таком случае? Когда, по-твоему, избавилась Эффа от своей
первичной атмосферы?
  - Для этого следует прежде уточнить возраст Эффы, - замечает Хоррэл.
  Я хорошо знаю манеру своего брата - непременно все уточнять. От него Рэшэд
не так-то скоро добьется нужного ответа. Но Рэшэд и сам не хуже Хоррэла
знает то, что ему нужно.
  - Возраст Эффы, - уверенно говорит он, - как и самой Желтой звезды и всей
ее планетной системы, никак не менее четырех-пяти миллиардов лет.
  - Да, пожалуй, - соглашается мой брат.
  - В первые три-четыре миллиарда лет, - развивает свою мысль Рэшэд, -
условий для возникновения жизни на Эффе, конечно, не было. За это время
Желтая звезда, имевшая первоначально гораздо большую массу, постепенно
потеряла значительную часть ее вследствие более мощного, чем сейчас,
корпускулярного излучения. Это дало ей возможность прийти в устойчивое
состояние. Ты не возражаешь против такого предположения?
  - Картина, нарисованная тобой, более или менее верна, - снова соглашается
Хоррэл. - Во всяком случае, судя по всему, Желтая звезда за последние
миллиард - полтора миллиарда лет почти не изменила своего состояния.
  - Ну, а что же за это время происходит с Эффой? - продолжает Рэшэд, и я
представляю себе, как он неторопливо прохаживается вокруг Хоррэла,
сидящего верхом на каком-нибудь стуле. - А происходит с ней, видимо, вот
что. Эффа за это время теряет постепенно свою первоначальную атмосферу с
излишком водорода и других первичных газов. Потом на поверхности ее
начинается миграция зольных элементов. Образовываются сложные органические
вещества и осуществляется длительный процесс естественного отбора их до
тех пор, пока не возникают аминокислоты - отдельные звенья той цепи,
которая лежит в основе белковой молекулы.
  - О, я вижу, ты неплохо осведомлен в вопросах биохимии! - смеется мой
брат. - И когда же, по-твоему, могла возникнуть жизнь на Эффе?
  - Не менее миллиарда - полутора миллиардов лет назад.
  - Тогда жизнь там должна достичь значительно большего совершенства, чем у
нас, - замечает Хоррэл, и в голосе его слышится явное сомнение.
  - Она и достигла там несомненного совершенства, - убежденно заявляет
Рэшэд. - Отрывок телевизионной передачи - лучшее тому доказательство. Я
вижу, однако, что ты все еще сомневаешься.
  - Честно тебе признаться - да.
  - Но почему?
  - Да потому, что не верю я в более высокое развитие обитателей Эффы. Если
бы это было так, они непременно чем-нибудь дали бы о себе знать.
  - А разве из того, что жизнь на Эффе существует дольше, чем на нашей
Джумме, следует, что она достигла там большего развития, чем у нас? -
спрашивает, Рэшэд.
  - А как же ты представляешь себе это?
  - Полагаю, что развитие жизни, и особенно общества разумных существ, идет
не просто по восходящей прямой, а по более замысловатой линии. У них все
могло оказаться сложнее, чем у нас. Достигнув многого в развитии
общественного строя и технического прогресса, они в своем развитии все
еще, видимо, находятся несколько позади нас.
  - Не понимаю я этого, - упрямо говорит Хоррэл.
  Я-то знаю, каким он может быть иногда упрямым.
  - Ну что ж, - спокойно заключает Рэшэд, - я ведь и не требую от тебя
слепой веры. Будем, значит, искать более веских доказательств, чем те,
которыми располагаем в настоящее время.
  - А в этом я охотно помогу тебе! - оживляется Хоррэл, и я слышу звук их
энергичного рукопожатия.
  - Как обстоит дело с твоим новым телескопом? - спрашивает Рэшэд.
  - Со дня на день вступит в строй. Принято решение смонтировать его на
десять дней раньше намеченного срока.

  Глава одиннадцатая

  Вчера весь день прошел в напряженной работе, а сегодня я опять раньше всех
в лаборатории. Но нет, ошибаюсь, кажется, за дверью Рэшэда раздаются
чьи-то шаги. Прислушиваюсь, стараясь угадать, кто там. Но дверь вдруг
распахивается, и я вижу Рэшэда.
  - Здравствуйте, Шэрэль! Опять вы раньше всех. Ну как, получается у вас
что-нибудь?
  - Думаю, что кое-что получится, - отвечаю я осторожно, хотя теперь у меня
начинает зарождаться все большая уверенность, что часть фонограммы
восстановить, видимо, удастся.
  - Вы будете нужны мне. Мы устроим сегодня "медицинский осмотр" нашей
девушки.
  По улыбке Рэшэда догадываюсь, что он шутит, но смысл шутки мне не ясен.
Смотрю на него вопросительно.
  - К нам придет известный антрополог, - поясняет Рэшэд. - Будем
"осматривать" ее. Может быть, это даст нам что-нибудь новое, хотя я лично
не очень в этом уверен. Приготовьте, пожалуйста, аппаратуру.
  Я знаю, Рэшэд много работает в последнее время и, конечно же, очень
устает. Это я заметила уже несколько дней назад по его глазам.
  Знаменитый антрополог приходит лишь к концу дня, Он очень вежлив и очень
старомоден. С удивлением узнаю, что ему более ста лет. Вот уж ни за что не
дала бы ему столько!
  Затемняю окна. Включаю аппарат. Антрополог внимательно смотрит на экран.
Когда лента кончается, просит:
  - Еще раз, пожалуйста.
  Снова с тем же вниманием смотрит он на возбужденное лицо девушки. Так еще
никто на нее не смотрел. Даже Рэшэд, видевший ее чаше всех и почти
влюбившийся в нее.
  Лента кончается. Я отдергиваю шторы, а антрополог все еще смотрит на
экран. Сосредоточенно думает о чем-то. Не ожидая его просьбы и разрешения
Рэшэда, включаю аппарат в третий раз.
  Антрополог признательно улыбается.
  Наблюдаю теперь за Рэшэдом. На лице его нет ни тени утренней усталости. Не
обращая внимания ни на меня, ни на девушку с Эффы, он смотрит только на
антрополога. Мне не трудно прочесть в его взгляде затаенную надежду.
  - Ну что? - с трудом скрывая волнение, спрашивает он антрополога, как
только я выключаю аппарат.
  - Вы понимаете, голубчик, - будто очнувшись от забытья, поворачивается
антрополог к Рэшэду, - готов согласиться с вами, что девушка не наша.
  - То есть, как это - не наша? - восклицаю я, сама удивляясь своему порыву.
  Рэшэд недовольно машет на меня рукой.
  - Похожа, конечно, - продолжает антрополог. - Но строение черепа и
удивительное совершенство всех линий лица свидетельствуют о чрезвычайно
высоком развитии. Видимо, там, - антрополог показывает пальцем вверх, -
мыслящие существа в эволюции своего вида прошли более длительный, чем мы,
путь развития и достигли очень высокого физического совершенства.
  - А этот более длительный путь их развития обязательно ли должен
увенчаться большим, чем у нас, успехом в технике и общественном
устройстве? - спрашиваю я, хотя хорошо понимаю, что задать этот вопрос мне
следовало бы не антропологу, а историку.
  - Не обязательно, конечно, - охотно отвечает антрополог. - Скорее всего,
наоборот. Их каменный век, видимо, длился дольше, чем наш. И это
потребовало от них значительно большего физического напряжения и развития
скелетной и мышечной системы. Они к тому же могли не сразу научиться
обрабатывать металлы. Длительное время могло быть отсталым и их
земледелие. Все это, видимо, являлось результатом их разобщенности,
невозможности заимствовать опыт друг у друга. В такой обстановке
приходилось полагаться главным образом на безупречное физическое развитие,
на совершенство структуры всего организма, ибо в суровой борьбе за
существование, которую, конечно, пришлось вести обитателям Эффы, могли
выжить только хорошо физически подготовленные существа.
  - Но почему же все это так у них усложнилось?
  - Тому могло быть немало причин, - терпеливо поясняет антрополог, хотя мой
вопрос, наверное, кажется ему очень наивным. - Главное, видимо,
заключалось в том, что на Эффе были более суровые природные условия, чем у
нас, на Джумме. В результате этой постоянной борьбы с природой у них и
выработался очень совершенный физический тип. Полагаю в связи с этим, что
их девушка, запечатленная на магнитной ленте, только нам кажется такой
красавицей. На Эффе она, может быть, самая заурядная. Даже сокрушается,
пожалуй, что другие красивее ее.
  Почувствовав, видимо, что его ответ не вполне удовлетворяет меня,
антрополог смущенно улыбается и поясняет:
  - Я ведь не специалист в вопросах общественного развития, а всего лишь
антрополог, поэтому высказал вам только те соображения, которые относятся
к объяснению возможности существования на Эффе физически более
совершенного вида разумных существ, чем на нашей Джумме. Причем, под
физическим совершенством я имею в виду главным образом анатомическую
структуру.
  - В связи с более совершенной анатомией их тела, - вмешивается Рэшэд, - у
них, видимо, должно быть значительно меньше рудиментарных органов, чем у
нас?
  - Да, бесспорно, - кивает головой антрополог. - Видимо, у них совершенно
отсутствует червеобразный отросток слепой кишки или он очень незначителен.
Нет, наверное, длинного копчика, зубов мудрости, третьего века, волосяного
покрова на туловище и конечностях. У нас таких рудиментарных органов более
ста двадцати, а у них, наверное, значительно меньше ста.
  - Но вы, конечно, понимаете, Шэрэль, - улыбаясь, замечает мне Рэшэд, - что
совершенство физического строения тела жителей Эффы вовсе не означает
интеллектуального превосходства их над нами. Нам просто не потребовалось
развивать свое тело до такого совершенства.
  - А вас не удивляет, что живые существа на Эффе похожи на нас? - спрашиваю
я антрополога.
  - Нисколько. Это закономерно. В грандиозном эксперименте природы,
поставленном на гигантском пространстве нашей планеты и длившемся более
миллиарда лет, совсем не случайно складывались внешние формы разумных
существ. Живая природа разнообразна лишь в своих низших формах. Развитие
высших происходит в более узких, я бы даже сказал, в жестких границах.
Мыслящие существа выделил из царства животных труд. Это он поднял их с
четверенек на задние конечности, ибо, для того чтобы трудиться, следовало
иметь свободными передние конечности. Вот эти-то объективные причины и
определяют наиболее характерные особенности строения тела мыслящих
существ. - Подняв на меня по-молодому блеснувшие глаза, антрополог
спрашивает: - Ну скажите, пожалуйста, можете вы себе представить разумные
создания четвероногими? Ни к чему им и четыре руки: для того чтобы
работать, их вполне устроят две, так же, как они устраивают и нас. -
Сказав это, антрополог поворачивается к Рэшэду и смущенно улыбается: - Вы
уж простите, голубчик, что я объясняю вашей сотруднице такие вещи, которые
вы растолковали бы ей не хуже меня,
- Ну что вы! Я и сам с удовольствием вас слушаю, - почтительно наклоняет
голову Рэшэд. - Вы считаете, значит, что жизнь всюду непременно
подчиняется некоторым определенным условиям?
  - В этом убеждают нас представители животного и растительного миров нашей
планеты.
  - А вы распространяете это положение и на другие обитаемые миры?
  - У нас нет абсолютно никаких оснований полагать, что на других планетах и
звездах действуют иные, отличные от наших, законы природы. Напротив, чем
больше познаем мы окружающее нас космическое пространство, тем достовернее
убеждаемся, что наша Джэххэ во всем подобна другим звездам. Следовательно,
любые звезды со всеми ее планетами, если не во всей Вселенной, то уж во
всяком случае в