о шел к
ней, то поворачивал обратно.

Генерал  впал  в  состояние  тупого  безразличия  ко  всему.  Однажды, когда
Вэбстер  нашел  на  стеллажах  оставленный кем-то небольшой ломик и окликнул
генерала,  тот  долго не отзывался. Вэбстер отыскал его в темноте, с руганью
растолкал.  Генерал  долго  не  мог  понять, что от него требуется, потом со
стонами, кряхтеньем поднялся с пола и медленно побрел к двери.

Долго,  сменяя  друг  друга, они били ломиком в гулкий металл двери, били до
полного  изнеможения,  пытаясь  кого-нибудь  привлечь  звуками.  Но никто не
отзывался.

На  Хьюза эти упражнения подействовали несколько оживляюще: теперь он бродил
по  складу,  что-то глухо бормоча про себя. Несколько раз они сталкивались -
и   бормотанье  замолкало.  Вэбстер  чувствовал  что-то  угрожающее  в  этой
затаившейся  в темноте фигуре. Когда он пытался завести разговор, генерал не
отвечал.

Однажды  -  это  было  на шестой день - Вэбстер спал. Сон был беспокойный, в
нем  повторялись  назойливые  видения:  серое  солнце  над  темными  горами,
вспышка  атомного  выстрела  из  "телескопа",  потом темнота, снова вспышка.
Сквозь   сон   он   услышал   какой-то   шорох   и  проснулся,  настороженно
прислушиваясь.

Шорох перешел в шарканье, приближающееся сзади.

Вэбстер сел:

- Рандольф, это вы?

Из  темноты  послышалось  тяжелое  сопение, звякнул металл. И Вэбстер скорее
почувствовал,  чем заметил, что над его головой занесен ломик. Он отшатнулся
в  сторону,  пытаясь  встать.  Ломик больно чиркнул его по виску и бессильно
упал на мякоть плеча.

-  Рандольф,  вы  с  ума  сошли?!  ("Должно  быть, так оно и есть".) Вэбстер
вскочил, стал вслепую нашаривать воздух.

Он  поймал  дряблую  кисть  генерала как раз вовремя: занесенный снова ломик
выпал  и  звонко  покатился  по  полу.  Хьюз,  остервенело  сопя, всей тушей
навалился  на  Вэбстера,  оба  упали.  Это  было  как  кошмар во сне - когда
ощущаешь  надвигающуюся  опасность  и нет сил ни сопротивляться, ни убежать.
Вэбстер  бессильно  извивался,  придавленный  генералом,  по очереди отрывая
обеими руками то одну, то другую его кисть от своего горла.

Вэбстер  почувствовал  под  своей  спиной  что-то  твердое. Извернувшись, он
левой  рукой  вытащил  из-под  себя  ломик  и из последних сил несколько раз
ударил  им  по голове генерала. Тело Хьюза дрябло обмякло, отяжелело; пальцы
его еще некоторое время бессильно сжимали горло Вэбстера, потом разжались.

Вэбстер   поднялся,   опираясь   на   контейнер.   От   изнуряющей  слабости
подкашивались  ноги,  лихорадочно  колотилось  сердце. "Он хотел убить меня!
Мания!  Или  он хотел сожрать меня, чтобы пожить еще немного?" Генерал глухо
и  отрывисто  простонал.  Вэбстер  в  инстинктивном  страхе  отодвинулся. Он
почувствовал,  как  от  бессильного  отчаяния  по  щекам  покатились  слезы.
"Господи, как звери! Даже хуже, чем звери... Что же, теперь мне есть его?"

Генерал еще несколько раз глухо простонал, потом затих.

Вэбстер,  тяжело  нагнувшись, нащупал на полу ломик - он был в чем-то теплом
и  липком  -  и,  пошатываясь,  направился к выходу. Нет, он больше не может
так... Лучше уж сразу...

От  двери  пахло  горелым  металлом.  Вэбстер просунул острие ломика в щель,
навалился  на  него всем телом - и дверь с протяжным скрежетом приоткрылась.
Снаружи  хлынул  странный  зелено-синий  свет. Вэбстера на миг охватил страх
перед   пространством:   здесь  в  подвале,  в  темноте,  было  привычнее  и
безопаснее. Он шагнул было назад, потом пересилил себя и вышел наружу.

Вэбстер  не  сразу  понял,  что  стояла  ночь: так было светло. Он рассеянно
осмотрелся  вокруг,  пытаясь  вспомнить,  где  что было; но повсюду - только
фантастическое  нагромождение сплавившихся обломков камня, железа, бетона...
Все  это светилось ровным, без теней, светом. Казалось, что вокруг рассыпаны
обломки  разбитой  снарядами  Луны...  Вэбстер осмотрел себя: перепачканные,
черные  тонкие руки, мятые изодранные брюки, свалявшийся, покрытый какими-то
пятнами  пиджак.  Все  это  выглядело странно, мучительно странно. Он напряг
мысль,  чтобы  понять,  в  чем  дело: ну да, он ведь тоже не оставляет тени.
"Как   привидение..."   Все  мягко  светилось,  даже  стена,  к  которой  он
прислонился.

После  нескольких  неверных  шагов  по  обломкам  Вэбстер  едва не свалился,
поставив  ногу  на  обманчиво  светившийся  острый  камень. Что делать? Куда
идти?  Он беспомощно огляделся: вокруг было все то же ровное зеленое сияние,
где-то  вверху  слабо  светили  редкие  звезды, будто в тумане. Его охватило
отчаяние.  Как  выбраться из этого светящегося радиоактивного кошмара? Может
быть, закричать? Он набрал в легкие побольше воздуха:

- На помощь! Помоги-ите!..

Крик  получился  слабый  и хриплый. От напряжения он закашлялся. Тишина ночи
равнодушно и внимательно слушала его. Ни звука не раздалось в ответ.

Вэбстер   почувствовал,  что  ему  неудержимо  хочется  плакать;  бессильная
жалость  к  себе  подступала  тугим  комком к горлу. Он сделал еще несколько
шагов, оступился обо что-то, сел на светящуюся землю и заплакал.

...  Слезы  просохли так же внезапно, как и возникли. Теперь Вэбстер яростно
полз  по  острым  обломкам,  не  чувствуя боли от ссадин на руках и коленях;
полз  и  бормотал  что-то,  безумное  и  непонятное.  Под  руками  осыпались
изумрудные  осколки  бетона, обнажая темные пятна под ними. Вэбстер не видел
их - он полз вперед, влекомый последней вспышкой жизни.

Руки  его  опустились  в какую-то холодную, тугую, неподатливую жидкость. Он
остановился  на  секунду,  поднял  ладонь  и бессмысленно смотрел, как с нее
стекают  тяжелые,  крупные  светящиеся  капли. "Ртуть! - мелькнула догадка в
затуманенном  мозгу.  - Ну да, ведь здесь был резервуар с запасами ртути..."
Он  снова  пополз  вперед. Сначала руки опускались на дно лужи и упирались в
какие-то  скользкие  камни.  Потом жидкий металл стал упруго выталкивать его
кисти  и ступни на поверхность. И он, барахтаясь на локтях и коленях, упрямо
плыл ползком сквозь бесконечное море зеленоватой радиоактивной ртути...





Грэхем  Кейв, солдат 3-го зенитного дивизиона, заступил на караул в полночь.
Ночь  была  безветренной,  но  довольно  холодной,  и  его  разогревшееся  и
расслабившееся  после  короткого сна тело била зябкая дрожь. Чтобы унять ее,
Грэхем  принялся  ходить  по  отведенному  ему куску степи- 100 метров туда,
потом  обратно,  -  по  сухо  шелестящей  под ботинками траве. Наконец дрожь
прошла. Он закурил и стал ходить медленнее.

Вверху,  в  чистой  безлунной темноте, мерцали звезды. Россыпь Млечного Пути
перепоясывала  небо  наискось  и  была  различима  до  мельчайших сверкающих
пылинок.  Вдали, у самого горизонта, поднималось широкое зеленое зарево. Оно
медленно  переливалось  от  слабых движений воздуха, точно какие-то огромные
фосфорические  флаги  полоскались в высоте. Кейв мрачно выругался, посмотрев
в ту сторону; ему стало тоскливо.

И   зачем   их   выставили   здесь   многомильной   цепочкой?  Охранять  это
радиоактивное  пепелище?  "Чтобы  кто-нибудь не проник в зараженную зону", -
объяснял  сержант.  Да  какого дьявола туда попрется хоть один человек, если
он  в  здравом  уме!  А  если  и сунется какой-нибудь самоубийца, туда ему и
дорога...

Светится...  Уже  неделя  прошла,  а  светится  лишь  немногим слабее, чем в
первый   день.   Говорят,   где-то  невдалеке,  милях  в  пятидесяти,  выпал
радиоактивный  дождь  из  ртути,  как раз над поселком на перекрестке дорог.
Теперь  он  пуст,  все  убежали.  А здесь, в Нью-Хэнфорде? Был мощный завод,
рабочий  городок.  Один  взрыв  -  и  ничего  нет. Погибли сотни людей. Одни
пишут,  что  это  диверсия красных, другие - что это несчастный случай. Один
только  взрыв!  Офицеры  говорят,  что скоро будет война с русскими, которые
собираются   завоевать   Америку.  Что  же  будет  тогда?  Везде  вот  такие
светящиеся зеленые пепелища вместо городов?

И  тогда  их,  солдат,  пошлют  сквозь  места атомных взрывов в атаки. Вот с
этими  игрушками?  Кейв пренебрежительно передвинул висевший на шее автомат.
На  что  они  годятся?  Какой смысл в такой войне? Ему не остаться в живых -
это  наверняка.  Уж если на маневрах этим летом трое ребят умерли от лучевой
болезни,  когда  проводили  учения  с  атомным  взрывом,  то что же будет на
настоящей  войне?  А  ему всего лишь двадцать два года. Какая она будет, его
смерть:  мгновенная  -  от  взрыва бомбы или медленная - от лучевой болезни?
Лучше  уж мгновенная... Бр-р-р! Его снова пробила нервная дрожь. И зачем все
это? Давно уже ничего нельзя понять: для чего все делается...

Страшно  и  тоскливо  было  Грэхему  Кейву, солдату будущей войны, ходить по
степи  в  холодную  ноябрьскую  ночь,  охранять  неизвестно что и неизвестно
зачем, размышлять о смерти...





Вэбстер  пришел  в себя только тогда, когда под его руками захлюпала черная,
вязкая  земля. Больше не было светящихся осколков и луж ртути. Он оглянулся:
светящееся  нагромождение  развалин  раскинулось сзади. Вэбстер перевернулся
на  спину и долго лежал, вдыхая свежий, пахнущий сырой землей воздух и глядя
на  звезды, спокойно светящиеся в темной глубине неба. "Генерал остался там.
Он еще не умер, наверное, я его ударил несильно..."

Он  поднял  руку  и  стал  внимательно  рассматривать  призрачно  светящуюся
ладонь:  на  сине-зеленом  фоне  кожи  отчетливо  выделялись  все  морщины и
царапины.  Он  лениво  приподнял  голову  и  осмотрел  себя.  Все  тело, все
лохмотья  одежды  светились  -  даже  земля  вокруг  была  слегка  освещена,
виднелись  травинки  и комочки. Вэбстер усмехнулся и снова опустил голову на
землю.

Зачем  он выбрался? Лежал бы там вместе с Хьюзом... Какая сила протащила его
сквозь  эту зону? Биологическая жажда жизни... Интересно, сколько времени он
полз?  Даже  если  четверть часа - этого вполне достаточно. Впрочем, если он
не  умрет от радиоактивного заражения, то только потому, что раньше умрет от
отравления  ртутью...  Сколько  же  рентген  впитало  его  тело? Сколько еще
осталось  жить?  Дня  два-три? А зачем ему эти два-три дня? Чтобы рассказать
людям,  как  было  дело, как все это ужасно... Впрочем, что толку? Ведь он и
сам не понимает, как все это произошло.

Глаза  бездумно следили за двигавшимися по небу двумя звездочками: красной и
зеленой.  Звездочки  быстро  перебирались  из созвездия в созвездие: за ними
тянулся мягкий музыкальный рев моторов. Вот они ушли к горизонту.

"Значит,  это  не  война  -  раз  самолеты  летают  с огнями. Значит, где-то
поблизости  должны  быть  люди..." Вэбстер тяжело поднялся с земли. Подумав,
он  стал  снимать  с себя лохмотья - пусть хоть на несколько часов продлится
жизнь.  "Все  равно  ничего  это  не  даст...  Ладно.  Нужно  идти  к людям.
Рассказать  им  все,  что  знаю,  и  поесть.  Хоть еще раз поесть..." Свежий
воздух вернул ему ощущения многодневного голода, от которых свело желудок.

Вэбстер  медленно,  пошатываясь, побрел вперед, прочь от светящихся развалин
Нью-Хэнфорда. На земле остались светящиеся пятна одежды...



Грэхем  Кейв  был  уже  не  рад  тому,  что  стал  раздумывать о тоскливых и
страшных  вещах.  Он  уже  несколько  раз  принимался  вспоминать  последние
кинобоевики,   которые   им  показывали  в  солдатском  клубе,  уморительные
анекдоты  о  неграх  и  женщинах,  но  при  одном взгляде на колеблющееся на
горизонте  зеленое зарево мысли снова смешивались и устремлялись на прежнее,
жутковатое.  "Чертовщина  какая-то! Разве пойти к напарнику слева, покурить,
поговорить?" Кейв огляделся по сторонам.

Прямо  на  него шла длинная худая фигура. Грэхему она показалась гигантской.
Фигура  излучала  слабое  сине-зеленое сияние; были видны контуры голых рук,
медленно  шагающих  ног,  пятно  головы с шевелящимися, мерцающими волосами.
Фигура  бесшумно,  будто  по  воздуху,  приближалась  к  нему.  Сердце Кейва
прыгнуло и провалилось куда-то, дыхание перехватило.

-  А-аа-ааа-ааа!  А-аа-ааа-а-а-а!..  -  истерически  закричал, завизжал Кейв
тонким, нечеловеческим голосом и рванул с груди автомат.

Судорожно  нажав  гашетку,  он начал полосовать дергающимся, вырывающимся из
рук  автоматом  вдоль  и поперек светящегося силуэта, пока тот не упал. Кейв
еще и еще стрелял по лежащему, до тех пор, пока не иссякла обойма...



                             "ЭЛЕМЕНТ МИНУС 80"

Постепенно,  деталь  за  деталью,  перед  Николаем Самойловым возникла общая
картина  катастрофы  в  семнадцатой  лаборатории. Точнее говоря, это была не
картина,   а   мозаика   из   сегодняшних  фактов,  теоретических  сведений,
исторических  событий,  лабораторных  анализов  и  догадок. Еще очень многих
штрихов  не хватало. Чтобы уловить главные контуры, приходилось отступать на
достаточно далекое расстояние.





За  девяносто  лет  до  описываемых  событий  великий  русский  химик  Д. И.
Менделеев  открыл  общий  закон  природы, связавший все известные в то время
элементы  в единую периодическую систему. Менделеев был химик, он не верил а
возможность  взаимопревращения  элементов,  называл  это  "алхимией", а свою
таблицу  предназначал  лишь  для  удобного объяснения и предсказания свойств
различных  веществ.  Глубочайший  смысл этих периодов был понят позже, после
открытия радиоактивности и искусственного получения новых элементов.

Спустя  тридцать  лет  чиновник Швейцарского бюро патентов, молодой и никому
еще  не  известный  инженер-физик  Альберт Эйнштейн в статье, напечатанной в
журнале  "Анналы  физики",  впервые  высказал  мысль,  что в веществе скрыта
громадная   энергия,   пропорциональная  массе  этого  вещества  и  квадрату
скорости  света.  Это и было знаменитое соотношение Е=МС^2, теперь известное
почти каждому грамотному человеку.

Спустя  еще три десятилетия английский физик с французским именем Поль Дирак
опубликовал  свою  теорию  пустого  пространства - вакуума. Одним из выводов
этой  теории  было  следующее:  кроме  обычных  элементарных  частиц атома -
протонов,  электронов,  нейтронов,  -  должны  существовать  и  античастицы,
электрически  асимметричные  им:  антиэлектрон - частица с массой электрона,
но  заряженная  положительно,  и  антипротон  - частица с массой протона, но
заряженная отрицательно.

Вскоре   после   опубликования   этой   теории   был   действительно  открыт
антиэлектрон,  получивший  название  "позитрон".  Первые  фотоснимки  следов
новой  частицы,  обнаруженной  в  космических  лучах,  принадлежат академику
Скобельцыну.

За   несколько   лет  до  описываемых  в  этой  повести  событий,  а  именно
девятнадцатого  октября 1955 года, в одной из лабораторий института Лоуренса
при  Калифорнийском  университете проводились опыты на гигантском ускорителе
заряженных  частиц  - беватроне. Протоны сверхвысоких энергий бомбардировали
со  скоростью  света  небольшой  медный  экран; некоторые из них отдали свою
энергию  на  образование новых частиц. Эти частицы просуществовали несколько
миллиардных  долей  секунды  и  оставили на фотопластинке след своего пути и
"взрыва"  при  соединении с обычной частицей. Это была величайшая со времени
первого  термоядерного  взрыва научная сенсация. Имена сотрудников института
Лоуренса,  ставивших  опыты,  -  Сегре,  Виганд и Чемберлен - стали известны
всему миру.

Это был антипротон - частица с массой протона и отрицательным зарядом.

Если   отвлечься  от  разницы  во  времени,  в  национальности,  возрасте  и
подданстве  людей,  сделавших  эти открытия, если пренебречь их субъективным
толкованием  созданного, то можно выделить самую суть: это были этапы одного
и  того  же величайшего дела науки, начатого Д. И. Менделеевым, - завоевания
для человечества Земли всех существующих во Вселенной веществ!

Идея   электрической   симметрии   веществ   содержится  в  зародыше  уже  в
периодическом  законе  Менделеева.  В  самом деле, почему таблица химических
элементов  может  продолжаться  только в одну сторону - в сторону увеличения
порядкового  номера?  Ведь этот номер не является математической условностью
-  она  определяет  знак  и  величину  положительного  заряда  ядра  у атома
вещества.  Почему  же  не  предположить существование элемента "номер нуль",
стоящего  перед  водородом, или элемента номер "минус один", или "минус 15"?
Физически это означало бы, что ядра таких веществ заряжены отрицательно.

Отрицательные  ядра должны, естественно, притягивать положительные позитроны
всюду,   где   те   могут   возникнуть,   и  образовывать  устойчивые  атомы
антиводорода,  антигелия,  антибора...  Зеркальное  отражение  менделеевской
таблицы!   Первые   же   опыты   с   античастицами   установили  вероятность
возникновения  антиатомов  и  тот  факт,  что  они  устойчивы в вакууме. Но,
встретясь  с  обычным веществом, антиатомы мгновенно взрываются, выделяя при
этом  полную энергию, заключенную в обоих веществах (2МС^2), и распадаясь на
мезоны и гамма-лучи.

Итак,  был  открыт  антиэлектрон  -  позитрон; был открыт антипротон. Потоки
нейтронов,  получаемые  при  делении  урана,  можно  было считать "элементом
номер  нуль".  Считалось,  что существованием этих частиц идея электрической
симметрии  веществ  доказана  и  исчерпала  себя.  Но  это  были  всего лишь
частицы...

На  страницах  этой  повести  изложена  история того, как ученые СССР и США,
работая  независимо друг от друга, получили осаждением ртути нуль-вещество -
ядерный  материал  огромной  плотности и прочности, состоящий из нейтронов и
названный  в обеих странах соответственно "нейтрид" и "нейтриум". Это уже не
отдельные частицы...

Таким   образом,   почти  столетие  научных  событий  -  работы  Менделеева,
Эйнштейна,   Дирака,   наблюдения   за   космическими   лучами  Андерсона  и
Скобельцына,  эксперименты  с  беватроном в институте Лоуренса - подготовило
то, к чему в нашей повести подошли сейчас Самойлов и Якин.





Николай  за  всю  свою жизнь не написал ни одной рифмованной строчки. Даже в
юношескую  пору  первой  любви,  когда  стихи пишут поголовно все, он вместо
стихов  писал для своей девушки контрольную по тригонометрии. И тем не менее
Николай  Самойлов  был  поэт.  Потому  что  поэт  - это прежде всего человек
большого  и  яркого воображения. И, хотя воображение Самойлова вдохновлялось
атомами  и  атомными  ядрами,  это  не  значит,  что  называть  его поэтом -
кощунство.

Николай  и  сам  не  подозревал, каким редким для физиков качеством обладает
его  мышление.  Рассчитывая физическую задачу, он мог представить себе атом:
прозрачно-голубое  пульсирующее  облачко  электронов  вокруг  угольно-черной
точки  ядра.  Ядро ему казалось черным - должно быть, потому, что черным был
нейтрид.  Он  ясно  представлял,  как  голубые  ничтожные  частицы мечутся и
сталкиваются  в  газе  вокруг ядра, как пульсирует их расплывчатое облачко -
то  сплющиваясь,  то вытягиваясь, то сливаясь с другим в молекулу; он видел,
как  в  твердом кристалле пронизывает ажурное сплетение атомов стремительная
ядерная  частица,  разбрызгивая в своем полете осколки встречных атомов. При
особенно   напряженном   раздумье,   когда  что-то  не  получалось,  он  мог
представить даже то, чего не представляет никто - электрон - волну-частицу.

В  науке  есть  факты,  есть  цифры  и  уравнения; в лабораториях существуют
приборы  и  установки  для  тончайших  наблюдений; есть счетно-аналитические
машины,  выполняющие  математические  операции  с  быстротой, в миллионы раз
превышающей  быстроту  человеческой  мысли.  Однако,  кроме  логики  фактов,
существует  и  творческая  логика воображения. Без воображения не было и нет
науки.  Без него невозможно понять факты, осмыслить формулы; без воображения
нельзя заметить и выделить новые явления, получить новые знания о природе.

Воображение  - то, что отличает человека от любой, самой "умной" электронной
машины,  пусть даже о