зможности?..
   Больше мне нечего было сказать. С замиранием сердца ждал, что ответят.
   Академик Спотыкаев поднял голову.
   - Волошин прав,  - произнес он в напряженной тишине.  - Мы не можем,   не
имеем права упустить этот шанс.  Но позволить Сергею принести себя в  жертву
тоже не имеем права. Выход?  Зафиксировав отлет Волошина,  мы должны бросить
весь научный потенциал планеты на создание капсулы  в  самые  сжатые  сроки.
Пусть даже она будет на первых порах не такой совершенной, как у Абсолюта...
Главное - создать ее как можно скорее, испытать и послать Сергею на выручку.
Риск велик, но я верю: мы справимся...
   В зале снова стало шумно.
   - Авантюра!.. - громко проговорил кто-то. Академик Фирсанов повернулся ко
мне.
   - Ты пока свободен, Сергей. Обсуждение продолжим, как говорили в старину,
за закрытыми дверями.
   ... Результаты обсуждения стали известны  поздно  вечером.    Предложение
Спотыкаева было принято с некоторыми поправками большинством голосов.
   Я снова поселился в хижине.  В мое  отсутствие  Орион  и  Патрик  кое-что
переделали.  Вместо старого колченогого стола у окна белел  новый.    Но  не
современный пластиковый,  а дощатый,  сколоченный с нарочитой грубоватостью,
чтобы не нарушать гармонию старины.  Рукопись на прежнем месте.    В  темном
углу, справа, тускло поблескивал небольшой экран всепланетной связи.  Теперь
могу включить любой концертный зал или стадион, вызвать любого человека.
   На чисто прибранных полках лежали пакеты с консервированными  продуктами.
"Наверняка Таня похозяйничала",  - подумал я,  стараясь подавить вспыхнувшее
теплое чувство. Нет,  романтические увлечения не для меня.  Я просто не имею
права добиваться любви этой девушки.   Сейчас  уже  конец  августа,    скоро
появится капсула.  Я снова улечу туда,  в мир Элоры,  Актиния и Хабора,    и
неизвестно, смогу ли вернуться... Чтобы реже встречаться с Таней, я ссылался
на совет Доктора Руша: отдых и уединение.  На весь день  уходил  из  хижины.
Брал с собой этюдник,  краски,  кисти и долго бродил в  поисках  подходящего
уголка.
   Надо отдать должное академику  Спотыкаеву  и  его  помощникам:  следящая,
фиксирующая,  анализирующая аппаратура,  молчаливо окружившая со всех сторон
мою избушку,  была так хорошо замаскирована,  что,  даже долго  вглядываясь,
трудно было что-нибудь заметить.  К тому же я знал,  что основное наблюдение
за отлетающей капсулой будет вестись в гиперпространстве.
   Я забывал обо всем, растворяясь в окружающем мире.  Под ногами колыхались
утренние, стеклянные от росы травы, вверху лениво плыли облака.  Обрызганные
солнечными бликами, тонко и чуть заунывно пели сосны, будто струны звенели в
их рыжих стволах.  Наконец нашел то,  что искал.  Начал  рисовать  пейзаж  в
манере Куинджи: негустую рощу,  напоенную светом.  Вроде ничего  особенного:
обычная,  очень русская березовая роща.  Но эта простота волнует  меня  куда
больше,  чем яркие краски кочующих в океане аквагородов,   с  их  водопадами
цветов и лазурью волн,
   В полдень я оставлял этюдник на месте и шел обедать в ближайший небольшой
город.  В мое  время  его  называли  бы  городом  металлургов.    Гигантский
металлургический комплекс растянулся на километры  в  глубоких  и  безлюдных
подземных лабиринтах. На поверхности земли только пульты управления.
   После обеда возвращался к этюднику,  а к концу  дня  был  уже  в  хижине.
Включал экран.  Передавали последние приготовления  к  старту  гиперкрейсера
"Лебедь".  Скоро он отправится в  первый  экспериментальный  гиперперелет  к
созвездию Лебедя.  В вакууме он почти  мгновенно  преодолеет  расстояние  во
много световых лет и вернется на Землю через месяц без всяких релятивистских
фокусов со временем.
   Затем  смотрел  фильмы.    Сначала  они  меня   удивляли:    при    общем
оптимистическом тоне в них было немало драматизма  и  трагических  ситуаций.
Нет, я попал не в Аркадию,  не в страну блаженных улыбок и песнопений.  Люди
здесь понимали счастье как  вечную  неудовлетворенность  и  вечное  движение
вперед,  полное радости и горя,  побед и поражений.  В обывательском  смысле
покинутая мной Электронная Гармония была чуть ли не идеалом  "благополучия".
Но это довольство нерассуждающего стада, электронная Нирвана...
   А последовавшая за ней Вечная Гармония? Несмотря на отдых, я так ничего о
ней и не вспомнил. Ни капельки. Заблокированная память спала.
   Безделье мне изрядно надоело, и я упросил Ориона помочь мне разобраться в
теоретических основах гипернавигации.  Он согласился давать мне уроки раз  в
неделю.
   В тот день мы занимались в его домашнем кабинете.  Жил Орион  на  окраине
большого уральского города, который на много километров тянулся вдоль берега
   Камы.
   - Деревенская глушь.  - Орион с улыбкой кивнул в сторону раскрытого окна,
откуда лились запахи сухой солнечной осени.
   Перед одноэтажным пригородным  домом  зеленела  поляна,    пересекавшаяся
тропинками. Одна из них вела к излучине Камы, где высилась причальная мачта,
немного напоминавшая очертаниями старинную Эйфелеву  башню.    Когда  солнце
клонилось к закату, оттуда пришла жена Ориона - маленькая, изящная и хрупкая
Инга, полная противоположность своему мужу.
   - Хватит работать,  - решительно заявила Инга.  - Будем чай пить.   Гости
идут.
   Секундой позже вошла Таня. Будто золотистый луч коснулся меня.  В комнате
словно стало еще светлее от ее открытой улыбки,   сияющих  глаз  и  даже  от
прически, напоминающей солнечную корону.
   Увидев меня, она улыбнулась широко и открыто, протянула руку.
   - Ну здравствуй, скиталец. Странник-отшельник...
   - Странник,  но не отшельник,  -  возразил  Орион.    -  Сергей  перестал
запираться в свою сказочную избушку,  как улитка в раковину...  А Татьяна не
знала, - повернулся он ко мне - Надоела мне: "Где он? Что с ним?"
   Стали пить чай.  Болтали о разных пустяках.  По молчаливой договоренности
никто не заговаривал о том, что мне вскоре предстояло.
   Орион посмотрел в окно и вдруг нахмурился.  Мы увидели на  поляне  Настю,
пятилетнюю дочь Кудриных.  Она шла по пояс в траве.  В  левой  руке  девочка
держала букет из кульбабы,  ромашек и еще  каких-то  цветов.    Я  уже  знал
слабость Ориона: он буквально вздрагивал,  как от боли,  когда на его глазах
рвали цветы.
   - Варварство,  - шептал Орион,  стараясь отвести взгляд от окна.  - Какое
варварство...
   Настя замерла перед крупным цветком.  В его чашечку  вползла  пчела,    и
цветок закачался и зажужжал,  изнутри.  Настя приложила ухо  и  с  блаженной
улыбкой прислушивалась к струнному гудению.  Но вот пчела  улетела.    Настя
печально вздохнула и... сорвала цветок.
   - Анастасия! - не выдержал Орион и погрозил кулаком.
   Девочка вздрогнула.  Но взглянув еще раз  на  увесистый  кулак,    так  и
излучающий добродушие, смешливо прыснула в букет и пропищала:
   - Папа, больше не буду.
   Таня смеялась. Орион с досадой смотрел на свой кулак,  видимо недоумевая,
почему он производит такое комическое впечатление. Потом махнул рукой.
   - Не понимаю,  почему женщины так люто ненавидят цветы.  Увидят - и сразу
же рвать...
   Таня начала рассказывать о диковинных цветах,  выращенных ею в Австралии.
Она только что вернулась оттуда. А мне было так хорошо, что не хотелось даже
говорить.  Никогда я еще не чувствовал себя так раскованно,  так спокойно  и
уютно,  как в этом семейном кругу - рядом  с  Ингой,    Таней  и  неизлечимо
добродушным Орионом.
   Когда солнце,  прочертив малиновую дорожку на речной глади,  скрылось  за
зубчатой стеной леса,  я пошел провожать Таню.  Она жила рядом,    вместе  с
матерью и отцом,  в таком же простом доме,  как и Орион.   Мы  с  ней  долго
бродили по поляне, по сухо шуршащей осенней траве. Молчали. Потом Таня стала
рассказывать о наших общих знакомых.
   - Ты знаешь,  Спотыкаев - убежденный холостяк.  Вернее,  был им.  Недавно
женился. И на ком? На Андре Таун - первой красавице Солнечной системы.
   - Андромеда Таун? - удивился я. - Видел на экране. Прекрасная артистка.
   - Да. И вот Спотыкаев покорил ее.  Ученый с мировым именем,  обаятельный,
душевный,  находчивый и остроумный.  Андра еще не знала,  каким он бывает  в
своем рабочем настроении. И вот однажды на пляже Спотыкаев сидел и увлеченно
рисовал на песке какие-то формулы. Как Архимед. Подошла Андра и,  заговорила
с ним.  Спотыкаев сердито вскинул голову.  Он был настолько погружен в  свои
математические видения,  что не узнал ее.  Угрюмо посмотрел  на  Андру  и...
обозвал нахалкой.  Представляешь?  Хорошо еще,  что Андра оказалась девушкой
неглупой, не обиделась и все поняла...
   Разговор зашел об искусстве.  Таня призналась,  что и сама пишет  музыку.
Только пока скрывает это от Ориона, боясь его насмешек.
   Незаметно подкралась, развернув свои черные крылья,  ранняя осенняя ночь.
Стало прохладно.  В небе задрожали звезды.  Лицо  Тани  в  голубом  небесном
сиянии было бледнее обычного и  снова  напомнило  мне  чем-то  беломраморный
профиль девушки из иного мира, Элоры. Но насколько эта, земная, была теплее,
ближе, родней...
   Стали прощаться.  И я вдруг остро ощутил,  что расстаюсь с Таней,    быть
может, навсегда...
   - Таня, - зашептал я. - Слышишь?.. Хочу что-то сказать.
   Она подняла ресницы и смотрела мягкими, отдающимися моей воле глазами.  И
этот взгляд решил все.
   - Таня, я люблю тебя. Слышишь? Очень люблю.
   - И я, - радостно выдохнула она и уткнулась головой в мою грудь.
   "Не имеешь права", - хлестнул в мозгу будто чей-то чужой  голос.    Мягко
отстранив девушку,  я повернулся и побежал к станции.   Скользящий  поезд  в
считанные минуты перенес меня на другую станцию - Лесная. От нее до хижины -
семь километров.
   Лесная темень...  Я бежал,  изредка останавливаясь,  чтобы перевести дух.
Вдыхал прелые запахи осени, ловил руками падающие листья. Прекраснейший мир!
Неужели больше его не увижу...  Пройдет еще день - и я,   точно  в  холодную
воду,  нырну в таинственную реку времени,  которая вынесет  меня  на  другой
берег, в иной мир.
   Но я вернусь. Может быть, вернусь...

   СНОВА ХАБОР

   Капсула опустила меня - удивительное постоянство!  - в той же самой роще,
на том же месте.
   Роща почти исчезла.  Вокруг жалкой кучки деревьев высились  недостроенные
корпуса: город-автомат наползал со всех сторон,
   В свое время я неплохо освоился с лабиринтами  супергорода.    И  теперь,
умело переходя с одной движущейся  параболы  на  другую,    довольно  быстро
добрался до дома, где жил раньше. На лифте взлетел на верхний этаж.  Подошел
к двери соседки, с нетерпением нажал клавишу.
   Открылась дверь,  и выглянувшая было Хэлли быстро отступила  назад.    Ее
глаза, окруженные веером морщинок, расширились от страха.
   - О небеса!
   - Где Элора? - спросил я, входя и кивнув головой в знак приветствия.
   - Элора?  - растерянно переспросила хозяйка.   -  О  небеса!    Хранитель
Гриони?! Вы ли это? Говорят, вы так неожиданно пропали...
   - А Элора, где она?
   - Элора?.. Бедная девочка.  -  По  глубоким  морщинам  ручейками  потекли
слезы.  - Нет ее больше.  Не увидим мы ее никогда.  Она...  Она сама...  Она
перешла в храм бессмертия.
   - Сама?.. Покончила с собой? - холодея,  спросил я.  - Что за храм такой?
Мавзолей? Пантеон?
   - Не знаю... О небеса! Я ничего не понимаю.
   Старая женщина путано заговорила о  храмах,    которые  были  новинкой  и
попасть в которые считалось большим почетом. "Нет,  - решил я,  - сегодня от
нее ничего путного не узнать". Но все-таки задал еще один вопрос:
   - А Актиний, он спрашивал обо мне?
   - Актиния нет в живых...
   - Что, тоже храм бессмертия?
   - Нет... самоубийство.  - Хэлли понизила голос до полушепота.  - Говорят,
он оставил очень странную записку...
   - Какую?
   - "Чем хуже, тем хуже".
   Я промолчал. Мне-то был ясен смысл записки.   Актиний  отчаялся  в  своих
усилиях одиночки, повял, что общество неудержимо катится в пропасть.
   Я попрощался,  обещав зайти завтра.  Спустился в подземные лабиринты и  в
темном закоулке завалился спать.
   Конечно,  я понимал,  что Хабор уже знает о моем появлении в городе.   Но
где-то в глубине жила смутная надежда, что если буду скрываться,  неизбежную
встречу, может быть,  удастся хоть немного оттянуть.  Оттягивать финал - это
была теперь моя главная задача...
   Не знаю,  сколько проспал.  Из  полумрака  подземных  коридоров  поднялся
наверх.  Одуряющий городской свет,  ударивший в глаза,  создавал впечатление
вечной ночи, опустившейся на планету.
   Над одной из площадей сквозь паутину  парабол  еще  проглядывало  солнце.
Значит, все-таки день!  Здесь маршировало подразделение Армии вторжения.  На
соседней площади жители,  проходя мимо статуи Генератора,  вскидывали руки и
издавали верноподданнический вопль: "Ха-хай! Ха-хай!"
   Унылая картина.  Я сел в кресло транспортной эстакады и укрылся  от  мира
силовой сферой -  экраном.    Но  город  и  здесь  напоминал  о  себе  своей
стандартной продукцией:  замелькали  кадры  очередного  секс-детектива.    Я
спустился вниз и нырнул в чернеющий зев подземной  дороги.    Проехал  сотню
километров.  Потом вышел и углубился в боковые безлюдные коридоры.  Шаги мои
гулко раздавались в тишине.    Изредка  попадались  деловитые  и  безмолвные
роботы, ремонтирующие сложную систему труб и проводов.
   Один из них только  что  вылез  из  колодца.    "Нижний  этаж  подземного
хозяйства",  - подумал я и решил,  что там надежней  всего  можно  укрыться.
Сунул ноги в черную дыру и неудержимо заскользил вниз.  Начал шарить  вокруг
руками.  Но уцепиться не за что - ни выступов,  ни ступенек.  Крутонаклонные
стенки колодца были гладкими,  как стекло.  Очевидно,   робот  поднимался  с
помощью пневматических присосков.
   Наконец очутился внизу.  В полумраке лабиринтов прошел километра два.  Но
усталость взяла свое. Я спрятался в нише и уснул.
   Снился страшный сон.  Будто у меня срослись руки,   и  я  никак  не  могу
отодрать одну от другой.  Вскрикнул,  проснулся.  И увидел: запястья скованы
наручниками.  Надо мной нагнулся какой-то рослый мужчина.    Согнув  средний
палец с перстнем-фонариком, он с любопытством меня рассматривал.  Пошарил по
пустым карманам и приказал двум стоявшим рядом роботам: - К Хабору!
   Хабор встретил меня веселой ухмылкой.
   - Га! Га! Провокатор!.. Что-то ты ко мне не спешишь, а?
   Жестом отпустив роботов, он велел мне сесть, и сам опустился рядом.
   - То, что ты вернулся, говорит о твоем благоразумии.  Бессмертие - высший
дар, и даровать его может только Абсолют - это ты, я вижу, хорошо понял. При
необходимости мы бы,  конечно,  нашли способ  вернуть  тебя  насильно,    но
добровольность  всегда  Предпочтительнее...    А  встречу  со  мной  ты  зря
оттягивал. Уверяю тебя: все будет совершенно безболезненно.  Просто сядешь в
кресло и будешь вспоминать день за днем,  а анализатор будет развертывать  и
уточнять особо интересующие нас  детали...    Сейчас  немного  отдохни  -  и
приступим.
   - Я не собираюсь ни к чему приступать.
   - Не собираешься? - Хабор изумленно уставился на меня. - Это как понимать?
   - Вы говорили тогда: Абсолют не нуждается ни в каких лазутчиках. А теперь
выясняется... Выходит, это был обман?
   - Ну зачем такие страшные слова.  - Хабор усмехнулся.   -  Просто  верный
психологический ход. Мне не хотелось,  чтобы ты чувствовал там себя шпионом.
Это внутренне сковывало бы.
   - Хотели сделать шпионом против моей воли?  Но я им никогда не был  и  не
буду!
   - Ну вот что,  мне надоел этот дурацкий разговор.    -  В  глазах  Хабора
загорелись злые огоньки.  - Он,  видите ли,   хочет  остаться  чистеньким  и
высоконравственным...  Запомни раз и  навсегда:  в  мире  есть  только  одна
нравственность - верное служение Абсолюту.   Все,    что  делается  по  воле
Великого, дозволено и оправдано.
   - И все-таки мне противно быть шпионом...
   - Тем хуже для тебя!..  Собственно,  я мог бы сегодня же  выпотрошить  из
тебя всю информацию о том мире.  Наша аппаратура умеет  обшаривать  мозг  до
самых дальних закоулков. Но когда объект вспоминает добровольно,  получается
детальней...  Что ж,  ладно,  дам тебе еще некоторое время поразмыслить.  Не
образумишься - пеняй на себя!..
   Роботы волокли меня в подземелье, а во мне все пело от радости. Что бы ни
ждало впереди - первый раунд выигран!..
   Меня привели в просторную пещеру.  На грубых нарах здесь сидело и  лежало
несколько десятков человек. "Гуманитарии", - догадался я.
   - Ты из какой пещеры?  - обратился ко мне один  из  незнакомцев.    -  Из
соседней? Пытался бежать? Зря. От" сюда не убежишь.
   - Да и некуда, - откликнулся другой. Ткнув пальцем вверх,  добавил: - Там
не лучше.
   Загнанные в подземелье,  художники и  мыслители  оказались  людьми  очень
жизнестойкими. Глядя на них, я вспомнил стихи Брюсова "Грядущие гунны":

   А мы, мудрецы и поэты,
   Хранители тайны и веры,
   Унесем зажженные светы
   В катакомбы, в пустыни, в пещеры...

   Едва успели "мудрецы и поэты" пообедать,  как появились хмурые инженеры -
гунны Электронной эпохи.  Они брезгливо взглянули на  нас,    дали  какие-то
указания роботам и ушли.
   Под охраной равнодушных роботов мы отправились на строительную  площадку.
Запомнился длинный,  усеянный  камнями  и  тускло  освещенный  туннель.    В
полумраке иногда коротко вспыхивали  голубые  молнии:  это  роботы  наводили
порядок электрохлыстами. Человекоподобные машины гнали людей, как стадо.
   На строительной площадке,  в гигантской  куполообразной  пещере,    стоял
скрежет и лязг.  Циклопические машины дробили гранит,    расширяя  подземное
помещение.
   Люди,  одаренные "нестерпимым зудом" самостоятельно мыслить  и  создавать
произведения искусства,  считались в Электронной Гармонии не способными ни к
какому труду,  кроме физического.  Они вручную расчищали от щебня  и  камней
площадку для генераторов подземной энергостанции. Роботы жестами и световыми
сигналами давали указания. Нерасторопные вздрагивали от электронаказаний.
   Но люди не унывали.  А в перерывах начинались настоящие  интеллектуальные
пиршества.  Поэты читали свои стихи.  Художники пытались что-то рисовать  на
тускло освещенных стенах, историки рассказывали анекдоты о Генераторе Вечных
Изречений. Часто завязывались философские споры. Гуманитарии, получив здесь,
под землей, духовную свободу,  отводили душу.  Никто им не мешал.  Одни лишь
роботы с электроразрядниками наготове окружали площадку и  тупо  взирали  на
непонятное оживление.
   Тут,  в катакомбах,  я впервые узнал от одного  из  историков  о  прошлом
Харды,  об отношениях ее обитателей с жителями планеты Аир,   находящейся  в
соседней звездной системе.
   Обе цивилизации жили сначала в дружбе.    Но  общественное  развитие  шло
разными путями. Аиряне создали общество,  основанное на равенстве и уважении
к личности.    По-иному  сложилась  судьба  Харды.    У  власти  утвердилась
технократическая элита. Всюду насаждались стандарты: и в производстве,  и во
всей структуре общества.  Людям внушали: главное,  чтобы все были  похожими,
внутренне одинаковыми.  "При высоком совершенстве отдельных личностей целому
угрожает хаос",  -  учил  Конструктор  Электронной  Гармонии.    Подавлялось
искусство,    как  выражение  индивидуальности   каждого    творцахудожника,
истреблялась природа. Происходила своеобразная инфляция личности: чем больше
одинаковых людей,  тем меньше ценность каждого отдельного человека.   "Ты  -
ничто, гармония - все".
   Гости,  прилетавшие с планеты  Аир,    вольно  или  невольно  становились
возмутителями этой "гармонии".  Тогда правители Харды запретили  людям  Аира
появляться на планете, объявили их опасными пришельцами. За такого пришельца
едва не приняли вначале и меня...
   Одно мне только не удалось выяснить: кто такой Генератор?  Жив ли он  или
давно умер? Может быть, Генератор просто миф?  А Вечные Изречения генерирует
сам