излишне распалил свое воображение.



12  сентября.  Облучили  уже  с  десяток  образцов:  олово,  железо, никель,
серебро  и  многое другое. И все они стали радиоактивными. Пока нет даже тех
устойчивых  атомов  с  повышенным  количеством  нейтронов  в  ядре,  которые
получались раньше.

А  вокруг...  вокруг  кончается  великолепное южное лето. Из лаборатории нам
видны  усыпанные  купающимися желтые пляжи на излучине Днепра и на островах.
Облучения  обычно  затягиваются до позднего вечера, и мы возвращаемся к себе
в  общежитие  под  крупными, яркими звездами в бархатно-черном небе. В парке
тихо  шелестит  листва  и смеются влюбленные. На главных аллеях парами ходят
черноволосые и круглолицые девушки, которых некому провожать домой.

Яшка смотрит им вслед и трагически вздыхает:

- Вот так проходит жизнь...

Единственная  радость  жизни  -  это  замечательно вкусные и дешевые яблоки,
которые продают на каждом углу. Мы их едим целыми днями.



19  сентября.  Закрыв  глаза,  представляю себе, как это может получиться. Я
работаю  у  мезонатора;  под  голубым  пучком мезонов - кубик из облучаемого
металла.  И  вот металл начинает уплотняться, оседать, медленно, еле заметно
для  глаз.  Под  мезонными  лучами он тает, как лед, исчезает из ванночки, и
вместо него на белом фарфоре остается небольшое пятнышко - нейтрид!

Интересно, какого цвета будет нейтрид?



7  октября.  Уже  октябрь, желто-красный украинский октябрь. Чистый, звонкий
воздух.  Повсюду  -  на  деревьях,  на  крышах  домов,  под ногами - листья:
желто-зеленые, коричневые, медвяные. Голубое небо, теплое солнце. Хорошо!

А  мы  ставим  опыты.  Облучили  почти  половину  элементов из менделеевской
таблицы.    Несколько   дней   назад   получили   из   кремния   устойчивые,
нерадиоактивные  атомы  магния  и  натрия.  В  них на один и на два нейтрона
больше, чем положено от природы. Хоть маленькая, но победа!

Мы   с   Яшкой   занимаемся   анализами   образцов   после  облучения:  я  -
масс-спектрографическим,  он  -  радиохимическим.  Это  в наших опытах самая
кропотливая работа.

-  Голуб - хитрый жук! - сказал мне Яшка. - Нарочно раззадорил нас, чтобы мы
работали, как ишаки.

- А ты работай не как ишак, а как инженер! - ответил я ему.



26  октября. Облучаем, снимаем анализы и облучаем. Устойчивые атомы магния и
натрия, когда мы их еще раз облучили мезонами, тоже стали радиоактивными.

Отрицательные  мезоны,  попадая  в  ядро,  слишком  возбуждают  его,  и  оно
становится радиоактивным. Вот в чем беда.



24  ноября.  На  улице  слякотная погода. Дожди сменяются туманами. Лужи под
ногами сменяются жидкой грязью. Словом, не погода, а насморк.

В  лаборатории  тоже  как-то  смутно.  Когда  исследования  не ладятся, люди
начинают  сомневаться  в самых очевидных вещах; они перестают доверять своим
и  чужим  знаниям, перестают доверять друг другу и даже начинают сомневаться
в  справедливости  законов физики... Последние недели Иван Гаврилович что-то
нервничает,  придирается  к  малейшим  неточностям и заставляет переделывать
опыты по нескольку раз.

Облучили  все  вещества  таблицы  Менделеева, кроме радиоактивных элементов,
облучать  которые нет смысла: они и без того неустойчивы. Становится скучно.
В лаборатории все, даже Голуб, как-то избегают употреблять слово "нейтрид".





                            СКЕПТИКИ ТОРЖЕСТВУЮТ

30  ноября. Пожалуй, вся беда в том, что мезоны, которыми мы облучаем, имеют
слишком  большую  скорость.  Они врезаются в ядро, как бомба, и, конечно же,
сильно  возбуждают  его.  А нам нужно ухитриться, чтобы и обеззарядить ядро,
освободив  его  от электронов, и в то же время не возбудить. Значит, следует
тормозить  мезоны  встречным  электрическим  полем и до предела уменьшать их
скорость.

Ну-ка, посмотрим это в цифрах...



13  декабря.  Показал свои расчеты Ивану Гавриловичу. Он согласился со мной.
Значит,  и  я  могу! Итак, переходим на замедленные мезоны. Жаль только, что
мезонатор   не   приспособлен   для  регулирования  скорости  мезонов  -  не
предусмотрели в свое время...



25  декабря.  Попробовали,  насколько  возможно,  замедлить  мезонный пучок.
Облучили   свинец.   Увы!  Ничего  особенного  не  получилось.  Свинец  стал
слаборадиоактивным  -  несколько слабее, чем при сильных облучениях быстрыми
мезонами, и только.

Нет,  все-таки нужно поставить в камере тормозящее устройство. Это несложно:
что-то вроде управляющей сетки в электронной лампе.

Сегодня Якин высказал мысль:

- Послушай, а может, мальчика-то и не было?

- Какого мальчика? - не понял я. - О чем ты?

-  О  нейтриде,  который  мы,  кажется,  не  получим.  И  вообще, не пора ли
кончать?  Собственно,  в  истории науки уже не раз бывало, что исследователи
переставали  верить  очевидным фактам, если эти факты опровергали выдуманную
ими  теорию.  Никогда  ничего  хорошего из этого не получалось... За полгода
мы,  в  сущности,  ничего нового не получили - ничего такого, что приблизило
бы нас к этому самому нейтриду. Понимаешь?

- Как - ничего? А вот смотри, кривые спада радиации!

Я  не  нашелся  сразу,  что ему возразить, и стал показывать те кривые спада
радиоактивности   при  замедленной  скорости  мезонов,  которые  только  что
рассчитал и нарисовал.

Яшка небрежно скользнул по ним глазами и вздохнул;

-  Эх,  милай!..  Природу на кривой не объедешь. Даже если она нарисована на
миллиметровке.  Полгода  работы,  сотни  опытов,  сотни анализов - и никаких
результатов!  Понимаешь?  Уж  видно, чего нет, того не будет... Факты против
нейтрида! Понимаешь?

Сзади  кто-то  негромко  кашлянул.  Мы обернулись. Голуб стоял совсем рядом,
возле  пульта,  и  смотрел  на  нас  сквозь  дым  своей папиросы. Яшка густо
покраснел (и я, кажется, тоже).

Иван Гаврилович помолчал и сказал:

-  Эксперименты,  молодой  человек,  это  еще  не  факты.  Чтобы  они  стали
непреложными фактами, их нужно уметь поставить... - и отвернулся.

Ох, как неловко все это получилось!



15  января.  Вот  и  Новый  год  прошел.  На  улице  снег  и  даже  мороз. В
лаборатории,  правда,  снега  нет, но холод почти такой же собачий, как и на
улице.  Во-первых,  потому, что эта чертова стеклянная стена не оклеена и от
нее  отчаянно  дует.  Во-вторых, потому, что не работает мезонатор: когда он
работал,  то  те  сотни  киловатт,  которые  он  потребляет от силовой сети,
выделялись в лаборатории в виде тепла, и было хорошо. Теперь он не включен.

-  Наша  горница  с  богом не спорится! - смеется Иван Гаврилович и потирает
посиневшие руки.

А  не  работает  мезонатор  вот  почему:  мы  с  Сердюком  ставим  в  камере
тормозящие  электроды,  чтобы  получить  медленные  мезоны.  Работа,  как  у
печников,   только  несколько  хуже.  Сперва  пытались  установить  пластины
электродов  "механическими пальцами", с помощью манипуляторов. "Не прикладая
рук",  -  как  выразился  Якин.  Ничего  не  вышло. Тогда плюнули, разломали
бетонную  стену  и  полезли в камеру. Работы там всего на три-четыре дня, но
беда  в  том,  что  от  многократных  облучений  бетон  внутри  камеры  стал
радиоактивным,  И,  хоть  мы  и работаем в защитных скафандрах, находиться в
камере  можно  не больше часа, да еще потом по медицинским нормам полагается
день   отдыхать  дома,  Нужно,  чтобы  организм  успевал  справиться  с  той
радиацией, которую мы впитываем за час, иначе возникнет лучевая болезнь.

Мы  не  прочь поработать бы и больше: в сущности, ведь эти медицинские нормы
взяты  с  большим  запасом;  но  Иван Гаврилович после часа работы неумолимо
изгоняет  нас  из  камеры,  а  затем и из лаборатории. Так и ковыряемся: час
работаем, день отдыхаем. Темпы!

Яшка  сперва  работал  с  нами,  потом  стал  отлынивать.  С  утра  зайдет в
лабораторию,  покрутится  немного  и  уходит  в  библиотеку  "повышать  свой
научный  уровень".  Видно,  нервы  не выдержали - боится облучиться. Да и не
верит  он  уже  в  эти  опыты...  Что  ж,  заставить  его мы не можем, пусть
работает, "не прикладая рук".

После того разговора они с Голубом делают вид, что не замечают друг друга.



2  февраля.  Боже,  почти  месяц  возимся  с этой проклятой камерой! Сколько
опытов  можно  было бы сделать за это время! Вот что значит не предусмотреть
эти электроды вовремя.

Интересно:  прав  я  или  не прав? Верный это выход - медленные мезоны - или
нет? В теории как будто "да", а вот как будет на опыте?



22  февраля. Уф-ф! Наконец закончили: установила пластины, замуровали стенку
камеры.  Вы  хотели  бы завтра же, немедля, приступить к облучениям, Николай
Самойлов? Как бы не так!

Теперь  пять  дней  будем  откачивать воздух из камеры, пока вакуум снова не
поднимется  до  десять  в  минус  двенадцатой  степени  миллиметра  ртутного
столба. Фантастический, непревзойденный вакуум должен получиться.



1  марта. Сердюк посмотрел на приборы, небрежно кивнул: "Имеем лучший вакуум
в мире..."

Итак,  все  отлажено,  подогнано.  Пучок  мезонов  можно  затормозить и даже
остановить  совсем  - голубой лучик расплывается и превращается в прозрачное
облачко. Ну, теперь уж вплотную приступаем к облучениям.



2  марта.  Болит голова. Уже половина второго ночи, нужно ложиться спать. Не
засну...

Яшка  не  зря  сидел  в библиотеке целыми днями. Высидел, черт, выискал, что
надо... Впрочем, при чем здесь Яшка?

Сегодня  в  десять  часов  -  только что включили мезонатор - он подошел и с
безразличным  видом  (дескать,  я  был  прав,  но,  видите,  не злорадствую)
положил  передо  мной на стол журнал, открытый посередине. Это был январский
номер  "Физикал ревью" (американское физическое обозрение). Я стал разбирать
заголовок и аннотацию:



Г.-ДЖ. ВЭБСТЕР. ОБЛУЧЕНИЕ ОТРИЦАТЕЛЬНЫМИ ПИ-МЕЗОНАМИ

Сообщается  о  проведенной  в институте Лоуренса экспериментальной работе по
облучению    минус-мезонами    различных   химических   элементов...   Опыты
показывают,  что  возбуждение  облученных мезонами ядер уменьшается вместе с
энергией  бомбардирующих  мезонов...  Однако  по  мере  приближения скорости
мезонов  к  скоростям обычного теплового движения частиц (сотни километров в
секунду)  мезоны  начинают  рассеиваться электронными оболочками атомов и не
проникают  внутрь  ядер...  Облучаемые  препараты  калия, меди и серы в этих
случаях оставались нерадиоактивными...

Дальше  английские  слова  запрыгали  у  меня перед глазами, и я перестал их
понимать.

-  Не  утруждайся,  я  сделал  перевод.  -  Яшка протянул листки с переводом
статьи.

Я  стал  читать,  с  трудом  заставляя  себя  вникнуть  в смысл закругленных
академических  фраз.  Впрочем,  это  уже  было  излишне.  И  так  ясно,  что
медленные  минус-мезоны,  которые  были нашей последней надеждой в борьбе за
нейтрид, ничего не дадут.

Так   вот   почему   в   моих  расчетах  получалось,  что  медленные  мезоны
действительно  не  вызывают  радиоактивности  в  облученном веществе! Они не
возбуждают  ядро  просто потому, что не проникают в него. Потрясающе просто!
О идиот! Не понять, не предвидеть...

Собрались  все. Якин читал вслух перевод статьи. Иван Гаврилович снял очки и
из-за  плеча  Яшки смотрел в листки; он постепенно, но густо краснел. Сердюк
без  нужды  вытирал  платком  замасленные  руки. Оксана еще не поняла, в чем
дело,  и  тревожно  смотрела  на Якина... Понятно, почему краснел Голуб: он,
как  и  я,  не предусмотрел этого. Мы забыли об электронных оболочках ядра -
ведь при облучении частицами больших энергий ими всегда пренебрегают...

Словом,  мы  тотчас  же  прекратили  опыт  и стали готовить новые препараты:
кусочки  калия,  серы  и  меди.  Загрузили  их в мезонатор все вместе, стали
облучать.  Расплывчатое  облачко  "медленных"  мезонов окутало три маленьких
кубика  в  фарфоровой  ванночке  синеватым  туманным светом. Облучали четыре
часа  -  до конца работы, потом вытащили, чтобы измерить радиоактивность. Но
измерять  было нечего: образцы остались нерадиоактивными, будто бы и не были
под мезонным лучом...

Когда возвращались в общежитие, Яшка хмыкнул и сказал:

-  "А  ларчик просто открывался", как говаривал дедушка Крылов. То, что вы с
Голубом   считали  вожделенным  нуль-веществом,  не  дающим  радиации  после
облучения,  оказалось  не  мифическим  нейтридом, а обыкновенным, вульгарным
стабильным веществом. Нуль-вещество - это просто медь, вот и все!

- "Вы с Голубом"? - переспросил я. - А ты разве не считал?

-  Я?  А  что  я?  - Яшка удивленно и ясно посмотрел на меня своими голубыми
глазами. - Я исполнитель. И кто меня спрашивал?

Вот сукин сын!

...  Ничего  не  будет: ни атомных двигателей величиной с мотор, ни ракет из
нейтрида,  садящихся  на  Солнце,  ни машин из нейтрида, разрезающих горы, -
ничего!  Зачем  же  мы  с  Сердюком  лезли в камеру, под радиацию, рисковали
здоровьем,  если не жизнью? Для того, чтобы хихикал Яшка? Чтобы все скептики
теперь  злорадно  завыли:  "Я  ж  говорил, я предупреждал! Я ж сомневался! Я
внутренне не верил в эту научную аферу!" О, таких теперь найдется немало!



10 марта. В лаборатории скучно.

Иван  Гаврилович  Голуб сидит за своим столом, что- то рассчитывает - весь в
клубах папиросного дыма.

Мы  с  Алексеем Осиповичем Сердюком помаленьку проводим облучения по прежней
программе.  Якин  делает  анализы. Исследования нужно довести до конца, план
положено  выполнять...  А на кой черт его выполнять, когда уже известно, чем
все окончится?



2  апреля.  Сегодня  Яшка закатил скандал. Последнее время он вообще работал
из  рук вон небрежно и вот нарвался на неприятность. Мы дали ему для анализа
слиток  недавно облученного калия. Он заложил стаканчик, в котором под слоем
керосина  лежал  этот  слиток, в свою "горячую" камеру и, посвистывая, начал
орудовать  манипуляторами...  Я сначала увидел только, как из окна "горячей"
камеры  глянули  оранжевые  блики.  Яшка  покраснел  и  нерешительно  вертел
рукоятками манипуляторов.

Я  подскочил к нему: в камере, в большой чашке с водой метались серебристые,
горящие оранжевым пламенем капли расплавившегося калия.

- Ты что?

-  Да  уронил  нечаянно  слиток  в  воду...  - пробормотал Яшка. - А красиво
горит, правда?

- Дурак! Он же сильно радиоактивный, теперь камера выйдет из строя!..

Я  оттолкнул  его,  попытался выловить горящие капли пальцами манипуляторов,
но ничего не получалось. Калий горел.

Подбежала Оксана, увидела пламя и вскрикнула:

- Ой, пожар!..

Подошли  Иван Гаврилович и Сердюк. Голуб хмуро посмотрел через стекло: капли
уже догорали, в камере все застилал дым.

- Так... - Он повернулся к Якину.

Тот потупился, приготовясь выслушать разнос.

Но  Голуб  изобрел  нечто  другое.  Неожиданно  для всех он заговорил мягким
лекторским тоном:

-  Калий,  молодой человек, имеет удельный вес ноль целых восемьдесят четыре
сотых  единицы.  Если напомнить вам, что удельный вес воды равен единице, то
вы  легко  сможете  догадаться,  что  калий  должен плавать в воде, что мы и
видим.  Существенно также то, что калий, опущенный в воду, бурно реагирует с
нею,  выделяя из воды тепло и водород. Затем калий и водород загораются, что
мы также видим. - Он широким жестом показал в сторону камеры.

Сердюк  смеялся  откровенно  и  даже нахально. Оксана, тоже понявшая замысел
Ивана Гавриловича, прыскала в ладошку. Яшка стоял красный как рак.

-  Поэтому, молодой человек, - закончил Иван Гаврилович, - калий хранят не в
воде,  а  в  керосине,  в  котором  он  не окисляется и не горит, а также не
плавает... Вот так!

Яшка  не  ожидал,  что  его так издевательски просто высекут: ему, инженеру,
объяснять,  как  семикласснику,  что  такое  калий!  Теперь  он  был  уже не
красный, а бледный.

-  Спасибо,  Иван Гаврилович... - ответил он; голос его дрожал. - Спасибо за
первые   полезные  сведения,  которые  я  получил  за  год  работы  в  вашей
лаборатории...

Это было сказано явно со зла. И все это поняли.

Голуб даже оторопел:

- То есть... что вы хотите этим сказать?

-  А  всего  лишь  то,  что  из  всех наших опытов только этот, так сказать,
"эксперимент"  с  калием  имеет  очевидную  ценность  для  науки,  - со злым
спокойствием объяснил Яшка.

- Выходит... вы считаете нашу работу... ненужной?

- Уже давно.

На багровом лбу Голуба вздулась толстая синяя жила. Но он начал спокойно:

-  Я  здесь  никого не держу... - И тут он не выдержал и заорал так громко и
неприятно,  что  Оксана  даже  отступила  на  шаг:  - Вы можете уходить! Да!
Убирайтесь  куда  угодно!  Возвращайтесь на школьную скамью и пополните свои
скудные  знания по химии! Да! Никогда я не наблюдал ничего более постыдного,
чем  эта  защита собственного невежества! Вы оскорбили не меня, вы оскорбили
нашу  работу!..  Уходите!  -  Голуб  постепенно  успокаивался:  -  Словом, я
освобождаю  вас от работы... За техническую неграмотность и за порчу камеры.
Можете  искать  себе  другое,  более теплое место в науке. - Он повернулся и
пошел к своему столу.

Яшка,  несколько  ошеломленный  таким оборотом дела, вопросительно посмотрел
на  нас с Сердюком. Я молчал. Сердюк, отвернувшись, курил. Яшка нерешительно
кивнул в сторону Голуба и, ища сочувствия, с ухмылкой проговорил:

- Вида-ал какой? Дай прикурить, - и наклонился к папиросе Сердюка.

Сердюк  зло  кинул окурок в пепельницу. Под его скулами заиграли желваки. Он
повернулся к Яшке:

- Иди отсюда! А то так "дам прикурить"!.. Паникер!

Якин снова вспыхнул как мак и быстро пошел к двери.

-  Краснеет...  -  сказал Сердюк. - Ну, если человек краснеет, то еще не все
потеряно...

И  Яшка  ушел.  Пожалуй, если бы Сердюк наподдал ему разок-другой, я не стал
бы за него заступаться...





                            НА ПОСЛЕДНЕМ ДЫХАНИИ

16  апреля.  Итак,  исполнился  год  с  того  дня, как я в Днепровске. Снова
апрель,  снова  веселые зеленые брызги на ветках деревьев. Тогда были мечты,
радостные  и неопределенные: приехать, удивить мир, сделать открытие. Смешно
вспоминать...   Все  вышло  не  так:  я  просто  работал.  Итогов  можно  не
подводить, их еще нет. А когда будут, то обрадуют ли они нас?

Голуб  последнее  время  изводит  себя  работой  и  сильно сдал: серое лицо,
отечные  мешки  под  глазами, красные веки. Он все пытается точно рассчитать
"задачу о нейтриде".

Яшка уже устроился. Как-то я столкнулся с ним в коридоре.

-  Порядок!  -  сообщил  он.  -  Буду  работать  у электрофизиков. Там народ
понимающий:  работают,  "не  прикладая рук", а между тем в журналах статейки
печатают  - то о полупроводниках, то о сверхпроводимости... Ребята неплохие.
Смотри,  Колька:  не  прогадай  вместе со своим Голубом, ведь тебе тоже пора
сколачивать  научный  капиталец. А там, в семнадцатой лаборатории... словом,
неужели  ты  не  чувствуешь,  что  природа  повернулась к вам не тем местом?
Впрочем, пока!.. Я побежал...

Нет,  Яшка!  Научного  ловчилы  из  меня  не получится. "Сколачивать научный
капиталец"...  Чудак!  Пожалуй,  он  просто  сильно  обижен Голубом (оба они
тогда зря полезли в бутылку) и теперь ищет утешения в цинизме. Бравирует.

...  В  науке,  как и в жизни, вероятно, следует всегда идти до конца. Идти,
не  сворачивая, каким бы этот конец ни оказался. Пусть мы не получим нейтрид
-  все равно. Зато мы докажем, что этим путем получить его невозможно. И это
уже  не  мало:  люди,  которые  начнут  (пусть  даже  не скоро) снова искать
ядерный  материал,  сберегут  свои силы, будут более точно знать направление
поисков.  И наша работа не впустую, нет... Нейтрид все равно будет получен -
не  нами,  так  другими. Потому что он необходим ядерной технике, потому что
такова логика науки. А научные "кормушки" пусть себе ищут Якины...

Мы  медленно  идем по программе: приближаемся к облучению самыми медленными,
тепловыми мезонами.



18  мая. Сегодня Голуб накричал на меня. Произошло это вот как. Он показывал
мне  св