дилась в голове Фиц-Моэма добрых полстолетия назад,  и
все те долгие годы терпеливого  ожидания,  когда  будет  принят  закон  об
открытии  Бюро,  старик  любовно  кроил  и   перекраивал   организационную
структуру своего детища.
     В этой структуре, безусловно, было и множество недочетов, но в  целом
замысел Фиц-Моэма оказался вполне выполнимым - настолько  выполнимым,  что
ВЫНАС начал функционировать сразу же после одобрения в  ООН  законопроекта
об   его   организации.   Многочисленные   отделы,   множество   различных
внутриведомственных органов, бюджет для которых разработан  до  мельчайших
деталей  (начиная  от  совершенно  ничтожных  расходов   на   канцелярские
принадлежности  для  каждого  из  подразделений  и   кончая   невообразимо
огромными  суммами,  выделяемыми  для  осуществления   таких   грандиозных
проектов, как преобразование  природных  условий  целых  планет  Солнечной
системы, чтобы сделать их пригодными для колонизации землянами), настолько
переплелись  между  собой,  настолько  сложными  оказались  их   связи   и
взаимодействие, что во всей  структуре  в  целом  разбирался  только  один
директор.
     Уолтон глянул на часы: он опаздывал уже на три минуты. Причиной  этой
задержки был непредусмотренный разговор с братом. Однако и Ладвиг  из  ООН
не слыл особо пунктуальным человеком, поэтому весьма возможно, что он  еще
не прибыл.
     Услышав шаги в приемной  директора,  секретарша,  охранявшая  вход  в
святая святых ВЫНАСа, отреагировала мгновенно:
     - У директора крайне важное совещание, сэр. - Только после этих  слов
она подняла взгляд на  Роя.  -  О,  простите,  мистер  Уолтон.  Проходите,
проходите. Мистер Фиц-Моэм ждет вас.
     - Мистер Ладвиг уже здесь?
     - Да, сэр. Он прибыл примерно десять минут назад.
     "Странно", - отметил про себя Уолтон. Насколько он знал,  Ладвиг  был
не тем человеком, который приходит на деловые свидания раньше времени. Еще
в годы, предшествовавшие принятию решения об организации Бюро,  Уолтону  и
Фиц-Моэму очень часто приходилось с ним встречаться для согласования самых
различных вопросов, и ни разу Ладвиг не появлялся вовремя.
     Уолтон недоуменно пожал  плечами.  Однако  если  Ладвиг  сумел  столь
радикально изменить свои взгляды  и  переметнуться  из  стана  решительных
противников ВЫНАСа в ряды самых ревностных его сторонников, то,  возможно,
столь же радикально он мог изменить и свои привычки.
     Уолтон вошел в зону, охваченную объективами  сканирующей  телекамеры,
передающей изображение в кабинет Фиц-Моэма, чтобы тот мог  оценить  своего
посетителя, прежде чем решить, принимать его или  не  принимать.  Директор
очень осторожно вступал в личные контакты с людьми.
     Прошло пять секунд - максимальное время,  необходимое  директору  для
принятия решения о посетителе. Однако  никаких  указаний  из  кабинета  не
последовало, и Уолтон благоразумно кашлянул пару раз.
     Опять никакого ответа. Уолтон вернулся к столу секретарши, которая  в
ту минуту что-то диктовала в микрофон диктопринтера.  Он  подождал,  когда
она закончит предложение, затем тихонько прикоснулся к ее руке.
     - Слушаю, мистер Уолтон?
     - Похоже, вышла из строя телекамера  перед  входом  в  кабинет  шефа.
Вызовите, пожалуйста, мистера Фиц-Моэма по интеркому и доложите о том, что
я прибыл.
     - Хорошо, сэр.
     Проворные пальцы секретарши мгновенно  нашли  нужную  кнопку,  однако
перед тем как доложить  о  прибытии  Уолтона,  она  замешкалась,  затем  в
недоумении подняла на Роя глаза:
     - Директор не отвечает на мой вызов, мистер Уолтон. Он, должно  быть,
очень занят.
     - Но ведь шеф просто обязан ответить. Нажмите кнопку вызова еще раз.
     - Простите, сэр, но...
     - Вызовите его еще раз!
     Секретарша весьма неохотно опять нажала кнопку вызова интеркома, но и
на этот раз ответа не последовало. Фиц-Моэм пользовался таким переговорным
устройством, которое включает микрофон секретаря только в том случае, если
последует сигнал  разрешения  изнутри  кабинета.  Уолтон  же  не  запрещал
девушкам нарушать его  покой  и  перевел  микрофоны  в  режим  постоянного
включения, тем самым не обременив себя необходимостью всякий раз  отвечать
на сигнал вызова из приемной.
     - Ответа как не было, так и нет, сэр.
     Уолтоном все больше овладевало беспокойство.
     - Ладно, черт с ним, с интеркомом. Войдите в кабинет и скажите  шефу,
что я уже давно здесь околачиваюсь.  Мое  присутствие  на  этом  совещании
крайне необходимо.
     - Сэр, мистер Фиц-Моэм запретил кому бы то ни было заходить к нему  в
кабинет без предварительного согласования по интеркому,  -  запротестовала
девушка.
     Уолтон почувствовал, как его щеки стали пунцовыми.
     - Я беру всю ответственность на себя.
     - Мне очень жаль, сэр, но...
     - Ладно. Отойдите в сторону от этой дурацкой машинки и позвольте  мне
самому связаться  с  шефом.  Если  ему  вздумается  сделать  вам  нагоняй,
скажите, что я угрожал вам пистолетом.
     Девушка в  ужасе  отпрянула  от  стола,  и  он  быстро  подобрался  к
аппаратуре. Затем сделал вызов. Ответного сигнала  не  последовало.  Тогда
Уолтон сказал так, на всякий случай:
     - Мистер Фиц-Моэм, это Рой. Я сейчас  у  вас  в  приемной.  Разрешите
пройти к вам? Или вы решительно возражаете?
     Тишина. Он задумчиво поглядел на интерком, занимавший почти полстола:
     - Тогда я войду к вам без разрешения.


     Дверь в кабинет шефа  была,  по  всей  вероятности,  из  бериллиевого
сплава, хотя снаружи ее  покрывал  пластик,  имитирующий  дерево;  толщина
двери была не меньше  двух-трех  дюймов,  -  Фиц-Моэм  сделал  все,  чтобы
максимально обезопасить себя.
     Перед самой дверью Уолтон на мгновение задумался. Вновь попав в  поле
зрения телекамер, он произнес:
     - Мистер Фиц-Моэм?  Вы  меня  слышите?  -  Никто  не  ответил,  и  он
продолжил: - Это Уолтон. Я у входа,  с  бластером...  Если  вы  сейчас  не
отзоветесь, я взломаю дверь вашего кабинета.
     Молчание. Что само по себе было уже чем-то из ряда вон  выходящим.  А
может  быть,  это  ловушка,  устроенная  Фиц-Моэмом?  Что  ж,  скоро   все
выяснится. Уолтон установил апертурную щель бластера таким образом,  чтобы
выпущенная энергия  расходилась  широким  веером,  а  ее  интенсивность  с
расстоянием быстро убывала, и нажал  на  курок.  Ровный  беззвучный  поток
тепловой энергии хлынул на дверь в кабинет директора.
     В приемной собралась целая толпа любопытных,  правда,  она  старалась
держаться подальше от  Уолтона,  который  продолжал  стрелять,  не  снижая
интенсивности излучения тепловой энергии.
     Вот под воздействием высокой температуры  расплавилась  имитировавшая
дерево пластмасса и струями потекла на пол. Показавшийся  под  пластмассой
броневой бериллиевый лист накалился докрасна.
     Вот уже виден и механизм замка. Уолтон направил огненный поток именно
на это место - не прошло и  нескольких  секунд,  как  дверь  заскрипела  и
затрещала.
     Уолтон выключил бластер, сунул его в карман и с силой ударил в  дверь
ногой. Она тотчас же распахнулась.
     Взгляд его мгновенно запечатлел забрызганную кровью,  поникшую  седую
голову... Вдруг кто-то нанес ему сильнейший удар, пришедшийся почти  точно
в солнечное сплетение.
     Это был мужчина примерно такого же роста, что и Уолтон, в костюме  из
синей ткани с вплетенными в нее  блестящими  золотистыми  нитями.  Как  ни
странно, но сознание Уолтона зафиксировало подобные мелочи с поразительной
четкостью. Лицо мужчины было искажено  страхом  и  злобой,  однако  Уолтон
сразу же узнал его.  Румяные  щеки,  широкий  нос  и  густые  брови  могли
принадлежать только Ладвигу, представителю США в ООН, человеку, только что
убившему директора Фиц-Моэма.
     Убийца яростно молотил кулаками по телу Уолтона,  пытаясь  оттолкнуть
его от разрушенной тепловым лучом двери: для безумца это был  единственный
путь к спасению. Получив первый  мощный  удар  в  живот,  Уолтон  охнул  и
отлетел назад, ловя воздух  широко  раскрытым  ртом,  однако  ему  все  же
удалось ухватиться за пиджак убийцы и, напрягшись  всем  телом,  подтащить
Ладвига к себе. Яростная схватка началась так неожиданно, что Уолтон  даже
не успел уразуметь, как же могло произойти убийство.
     Уолтоном владела только одна мысль: не дать Ладвигу уйти от расплаты.
     Его кулак угодил в раскрытый рот убийцы. Тотчас же всю руку  пронзила
острая боль, вызванная ударом незащищенных костяшек пальцев о зубы. Ладвиг
начал грузно оседать на пол. Рой понял, что, стоя в дверях, он  не  только
помешал убийце пробиться к выходу из кабинета, но сделал  еще  практически
невозможной какую-либо помощь снаружи, из приемной.
     В приступе слепой ярости Уолтон обрушил  кулак  на  затылок  Ладвига,
затем развернул его и нанес не менее сильный удар кулаком в живот.  Однако
Ладвигу все-таки удалось вырваться,  он  оттолкнул  Уолтона  и  кинулся  к
директорскому столу.
     Уолтон бросился за ним... и  почти  сразу  остановился,  увидев,  что
убийца на мгновение вдруг замер, потом задрожал всем  телом  и  рухнул  на
пол.  Тело  его  в  совершенно  нелепой  распласталось  позе  на  пушистом
светло-коричневом  ковре,  покрывавшем  пол  кабинета,   потом   еще   раз
содрогнулось и замерло окончательно.
     Уолтон стоял не двигаясь, тяжело дыша широко раскрытым  ртом.  Одежда
на нем была порвана, все стало липким  от  пота  и  крови,  непривычное  к
подобным нагрузкам сердце колотилось в груди в бешеном ритме.
     Ладвиг убил директора, а теперь и сам  Ладвиг  мертв,  -  мысли  едва
шевелились в казавшейся набитой свинцом голове.
     Уолтон прислонился к дверному косяку. Он  с  трудом  различил  чьи-то
человеческие  фигуры,  проходившие  мимо  него,  заходившие   в   кабинет,
осматривавшие тела Фиц-Моэма и его убийцы.
     - Вам нужна помощь? - услышал он уверенный знакомый голос.
     - Да не очень. Нужно только отдышаться, - признался Уолтон.
     - Выпейте воды.
     Уолтон, поблагодарив, принял из рук говорившего с ним мужчины стакан,
залпом осушил его, затем поднял глаза на собеседника:
     - Ладвиг! Как это, черт побери!..
     - Двойник, - пояснил делегат ООН. - Подойдите вот сюда и сравните.
     Ладвиг подвел его к лежавшему на ковре псевдо-Ладвигу. Сходство  было
прямо-таки невообразимым. Несколько сотрудников Бюро  перевернули  труп  с
одного бока на другой, однако челюсти мертвеца не разжимались, а лицо  так
и осталось застывшей в предсмертной агонии маской.
     - Парень принял яд, - сообщил Ладвиг.  -  Думаю,  он  и  не  надеялся
выбраться отсюда живым. Но  задуманное  осуществил  полностью.  Боже,  как
жаль, что хотя бы раз за всю свою жизнь я не пришел вовремя!
     Уолтон, все еще не приходя в себя от неожиданного потрясения, перевел
взгляд с мертвого Ладвига, лежавшего на полу, на живого,  стоявшего  прямо
перед ним. Кое-как до него стало доходить, что произошло  сейчас.  Убийца,
удивительно похожий на Ладвига, прибыл в Бюро ровно в час и был допущен  в
кабинет директора. Убив старика, он  так  и  остался  в  кабинете,  то  ли
надеясь покинуть его чуть позже, то ли просто дожидаясь, когда подействует
принятый яд.
     - Раньше или позже, но  это  обязательно  должно  было  случиться,  -
грустно заметил Ладвиг. - Охота на  сенатора  ведется  уже  много  лет.  А
теперь, когда прошел законопроект о создании Бюро...
     Уолтон непроизвольно глянул на письменный стол директора: он был, как
всегда, в полном порядке и сверкал  глянцем  полировки,  словно  тщательно
протертое  зеркало.  Директор  Фиц-Моэм  покоился  в  своем  кресле,  всем
туловищем навалясь на стол и раскинув по блестящей поверхности стола  руки
с полусогнутыми пальцами. Внушительная копна  седых  волос  была  насквозь
пропитана кровью. Он скончался от  сильнейшего  удара,  размозжившего  ему
череп, - трудно придумать более простой  и  более  жестокий  способ  убить
человека.
     Только теперь  наконец  вырвались  наружу  эмоции.  Уолтону  хотелось
ломать мебель, рвать на себе одежду,  навзрыд  плакать  -  лишь  бы  каким
угодно  образом  дать  себе  разрядку.  Но  вокруг  было   слишком   много
посторонних. Кабинет, в который  в  течение  шести  недель  могли  попасть
только самые посвященные,  вдруг,  как  по  мановению  волшебной  палочки,
заполнился весьма разношерстным людом: функционерами ВЫНАСа, канцелярскими
работниками, полицейскими, возможно, даже телерепортерами.
     Ум Уолтона прояснился, и он наконец вспомнил, какой пост  занимает  в
иерархии Бюро.
     - Вон все отсюда! Немедленно вон! Все, все! - громко закричал Уолтон.
Затем, увидев в толпе лицо Селлорса,  шефа  службы  безопасности  Главного
здания Бюро, добавил более спокойно: - За  исключением  вас,  Селлорс.  Вы
можете остаться.
     И  снова,  точно  по  взмаху  волшебной  палочки,   толпа   мгновенно
испарилась. В кабинете осталось только пятеро: Селлорс, Ладвиг,  Уолтон  и
два трупа.
     - Вы имеете какие-либо  предположения,  кто  может  за  этим  стоять,
мистер Уолтон? - спросил Ладвиг.
     -  Не  знаю,  -  устало  ответил  Уолтон.  -  Есть  тысячи   желающих
расправиться с директором. Возможно, он стал жертвой заговора  гершелитов.
Необходимо произвести тщательное расследование.
     - Отойдите, пожалуйста, чуть  в  сторону,  сэр,  -  вежливо  попросил
Селлорс. - Мне нужно сделать фотоснимки.
     Уолтон и Ладвиг отошли к одной из  стен  кабинета,  чтобы  не  мешать
Селлорсу. "Когда-нибудь это все равно  случилось  бы,  подумал  Уолтон.  -
Фиц-Моэм всегда был живым символом ВЫНАСа".
     Затем Уолтон подошел к исковерканной двери,  отметив  про  себя,  что
нужно распорядиться немедленно заменить ее. И это  решение  придало  всему
ходу  его  мыслей  новое  направление,  но,  прежде  чем   они   полностью
сформировались в его в сознании, Ладвиг сформулировал их вслух:
     -   Произошла,   безусловно,   ужасная   трагедия.   Но   есть   одно
обстоятельство, которое ее может несколько смягчить. Я не сомневаюсь,  что
преемник Фиц-Моэма окажется вполне  достойным  своего  предшественника,  и
уверен, мистер Уолтон, что вы с не меньшим успехом продолжите  то  великое
дело, за торжество которого Фиц-Моэм отдал свою жизнь.



                                    5

     На двери в кабинет директора висела новая табличка:

                               Рой Уолтон
                   Исполняющий обязанности директора
                    Бюро Выравнивания Населенности

     Уолтон  возражал  против  такой  таблички,  считал  свое   назначение
временным, то  есть  действительным  только  до  того  дня,  когда  сессия
Генеральной Ассамблеи утвердит нового главу ВЫНАСа. Однако Ладвиг  сказал,
что эта процедура произойдет не раньше, чем через несколько дней, если  не
месяцев,  и  поэтому  совсем  не  повредит,   если   его   кабинет   будет
соответствующим образом обозначен.
     - Теперь вся полнота власти в ваших руках? - спросил Ладвиг.
     Ответный взгляд Уолтона не выражал особой радости по этому поводу.
     - Похоже, что так. Мне нужно только окончательно выяснить,  как  была
поставлена  Фиц-Моэмом  работа  по  прохождению   и   хранению   различной
документации. И  тогда  можно  считать,  сказать,  что  установлен  полный
контроль над всей деятельностью Бюро.
     - Вы хотите сказать, что не все знаете?
     - Мистер Фиц-Моэм доверял лишь очень немногим из своего окружения,  -
пояснил Уолтон. - ВЫНАС целиком и полностью  является  порождением  только
его  ума,  который,  должен  признаться,  был  весьма  специфическим.   Он
настолько сжился с Бюро, что уже стал считать, будто принципы,  заложенные
в  основе  его  деятельности,  понятны  любому   непосвященному.   Поэтому
потребуется некоторое время для притирки и увязки между собой  всех  узлов
такого сложного механизма, как Бюро.
     - Разумеется, - согласился Ладвиг.
     - На вчерашнем совещании, в котором вы должны были  принять  участие,
когда его... Так вот, о чем должна была идти речь на этом совещании?
     Делегат США в ООН только пожал плечами:
     - Сейчас, мне кажется, в нем уже нет необходимости. Я хотел выяснить,
как обстоят дела с вашими побочными научно-исследовательскими программами.
Теперь же, как я полагаю, вам необходимо сначала хорошенько  покопаться  в
сложных архивах Фиц-Моэма, чтобы быть в  курсе  всего,  что  происходит  в
многочисленных институтах и лабораториях, так или иначе связанных с  Бюро.
Разве  я  не  прав?  -  Ладвиг  посмотрел  на  собеседника  проницательным
взглядом.
     Уолтону почему-то вдруг совсем перестал нравиться  этот  бодрячок  из
ООН.
     - Необходим вполне объяснимый период притирки, -  повторил  он.  -  Я
обязательно дам вам знать, когда  буду  готов  ответить  на  все  вопросы,
касающиеся деятельности ВЫНАСа.
     - Разумеется. Я совсем не хотел придираться ни к вам, ни к  покойному
директору ВЫНАСа, мистер Уолтон.
     - Естественно. Я прекрасно вас понимаю, мистер Ладвиг.
     Ладвиг наконец оставил его в покое, и впервые с того  времени,  когда
произошло убийство,  Уолтон  оказался  совершенно  один  в  кабинете  ныне
покойного директора Фиц-Моэма. Он положил  широко  расставленные  руки  на
полированную поверхность стола, развернул кисти  ладонями  кверху  и  сжал
пальцы в кулаки. Послышался скрип - он с силой тер  костяшками  пальцев  о
дерево стола.
     Очень нелегкой оказалась и вторая  половина  того  злополучного  дня.
После кошмарного убийства и предварительного расследования, произведенного
службой безопасности, измученный Уолтон отправился домой, оставив Бюро без
руководства  на  целых  два  часа.  В   последних   новостях,   непрерывно
передававшихся через репродукторы в салоне аэробуса, только  и  говорилось
об убийстве главы ВЫНАСа.
     "Сегодня днем  безжалостная  рука  убийцы  лишила  жизни  в  возрасте
восьмидесяти  одного  года  высокочтимого  директора   Бюро   Выравнивания
Населенности   доктора   Фиц-Моэма.   Официальные   представители   службы
безопасности утверждают, что разгадка этого потрясшего  всех  преступления
скоро..."
     Трескотню репродукторов покрывали пылкие высказывания пассажиров.
     - Давно пора получить по заслугам за все, что он  творил,  -  сказала
тучная женщина в старой, неряшливой одежде. - Этот гнусный детоубийца!
     - Я знал, что рано или  поздно  до  него  доберутся,  -  подал  голос
худенький старичок с тонкими, как паутина, волосинками на  голове.  -  Без
этого никак нельзя уже было.
     - Ходят слухи, будто он был гершелитом...
     - Говорят, теперь ВЫНАСом будет заправлять какой-то новенький, совсем
еще юнец. И его ждет точно такая же участь, помяните мое слово.
     Уолтон съежился в своем кресле, поднял воротник и  попытался  закрыть
им уши. Но это нисколько не помогло.
     "И его ждет точно такая же участь, помяните мое слово".
     Мрачное  пророчество  преследовало  Уолтона  даже  тогда,  когда   он
добрался до своей крохотной каморки на  дальней  окраине  Манхэттена.  Эти
жестокие слова, то и дело всплывавшие в его памяти, мучили его  всю  ночь,
превратив и без того беспокойный сон в сплошной кошмар.
     Теперь, когда, казалось, ничто не  могло  ему  угрожать  за  стальной
дверью кабинета, он снова вспомнил страшное предсказание.
     Ему все равно нигде не спрятаться. Не удалось это сделать  Фиц-Моэму,
не удастся и ему.
     Жить в постоянном страхе за свою жизнь,  жить,  опасаясь  собственной
тени, - нет, не таким должен быть ответ на брошенный судьбой вызов. Уолтон
печально улыбнулся. Если ему и уготована участь  мученика,  то  пусть  она
постигнет его как можно скорее. А тем временем нужно продвигать все дальше
и дальше работу ВЫНАСа. Уолтон решил, что на службе из предосторожности он
будет   пользоваться   в    основном    различными    информационными    и
коммуникативными каналами. Однако, если возникнет необходимость  в  личных
контактах, он не будет избегать их.
     Уо