троить себе запоздалый ленч в Бронзовой
Палате. Он чувствовал острую необходимость хоть на какое-то время покинуть
свой кабинет, который уже понемногу начинал действовать ему на нервы.
     Сегодня в Бронзовой Палате преобладала светло-вишневая гамма.  Уолтон
выбрал отдельный кабинет, слегка перекусил бифштексом из хлореллы, запивая
его хорошо очищенным ромом, и,  расположившись  на  диване,  установил  на
таймере двадцать минут сна. Когда через заданный промежуток времени особые
колебания подушек мягко пробудили его, он  радостно  потянулся,  чувствуя,
что освободился от напряжения, железной хваткой душившего его  всю  первую
половину дня.
     Чтобы    еще    больше    прояснить     сознание,     Рой     включил
электролюминесцентный  калейдоскоп  и  стал  любоваться  игрой  узоров  на
огромном экране. Этот калейдоскоп в основе своей имел те же принципы,  что
закладывались  и  в   цветомузыкальные   программы,   транслирующиеся   по
телевидению. Единственное отличие заключалось  в  том,  что  администрация
Бронзовой Палаты  передавала  по  автономной  закрытой  сети  свою  особую
версию, в которой преобладали доставляющие  гораздо  большее  эстетическое
наслаждение светло-зеленые и бледно-розовые  тона,  в  то  время  как  для
общего  пользования  телестудии   пускали   по   видеоканалам   откровенно
мелодраматичные, рассчитанные на  низменные  вкусы  зрительской  аудитории
кричащие красные и темно-лиловые цвета и перемежающиеся  в  рваных  ритмах
узоры.
     Однако сейчас Уолтон глядел на сменяющиеся цветные  орнаменты  совсем
иначе.  Теперь,  осознав,  каким  опасным  оружием  могут  стать  ритмично
вспыхивающие узоры, он уже не был уверен, что владельцы  Бронзовой  Палаты
не внедряют в его подсознание угодные им мотивы  и  стереотипы  поведения,
периодически вставляя текстовые сигналы.
     Резко выбросив руку, он выключил калейдоскоп.
     Цель оправдывает средства. Чудная поговорка, позволяющая  ему  делать
почти  все,  что  угодно.  Тут  ему  припомнилось  логическое  заключение,
сделанное еще Иваном Карамазовым: если Бога нет, тогда все дозволено.
     Но и Бог,  и  Достоевский  давно  уже  устарели,  напомнил  он  себе.
Современный Бог - это худощавый молодой человек  в  кабинете  на  двадцать
девятом этаже Каллин-Билдинга. Что же касается Достоевского, то он  просто
писал книги, и поэтому тем более с ним можно не считаться.
     Рой вдруг почувствовал какую-то неуверенность в  себе.  Наверное,  не
очень-то умно  с  его  стороны  выпускать  на  свободу  калейдоскопическую
пропаганду. Стоит хоть раз спустить с цепи такого опасного зверя, и  будет
очень нелегко снова загнать его в  клетку.  Он  понимал,  что  как  только
завершится  пропагандистская  кампания,  придется  срочно   организовывать
предварительную  проверку  всех   калейдограмм,   транслируемых   как   по
телевидению, так и по закрытым кабельным каналам.
     Самым ужасным  в  подобных  пропагандистских  методах,  насколько  он
понимал, было то, что с их помощью можно внушить  почти  любую  мысль,  не
вызывая каких-либо подозрений со стороны зрителей. И если даже  рассказать
об этом после внушения, зритель не поверит, так  как  будет  убежден,  что
навязанная ему мысль зародилась в сознании без постороннего вмешательства.
     Уолтон заказал еще порцию рома, и когда подносил стакан к губам, рука
его слегка подрагивала.


     - Пока вас не было, звонил мистер Ладвиг из Организации  Объединенных
Наций, - поспешила уведомить его секретарша, как только  Рой  показался  в
приемной. - Он просил связаться с ним, когда вы вернетесь.
     - Очень хорошо. Соедините меня, пожалуйста, с ним.
     На видеоэкране появилось лицо Ладвига, и Уолтон произнес:
     - Очень сожалею, что пропустил ваш звонок. Что случилось?
     - Только что завершилось экстренное  заседание  Совета  Безопасности.
Единогласно принятая резолюция передана на рассмотрение Ассамблеи. В самом
скором времени намечается специальное слушание, на котором будет  назначен
новый постоянный глава ВЫНАСа.
     Уолтон поджал губы. Затем, выждав немного, спросил:
     - К чему такая спешка?
     - Все дело в намечающемся кризисе во взаимоотношениях  с  дирнианами.
Все  чаще  слышатся  утверждения,  что  нельзя  поручать   ведение   столь
ответственных переговоров всего  лишь  временно  исполняющему  обязанности
директора  Бюро.   Представитель   Земли   для   ведения   переговоров   с
инопланетянами   должен   получить   благословение    самой    Организации
Объединенных Наций.
     - Надо ли это понимать так, что пост достанется  мне  без  каких-либо
особых шагов, который я должен предпринять?
     - Стопроцентной гарантии я, разумеется, дать никак не могу, - ответил
Ладвиг. - Однако большинство высказывается  за  ваше  назначение.  Советую
посетить  слушание  лично  и   представить   подробную   программу   вашей
деятельности. В противном случае Ассамблея может поставить на  ваше  место
какого-нибудь политикана, который соблазнит  ее  елейными  речами.  Начало
слушания намечено на послезавтра в 11.00. То есть на восемнадцатое.
     - Обязательно буду, - кивнул Уолтон. - Спасибо за добрый совет.
     Какое-то время он задумчиво покусывал кончик шариковой  ручки,  затем
поспешно сделал пометку в настольном календаре. Но он  прекрасно  понимал,
что не стоит  слишком  беспокоиться  о  событиях,  которые  намечаются  на
послезавтра. Куда большую тревогу вызывало у него завтрашнее  утро,  когда
грозился открыть свои карты братец Фред.


     Утро следующего дня выдалось не менее  напряженным,  чем  предыдущее.
Первым Уолтону позвонил Харви.
     - Считайте, что "Ситизен" у вас  в  кармане,  Рой!  Вчера  вечером  я
отобедал с Мерлином и выманил у него четыре процента  акций  "Ситизена"  в
обмен на сулящий фантастические прибыли проект строительства монорельсовой
дороги через всю Неваду. Он был к концу обеда доволен, как слон, но  бьюсь
об заклад, что сегодня утром он, скорее, напоминает взбесившегося тигра.
     - Трансферта акций оформлена надлежащим  образом?  -  поинтересовался
Уолтон.
     - Естественно. К семи  утра  я  уже  был  в  полной  боевой  форме  и
сосредоточил все акции в одних руках - в ваших. Сорок  семь  процентов  от
общего числа акций я распределил по полутора десяткам различных подставных
компаний. Мне не удалось выгрести всего лишь два  процента,  принадлежащие
богатым вдовам, которые категорически  против  какой-либо  их  продажи.  Я
сбросил эти  сорок  семь  процентов  в  общую  кучу  на  ваше  имя,  затем
присовокупил к ним те четыре, которые удалось  вырвать  у  Мерлина,  тоже,
естественно, на ваше  имя.  Телефаксимильное  агентство  "Ситизен"  отныне
стало собственностью ВЫНАСа, Рой!
     - Прекрасная работа. И во сколько она обошлась?
     -  Четыреста  восемьдесят  три  с  чем-то  миллиона  долларов.  Плюс,
разумеется, мои обычные пять  процентов  комиссионных,  которые  в  данном
случае составят почти два с четвертью миллиона.
     - Но я ведь предложил вам пять миллионов,  -  сказал  Уолтон.  -  Это
предложение все еще остается в силе.
     - Вы что, хотите, чтобы я потерял свою лицензию? Я  много  лет  давал
взятки, чтобы заполучить лицензию брокера на бирже, а теперь вы  требуете,
чтобы я рисковал ею  за  лишних  пару  миллионов?  Ха-ха-ха!  Меня  вполне
устраивают два с четвертью, и я считаю это чертовски неплохим  наваром  за
день работы.
     Уолтон ухмыльнулся:
     - Ваша взяла. Да и Сью будет очень довольна, узнав, что  не  пришлось
потратить целый миллиард на то, чтобы прибрать к своим рукам "Ситизен". Вы
когда примерно разделаетесь со всеми бумагами?
     - Часам к десяти, - ответил брокер. - Первым делом нужно оформить как
следует документы, относящиеся к мерлиновскому монорельсу. Жаль мне его  -
так опростоволоситься! Увидимся через час.
     - Идет.
     Уолтон тотчас же сделал соответствующую  пометку  на  календаре.  Как
только в его руках окажутся все документы на  право  владения  контрольным
пактом акций "Ситизена", он сразу же  поставит  в  известность  Мерлина  о
внеочередном собрании  акционеров,  а  после  собрания  отстранит  его  от
руководства агентством, уволит нынешний  состав  редакции  и  укомплектует
персонал "Ситизена" людьми, лояльными по отношению к ВЫНАСу.
     Фред должен прийти в  11.00.  Уолтон  позвонил  Килеру,  новому  шефу
безопасности:
     - Килер, у меня на одиннадцать  назначено  свидание  с  одним  весьма
неприятным типом. Поставьте троих охранников у  дверей  в  мой  кабинет  и
тщательно обыщите его, чтобы он не мог пронести оружия.
     - Мы бы все равно это сделали. Теперь  это  стандартная  процедура  в
нашем учреждении.
     - О'кей. Но я  хочу,  чтобы  одним  из  этих  троих  были  вы  лично.
Остальные двое должны уметь держать язык за зубами. Мне  не  нужно,  чтобы
хотя бы слово о том, что здесь у нас происходит, просочилось наружу.
     - Правильно, сэр.
     - О'кей. Заступайте на пост у дверей моего кабинета примерно в 10.50.
Около 11.15 я разблокирую дверь  своего  кабинета.  Вы  со  своими  людьми
ворветесь туда, арестуете моего посетителя  и  запрете  в  самой  надежной
тюремной камере, какая только есть в распоряжении службы  безопасности.  И
оставите его там. Если Мартинесу захочется узнать, что происходит, скажите
ему, что всю ответственность я беру на себя.
     Килер был несколько ошарашен услышанным, однако,  пока  Уолтон  давал
такие неожиданные распоряжения, только кивал,  подтверждая,  что  понимает
свою задачу.
     - Значит, мы сначала обыскиваем этого субъекта, затем  позволяем  ему
пятнадцать минут разговаривать с вами, после  чего  по  вашему  сигналу  -
щелчку блокировки замка двери  в  кабинет  -  врываемся  к  вам  и  уводим
посетителя. Все ясно.
     - Этот субъект -  опаснейший  заговорщик-антивынасовец.  Я  не  хочу,
чтобы его задержание сопровождалось ненужным шумом.
     В это время по интеркому раздался голос секретарши:
     - Мистер Уолтон, у дежурного по связи есть для вас сообщение.
     Уолтон тотчас же переключился с Килера  на  узел  связи  и  бросил  в
микрофон:
     - Выкладывайте, что у вас там.
     - Радиограмма  от  Мак-Леода,  мистер  Уолтон.  Мы  только-только  ее
приняли. В ней  говорится:  "Прибываем  в  Найроби  восемнадцатого,  будем
вместе с дирнианином у вас на следующее утро, если он будет прилично  себя
чувствовать после такого далекого  путешествия.  В  противном  случае  вам
придется лететь в Найроби. Не возражаете?"
     - Передайте ему,  что  не  возражаю,  если  возникнет  необходимость,
сказал Уолтон и глянул на часы. 09.17. В нем все больше росла уверенность,
что весь день пройдет в точно такой же бешеной гонке.
     Да еще Фред придет ровно в 11.00.



                                    16

     В 10.03 появился улыбающийся во весь  рот  Харви.  Развернув  толстую
пачку документов, он стал размахивать ими перед Уолтоном.
     - Вот здесь, у меня в руке - самое влиятельное факсимильное агентство
из всех существующих на земном шаре! -  С  этими  словами  Харви  небрежно
швырнул документы на письменный стол Уолтона и рассмеялся.  -  Теперь  это
все ваше. Пятьдесят  один  процент  от  общего  числа  акций,  тютелька  в
тютельку. Я объяснил это Мерлину, уходя  от  него  сегодня  утром.  Он  аж
позеленел от злости.
     - Он что-нибудь сказал при этом?
     - А что вообще он мог сказать? Я спросил как бы  невзначай,  известно
ли ему, в чьих руках находится большая часть акций знаменитого на весь мир
"Ситизена", и он ответил, что да, известно, у множества мелких держателей.
А вот тут-то я и сообщил ему, что кто-то вчера весь вечер скупал  акции  у
мелких держателей и что я тоже не удержался и продал свои четыре процента.
Вы бы только видели, как начал меняться цвет  его  лица,  перекрывая  весь
спектр - от темно-багрового до мертвенно-синюшного.  Когда  я  подходил  к
двери, Мерлин уже вовсю звонил куда-то, но не думаю, что у него прибавится
радости, когда он все окончательно выяснит.
     Уолтон стал быстро перебирать документы.
     - Здесь все, верно? Прекрасная работа. Если вы не сильно  торопитесь,
подождите полчасика,  пока  я  распоряжусь  о  выплате  причитающихся  вам
комиссионных, а бухгалтерия подготовит необходимые документы.
     - Успеется, - ответил Харви, а затем,  засунув  под  воротник  палец,
провел вокруг шеи.  -  Видите  ли,  снаружи  пара  ребят  из  безопасности
обшарили меня с ног до головы.
     - Я ожидаю убийцу  в  11.00,  -  небрежно  бросил  Уолтон.  -  Ребята
проявили бдительность.
     - Вот как? Близкий друг?
     - Родственник.
     Фред  прибыл  ровно  в  11.00.  К  этому  времени  Уолтон  уже  успел
установить контроль над "Ситизеном".
     Первым шагом был звонок Хорэйсу Мерлину  и  подтверждение  того,  что
отныне   телефаксимильное   агентство   принадлежит    Бюро.    Мясистому,
темно-пунцовому лицу  Мерлина  было  явно  тесно  в  рамке  телевизионного
экрана, он добрых пять минут буквально исходил слюной, прежде чем  признал
свое поражение.
     Убрав с дороги Мерлина, Уолтон выбрал новый состав редакции агентства
из списка претендентов, специально подготовленного для  такого  случая  Ли
Перси. Что же касается корреспондентов,  то  Уолтон  намеревался  оставить
почти  всех:  "Ситизен"  всегда   славился   фантастически   продуктивными
профессионалами по сбору и обработке самой различной,  а  главное,  свежей
информации, и поэтому было бы просто нелепо разгонять такую  первоклассную
команду. Уолтону больше всего требовался контроль  над  тем  уровнем,  где
формируется политическое лицо агентства.
     Десятичасовой выпуск "Ситизена"  оказался  последним  детищем  старых
хозяев. Подчинявшихся Мерлину редакторов он сам известил о случившемся,  и
уже к 10.30, когда Уолтон послал им уведомление об увольнении, они очищали
свои письменные столы.
     И все же нельзя было не признать, что десятичасовой  выпуск  в  своем
роде шедевр. Заголовок крупными буквами на первой полосе гласил:

               НЕУЖТО МЫ ТАКИЕ БОЛВАНЫ В ГЛАЗАХ ЗЕЛЕНОКОЖИХ?

     Большая    часть    выпуска    посвящалась    оголтелой    пропаганде
антивынасовских  настроений  и   откровенно   подстрекательским   призывам
готовиться к крупномасштабной войне с инопланетянами. Целая страница  была
отведена "переписке  с  читателями",  а  фактически  пересказу  телефонных
звонков в редакцию, ибо вряд ли у кого из читателей "Ситизена" хватило  бы
терпения написать  письмо,  которое  полностью  совпадало  бы  с  позицией
редакции. Одно из таких "писем" особенно заинтересовало Уолтона.
     Оно принадлежало миссис П.Ф. из Большого Нью-Йорка, что вполне  могло
означать какой-нибудь из районов Нью-Джерси и даже юго-запад Коннектикута,
и было коротким и недвусмысленным:

     "Редактору "Ситизена".
     Да здравствует ваша газета! Долой ВЫНАС, засадите скорей  за  решетку
этого гаденыша Уолтона, чтобы он не мешал нам  убить  зеленокожих  раньше,
чем они поубивают нас. Нам нужно место для жизни".

     "Убить их раньше, чем они  убьют  нас".  Уолтон  брезгливо  хохотнул,
пытаясь переварить  этот  призыв.  Вся  долго  копившаяся  ненависть,  все
потаенные страхи теперь проявлялись в истерическом кликушестве, поднимаясь
из глубин обуянных паникой человеческих душ, как накипь  -  со  дна  давно
немытой кастрюли.
     Он поглядел на свои руки. Они нисколько не дрожали, даже несмотря  на
то, что часы на запястье подсказывали, что Фред  должен  появиться  в  его
кабинете с минуты на минуту. Несколько недель назад в подобной ситуации он
уже глотал бы таблетки бензолуретрина, едва успевая вскрывать обертки.
     Теперь же у него было  такое  впечатление,  будто  призрак  покойного
директора Фиц-Моэма незримо витал в кабинете. "Цель оправдывает средства",
- еще раз напомнил себе Уолтон, взбадриваясь в ожидании брата.


     Фред был во всем  черном,  начиная  с  элегантного  неовикторианского
жилета и галстука-бабочки у самого  подбородка  и  кончая  начищенными  до
зеркального  блеска   кожаными   полуботинками.   Шикарный   костюм   лишь
подчеркивал его неотесанность, грубые черты лица, угловатое телосложение и
вульгарные манеры.
     Он вошел в кабинет Уолтона ровно в  11.00  и  глубоко  вздохнул,  как
человек, готовый вступить в постоянное владение чем-то  огромным  и  очень
ценным.
     - Доброе утро, Рой. Я, как всегда, пунктуален.
     - И весь прямо сияешь, мой дорогой братец, - заметил  Уолтон,  жестом
показывая на одеяние Фреда. - Давненько не видел  я  тебя  в  какой-нибудь
иной одежде, кроме лабораторного халата.
     - Я еще вчера оставил в лаборатории заявление об уходе. Я уже  больше
не служу в ВЫНАСе.  И  решил,  что  одеться  соответственно  моему  новому
высокому положению, - он бодро осклабился. - Ну, Рой,  готов  вручить  мне
державу и скипетр?
     - Не очень, Фред.
     - Но...
     - Но я обещал тебе, что объявлю сегодня об уходе в  отставку  в  твою
пользу. Вот уж не думал, что мне вообще придется произнести  такие  слова,
но я недвусмысленно намекнул на это, верно?
     - Конечно же, именно это ты мне обещал. И еще сказал, чтобы я  пришел
сюда в 11.00 принять должность главы ВЫНАСа.
     Уолтон кивнул.
     - Абсолютно точно. - Затем, выждав  какое-то  время,  произнес  очень
спокойно: - Я солгал тебе, Фред. Обманул.
     Он  тщательно  подобрал  нужные  слова,  чтобы  добиться  наибольшего
эффекта, ибо не имел права на ошибку.
     На какое-то мгновение лицо Фреда стало настолько белым, что  на  фоне
черного одеяния казалось неким чужеродным элементом.  Взгляд  его  выражал
полнейшее недоумение, он, похоже, не верил собственным ушам.
     Уолтон в полной мере учел тот  мысленный  образ,  который  давно  уже
сформировался  в  сознании  его  брата:  он,  Рой,  всегда  казался  Фреду
исполненным всяческих добродетелей  трудягой,  другом  животных  и  вообще
несколько придурковатым малым. А также в высшей степени честным.
     Фред никак не ожидал, что старший брат может столь нагло  солгать.  И
вот  теперь  хладнокровное  признание  Роя  в  собственной  непорядочности
совершенно ошеломило Фреда.
     - Значит, ты с самого начала  даже  и  не  собирался  выполнять  свое
обещание? - совершенно упавшим голосом спросил Фред.
     - Не собирался.
     - Ты понимаешь, что это  означает?  Что  теперь  будет  с  сывороткой
Ламарра?  Как  только  я  уйду  отсюда  и  сообщу  о  твоем  отказе   моим
покровителям,  они  сразу   же   начнут   ее   массовое   производство   и
распространение. И, как сам понимаешь, Рой, это не сулит ничего  хорошего.
Даже страшно подумать, что произойдет.
     - Ты никуда не уйдешь отсюда, - все  так  же  спокойно  произнес  Рой
Уолтон.
     Лицо Фреда снова исказилось. Он попытался взять себя в руки, но новый
удар по всей системе ценностей, в которые он до сих  пор  верил,  оказался
очень сильным.
     - Ты это серьезно, Рой? Нет, ты, конечно же, пошутил. Мои покровители
знают, где я сейчас нахожусь. Знают, зачем я пришел сюда. Если я не  подам
о себе весть в течение ближайших двадцати четырех  часов,  они  обнародуют
тайну сыворотки Ламарра. Неужели ты надеешься на то...
     - Я  иду  на  этот  риск,  -  перебил  его  Уолтон.  -  Ведь  в  моем
распоряжении есть еще сутки. Неужели ты в самом деле, Фред, мог  подумать,
что я выложу тебе ВЫНАС на блюдечке? Как я мог это сделать,  если  до  сих
пор сам еще не знаю, насколько прочно  мое  собственное  положение  в  его
огромной и пока еще во многом непонятной даже для меня  самого  структуре?
Именно поэтому мне и приходится взять назад свое обещание. Что же касается
тебя, Фред, то ты арестован!
     - Арестован?!
     Фред вскочил и бросился  навстречу  Рою.  Какое-то  мгновение  братья
глядели друг другу прямо в глаза, их лица отделяли всего несколько дюймов.
Уолтон положил  руку  на  плечо  брата  и,  крепко  сжав,  стал  понемногу
оттеснять Фреда на прежнее место по другую