те так говорить?
   - Я, знаю, как люди чувствуют это. Я знаю, как я чувствовал прежде, чем
УВИДЕЛ, как сам умираю, и во что я превратился после этого.  Те  немногие,
кто это пережил, изменились так же, как я. А может, до сих пор  еще  никто
этого не пережил. Послушайте меня, Лью.  Никто  искренне  и  полностью  не
верит, что умрет, что бы он там ни думал. Вы можете принимать смерть  тут,
снаружи, но вы не принимаете ее  на  клеточном  уровне  обмена  веществ  и
деления клеток. Ваше сердце не перестает биться в тридцатилетнем возрасте,
и  оно  знает,  что  никогда  не  перестанет.  Ваше  тело  работает,   как
трехсменная фабрика, производя кровяные тельца, лимфу,  семя,  слюну,  все
точно вовремя, и ваше тело знает,  что  так  будет  всегда.  И  ваш  мозг,
который воспринимает себя центром великой драмы, где звезда - Лью  Николс,
целая вселенная, огромная коллекция собственности,  все,  что  происходит,
происходит вокруг ВАС, в связи с ВАМИ, с ВАМИ как центром и  осью,  вокруг
которой все вращается. И если вы идете к кому-нибудь на  свадьбу,  то  эта
сцена называется не "Свадьба Дика и  Джуди",  а  "Лью  Николс  на  чьей-то
свадьбе". И  если  политик  становится  президентом,  это  не  "Пол  Куинн
становится президентом", а "Переживания Лью Николса по поводу  становления
Пола Куинна президентом". И если звезда взорвется, то заголовок  будет  не
"Образование  новой  звезды",  а  "Вселенная  Лью  Николса  потеряла  свою
звезду", и так далее. И так  с  каждым.  Каждый  -  герой  огромной  драмы
существования. Дик и Джуди тоже выполняют роль звезд в  своих  головах,  и
Пол Куинн, и каждый из вас знает, что если он  умрет,  то  погаснет  целая
вселенная,  как  выключенный  свет.  Это  невозможно.  И  поэтому  вы   не
собираетесь  умирать.  Вы  уверены,  что  вы  -  исключение.  Чтобы   дело
продолжалось, вы будете существовать. Все другие - это вы, Лью,  понимаете
- умрут, им не повезло,  их  карьеры  сломаны,  сценарий  предписывает  им
исчезнуть с дороги, но только не вам, нет, не вам! Не так ли на самом деле
все обстоит. Лью, в глубине вашей души,  на  том  таинственном  уровне,  в
который вы время от времени спускаетесь?
   Я заставил себя улыбнуться.
   - Может быть, в конечном итоге и так, но...
   - Так. И так для всех. И так для меня. Да, люди умирают, Лью. Некоторые
умирают в  двадцать  лет,  а  некоторые  в  сто  двадцать.  И  ВСЕГДА  это
неожиданность. Они стоят, глядя в открывающуюся им темноту, как говорят  в
бездну. Боже мой, я был не прав, это  действительно  происходит  со  мной,
даже СО МНОЙ! Это такой шок, такой ужасный удар для своего Я - узнать, что
ты не уникальное исключение, как ты считал. Но есть что-то  успокаивающее,
вплоть до последнего момента, в приверженности идеи, что, может  быть,  ты
выберешься, как-нибудь избежишь. И у всех есть это успокоительное чувство,
Лью. У всех, кроме меня.
   - Вы УВИДЕЛИ это так ужасно?
   - Это уничтожило меня. Это лишило  меня  той  большой  иллюзии,  тайной
надежды на бессмертие, которая помогает нам держаться. Конечно, я вынужден
был продолжать жить еще тридцать лет или более, потому что  я  ВИДЕЛ,  что
это не произойдет со мной, пока я  не  стану  стариком.  Но  знание  этого
возвело стену вокруг моей жизни, границу, непробиваемый замок. Я больше не
был мальчиком, у меня был настоящий приговор и время до его исполнения.  Я
не мог рассчитывать на то, что буду наслаждаться вечностью, как другие.  У
меня  оставалось  только  тридцать  жалких   лет   жизни.   Знание   этого
ограничивает вашу жизнь, Лью. Оно лимитирует ваши возможности.
   - Мне нелегко понять, почему оно должно произвести такое действие.
   - Со временем вы поймете.
   - Может быть, для меня это будет не так, когда я узнаю.
   - Ах, - воскликнул Карваджал, - мы все считаем себя исключением.



27

   Когда мы встретились в следующий раз, он рассказал, как будет проходить
его смерть. Он сказал, что ему осталось жить меньше года. Это должно будет
случиться  весной  двухтысячного  года,  где-то  между  десятым  апреля  и
двадцать пятым, хотя он  утверждал,  что  знает  точную  дату,  вплоть  до
времени дня, но не желал быть более точным.
   - Почему вы не раскрываете мне этого? - спросил я.
   - Потому, что я не хочу страдать от вашего  собственного  напряжения  и
ожидания, - ответил Карваджал резко, - я не хочу, чтобы вы демонстрировали
в тот день, что он настал, прибыв ко мне в полном расстройстве чувств.
   - А я буду здесь? - спросил я удивленно.
   - Конечно.
   - А вы не скажете, где это случится?
   - У меня дома, - сказал он. -  Мы  с  вами  будем  обсуждать  кое-какие
проблемы, которые вас будут тогда волновать. В дверь позвонят. Я отвечу, и
человек насильно ворвется в дом. Вооруженный человек  с  рыжими  волосами,
который...
   - Минуточку. Вы однажды мне говорили,  что  в  этом  районе  вас  никто
никогда не беспокоил, и никогда не побеспокоит.
   - Никто из тех, кто ЖИВЕТ ЗДЕСЬ, -  произнес  Карваджал.  -  Это  будет
незнакомец. Ему дадут мой адрес по ошибке, он  перепутает  квартиру  -  он
придет за партией наркотиков, каких-то, какие используют нюхачи.  Когда  я
ему скажу, что у меня нет лекарств, он мне не поверит.  Он  подумает,  что
здесь какая-то двойная игра, и рассердится, начнет размахивать пистолетом,
угрожая мне.
   - А что буду делать я, когда это будет происходить?
   - Смотреть.
   - Смотреть? Просто смотреть со сложенными руками, как зритель?
   - Просто смотреть, - подтвердил Карваджал, - как зритель.
   В его голосе  послышались  острые  нотки,  как  будто  от  отдавал  мне
приказание: "Вы ничего не будете предпринимать во  время  этой  сцены.  Вы
будете оставаться вне ее, в стороне, как простой наблюдатель".
   - Я мог бы ударить его лампой, я мог бы попытаться выхватить оружие.
   - Вы не сделаете этого.
   - Ладно, - сказал я. - Что же случиться?
   - Кто-то постучит в дверь. Один из моих соседей, который услышит шум  и
забеспокоится  обо  мне...  Вооруженный  запаникует.  Подумает,  что   это
полиция, или, может быть, соперничающая  банда.  Он  выстрелит  три  раза;
затем он разобьет окно и скроется.  Пули  ударят  меня  в  грудь,  руку  и
заденут голову. Я буду умирать около минуты. Вы вообще не пострадаете.
   - А потом?
   Карваджал засмеялся:
   - А потом? А потом? Откуда я знаю. Я вам  говорил:  я  ВИЖУ  как  через
перископ. Перископ может достать только до этого момента, не  дальше.  Там
для меня восприятие кончается.
   Как он был спокоен! Я воскликнул:
   - Вы именно это ВИДЕЛИ в тот день, когда мы  с  вами  обедали  в  клубе
"Купцов и судовладельцев".
   - Да.
   - Вы сидели; наблюдая, как вас расстреливают, а потом как ни в  чем  не
бывало предложили просмотреть меню?
   - Сцена для меня была не нова.
   - Как часто вы ее видели? - поинтересовался я.
   - Не  представляю.  Двадцать  раз,  пятьдесят,  может  быть,  сто.  Как
повторяющийся сон.
   - Повторяющийся кошмар.
   - К этому привыкаешь.  Это  вызывало  много  эмоциональных  переживаний
после первой дюжины просмотров.
   - Для вас это не более, чем кино? Старый фильм по ночному телевидению?
   - Что-то вроде этого, - согласился Карваджал.  -  Сцена  сама  по  себе
стала обычной, скучной, избитой,  предсказуемой.  Это  соучастие,  которое
продолжается, которое никогда не теряет власти надо мной, и детали сами по
себе становятся неважными.
   - Вы просто подчинились этому. Почему бы вам не  попытаться  захлопнуть
дверь перед этим человеком, когда он придет. Почему бы  вам  не  позволить
мне спрятаться за дверью и сбить его с ног? Почему  бы  вам  не  попросить
полицию обеспечить вам специальную охрану в этот день?
   - Естественно, нет. Что хорошего это даст?
   - Ну, как эксперимент...
   Он поджал губы. Он казался раздраженным  моим  упорным  возвращением  к
теме, которая была для него абсурдной.
   - То, что я ВИЖУ - это то, что произойдет. Время для экспериментов было
пятьдесят лет назад, и все эксперименты  провалились.  Нет,  мы  не  будем
вмешиваться, Лью. Мы послушно сыграем наши роли, вы и я. Я  знаю,  что  мы
сыграем.



28

   Теперь я совещался с Карваджалом  ежедневно,  иногда  несколько  раз  в
день, обычно по  телефону,  передавая  мою  самую  последнюю  политическую
информацию - стратегию, сведения о планах,  все,  что  хотя  бы  отдаленно
имело отношение к делу введения Пола Куинна  в  Белый  Дом.  Причиной  для
наполнения всем этим материалом ума Карваджала был эффект перископа: он не
мог ВИДЕТЬ ничего из того, что каким-нибудь образом не было  получено  его
сознанием, а того, чего он не мог УВИДЕТЬ, он не мог и передать  мне.  Что
же я делал? Я звонил в будущее и получал оттуда послания через Карваджала.
Те сведения, что я передавал ему сегодня, конечно,  были  бесполезны,  так
как я сегодня уже знал их. Но то, что я буду  сообщать  ему  через  месяц,
может иметь огромную ценность для меня сегодня.  Информация,  возможно,  в
какой-то момент выстроится в систему. Я начал вводить  сюда  струю,  питая
Карваджала данными, которые он ВИДЕЛ месяц или даже годы  тому  назад!  За
оставшийся  год  жизнь  Карваджала  должна  стать  уникальным   хранилищем
будущего, будущих политических  событий.  (Фактически,  он  уже  был  этим
хранилищем, но теперь я постоянно проверял его, чтобы  убедиться,  что  он
получает именно ту информацию,  которую  ты  запрашиваешь.  Все  это  было
парадоксально, но я  предпочитаю  не  принимать  эти  парадоксы  близко  к
сердцу.)
   И Карваджал день за днем выплескивал мне данные - главным  образом  то,
что касалось  заблаговременного  формирования  удела  Куинна.  Все  это  я
передавал Хейгу Мардикяну, хотя кое-что  попало  и  в  сферу  деятельности
Джорджа Миссакяна - отношения со средствами массовой информации;  кое-что,
имеющие отношение к финансовыми делам, шло к Ломброзо; кое-что я отправлял
непосредственно Куинну. Мои  выведенные  Карваджалом  памятки  на  текущую
неделю включали в себя такие пункты:
   - Пригласить комиссионера общественного развития  Спрекласса  на  ленч.
Предложить возможные суждения.
   - Посетить свадьбу сына сенатора Вилкома.
   - Сказать Кону Эду (конфиденциально), что нет  надежды  на  "добро"  на
Флатбушский плавильный завод.
   -  Брат  губернатора  -  напомните   о   нем   администрации   Триборо.
Предварительно шутливо осудите кумовство на пресс-конференции.
   - На подписании билля в  Нью-Масс-Кон  подойдите  к  спикеру  ассамблеи
Файнбергу и тепло пожмите ему руку.
   - Точка зрения газет: библиотеки, лекарства, миграция населения  внутри
штата.
   -  Поездка  по  историческим  окрестностям  района  Гармента  с   новым
израильским генеральным консулом. В  группу  включить  Либмана,  Беровнца,
миссис Вайсбард, Рэбби Дибина, а также миссис О'Нил.
   Иногда я  понимал,  почему  мое  я  рекомендовал  Куинну  единый  образ
действий, а в другое время меня ставило в тупик, например, почему я  велел
ему наложить вето на безобидное предложение  городского  совета  запретить
стоянку на юге Канал-стрит. Как это могло бы помочь ему стать президентом?
Карваджал не помогал. Он просто передавал замечания от меня того,  который
жил в восьмом или девятом месяцах впереди от сегодняшнего дня. Так как  он
будет мертв до того, как эти вещи смогут раскрыть свой истинный смысл,  он
не имел представления, какой эффект они могут произвести, да  и  не  желал
знать этого. Он давал мне все эти сведения с  видом  "бери  и  уходи".  Не
расспрашивай, почему. Следуй сценарию, Лью, сценарию.
   И я следовал сценарию.
   Мои политические амбиции в пользу  другого  человека  начали  принимать
характер божественной миссии: используя дар Карваджала и харизму Куинна, я
смогу переделать мир в лучшее место идеального неспецифичного характера. Я
чувствовал пульс власти  у  себя  в  руках.  Если  раньше  я  рассматривал
президентство Куинна как  самоцель,  то  теперь  я  создал  целую  утопию,
планируя править всем миром благодаря возможности ВИДЕТЬ. Я думал:  больше
никаких манипуляций, передислокаций,  мотиваций,  политических  махинаций,
кроме как на службу великому предназначению, которое я сам и создал.
   День за днем я посылал свои записки Куинну и его фаворитам. Мердикян  и
мэр принимали материал, который я им вручал, за результат моих собственных
прогнозов, за продукт опроса избирателей, работы моего компьютера и  моего
прекрасного хитрого мозга. А  так  как  достижения  моего  стохастического
внутреннего взгляда в течение многих лет были постоянно блестящими, то они
в точности следовали моим предписаниям. Без всяких вопросов. Иногда  Куинн
смеялся и говорил: "Послушай, парень, я что-то не вижу в этом смысла", - а
я отвечал ему: "Он будет, будет",  -  и  он  делал  как  я  говорил.  Хотя
Ломброзо, должно быть, понимал, что большинство этих вещей  я  получаю  от
Карваджала. Но он ни разу не сказал об этом ни слова мне, а тем более -  я
верю - Куинну или Мардикяну.
   От Куинна я получал также инструкции более персонального плана.
   - Вам пора состричь волосы, - сказал он мне в начале сентября.
   - Вы имеете ввиду покороче?
   - Совсем.
   - Вы предлагаете мне обрить череп?
   - Именно об этом я и говорю.
   - Нет, - сказал я. - Если и есть какая-то глупая прихоть, к  которой  я
питаю отвращение, так это...
   - Это не имеет отношения к делу. Так что с этого  месяца  вы  начинаете
носить волосы именно так. Займитесь этим завтра, Лью.
   - Я никогда не имел ничего общего с пруссаками, -  возражал  я,  -  это
настолько не соответствует моим...
   - Надо, - сказал Карваджал просто. - Как вы можете с этим спорить?
   Да и что было толку в спорах? Он ВИДЕЛ меня лысым, так что я должен был
пойти и превратиться в пруссака. Не задавай мне никаких  вопросов,  сказал
мне этот человек, когда я пришел к нему - просто следуй сценарию, малыш.
   Я с писком затащил себя в парикмахерскую. И  вышел  оттуда  гротесковым
Эрихом фон Штрохаймомоминус - монокль и пластмассовый воротничок.
   - Как ты волшебно выглядишь! - воскликнула Сундара. - Грандиозно!
   Он нежно провела пальцами по моему колючему скальпу. Это  было  впервые
за два-три месяца, когда между нами возникли какие-то флюиды. Ей нравилась
стрижка, она просто обожала ее. Конечно,  иметь  на  голове  такую  сжатую
стерню было как раз в  стиле  сумасшедшего  Транзита.  Для  нее  это  было
знаком, что я, может быть, приму эту религию.
   Затем последовали другие приказы.
   - Проведите выходные дни в Каракасе, - велел Карваджал.  -  Зафрахтуйте
рыболовное судно. Вы поймаете меч-рыбу.
   - Почему?
   - Делайте, - произнес он неумолимо.
   - Я считаю, что мне просто неуместно ехать в...
   - Пожалуйста, Лью. С вами так трудно.
   - Вы по-крайней мере хоть объясните?
   - Объяснения нет. Вам надо ехать в Каракас.
   Абсурд. Но я поехал в  Каракас.  Я  выпил  слишком  много  коктейлей  с
несколькими адвокатами из Нью-Йорка, которые не знали, что я - правая рука
Куинна, и громко поносили его, без  конца  вспоминая  добрые  старые  дни,
когда Готфрид держал всю чернь навытяжку. Очаровательно. Я нанял  лодку  и
действительно поймал меч-рыбу, чуть не вывихнув себе при этом запястье. За
головокружительную цену мне сделали чучело из этого чудовища.  Мне  начало
казаться, что Карваджал и Сундара, должно быть, объединились, чтобы свести
меня с ума или отдать в лапы какого-нибудь проктора Транзита. (Одно  и  то
же?) Но это было невозможно. Больше похоже, что Карваджал просто  указывал
мне сокрушительный курс следования  сценарию.  Принимайте  любые  диктаты,
поступающие из будущего.
   И я принимал диктаты.
   Я отрастил бороду. Я купил новую модную одежду. Я снял  медлительную  с
коровьим выменем  шестнадцатилетку  в  Таймс-сквере,  накачал  ее  ромовым
коктейлем на верхотуре Хьятт  Рейдженсу,  снял  там  комнату  и  часа  два
страстно трахал ее. Я провел три дня в Колумбийском медицинском  центре  в
качестве добровольца  для  сонопунктурных  исследований.  Когда  я  сбежал
оттуда, я чувствовал, как  гудит  каждая  моя  косточка.  Я  отправился  в
игровой зал рядом с моим домом и поставил  тысячу  баксов  на  666  и  все
проиграл, потому что в тот день выиграл шестьсот шестьдесят семь. Я горько
упрекал в этом Карваджала: "Я не возражаю против безумств, но это  слишком
дорогое  безумство.  Неужели  вы  не  могли  дать  мне,  по-крайней  мере,
правильное число!" Он криво усмехнулся и сказал, что  ДАЛ  мне  правильное
число. Я понял, что и подразумевалось, что я проиграю. Все это  составляло
часть  моего  обучения.  Экзистенциальный  мазохизм:  увлечение  азартными
играми. Хорошо. Никогда не задавать вопросов.  Через  неделю  он  дал  мне
число триста тридцать три, и я довольно много выиграл. Так  что  кое-какая
компенсация все-таки была.
   Следуй сценарию, детка. Не задавай вопросов.
   Я продолжал носить свою смешную  одежду.  Я  регулярно  брил  череп.  Я
примирился с зудом, который вызывала борода, и  вскоре  перестал  замечать
ее. Я посылал мэра завтракать и обедать с предсказанным ассортиментом пока
невлиятельных политиков. Господи, помоги мне! Я следую сценарию.
   В  начале  октября  Карваджал  сказал:  "Теперь  подавай  документы  на
развод".



29

   Развод, сказал  Карваджал  одним  свежим  блестящим  солнечным  днем  в
октябре, когда резкий западный ветер кружил желтые засохшие листья  клена.
Теперь подавай документы на развод, теперь клади конец своему браку. Среда
шестого октября тысяча девятьсот девяносто девятого года,  осталось  всего
восемьдесят  шесть  дней  до  конца  века,  хотя,  конечно,  пурист  может
логически настаивать, что новый век начнется  только  первого  января  две
тысячи первого года. В любом случае осталось  восемьдесят  шесть  дней  до
смены цифр. А КОГДА СМЕНИТСЯ ЦИФРА, сказал Куинн в одной  из  своих  самых
известных речей,  ДАВАЙТЕ  ПРОИЗВЕДЕМ  ЧИСТКУ  СРЕДИ  ДЕПУТАТОВ  И  НАЧНЕМ
ОБНОВЛЕНИЕ, ПОМНЯ, НО НЕ ПОВТОРЯЯ ОШИБОК  ПРОШЛОГО.  Неужели  женитьба  на
Сундаре была одной из ошибок прошлого? Теперь подавай документы на развод,
сказал мне Карваджал, при этом он не приказывал мне, а просто  бесстрастно
констатировал факт необходимости грядущего  изменения  положения.  Значит,
несгибаемое  неотвратимое  будущее  неизбежно  уничтожает  настоящее.   За
братьями Орвилом и Вилбуром Райтами пришло время  Нитту  Хока;  за  Джоном
Ф.Кеннеди пришло время Лью  Харви  Освальда,  за  Лью  и  Сундарой  Николс
приходит время развода,  угрожающе  маячащего,  как  айсберг,  в  грядущих
месяцах. Почему? Почему?  С  какой  целью?  Por  que  (пур  ке),  pourquoi
(пуркуа), warum (варум)? Я все еще любил ее. Хотя брак просто разваливался
все это лето, и теперь было предписано облегчить его смерть. То, что у нас
было, прошло, превратилось в руины: она потерялась  в  ритмах  и  ритуалах
Транзита, полностью отдавшись своим  священным  нелепостям,  а  я  глубоко
погрузился в мечты и видения власти. И хотя  у  нас  было  общее  жилье  и
постель, больше ничего  общего  не  оставалось.  Наши  отношения  питались
тончайшей  струйкой  топлива,  бесцветным  бензином  ностальгии,  инерцией
воспоминаний о страсти, которую мы когда-то переживали.
   Я думаю, что мы занимались  любовью  три  раза  в  то  последнее  лето.
ЗАНИМАЛИСЬ ЛЮБОВЬЮ! Нелепый эвфемизм для обозначения полового акта,  такой
же плохой, как гротесковое СПАЛИ ВМЕСТЕ. Чтобы мы с Сундарой ни делали  во
время этих трех соприкосновений плоти, любовью там и не пахло. Мы  потели,
сбивали простыни, тяжело дышали, даже испытывали оргазм, но любовь? Любовь
была где-то там глубоко спрятана, закрыта в капсуле внутри меня, а  может,
внутри нее тоже, отложенная давно и надолго и  опечатанная,  как  марочное
вино, как спрятанный в сейфе капитал. И когда наши  тела  совокуплялись  в
эти  три  влажные  летние  ночи,  мы  не  занимались  любовью,  мы  просто
опустошали все еще существующий, но уменьшающийся депозит. Проживали  свои
активы.
   Три раза за три меся