сом всего в
полторы тонны! Это вместо реактора размером в многоэтажный дом...

Я-то  представляю... А представляете ли вы, уважаемый товарищ Гольдберг, что
для  этого  проекта потребуются десятки тонн нейтрида в виде готовых сложных
деталей  и  что  пока  большая  часть тех деталей, которые мы уже делаем для
ракеты, идет на склад брака?

Когда-то  в  детстве  ты,  Николай Самойлов, как, наверное, и все подростки,
мечтал  полететь на Луну, Марс, Венеру. А вот думал ли ты, Николай Самойлов,
что  тебе  придется  делать  космическую  ракету  для  полетов  мечты твоего
детства?  Представлял  ли ты, как это будет непросто? И, в сущности, чего ты
ноешь,  Николай  Самойлов?  Тысячи  инженеров  могут  только мечтать о такой
работе!  Или  ты  всерьез полагаешь, что в самом деле все пойдет так легко и
интересно,  как  это  описывается  в  приключенческих  романах  для среднего
школьного  возраста?,  Космические  полеты  фабрикуются  сейчас в цехах (это
пока дело земное!) с потом, усталостью и скрежетом зубовным...

Ну,  а  в этой ракете я обязательно полечу! Неужели я не заслужил права если
не на первый, то хоть на второй или третий полет?



25  октября.  Сегодня  в  конце  дня  был  в  институте. Встретился с Иваном
Гавриловичем.  После  работы  обратно  шли  вместе  через  парк  к остановке
троллейбуса.

День  выдался  великолепный.  До  сих пор времена года проходили как-то мимо
моего   внимания,   и   сейчас  я  смотрел  на  эту  красоту  осени  глазами
новорожденного.  Небо  было  синее  и  чистое,  большое  солнце  садилось за
деревья  и уже не грело. А под его косыми лучами в парке горела яркая осень.
Вдоль  аллеи  пламенели  желто-красными листьями клены; как рубины, отливали
на  солнце  спелые  ягоды шиповника. Дубы стояли в крепкой, будто вырезанной
из  меди  листве.  И  всюду  желтые,  красные, багровые, оранжевые, охровые,
светло-зеленые  тона  и  переливы  -  пышные,  но печальные краски увядания.
Таких красок не увидишь в мезонаторных цехах...

Иван  Гаврилович  что-то  говорил,  но я, каюсь, не очень внимательно слушал
его.  Не  хотелось  ни  о  чем  думать,  спорить, рассуждать, в голову лезли
обрывки  стихов:  "Роняет  лес  багряный  свой  убор...", "...люблю я пышное
природы увяданье, в багрец и золото одетые леса..." и тому подобное.

Конечно,  мне  следовало  бы  не  забывать, что с Иваном Гавриловичем опасно
быть  рассеянным.  Он  говорил  что-то  о  своей новой работе, об облучениях
нейтрида  мезонами. Я любовался красками осени и изредка кивал, ориентируясь
на его интонации.

Вдруг Иван Гаврилович остановился, посмотрел на меня исподлобья и гаркнул:

-  Слушайте,  Самойлов,  это  же  бесподобно... Я уже десять минут заливаюсь
перед  вами  соловьем,  а вы не изволите слушать! Пользуетесь тем, что мы не
на лекции и я не смогу выставить вас из аудитории?

Я покраснел:

- Да нет, Иван Гаврилович... я слушаю...

-  Полно! Вот я только что упомянул о "мезонии", и вы кивнули с авторитетным
видом.  Вы  знаете,  что  такое  "мезоний"?  Нет! И не можете знать. - Голуб
сердито  засопел,  вытащил  из  кармана поломанную папиросу, стал нашаривать
другую.  -  Черт  знает  что:  я  рассказываю  ему  интересные  вещи,  а  он
выкручивается, как первокурсник на зачете...

Ox...  В  самом  деле,  свинство  -  не  слушать, и кого? Ивана Гавриловича,
который натаскивал меня, как щенка, на исследовательскую работу...

Некоторое время Иван Гаврилович молчал, хмурился, потом сказал:

-  Ну  ладно.  Если  вы  ведете  себя  как мальчишка, то хоть мне не следует
впадать в детство и дуться на вас... Значит, я вот о чем...

И  он  вкратце  повторил  свои  рассуждения.  Нейтрид не стал пока идеальным
материалом   для  промышленности.  Он  невероятно  дорог.  Изготовление  его
сложно,  процесс  очень  медленный. Он почти не поддается обработке. Значит,
он  не  годится  для  массового применения... Все это было для меня не ново.
Поэтому-то,  наверное, я невнимательно и слушал. Дальше: вся беда в принципе
получения   нейтрида  с  помощью  сложных  и  неэкономичных  мезонаторов,  в
принципе  получения  мезонов  в  ускорителях. Мезонатор - суть ускоритель и,
как  всякий ускоритель, имеет ничтожный к. п. д. (Браво, Иван Гаврилович! Уж
мне ли не знать, что мезонаторы, даже сделанные из нейтрида, очень плохи!)

Иван  Гаврилович  увлекся.  Он  размахивал  перед  собой  рукой  с  потухшей
папиросой:

-  Мезонатор  обречен  -  он не годится для массового производства. Ведь это
примерно  то  же  самое, как если бы мы стали получать плутоний не с помощью
цепной  реакции  деления,  а  в ускорителях. То же самое, что добывать огонь
трением...  Мезонатор  обречен! Должен признать это, хоть он и является моим
детищем.   Нужно   искать   другой   способ   получения  мезонов,  такой  же
естественный  и  простой,  как,  например, получение нейтронов из делящегося
урана-235...

-  Так  что  же  такое  мезоний,  Иван  Гаврилович?  -  перебил я его, чтобы
направить разговор, - Вот это и есть мезоний.

- Что - это?!

-  Вот  это  самое...  -  Иван Гаврилович сделал жест, будто пытаясь поймать
что-то  в  воздухе: не то падавший лист клена, не то свой мезоний, и показал
мне  пустую  ладонь.  -  Мезоний - это то, чего еще нет. - Он увидел гримасу
разочарования  на моем лице и рассмеялся. - Понимаете, это цель: нужно найти
такое  вещество, которое в известных условиях само выделяло бы мезоны так же
обильно,  как  уран-235,  плутоний  или  торий  выделяют нейтроны. Вещество,
делящееся на мезоны! Понимаете?

- Гм!.. - только и смог сказать я.

-  Такое  вещество  обязательно  должно  быть  в  той  бесконечно  большой и
бесконечно  разнообразной кладовой, которая именуется Вселенной, - продолжал
Иван Гаврилович. - Его нужно только суметь добыть.

- Каким образом?

-  А  вот  этого-то  я  еще и не знаю... ("Так зачем же эти глубокомысленные
рассуждения?"  -  чуть  не  сказал  я.)  Мезоний  должен быть, потому что он
необходим.  И его нужно искать! - Иван Гаврилович черкнул ладонью в воздухе.
-  Видите  ли:  мы  еще  очень  смутно  представляем  себе  возможности того
вещества,  которое сами открыли Мы не знаем о нейтриде чего-то очень важного
и  главного...  - Он помолчал, прищурился. - Вот сейчас мы с Сердюком ломаем
голову  над  одним  непостижимым  эффектом.  Понимаете,  если долго облучать
нейтрид  в  камере  быстрыми  мезонами,  то он начинает отталкивать мезонный
луч!  Похоже,  что нейтрид сильно заряжается отрицательным зарядом, но когда
мы  вытаскиваем нейтридную пластинку из камеры, то никакого заряда нет! - Он
даже  топнул ногой, остановился и снизу вверх посмотрел на меня. - Нет! Если
был  заряд,  то  уйти он не мог: нейтрид - идеальный изолятор. Если не было,
то  почему  же  отталкиваются  мезоны? Какие-то потусторонние силы, мистика,
что ли? У нас это происходит уже десятый раз...

- Да, но при чем здесь "мезоний"? - возразил я.

-  Видите ли... - Иван Гаврилович попытался пригладить волосы за лысиной, но
они  от этого только взъерошились. - Я уже сказал, что "мезоний" - это цель.
Как  бы  это вам объяснить? Знаете, меня всегда мало увлекали те отвлеченные
исследования,  которые  проводятся...  ради  исследований,  если хотите. Они
иногда  полезны,  спору нет, но... Я привык ставить себе цель: что весомого,
ощутимого  дадут исследования? Грубо говоря: что это даст людям? Пусть будет
далекая  цель,  но необходимо ее иметь - поиски становятся целеустремленнее,
мысль  работает  живее.  Так  вот.  Такой далекой целью - а может быть, и не
очень   далекой,   кто   знает?  -  нынешних  наших  с  Алексеем  Осиповичем
исследований и является мезоний.

-  Что  ж,  -  сказал  я,  -  как  мечта  - это великолепно! Но как идея для
экспериментов - нереально.

-   И  с  этим  человеком  я  когда-то  искал  нейтрид!  -  Иван  Гаврилович
рассердился.  -  Давно  ли  и  нейтрид был "нереален"? Конечно, против того,
чего  еще нет, можно привести тьму возражений. А не лучше ли поискать доводы
в  защиту  идеи?  По-моему,  мы на верном пути: мы облучаем ртуть мезонами и
получаем   нейтрид.   Значит,   мезоны  родственны  ядерным  силам,  которые
действуют  внутри  нейтрида.  Итак, если и можно получить мезоний, то только
через нейтрид!

-  Да нет же, Иван Гаврилович! - Меня задело его восклицание, и я тоже начал
сердиться.  -  Рассудите  сами:  нет  и  не  может  быть ни одного вещества,
которое  естественным  образом, само по себе распадалось бы не на нуклоны, а
на  мезоны. Это принципиально невозможно! Ведь не случайно все радиоактивные
вещества   распадаются   с   выделением   электронов,  нейтронов,  протонов,
альфа-частиц - словом, чего угодно, только не мезонов.

Некоторое  время  мы  шли  молча. Парк уже кончался, за желтыми кленами была
видна фигурная изгородь, а за ней - шумная, сверкающая автомобилями улица.

-  Значит,  я  напрасно  тратил порох! - вздохнул Иван Гаврилович. - А жаль,
мне  хотелось  увлечь вас этой идеей, хотелось, чтобы и вы поразмышляли. Мне
сейчас  как  раз  не  хватает  человека с исследовательской жилкой, а вы это
можете... Значит, вас это не увлекает?

-  По-моему,  нужно  усовершенствовать мезонаторы, - ответил я. - Как они ни
плохи, но это более реальная возможность увеличить выход нейтрида...

Теперь  молчание  стало  совсем  тягостным,  и я с облегчением увидел ворота
парка. Мы вышли на улицу.

Иван Гаврилович хмуро протянул руку:

-  Ну,  мне  прямо.  А  вон  ваш троллейбус - спешите. И... знаете что? - Он
из-под  очков  внимательно  посмотрел  на  меня.  - Не закоснела ли у вас от
заводской  сутолоки  мысль,  а?  Не  утрачиваете  ли  вы  способность  чуять
неизведанное?   Это   плохо   для  исследователя.  А  вы  исследователь,  не
забывайте! Впрочем, до свидания.

Мы  попрощались и разошлись. Неловкий разговор получился. Плохие мезонаторы,
абстрактный  мезоний,  опыты  по  облучению нейтрида... Словом, мы не поняли
друг друга.



27  октября.  Что-то  последнее  время меня все раздражает: и непонятливость
операторов,  и  поломки в мезонаторах, и пыль на стеклах приборов... Страшно
много  мелочей,  на  которые  уходит почти весь день. Неужели Голуб прав и я
действительно утрачиваю способность увидеть новое за множеством мелочей?

Нет,  все-таки  его  мезоний  -  дело нереальное. Но почему же у них нейтрид
отталкивает  мезонный  пучок? Интересно, пробовали ли они измерить его заряд
прямо в камере мезонатора, в вакууме? Нужно, когда увижусь, подсказать.



31 октября. Сегодня мы с Кованько заметили интересное явление.

Мы  ремонтировали  четырнадцатый мезонатор (который за особую зловредность и
склонность  к  поломкам  инженеры  прозвали  "тещин  мезонатор"), отлаживали
настройку  мезонного луча. И вот, через раструб перископа, когда был погашен
луч,  мы  увидели  в  темноте  камеры  редкие вспышки, будто мерцают далекие
голубые звездочки.

Что  это  за  звездочки?  Может  быть,  на  стенках  из  нейтрида осаждается
какое-то  радиоактивное  вещество?  Но ведь нет таких веществ, распад атомов
которых можно увидеть простым глазом...



2 ноября. Ну, это что-то невероятное!

Дело  вот в чем. Все наши мезонаторы работают по принципу "вечного вакуума".
В  самом  начале,  когда  запускали цех, из них выкачали воздух, и в главные
камеры  воздух  никогда  не  впускается,  иначе  пришлось  бы  перед  каждой
операцией  в  течение  недели  снова  откачивать  воздух,  пока  давление не
понизится   до   стомиллиардной  доли  миллиметра  ртутного  столба.  Воздух
допускается  только во вспомогательные камеры. А то, что может просочиться в
главные камеры, непрерывно откачивается нашей мощной вакуум-системой.

Мы  настолько  привыкли  к  тому,  что стрелки вакуумметров стоят на делении
десять  в минус одиннадцатой степени миллиметра ртути, что уже больше месяца
не  обращали  на  них внимания. А вчера посмотрели - и ахнули: почти на всех
мезонаторах  вакуум  повысился  до 10^-20 миллиметра! Ведь это почти пустота
межпланетного  пространства! Почему? Насосы этого дать не могут, они даже из
собственного  объема  не  в  состоянии  откачать  воздух  до  такой  степени
разреженности. Такого вакуума не может быть, однако он есть...

И  еще:  за  эти  дни  мерцание  голубых  звездочек  замечено  почти во всех
мезонаторах.  Почему-то  наиболее  густо  эти  звездочки мерцают у основания
нейтридных  стен  камер. И интересно, чем больше в мезонаторе звездочек, тем
выше вакуум.

На  выход  нейтрида  оба  эти  явления  никак  не  влияют:  ни  мерцания, ни
фантастически хороший вакуум.

Но  что  же  это  такое?  Вероятно,  связано  с  тем, что камеры мезонаторов
сделаны  из нейтрида. Пожалуй, Голуб прав: мы не знаем что-то очень важное о
нейтриде  - то, что дает и его эффект отталкивания мезонов, и эти эффекты...
Нужно обязательно поговорить с Иваном Гавриловичем".



                                  ВСПЫШКА

Случилось  так,  что  Яков Якин в этот ноябрьский вечер надолго задержался в
своей лаборатории.

За  окнами  уже  синело.  Лампочки  под  потолком  лили неяркий желтый свес.
Сослуживцы  Якова - старик инженер Оголтеев и техник Мирзоян - уже оделись и
нетерпеливо  посматривали  на  часы.  Только что закончился очередной опыт с
нейтридом.  Пробоя  снова  не  получилось;  голубые  ленты мощного коронного
электроразряда  огибали  будто  заколдованную пластинку нейтрида и с треском
уходили в землю.

"Что  же  делать  дальше?  Похоже,  что электрический пробой нейтрида вообще
неосуществим,  -  размышлял  Яков,  убирая  стенд.  -  Похоже,  что  нейтрид
абсолютно  инертен  к  электрическому  напряжению,  так  же  как инертен и к
химическим реакциям... Так что же делать?"

Он  вошел в клетку и взялся за верхний электрод, чтобы снять его с пластинки
нейтрида.

...Самое  болезненное  при электрическом ударе - это внезапность. Маленькая,
невинно   поблескивающая  гирька  с  хвостиком-проводом  вдруг  ожила:  тело
передернуло  от  электрического  тока,  рука  судорожно  отдернулась,  между
пальцами  и  гирькой  сверкнула  длинная  искра.  Яков  отлетел  к сетке. На
несколько  секунд  в  глазах  потемнело. Он не слышал, как прозвенел звонок,
возвещавший  о  конце  работы,  как  старик  Оголтеев  крикнул  ему  звонким
тенорком:

- Яков Викторович, вы еще не уходите? Не забудьте запереть лабораторию!

Обессиленно  прислонившись  к  сетке,  Яков  успокаивал  бешено  колотящееся
сердце:  "Фу,  черт!  Забыл  разрядить..."  Взбудораженные  нервы руки долго
ныли.  Он  поднес  пальцы  к носу - запахло горелой кожей. "Не меньше тысячи
вольт...  Хорошо, что руки были сухие". Он взял разрядную скобу, прикоснулся
к  электродам:  гирька  выстрелила синей искрой - заряд ушел в землю. "Долго
держит  заряд...  Хорошо, что я не сразу стал снимать электроды, а помедлил,
пока  они  частично  разрядились  через балластное сопротивление. Иначе бы -
120  киловольт!  Конец!..  -  Якову  стало  не  по  себе  от  этой  мысли. -
Получается  конденсатор солидной емкости, заряженный до сотни тысяч вольт...
В нейтриде запасается огромная энергия..."

Яков  снял  электрод  -  да  так  и  застыл с ним в руке. Сердце, только что
успокоившееся,  снова  заколотилось;  мелькнула  ослепительная,  как разряд,
мысль:  "Конденсаторы  электроэнергии!  Ну  конечно  же,  как  я  раньше  не
догадался.  Если  такие  сравнительно  толстые  пластинки  нейтрида уже дают
значительную  емкость, то из многих тонких слоев получатся такие сверхъемкие
аккумуляторы,  которые можно зарядить до колоссальных напряжений.., А ну-ка,
если прикинуть..."

Он  сел  к  пульту  и  прямо  на  обложке  лабораторного журнала стал писать
формулы  и  расчеты.  Что,  если брать тончайшую пленку в доли ангстрема? Те
сверхтонкие  пленки нейтрида. из которых сейчас на заводе у Кольки Самойлова
делают скафандры?

Яков  никак  не  мог  сосредоточиться:  мысли  в  голове метались тревожно и
радостно.  Буквы  и  цифры неровными строчками бежали наискось, спотыкаясь и
наталкиваясь друг на друга.

Конечно,  нейтрид-конденсаторы по мощности и емкости в тысячи раз превзойдут
обычные  кислотные  аккумуляторы.  Нужно рассчитывать на большие напряжения;
запас  энергии  в  конденсаторе растет, как квадрат напряжения... Итак, если
взять  пленку  нейтрида  площадью  в  десяток  квадратных  метров, проложить
металлической  фольгой и свернуть в рулон, получится сверхмощный аккумулятор
Ею  можно  зарядить до нескольких тысяч вольт! Нейтрид выдержит и больше, но
тогда  уже  трудно  будет  изолировать  выводы.  Такие  конденсаторы  смогут
приводить  в движение мощные электродвигатели. Это тебе не жалкие два вольта
нынешней кислотной банки.

Очень  просто:  совсем  небольшие  черные  коробки,  размером с книгу; в них
можно  нагнетать  невесомую,  но  могучую  электрическую  энергию.  Сколько?
Две-три   тысячи   киловатт-часов!   Достаточно   для   машин,   для  мощных
электровозов.

Яков откинулся от пульта Лицо горело.

Вот  оно  -  то,  о  чем  он мечтал еще с детства, - большое изобретение! Он
отодвинул  подвернувшийся  под  руку  стул. И сумбурные, нетерпеливые мечты,
подхлестываемые  воображением, охватили его и заставили бегать взад и вперед
по лаборатории.

...Не  было  больше лаборатории, не было серых сетчатые клеток, медных шаров
под  потолком,  тускло  горящих лампочек. По широкому серому шоссе, залитому
солнцем,  стремительно  и  бесшумно  мчатся  голубые  машины.  Они похожи на
вытянутые  капли,  положенные  на  колеса.  Скорость огромна! Не слышно рева
бензиновых    моторов,   вместо   нею   -   еле   ощутимое   высокое   пение
электродвигателей.  Ведь  их  можно  установить  прямо  на  колесах!  Вместо
сложного  привода, поршней, валов, всевозможных муфт, сцеплений, зажигания -
несколько  проводов  к  нейтрид-аккумуляторам;  вместо  коробки  скоростей и
многих   рычагов  управления  -  две  рукоятки  реостатов:  одна  регулирует
скорость, другая - направление.

Вдоль  дороги  расставлены  электроколонки.  В  них  -  розетки,  к  которым
подведено  напряжение  подземной электросети. Водитель останавливает машину,
включает  в розетку кабель от нейтрид-аккумуляторов, и по медным жилам в них
переливается  невесомая электрическая кровь... И разве только электромобили?
А  электролеты, электрокорабли! Всем прочим двигателям придет конец: бензин,
уголь,  нефть и даже урановое топливо будут вытеснены простыми и компактными
нейтрид-аккумуляторами.

Яков  подошел  к  окну,  коснулся  разгоряченным  лбом  холодной поверхности
стекла.   Было  уже  совсем  темно.  Ветер  качал  голые  ветки  деревьев  в
институтском   дворе,  и  далекие  фонари,  заслоняемые  ими,  мерцали,  как
большие,  но  тусклые  звезды.  Затуманенный  взгляд Якова еще видел шоссе с
голубыми  электромобилями,  но  сквозь  него  проступили  две широкие желтые
полосы  -  это  напротив  светились  окна  семнадцатой лаборатории. Там тоже
работали.

Якин  видел  ходившего  вдоль  окон Голуба, склонившуюся у пульта долговязую
фигуру  Сердюка, и его наполнила гордая уверенность. Он еще покажет себя! Он
теперь  знает,  что  делать.  Он  сделает  эти  нейтрид-аккумуляторы. Он еще
многое  сделает!  Целый  год  он презирал себя, потерял веру в свои силы, но
теперь!..

Свет  в семнадцатой погас. "Смотрят в перископ, догадался Якин. - Интересно,
что они сейчас видят там?"

Снова  вспыхнули  полосы  окон  -  теперь  Голуб и Сердюк стояли на мостике.
Голуб наклонился над рычагами манипуляторов.

"Сейчас  будут  вытаскивать  свои  препараты  из  камеры наружу... Они что -
только  вдвоем  сегодня  работают?  Интересно,  есть  ли у них сейчас пленки
тоньше  ангстрема?  Может, пойти попросить?.." Якин видел, как Сердюк что-то
сказал  Ивану  Гавриловичу,  а  тот  кивнул.  Вот  они  оба  наклонились над
чем-то...

Громадная,  нестерпимо  яркая,  бело-голубая  вспышка сверкнула напротив, во
всю  ширину  громадных  окон  семнадцатой  лаборатории.  От