город,  этот всевластный Электронный Дьявол?   Я  все  больше  склоняюсь
сейчас к этой мысли. Думаю даже,  что статуи Генератора - просто абстрактные
идолы, воплощающие идею тоталитарной государственности.
   В обществе изгнанников я провел  в  подземельях,    наверно,    несколько
месяцев. Сколько именно - не знаю: потерял счет дням. Это были бы,  в общем,
не такие уж плохие дни, если бы не изнуряющая напряженность ожидания...
   Дважды меня приводили к Хабору, и дважды он отсылал меня обратно, все еще
уверенный,  что в конце концов сдамся.  А на третий раз началось то,  о  чем
лучше не вспоминать.
   - Что ж,  приступим к потрошению,  - объявил Хабор.  - Учти: я  такой  же
фанатик, как и ты. Только со знаком минус. Га! Га! Га!
   Это была пытка, изощренная и мучительная. Казалось,  у меня выдирают мозг
- клетку за клеткой,  кусок за куском.  И чем  больше  картин  земной  жизни
проплывало на экране, тем больше сатанел Хабор.  Наверно,  он с наслаждением
бы прикончил меня,  если бы не cставшаяся во мне информация,    которую  ему
велено было выцедить до последней капли.
   Время от времени мне давали  немного  прийти  в  себя,    вливали  что-то
укрепляющее и снова тащили в  "вычитывающую  камеру"...    И  когда  уже  не
оставалось ни сил,  ни надежды,  я,  почти теряя сознание,  вдруг ощутил под
рубашкой трепетное прикосновение энергопояса.  В первую секунду не  поверил.
Но вспыхнуло фиолетовое пламя, и меня радостно пронзило: "Сделали! Сумели!..
" Пояс стремительно развертывался в капсулу.  Для Хабора я уже был невидим и
неощутим.  На какой-то миг мелькнули  его  глаза,    обалдело  взирающие  на
опустевшее кресло, и все померкло...

   ВСТРЕЧА С ДРУЗЬЯМИ

   Еще не открыв глаза,  я услышал знакомый шум леса,  птичьи пересвисты,  и
сердце счастливо забилось: дома! Голова кружилась.  Хотелось долго-долго вот
так неподвижно лежать в траве,  всеми порами вбирая  в  себя  запах  влажных
листьев, хвои, лесных цветов. Я перевернулся на спину, приподнялся на локтях
и прямо перед собой увидел  ставшую  такой  родной  хижину  под  раскидистой
сосной.  На пороге стоял высокий мужчина и внимательно,    словно  с  трудом
узнавая, смотрел на меня.  Но я-то его узнал сразу: академик Спотыкаев!  - и
тут же вскочил на ноги. Мы обнялись.
   - Коллеги рвались тебя встречать,  но я не пустил,  - говорил  Спотыкаев,
вводя меня в дом.  - Объяснил,  что тебе будет не до многолюдья.  Пришел вот
один. За капсулу было тревожно: она у нас еще не очень-то отработана...
   - Но как вы смогли? Ведь прошло всего...
   - Год прошел, Сергей... У нас, на Земле, прошел целый год.
   Академик подвел меня к постели, стал помогать укладываться.  И тут только
я разглядел,  какое у него усталое лицо,  как заметно прибавилось морщинок у
глаз.
   - Да,  пришлось крепко поломать голову,  - проговорил он,    заметив  мой
взгляд. - Всем нам. Так сказать, всепланетная мозговая атака... Ты,  Сергей,
отдыхай эти дни. Отоспись. Поброди по лесам. О твоем прибытии никому пока не
сообщим.  Только ученым.  Но все разговоры с ними - не раньше,   чем  недели
через две.  А сейчас лежи и жди врачей.  Вот-вот должны  прилететь.    Вижу,
досталось тебе там...
   Чуть поколебавшись,    он  достал  из  кармана  металлический  стерженек,
неуловимым движением развернул его в небольшое зеркало и протянул мне.
   И я увидел, что стал совсем седым.
   Проснувшись,    я  вышел  из  хижины.    Вчерашние  лекарства   оказались
чудодейственными: я чувствовал себя почти здоровым.
   Было роскошное летнее утро. Редел туман, уползая в таинственные чащобы. И
на поляне перед хижиной многоцветным полотном засверкала под солнцем  трапа,
обрызганная росой. На сосне возилась моя старая рыжая приятельница - белка.
   И вдруг - точь-в-точь как год назад!  - вдали над вершиной горы закачался
столб дыма.
   У меня перехватило дыхание от нахлынувших воспоминаний.  Мигом вспомнился
тот  день,    как  живых  увидел  Ориона,    Патрика  и  Вегу  перед  весело
потрескивающим костром.  Незнакомая девушка  поднималась  в  гору.    Густые
золотистые волосы закрывали ее лицо.  Она откинула их назад и посмотрела  на
меня...
   "Может быть, и сейчас все они там, - подумал я. - Это было бы здорово!"
   Быстро дошел до подножия горы, по камням, как по ступенькам, взобрался на
вершину.  Осторожно раздвинул ветки и перед костром увидел незнакомых людей:
высокого худощавого мужчину и его точную,  но помолодевшую копию - юношу лет
семнадцати. "Сын", - догадался я и вышел из-за кустов.
   Поздоровались.  Старший предложил разделить с ними завтрак.  Он не  узнал
меня. Зато юноша так и уставился изумленными глазами.
   - Сергей Волошин? - несмело улыбнулся он.
   Пришлось за завтраком коротко,  рассказать о своем  последнем  визите  на
Харду.  Старший - лесничий Эридан Потапов - слушал мое повествование,    как
неразрешимую научную загадку. Но его сын Алеша верил мне безоговорочно.
   - Вот теперь и у нас есть своя машина времени,  - сказал он.  - Но мне бы
хотелось слетать к Харде маршрутом вашего "Орла" -  через  звездные  бездны.
Ведь все равно рано или поздно придется сражаться с Абсолютом в космосе...
   - Полюбуйтесь на него,  - хмуро бросил взгляд на сына Эридан Потапов.   -
Десять лет я рассчитывал,  что он будет мне помощником,  продолжит мое дело.
Станет ну хотя бы ботаником...  Только что закончил первый круг обучения.  И
вдруг объявляет, что он, видите ли,  кибернетик.  Ему,  видите ли,  тошно на
Земле.  Ему космос подавай...  Не понимает,  что  родная  планета  -  лучшая
лаборатория.  Да!  Да!  Лучшая!..  Земля...  - Голос Потапова зазвучал почти
торжественно...  - Горы,  пронзающие облака своими снежными  вершинами,    и
цветущая лужайка, парящий в небе орел и жук, качающийся на зеленой травинке,
лучше помогут понять место человека в окружающем мире,  чем Галактика,   чем
огненное безумие звездных потоков. Чему смеешься?
   Но никто не смеялся.  Напротив,  мы с удовольствием  слушали  энтузиаста.
Алеша шепнул мне на ухо:
   - Он у меня ученый-поэт.  Недавно закончил книгу  "Зеленая  сказка".    И
правда - сказка, поэма!
   - Я даже не свои слова сейчас говорю,  - продолжал лесничий.  -  Все  это
прекрасно понимали наши предки.  Дерево,  говорили они,  подчиняется тем  же
законам тяготения,  что и звезды.  Более того,  дерево  состоит  из  тех  же
сложных молекулярных соединений,  что и  гнездящиеся  в  его  ветвях  птицы,
живущие в его корнях насекомые и размышляющие над всем этим ученые.   Хорошо
сказано!
   - Действительно хорошо, - согласился я.
   - Знай же,  отступник,  - обратился Потапов к сыну,   -  на  Земле  целая
вселенная таинственного и непознанного.  Гудящий над цветком шмель,  зеленый
листок клена и даже твой незрелый мозг, напичканный кибернетической чепухой,
- все это вскормлено излучением звезды.  Все мы непостижимым образом сотканы
из той же космической пыли, что и шаровые скопления, что и...
   - ... Созвездие Эридана, - невинным голосом вставил Алеша.
   - Смеешься над отцом? Да,  смешнее не придумаешь: до мозга костей земному
человеку дали такое нелепое космическое имя.  Надо же -  Эридан!    Насмешка
судьбы! Ирония! Назвали бы уж сразу - Змееносец! Или Скорпион. А еще лучше -
Водолей...
   Алеша упал на траву и хохотал как одержимый.
   - Водолей Скорпионович!.. Ха! Ха! Ха! Здорово звучит!
   Потом встал и, вытирая выступившие от смеха слезы, проговорил:
   - Ну не сердись, папа. Эридан - хорошее имя.  И на меня не сердись.  Надо
же кому-то заниматься таким нудным делом, как космос и кибернетика.
   - Кто знает, Алеша, может быть, с годами у тебя все это пройдет, - сказал
я,  желая утешить Потапова-старшего.  -  В  твоем  возрасте  я  тоже  бредил
звездными приключениями.  А сейчас по горло сыт ими.   Неудержимо  тянет  на
Землю.
   После завтрака Потаповы уговорили меня совершить маленькое путешествие.
   - Не такое, конечно, головокружительное, как у тебя,  - добродушно сказал
Эридан.  - И не на хитроумной машине времени,  а на гравиплошадке -  вот  на
этой телеге и лошади двадцать четвертого столетия.
   И он показал на странный и внешне простой аппарат,   стоявший  поодаль  в
кустах.  Круглая платформа с перилами,  три кресла  и  перед  ними  -  пульт
управления. Вот и все.
   - Это редкостная привилегия,  - смеялся  Алеша.    -  Летать  над  землей
позволено только птицам и... лесннчим.
   Мы сели в кресла.  Эридан дотронулся пальцем до  кнопки.    Гравиплошадка
бесшумно взмыла вверх.    У  меня  захватило  дух  -  так  великолепны  были
всхолмленные лесистыми горами дали,  подернутые  сиреневой  дымкой.    Внизу
протянулась светлая лента березняка - бывшая высоковольтная.  Ее  пересекала
вдали полоса кустарника - все, что осталось от шумного когда-то шоссе.
   - Эту бывшую дорогу, - заметив мой взгляд, сказал лесничий,  - давно надо
было засадить деревьями. Но сейчас поздно. Не будем же выдирать великолепный
кустарник, в основном малинник.
   - Пап, подлетим туда. Мне вдруг захотелось малины. Аж слюнки текут.
   - Тут же недалеко малиновые плантации. - Потапов показал на запад.
   За плантациями, километрах в десяти,  я увидел в бинокль небольшой город.
И вообще только вокруг моей хижины простиралась дремучая тайга.   Далеко  на
горизонте я замечал то поселки,    то  отдельные  здания  и  множество  едва
заметных даже в бинокль причальных мачт.  Из любой точки можно полететь куда
угодно: в один чао побывать в Антарктиде и Гренландии,    в  плодовых  садах
Сахары и санаториях Камчатки.  В сущности,  весь земной  шар  -  это  единый
город, рассеянный в заповедных лесах и лугах, в синих океанских просторах...
   - Сейчас на плантации малина уже с детский кулак, - продолжал Эридан.
   - А я хочу дикой малины, - упрямился сын. - У нее особый, лесной аромат.
   Гравиплошадка снизилась и летела,  едва  не  касаясь  верхушек  деревьев.
Эридан внимательно оглядывал сосны и березы, делая пометки в блокноте.
   Около малинника лесничий приземлил свою "лошадку" так искусно,    что  не
хрустнула ни одна ветка.  Но не успели мы с Алешей как  следует  насладиться
спелой малиной, как кустарник перед нами зашевелился.
   - Это, наверное, он,  Угрюмый.  Хозяин здешних мест,  - прошептал Эридан,
предостерегающе подняв указательный палец.
   Я вопросительно взглянул на Алешу. Тот склонился ко мне и на ухо сказал:
   - Папа знает у себя почти всех зверей. Каждый лось имеет имя. А кто такой
Угрюмый, не знаю.
   - Не бойтесь, он не тронет. Только тише, - шептал Эридан.
   Кусты раздвинулись,  и мы замерли:  перед  нами  стоял  на  задних  лапах
огромный, матерый медведь. Он неприветливо взглянул на нас и коротко, словно
для пробы,  рявкнул.  "Действительно  угрюмый",    -  подумал  я.    Медведь
нерешительно потоптался,   потом  повернулся  и  неторопливо  побежал  через
полянку в лес.  На полпути Угрюмый обернулся и недовольно  взревел.    Затем
неспешным шагом хозяина удалился в темный ельник.
   - Зря потревожили,  - улыбнулся Эридан и продолжал,   явно  обращая  свои
слова сыну: - В биосфере Земли происходит,    очевидно,    обмен  не  только
биохимический,  но и нравственный.  Незримыми путями обогащают нас духовно и
медведь,   и  цветок  одуванчика,    и  вот  этот  муравей,    эта  тончайше
сбалансированная - не кибернетически,  а биологически!  -  структура.    Что
будет,  если на планете не останется никаких других живых  существ,    кроме
человека?  Страшно подумать!  Это будет началом гибели человечества.  А ведь
еще в двадцатом веке,  6 эпоху второй промышленной  революции,    находились
люди, которые в погоне за минутной выгодой уничтожали леса,  отравляли реки.
А сейчас?..
   Эридан нахмурился и, показав на сына, с раздражением сказал:
   - Да,  дай только волю вот этим  кибернетическим  пройдохам,    вот  этим
разбойникам... Алеша расхохотался.
   - Пап, будь объективным... И какой же я разбойник?
   Эридан еще долго ворчал и успокоился только за работой.  Мы скользили над
лесом бесшумнее птиц,  и он отмечал на карте каждое больное или поврежденное
дерево.
   Потом гравиплошадка поднялась на головокружительную высоту. На юге как на
ладони лежал огромный город,  залитый утренними лучами.  В нем я был  триста
лет назад. Но сейчас это другой город. Выпрямленная, как стрела,  река Исеть
стала  широкой  и  глубоководной:  в  бинокль  я    различал    быстроходные
гидроавтобусы,   медлительные  парусные  яхты.    Среди  парков  возвышались
причудливые здания.  И все они,  как  шпилями,    увенчивались  серебристыми
причальными мачтами.   На  их  остриях  беспрерывно  вспыхивали  и  погасали
искоркигиперлеты.
   - Столица Урала, - сказал Эридан. - Бывший город машиностроителей...
   - Почему же бывший?  - возразил Алеша.  - Он и  сейчас  полмира  снабжает
уникальными машинами,  космическими аппаратами.   Только  машиностроительные
комплексы и грузовые транспортные магистрали глубока под  землей.    Там  ни
одного человека. Лишь роботы следят за технологическим режимом,  а сам город
действительно стал садом... Кстати, - Алеша улыбнулся,  - нельзя умолчать об
одном парадоксе.  Наш уважаемый энтузиаст леса,  враг космоса и кибернетики,
сам живет не в лесной глуши,  как космический скиталец Сергей Волошин,  а  в
центре города, в окружении киберслуг...
   Гравиплошадка опустилась на поляне,  и  я,    попрощавшись  с  Потаповым,
вернулся в свою хижину.
   Захотелось повидать друзей: Ориона, Вегу, Патрика. Особенно Таню...
   Вызвал комнату Ориона, но экран не засветился. Попробовал еще раз,  нажав
одновременно кнопку звукового сигнала. С тем же успехом. Подождал,  побродил
в лесу около часа.  Потом вернулся и снова нажал кнопку.  Через минуту экран
вспыхнул,  выхватив окно,  стол и часть стены с фильмотекой.  И  по-прежнему
никого. Кто же тогда отозвался?
   И вдруг сбоку стал медленно  выплывать  огромный  букет  полевых  цветов,
который детским голосом пропищал:
   - Дома никого нет.
   Из-за букета несмело выглянули глаза Насти,  дочери Ориона.  Узнав  меня,
она радостно захлопала в ладоши.
   - Дядя Сережа вернулся! Дядя Сережа! - Цветы упали на пол, но девочка уже
забыла о них.  Залпом  выложила  все  новости:  папа  с  мамой  в  Чукотском
космопорте, тетя Таня в Антарктиде. Вернутся все к четырем часам.
   - Не говори им пока обо мне,  - сказал я.  - Не выдавай меня.  Знай молчи
себе с таинственным видом. Сможешь?
   - Смогу, дядя Сережа, смогу!
   Но что делать до четырех часов? Вспомнил,  что на экране можно обозревать
с высоты любой город, любой крупный научный или космический центр.  Вспомнил
и номер Чукотского космопорта - ЧК-81. Набрал его и с высоты птичьего полета
увидел бетонированное поле,  окруженное движущимися решетчатыми  эстакадами.
Здесь царство машин,  всевластие  электроники.    Вот  несколько  остроносых
беспилотных разведракет, космический крейсер старого типа.
   Невидимый телепередатчик выхватил огромный диск - гиперзвездолет.  Его-то
мне и надо. Нажав кнопку, зафиксировал изображение.
   Несколько  десятков  людей  в  гермошлемах  и  комбинезонах   расставляли
какие-то приборы. Раздался рев сирены. Люди быстро, но без суеты забрались с
приборами в открытые  люки  корабля.    Через  три  минуты  люки  закрылись.
Гигантская чечевица гиперзвездолета поднялась в воздух и вскоре  исчезла  из
поля зрения.
   Члены экипажа отрабатывали, видимо, действия по сигналу тревоги.  В одном
из них я, кажется, узнал Ориона. Но как повидать Таню?  Антарктида!  Это для
меня новость. Что делать там биологу с широким профилем?  И где ее искать на
огромном материке?
   Кое-как дождался четырех часов.  Помедлил еще минут  пятнадцать  и  нажал
кнопку.  За столом спиной к экрану сидел Орион,  уткнувшись  в  аппарат  для
чтения фильмокниг.
   - Кто там еще?  - пробормотал он и обернулся к экрану.  Грузный и  обычно
медлительный,  Орион вскочил на ноги с такой живостью,  что стул  отлетел  в
сторону. - Сергей! Вернулся!.. Когда?.. Как же мог столько молчать?
   Он забросал меня вопросами. Потом, вдруг вспомнив что-то,  приложил палец
к губам:
   - Т-с-с...
   "Мистификатор, - подумал я,  испытывая теплое чувство,   словно  попал  в
долгожданные дружеские объятья. - Сейчас начнет кого-то разыгрывать".
   - Таня! - крикнул Орион в окно. - Тут тебя кто-то спрашивает.
   - Кто? - послышался звонкий голос.
   - А я почем знаю?  - недовольно пробурчал этот артист.  -  Разве  в  лицо
запомнишь всех твоих муравьиных знатоков и приятелей тигров?
   И  с  равнодушным  видом  уселся  за  стол,    углубившись  в  светящуюся
фильмокнигу.
   Вошла Таня,  подняла голову и  слегка  побледнела,    а  потом  ее  глаза
вспыхнули таким счастьем, что я вздрогнул. Сияющий взгляд этих глубоких глаз
- лучшая награда за все мытарства в страшных мирах.
   - Ты?.. Сережа?.. - прошептала она и облегченно вздохнула.  - Наконец-то!
Ты у себя?.. Я сейчас... Сейчас... Ты подожди. Мы сейчас все вместе.
   Экран погас. Пока соберутся все вместе,  думал я,  пройдет не менее часа.
Но уже через пятнадцать минут скрипнула дверь и в хижине стало тесно.  После
первых приветствий,  междометий и восклицаний Орион поднес  кулак  к  самому
моему носу.
   - Чем пахнет? Ну подожди, космический бродяга,  тебе еще попадет от меня!
Прибыл - и ни гугу...
   Взглянув на притихшую Таню, он обратился к Веге и Патрику:
   - Пойдемте-ка разводить костер. Мы еще устроим ему!..
   Мы с Таней остались вдвоем. И снова я вздрогнул от радости,  почувствовав
взгляд черных,  глубоких глаз.  Таня протянула руку  и  еще  раз  облегченно
вздохнула:
   - Ну,  здравствуй,  странник.  - Она уронила пышноволосую голову  на  мое
плечо.
   - Не надо, Таня. - Мне показалось, что она плачет. - Я же здесь... Теперь
уже навсегда.
   Я взял ее за плечи и посмотрел в лицо.  Но Таня не плакала,  она смеялась
тихим и таким счастливым смехом,  что я тут же дал себе торжественную клятву
никогда с ней не разлучаться.
   Когда мы вышли из хижины, на поляне уже плескались веселые языки костра.
   Таня, бережно оправив платье, села на камень.
   - Вырядилась, - кивнул в ее сторону Орион. - Всегда так, когда у нее хоть
маленький успех. Оказывается, моя сестра почти композитор!  А сегодня...  Ее
цветы сегодня впервые зазвучали,  заквакали,  как  лягушки.    Вернулась  из
Антарктиды,  сразу же облачилась в свой распрекрасный пенелон  и  целый  час
вертелась перед зеркалом.
   Таня метнула на брата укоризненный взгляд: он разоблачил перед  всеми  ее
маленькую слабость.
   - Да, я и забыла! - вдруг воскликнула она и показала на Вегу и Патрика. -
Поздравь их, Сережа: новая супружеская пара.
   - Где будете жить? - спросил я. - В кочующем городе?
   - Нет,  не могу привыкнуть к зною.    Будем  жить  на  моей  родине  -  в
Шотландии,  - ответил Патрик и пошутил: - Там у меня древнее родовое имение.
Замок с привидениями.
   - Ты подожди со своими инженерными привидениями, - сказал Орион.  - Пусть
сначала расскажет Сергей о своих приключениях.
   Я рассказывал долго,  заново переживая все,   что  произошло  со  мной  в
Электронной Гармонии. Сгустились летние сумерки,  стало прохладно.  Но Орион
забыл подкладывать ветки в костер.  Головешки багрово тлели.   В  фиолетовом
небе повисла огненная роса.  Танино праздничное платье  излучало  в  темноте
такой тонкий свет,  словно оно было  соткано  из  танцующей  звездной  пыли,
словно девушка укуталась не в пенелон, а в кусочек Млечного Пути.
   Когда я кончил, все долго молчали.
   - Даже не верится,  что такое может быть,  - проговорила Вега.  -  Как  в
страшном сне...
   - A о Вечной Гармонии ты вспомнил?  - спросил Орион,  подбросив в  костер
сухих веток.
   - Вспомнил, - кивнул я. - Видимо, Хабор, выдирая из меня информацию, сбил
с памяти все запоры.  А может,  и время сделало  свое  дело...    Все  разом
высветилось.
   - Расскажи! - почти хором попросили Вега и Патрик.
   - На ночь рассказывать не стоит,  - проговорил я и сам  поди