сторону письменного стола.
     - Ты с самого начала задумал поступить именно  так?  -  с  горечью  в
голосе спросил Фред. - Еще вчера, когда ты со мной  разговаривал,  ты  уже
знал, что будешь делать сегодня. Но ведь ты же сам сказал, что  уступаешь,
а я тебе поверил! Меня очень нелегко провести, но я думал, что мне удалось
тебя переиграть, так как считал, что знаю тебя. Мне казалось, я вижу  тебя
насквозь! Ты просто не мог позволить себе подобной подлости.
     - Но позволил, - отпарировал Уолтон.
     И тут Фред, втянув голову в плечи, давая выход своей  слепой  ярости,
неожиданно бросился на Роя.
     Но Уолтон успел подать знак Килеру и его людям, что пора врываться  в
кабинет, а сам отразил атаку брата ударом наотмашь прямо в челюсть.
     Лицо Фреда перекосилось, но не столько от боли, сколько от удивления.
Он отпрянул назад на несколько шагов и стал растирать подбородок.
     - М-да, сильно же ты переменился, братец, -  пробормотал  он.  -  Это
работа сделала тебя таким жестоким. Год назад тебе бы в голову  не  пришло
поднять руку на единственного брата.
     Уолтон только пожал плечами.
     - Обернись, Фред. На этот раз можешь довериться мне.
     Фред нехотя повернул голову. За спиной его уже стояли  Килер  и  двое
охранников в серых мундирах.
     - Сделайте ему укол и  заберите  отсюда,  -  распорядился  Уолтон.  -
Держите его под стражей, пока я не уведомлю об этом Мартинеса.
     От изумления Фред широко раскрыл глаза.
     - Диктатор - вот кто ты теперь! - хрипло выкрикнул он.  -  Людьми  ты
распоряжаешься, как шахматными пешками, Рой. Как пешками.
     - Сделайте ему укол, - повторил Уолтон.
     Вперед вышел Килер, сжимая в  ладони  миниатюрный  шприц,  и,  взведя
пружину легким нажатием  большого  пальца,  дотронулся  кончиком  иглы  до
запястья Фреда. В воцарившейся тишине раздалось легкое жужжание - это  под
большим давлением  в  руку  стал  поступать  наркотический  раствор.  Фред
мгновенно обмяк, как футбольный мяч, из которого выпустили воздух.
     - Поднимите его,  -  приказал  двум  другим  охранникам  Килер,  -  и
волоките в карцер.
     Сообщение о происшедшем в кабинете директора ВЫНАСа появилось  уже  в
тринадцатичасовом выпуске  "Ситизена",  и  Уолтон  сразу  же  узнал  стиль
поднаторевшего в подобных делах Ли Перси.
     Заголовок гласил:

                КАКОЙ-ТО ЧОКНУТЫЙ ПОКУШАЛСЯ НА ГЛАВУ ВЫНАСА

     После    обычных     подзаголовков     в     этаком     панибратском,
полуигривом-полузлобном,  но  таком  характерном   для   "Ситизена"   духе
излагались подробности инцидента.

     "Сегодня какой-то псих попытался напасть на  первый  номер  в  списке
руководителей   ВЫНАСа,   директора   Роя   Уолтона.   Сотрудники   службы
безопасности подоспели как раз вовремя, не  позволив  нынешнему  директору
разделить судьбу его предшественника Фиц-Моэма, убитого на прошлой неделе.
     Уолтон уверяет, что ему не причинили никакого вреда. Убийца не  сумел
даже и близко к нему подступиться. Директор также сказал нашему  человеку,
что ждет в самом ближайшем будущем хороших известий о Новой Земле. Для нас
такие слова прозвучали, как музыка. Похоже, что наконец-то ВЫНАС  начинает
выруливать в направлении главного потока. Дай-то Бог!"

     Тональность статьи оставалась такой же, как и в более ранних выпусках
"Ситизена", но пел он теперь  с  совершенно  иного  голоса.  Если  бы  это
сообщение  составляли  прежние  редакторы  "Ситизена",  то  главенствующим
мотивом в нем было бы, скорее всего, "как жаль, что убийца оказался  таким
неумелым".
     После публикации этого выпуска Уолтон пригласил к себе Ли Перси.
     - Вы хорошо подготовили первый наш выпуск "Ситизена", -  одобрительно
отозвался он. - Именно этого я и хотел: все тот же нелепый стиль, но  мало
заметный  для  постороннего   взгляда   сдвиг   стоящей   за   ним   общей
направленности, пока она мало-помалу не станет целиком провынасовской.
     - Наберитесь  терпения,  подождите  завтрашних  выпусков!  -  не  без
гордости сказал Уолтону Ли Перси. - Сейчас мы еще только набиваем руку!  И
сегодня же, в 20.00, выйдет в эфир  наша  первая  калейдограмма.  Закупить
такое время стоило целого состояния, но мы сочли, что  это  самое  удобное
для нас время.
     - А что именно будет подспудно внушаться зрителям?
     -  Как  мы  условились.  Провынасовская  пропаганда  и   пацифистские
лозунги. И еще мы создали особую команду для проведения опросов населения,
которая будет выяснять, какие настроения  преобладают  в  различных  слоях
общества в тот или  иное  время.  Так  вот  сейчас,  судя  по  результатам
последнего  опроса,  преобладает   пока   еще   отрицательное   мнение   о
деятельности  ВЫНАСа.  А  вот  завтра  мы  уже  сможем  узнать,  насколько
действенна сублимированная пропаганда, замаскированная под цветоверть.
     - Продолжайте и дальше столь же напряженно работать, - кивнул Уолтон.
- Инопланетянин прибудет не раньше,  чем  через  сутки,  если  не  больше.
Мак-Леод только завтра садится в Найроби. И  завтра  же  я  должен  пройти
аттестацию в ООН. Надеюсь, что  те,  кто  имеет  право  решающего  голоса,
постараются укрепиться  духом,  полюбовавшись  нашей  вечерней  программой
видеоцветомузыки.
     Перси ухмыльнулся:
     - Могу поспорить - вас в ООН не задробят!


     Уолтон после ухода Ли Перси снова с головой окунулся  в  текучку.  И,
хотя уже появилась надежда на успешное завершение генерального выступления
ВЫНАСа на всех фронтах,  оставалось,  разумеется,  еще  немало  нерешенных
вопросов. Но все  равно  ощущалось,  что  близится  конец  тем  запутанным
интригам, в которых он неожиданно для самого себя погряз.
     Позвонив  одному  из  заместителей  мэра,   ведавшему   общественными
мероприятиями, Рой узнал, что сегодня вечером должен  состояться  массовый
митинг в 18.30 на 382-й улице в Вест-Сайде.  Он  взял  это  на  заметку  и
распорядился, чтобы ему подготовили особую синтетическую маску, ибо  хотел
оставаться неузнанным, появляясь на людях.
     Двадцать четыре часа! Все это время покровители Фреда  будут,  скорее
всего, готовиться к тому, чтобы о сыворотке Ламарра узнали все. В  течение
этих  же  суток  на  Землю  прибудет   первый   в   истории   человечества
инопланетянин. К тому же времени  Уолтон  предстанет  с  отчетом  о  своей
работе  на  посту  исполняющего   обязанности   директора   ВЫНАСа   перед
Генеральной Ассамблеей Организации Объединенных Наций.
     Вновь мелодично запел интерком.
     - Я слушаю, - отозвался Уолтон.
     - Вас спрашивает мистер О'Мили из обсерватории Маунт-Паломар, сэр.
     - Соедините меня с ним, - ничего не понимая, велел секретарше Уолтон.
     О'Мили оказался  краснолицым  здоровяком  с  проницательным  взглядом
глубоко  посаженных  глаз.  Он  представился  как  один   из   сотрудников
обсерватории.
     - Слава Богу, - мне в конце  концов  удалось  к  вам  дозвониться,  -
отрывистой скороговоркой произнес он. - Вот уже целый час бьюсь. Я сегодня
утром производил регулярное наблюдение за поверхностью Венеры и,  как  мне
кажется, вам будет интересно узнать, что я обнаружил.
     - Венеры? И что же вы такого там увидели?
     -  Облачный  покров  планеты  сегодня  мне  показался   необыкновенно
странным, мистер Уолтон. Такое впечатление,  будто  он  светится  изнутри.
Пришлось нам собраться всем отделом, чтобы обсудить увиденное. Мы пришли к
выводу, что  такое  яркое  свечение  можно  объяснить  только  протеканием
какой-то ядерной реакции в  атмосфере  планеты.  По-моему,  это  результат
деятельности планетоустроителей, которую отправил на Венеру  ВЫНАС.  Такое
впечатление, будто они взорвали всю планету.



                                    17

     Уолтон вышел из аэробуса на углу Бродвея и 382-ой  улицы  Вест-Сайда,
остановился на мгновение под уличным фонарем,  чтобы  удостовериться,  что
маска на его лице сидит правильно. Прямо напротив  него,  подпирая  стенку
ближайшего здания, расположились трое молодых парней.
     - Вы не подскажете, где  должно  состояться  собрание  жителей  этого
квартала? - спросил у них Уолтон.
     - Пройдите по улице чуть дальше и поверните  налево.  Вы,  часом,  не
репортер?
     - Нет. Просто любопытный обыватель, - ответил Уолтон.  -  Спасибо  за
разъяснение.
     Было  совсем  нетрудно  догадаться,  где  именно  должно   состояться
собрание. Уолтон увидел довольно-таки многолюдную очередь перед  входом  в
массивное здание чуть в стороне  от  382-ой  улицы,  состоящую  из  весьма
агрессивно настроенных мужчин  и  женщин.  Он  влился  в  толпу  и  вскоре
обнаружил, что его буквально внесли во вместительный зрительный зал.
     Увидев такое скопление людей, Уолтон явно  занервничал  и  с  немалым
трудом отыскал для себя свободное место прямо посреди  зала,  о  древности
которого  говорили  старомодная  облицовка  стен   коричневыми   пористыми
плитками из губчатого пластика и множество рядов деревянных откидывающихся
кресел. Какой-то мужчина возился на сцене с микрофоном. Из  многочисленных
репродукторов раздалось  резкое  металлическое  завывание  -  акустические
свойства помещения явно никуда не годились.
     - Проверка звука. Проверка. Один-два-три...
     - Полный порядок, Макс! - громко выкрикнул  кто-то  из  самых  задних
рядов.
     Уолтон даже не повернул головы, чтобы поглядеть на кричавшего.
     Зал мало-помалу наполнялся ровным гулом  сотен  приглушенных  голосов
переговаривавшихся между собой участников собрания. Было всего  18.15,  до
начала митинга оставалось еще целых пятнадцать минут, однако зал  был  уже
заполнен почти до отказа, а на  улицах  дожидалась  своей  очереди  пройти
внутрь еще, наверное тысяча местных жителей.
     Пятнадцать   минут   текли   очень   медленно.   Уолтон   внимательно
прислушивался к  разговорам  -  ситуацию  на  Венере  никто  не  обсуждал.
По-видимому, установленная им система цензуры работала вполне  эффективно.
Он дал строгий приказ Перси хранить полное молчание о катастрофе на Венере
до выхода новостей в 21.00. К тому времени сознание большинства будет  уже
обработано  сублимированной  пропагандой  при  просмотре   развлекательной
калейдограммы, которая выйдет в эфир в 20.00,  и  реакция  людей  окажется
куда более сдержанной. Уолтон, во всяком случае, очень на это надеялся.
     Кроме того, более раннее сообщение о  случившемся  может  значительно
усложнить  то  сугубо  частное  расследование,  которое  проводил  Уолтон,
решившись прийти на это собрание.
     Ровно в 18.30 на сцену вышел высокий мужчина средних лет. Он  схватил
микрофон, будто это был тонкий прутик, и произнес:
     - Люди, привет! Рад встретиться сегодня  с  вами.  Это  очень  важное
собрание для всех нас. На тот случай, если не все меня знают,  а  я  здесь
вижу не так уж мало новых лиц, -  позвольте  представиться:  Дэйв  Формен,
председатель правления ассоциации жителей 382-ой улицы Вест-Сайда. У  меня
есть еще и совсем небольшой бизнес на  стороне,  только  для  того,  чтобы
платить за аренду помещения (смех в зале).
     - Как обычно бывает на подобных собраниях, - продолжал Формен,  -  мы
сначала проведем небольшую дискуссию по  наиболее  наболевшим  вопросам  в
группе специально отобранных для этого участников, а затем я стану  давать
слово для выступлений с мест. Сегодня участвовать в  дискуссии  приглашены
люди, которых вы все прекрасно знаете, - Сэди Харгрив, Доминик Кампобелло,
Руди Штейнфелд. Прошу сюда, друзья мои.
     На сцену один за другим робко поднялись весьма смущенные привлекаемым
к себе вниманием участники дискуссии. Сэди Харгрив оказалась  невысокой  и
плотно сбитой бабенкой со  свирепым  лицом,  Кампобелло  -  толстеньким  и
лысеньким, Штейнфелд - высоким и несколько не от мира сего. Уолтона немало
удивил подбор выступающих. Неужели  все  это  какой-то  спектакль?  Что-то
непохоже.
     Сам он всегда держался в стороне от своего окружения, никогда  ничего
не обсуждал со своими соседями по гигантскому комплексу, где  проживал,  и
долгое время даже не подозревал о существовании общественной жизни в столь
огромных масштабах. Однако, неизвестно даже почему, общественная жизнь как
на  дрожжах  развивалась  в  новых  поистине   исполинских   супергородах.
Общественные организации расцвели пышным цветом в каждом жилом  комплексе,
в каждом квартале, превратив Нью-Йорк по сути в бесконечно огромный  улей,
где роль сотов выполняли смыкавшиеся друг с другом небольшие поселки. "Мне
не мешало бы почаще бывать среди простого люда, - отметил про себя Уолтон.
- Этаким Гарун-аль-Рашидом, проводящим вечера на городских улицах".
     - Всем  вам  привет,  черти  вы  этакие!  -  агрессивно  начала  свое
выступление Сэди Харгрив. - Я рада, что могу потрепаться  с  вами  сегодня
вечером. Боже, как мне  хочется  выговориться,  рассказать  о  наболевшем.
По-моему, это просто безумие  -  разрешать  черт  знает  кому  из  космоса
наступать нам на любимые  мозоли  и  тем  более  становиться  нам  поперек
дороги. Я лично считаю, что нам обязательно нужно хорошенько проучить  эту
несговорчивую планету.
     Из зала послышались выкрики:
     - Ату их! Ату их! Ну-ка, наддай им, Сэди!
     Сэди  Харгрив  с  немалым   ораторским   искусством   предложила   на
рассмотрение аудитории три пламенных аргумента в пользу немедленной  войны
с Дирной, подкрепляя каждый из них соответствующим эмоциональным  взрывом.
Уолтон с возрастающим восхищением наблюдал, как здорово она справляется со
взятой на себя ролью подстрекательницы кровавого конфликта.  Эта  женщина,
от  природы  великолепный  оратор,  играла  на  самых  различных  чувствах
слушателей. Казалось, к сердцу каждого из них у нее был свой, особый ключ.
И только оставалось сожалеть, что такой талант служит оппозиции.
     Он видел, как  действует  ее  речь  на  собравшихся.  Многие  из  них
одобрительно кивали при каждом ее удачном  выпаде,  повторяли  что-то  про
себя, в пылу охватившей их  страсти  плотно  сжимали  зубы  и  воинственно
раздували ноздри. Подавляющее большинство участников  собрания,  -  понять
это не составляло большого труда, - было настроено на войну с Дирной, если
Дирна откажется уступить Новую Землю.
     Доминик Кампобелло начал  свое  выступление  с  того,  что  пригласил
собравшихся, так сказать, всем миром,  посетить  его  парикмахерскую.  Это
заявление было встречено дружным, одобрительным смехом. Затем он  пустился
в рассуждения  о  том,  что  именно  ВЫНАС  -  самый  заклятый  враг  рода
человеческого. И хотя в его адрес, что не ускользнуло от внимания Уолтона,
и раздавались  кое-какие  неодобрительные  выкрики,  в  целом  собравшиеся
слушали его с сочувствием - Кампобелло, казалось, говорил искренне.
     Третий  оратор,  Руди  Штейнфелд,  оказался  местным   преподавателем
музыки. Его  выступление  тоже  было  направлено  против  ВЫНАСа,  хотя  и
прозвучало более сдержанно, в характерной для интеллектуала сухой  манере.
Слушая его, люди начали зевать,  и  это  побудило  Штейнфелда  значительно
сократить свое выступление.
     Часы теперь показывали ровно 19.00. Через час  должна  выйти  в  эфир
долгожданная калейдограмма, подготовленная Ли Перси.
     Уолтон оставался на собрании до  19.30,  слушая,  как  они,  один  за
другим, прямо с мест осыпали проклятиями то ВЫНАС, то Дирну,  то  Уолтона,
то всех скопом - в зависимости от того, в чью  сторону  направлялся  гнев,
накопившийся в том или ином ораторе. В 19.30  Уолтон  поднялся  со  своего
места и покинул собрание.
     - Я в Вест-Сайде, на 382-ой улице, -  позвонил  он  Перси  из  кабины
автомата. - Только что побывал на собрании жителей одного из кварталов.  Я
бы  сказал,  преобладают  антивынасовские   настроения.   Процентов   эдак
девяносто явно против нас. Нельзя больше мешкать с нашей программой, Ли.
     - А мы и не мешкаем. Вот как раз сейчас мы прижмем всех их  к  ногтю.
Калейдограмма готова. Конфетка да и только! И,  я  думаю,  "Ситизен"  тоже
поддаст жару! Так что в решающий бой мы выходим, Рой, во всеоружии.
     - Будем надеяться, - сказал Уолтон.
     Сам Рой никак не мог заставить  себя  смотреть  подготовленную  Перси
программу, хотя и вовремя вернулся домой в этот  вечер.  Он  понимал,  что
никакого вреда от этого не будет, - во всяком случае, для  него  лично,  -
однако сама мысль о том, чтобы добровольно позволить кому бы то ни было со
стороны вторгаться в свой разум и  манипулировать  сознанием,  вызывала  у
него такое омерзение, что он тотчас же выбросил ее из головы.
     Вместо этого весь час, пока шла калейдограмма, он надиктовывал  отчет
о своем посещении собрания жителей одного из  кварталов  для  последующего
учета его в группе социологических исследований.  Когда  он  разделался  с
отчетом, то сразу же взял в  руки  выпуск  "Ситизена"  от  21.00,  который
поступил в приемный лоток получаемых им  факсимильных  изданий  строго  по
графику.
     Прежде всего Уолтон стал искать материалы,  посвященные  событиям  на
Венере. Заметку об этом редакция тиснула в самый низ листа.

                          ПРОИСШЕСТВИЕ НА ВЕНЕРЕ
     "Сегодня  утром  на  планете  Венера  зафиксирована  мощная  вспышка.
Астрономы, которые засекли ее, утверждают,  что  она  обусловлена  ядерным
взрывом в атмосфере планеты.
     Тем временем станции космической связи не оставляют попыток связаться
с земными инженерами,  работающими  сейчас  на  Венере.  Пока  от  них  не
поступало никаких сообщений. Возможно, что их уже нет в живых".

     Уолтон сдержанно рассмеялся. "Возможно, что  их  уже  нет  в  живых".
Красиво сказано! Сейчас и Лэнг со своей бригадой, и участники спасательной
экспедиции уже лежат мертвыми под ливнями радиоактивного формальдегида,  а
сама Венера объята яростным, бушующим, поистине адским пламенем, и стала в
десятки раз недоступнее для человечества, чем всего лишь сутки назад.
     Перси с подлинным мастерством  подал  публике  это  далеко  не  самое
радостное известие. С одной стороны, он ни коим образом не стал  связывать
Лэнга с ВЫНАСом. Чтобы это понять, читателю  пришлось  бы  еще  хорошенько
напрячь свои мозги. Было совершенно  безрассудным  отождествлять  ВЫНАС  в
глазах общественности с какими бы то ни было несчастьями или провалами.
     С другой стороны, краткость сообщения и то место,  которое  ему  было
отведено в бюллетене, как бы сами собой подразумевали, что пламя,  которое
охватило всю поверхность  Венеры,  вызвано  каким-то  необычным  природным
феноменом, а не неудачной попыткой  изменить  природные  условия  планеты,
предпринятые  командой  переустроителей.  Это  было  еще  одним  признаком
высоких профессиональных качеств Перси.
     Все это вместе взятое несколько приободрило Уолтона. Спал он  крепко,
его не мучила совесть.
     К 9.00, когда Уолтон прибыл в  свой  кабинет,  его  уже  ждал  первый
результат только что проведенного летучего социологического обследования -
общественное мнение качнулось на  десять  процентов  в  сторону  ВЫНАСа  и
Уолтона. В 10.00 подбавил жару очередной выпуск "Ситизена", уведомлявший о
том, что мирная колонизация Новой Земли становится все более  реальной.  В
редакционной колонке особо расхваливался Уолтон, а  в  разделе  "Письма  в
редакцию", с предельной тщательностью сфабрикованном Перси, просматривался
откровенный крен общественного мнения в сторону мирного  решения  проблемы
взаимоотношений с инопланетянами.
     Эта тенденция продолжала расти не  только  в  контролируемых  ВЫНАСом
средствах массовой информации, ею,  как  оказалось,  заразились  и  другие
агентства и телестудии. К  11.00,  когда  Уолтон  покидал  Каллин-Билдинг,
направляясь в штаб-квартиру Организации Объединенных Наций, провынасовские
настроения в общественном мнении уже почти преобладали.
     Турболет высадил  Уолтона  прямо  перед  фасадом  штаб-квартиры  ООН,
сверкающим зеленым стеклом. Уолтон рассчитался  с  водителем  и  прошел  в
вестибюль, где ег