есоответствие орбиты спутников плоскому
эллипсу,  -  писали  они.  -  Дело  в  том,  что  если бы эти тела пришли из
Космоса,  то  вращение  Земли  не сказалось бы на их движении. Грубо говоря,
для  них  было бы все равно: вращается Земля или не вращается. Они кружились
бы вокруг планеты строго в одной плоскости относительно неподвижных звезд.

Для  обобщения  нам  не  хватало данных о траектории спутников в приполярных
областях  Земли.  Вчера вечером, когда эти данные были любезно предоставлены
нам  русскими  наблюдателями, картина стала ясной: орбита вращения спутников
не  является  плоской.  Она  искривлена  в пространстве и все время проходит
через  различные точки околоземного пространства. Если угодно, каждый оборот
неизвестного   тела  напоминает  вращение  велосипедного  колеса  с  большой
восьмеркой,  то есть примерно такую же траекторию, какую описывают спутники,
запущенные с Земли.

Если  бы  мы  имели  возможность  посмотреть  на нашу планету со стороны, то
увидели  бы  приблизительно  следующую  картину:  в  пространстве  вращается
огромный  земной  шар,  а  вокруг  него  описывают  замысловатые  петли  два
маленьких  черных  тела. Эти петли - траектории спутников, - образно говоря,
наматываются  на  планету, как нитки на шпульку, не задевая оси Земли. Можно
легко заметить, что смещение этих петель связано с вращением Земли.

Что  это  значит?  Несложный  анализ  показал нам, что на спутники действует
Кориолисова  сила.  Та  самая  Кориолисова  сила,  которая у нас, в Северном
полушарии,  подмывает  правый  берег  рек, сильнее изнашивает правый рельс и
помогает  лекторам  доказывать  вращение  Земли;  та  сила, которая сдвигала
траектории  спутников  МГГ, запущенных не по параллели. Эта Кориолисова сила
действует  на  все  тела,  сохранившие  инерцию земного вращения, то есть на
тела   земного   происхождения.   Величина   ее   существенно   зависит   от
географической  широты  местности:  на  разных широтах она придает спутникам
различные  смещения  по  параллели. Это и приводит к искривлению их орбиты в
пространстве.

Таким   образом,   мы   утверждаем  -  и  каждый,  обладающий  элементарными
познаниями  в  механике и математике, может нас проверить, - что и эти вновь
открытые  так  называемые  космические  спутники,  прежде  чем  подняться  в
стратосферу,  находились на Земле; что они запущены с Земли в меридиональном
направлении и, вероятнее всего, из приэкваториальных широт..."

Последовало  редчайшее  в  истории  печати  событие:  все  газеты  поместили
чертежи  и выкладки Блеккета и Рамсея. Выкладки были обстоятельны, логичны и
недвусмысленны:  они  показывали,  что траектория "черных звезд" есть не что
иное,  как  баллистическая кривая снарядов, выброшенных в атмосферу каким-то
земным устройством со скоростью 8 километров в секунду.

"Человечество  проникается тревогой, - писала английская либеральная газета.
-  Если  о  марсианах, в существовании которых несколько дней назад никто не
сомневался,  а  теперь никто не верит, мы не имеем оснований думать скверно,
то  от  жителей Земли во второй половине XX века можно ожидать всего... Если
спутники  запущены с Земли (а это неопровержимо доказано), то почему ни одна
держава  не  спешит  объявить  об этом большом событии? Почему мир не знал о
материалах  такой огромной плотности, как в этих спутниках? Почему они имеют
форму  снаряда  крупного  калибра? И еще множество "почему"... В наше время,
когда,  к  сожалению, творческие усилия многих научных учреждений направлены
на  тайное  создание  средств  уничтожения,  когда  ядерное и баллистическое
оружие  достигло  такой  мощи, что становится трудно отличить, где кончается
военное   испытание  и  начинается  военное  нападение,  -  жить  становится
тревожно".

Жить  в  самом  деле  стало  тревожно.  Газеты сообщили, что в армиях многих
государств  отданы  приказы  боевой готовности. Державы обменивались нотами,
полными неопределенных угроз.

И,  наконец,  в течение одного дня по планете распространилось то, что позже
журналисты  назвали  "цепной  реакцией  подозрительности  и  напряженности".
Неизвестно,  кто  первый  выпустил эту сенсацию, но ни одна западная газета,
ни  одна  радио-  и  телевизионная  компания не оказались в хвосте у других.
Черными буквами заголовков грянуло сообщение:



                 НАД ЗЕМНЫМ ШАРОМ КРУЖАТ АТОМНЫЕ СНАРЯДЫ!!!

Во  многих странах оно произвело такое действие, будто снаряды уже упали там
и взорвались...

Снаряды  можно  было видеть уже не только при восходе или на закате солнца -
радиолокационные  измерения  показали, что они снизились до 70 километров. В
ясном  небе невооруженным глазом можно было увидеть маленькие черные пульки.
Они  прочерчивали  небо,  как  реактивные  самолеты;  днем за ними оставался
сине-голубой  след  раскаленного  воздуха,  ночью - тонкая серебристая нить,
которая медленно таяла.

Сами   снаряды   по-прежнему  оставались  темными.  Предположение,  что  они
раскалятся от трения о воздух и сгорят, не оправдалось.

За  сутки  они  дважды  облетали  все  материки  Земли,  как бы предоставляя
возможность еще раз посмотреть на них.

Ученые  предполагали,  что снаряды упадут в Северном полушарии: именно здесь
был  перигей  спутников  и  здесь  они сильнее всего тормозились атмосферой.
Северная,  наиболее  населенная  часть  Земли...  По расчетам, первый снаряд
должен  упасть  через  две  или три недели, когда его скорость уменьшится до
7,8 километра в секунду.











                                ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

                      ДНЕВНИК ИНЖЕНЕРА Н. Н. САМОЙЛОВА



Наблюдения   астрономов,   равно  как  и  сенсационные  газетные  сообщения,
отражают  только  внешние эпизоды этой истории. К сожалению, не все события,
связанные  с ней, могут быть описаны полно; часть сведений вместе со многими
очевидцами  погибла  в пыли двух атомных взрывов, часть еще надежно хранится
за семью замками секретности.

Достаточно  связное,  но  неполное  изложение  этих  событий  можно  найти в
дневнике  тех лет Николая Николаевича Самойлова, ныне крупного специалиста в
области  ядерной  техники, а тогда молодого инженера, только что окончившего
институт.  Вот эти тетради, исписанные неровным почерком человека молодого и
увлекающегося.



                               БУДЕМ ЗНАКОМЫ

"Без  даты.  Дневники  обычно  начинают  в  приступе  любви и кончают, когда
любовь  проходит.  Размякшие  молодые  люди  неискренне  кривляются  в  этом
"зеркале   чувств",   преувеличенно  и  неумело  описывают  свои  радости  и
"жестокие"  переживания...  Хватит  с  меня  одного такого дневника... Пусть
второй будет иным.

Пусть  это будет дневник инженера, потому что уже три недели, как я инженер.
И  пусть  он  повествует  о  моей  работе инженера-исследователя. Я еще мало
занимался  исследовательской  работой,  но  все-таки  представляю, что в ней
могут  возникать чувства, не менее сложные, чем вызванные любовью к женщине.
"Любовь  к  науке,  - когда-то сказал в своей вводной лекции по общей физике
Александр  Александрович  Тураев,  ныне  академик и директор того института,
куда я направлен, - это любовь, которой не изменяют". Пусть будет так!



15  апреля.  Сегодня  все  в  последний раз: в последний раз запереть пустую
комнату   студенческого   общежития,  сдать  внизу  ключ  вахтеру,  выйти  в
последний   раз   из   студгородка...   Студенчество   кончилось!   Все  уже
разъехались.  Я последний. Да еще Яшка Якин. Он направлен туда же, куда и я,
в  научно-исследовательский  институт  на  Украину.  И  нас  обоих задержало
оформление документов.

До  отъезда  еще  часа  полтора, можно не спешить. Вечер, хороший апрельский
вечер  в студгородке. Напротив, в большом корпусе электриков, за освещенными
окнами  обычным  порядком  идет  многоэтажная  студенческая  жизнь. На пятом
этаже  какой-то  первокурсник  склонился  над  чертежной  доской. В соседнюю
форточку   выставили   динамик  мощной  радиолы,  и  воздух  содрогается  от
хрипловатых  звуков  джаза.  Этажом  ниже  четверо  "забивают  козла". Внизу
энтузиасты  доигрывают  в  волейбол  при  свете фонаря. Смех, удары по мячу;
через  недельку  коменданту  придется  заново стеклить несколько окон... Все
идет своим порядком, но я уже лишний в этом движении.

Грустно  уезжать,  и  все-таки  славно.  Последние дни не покидает ощущение,
будто  впереди  меня  ждет  что-то необыкновенное и очень хорошее. Например,
начну  работать  и  сделаю  какое-нибудь  открытие.  Какое?  Неважно.... Или
встретится  там,  в  новой  жизни, необыкновенная женщина - "та самая", и мы
полюбим друг друга... Впрочем - стоп! - о женщинах договорились не писать.

Ого!  Уже девять. Пора собираться. Итак, прощай, Москва! Прощай, город моего
студенчества! Я уезжаю...



20  апреля.  Приехали.  Город  называется  Днепровск,  и  примечателен он, в
основном,   тем,  что  расположен  на  Днепре.  Днепр  здесь  великолепен  -
полуторакилометровой    ширины,    с    двухэтажными   мостами,   маленькими
пароходиками  и  желто-зелеными  островками.  Город  весь  в  полупрозрачной
апрельской  зелени;  вывески  на непривычном украинском языке; необыкновенно
безлюдные после Москвы улицы.

Устроились  мы  с  Яшкой  в  общежитии и вчера пошли оформляться в институт.
Волновались, конечно, и даже Яшка, против обыкновения, не острил.

Спустились  к  реке,  прошли  огромный  парк и за ним увидели величественное
восьмиэтажное  здание,  целиком  из  стекла  и  стали;  оно  было  похоже на
гигантский  аквариум.  Рядом  стояли  дома  поменьше.  Было утро, и передняя
стена  "аквариума"  блестела отраженными солнечными лучами. Высокая чугунная
ограда,     ворота     и    по    правую    сторону    золоченая    вывеска:
"Научно-исследовательский институт", а слева такая же по-украински.

В  канцелярии  нам  сообщили,  что  мы  назначены в семнадцатую лабораторию.
Однако  в  самую  лабораторию  нас  еще  не пустили - не оформлены пропуска.
Бдительный  начальник  отдела кадров даже уклонился от ответа на наш вопрос:
чем  же  занимаются  в  этой  лаборатории?  "Не  пожалеете, ребята! По вашей
специальности". Ну-ну...



29  апреля.  Итак,  две  недели в Днепровске и одна неделя работы. Суммируем
впечатления.

Работаем в семнадцатой лаборатории, которую нам дали, как кота в мешке.

"Похоже,  что  вместо кота в мешке тигр", - сказал Яшка, и правильно сказал.
Она  скорее  похожа  на  паровозное  депо,  чем  на  то, что обычно называют
лабораторией.  Огромный  двухэтажный  зал, занимающий основание левого крыла
стеклянного  корпуса;  одна стена стеклянная (ее, впрочем, обычно завешивают
глухими шторами) и три стены из белого кафеля.

Из   конца   в  конец  зала  расположены  устройства:  пятиметровой  толщины
ребристые  трубы из вакуумированного бетона, оплетенные стальными лесенками,
толстыми,  жилами кабелей. В середине зала почти до потолка поднялась глухая
стена  из  бетона  и  свинца.  За  ней  главная  камера.  Внизу  возле стены
лоснящийся  лакированным  металлом  полукруг пульта управления с несколькими
экранами, множеством приборов и ручек. Все это называется мезонатором.

Мезонатор   не  простой  ускоритель  ядерных  частиц  вроде  циклотрона  или
бетатрона,  он  сложнее и интереснее. В нем с помощью огромных электрических
и  магнитных  полей  получаются  целые  потоки  короткоживущих частиц, самых
важных  и интересных частиц в ядре - мезонов. Тех самых мезонов, которые, по
нынешним  представлениям,  являются "электронами ядра", которые осуществляют
огромные   силы   внутриядерного   взаимодействия,  заставляют  ядра  атомов
тяжелого  водорода  слиться  в  ядра  гелия  при  термоядерном взрыве. Самые
интересные  открытия,  идеи  и  гипотезы  в  ядерной физике сейчас связаны с
мезонами. И мы тоже будем заниматься мезонными исследованиями!

Девять  десятых всего остального оборудования обслуживают мезонатор. Батареи
мощных  вакуум-насосов  ("Лучший  вакуум  в  стране делаем мы!" - похвалился
вчера  Сердюк);  электронный  оператор-шкаф  с  тысячами радиоламп и сотнями
реле  -  он установлен возле пульта и держит нужный режим работы мезонатора;
высоковольтные  трансформаторы,  подающие  напряжение  к  ускорителям, - они
утыканы  полуметровыми фарфоровыми изоляторами, и между их концами все время
шипит  тлеющий  разряд...  Здесь  же  "горячие"  бетонные  камеры, в которых
действуют   управляемые   извне  манипуляторы,  электронный  микроскоп,  все
приспособления   для   химического   микроанализа,   -  словом,  лаборатория
оборудована по последнему слову экспериментальной техники.

Мы  с  Якиным пока находимся в положении экскурсантов: ходим по лаборатории,
смотрим,  читаем отчеты о прежних опытах, знакомимся с описанием мезонатора,
инструкциями  по  радиоактивному  и  химическому анализу и так далее, потому
что,  как  выяснилось  в первом же нашем разговоре с Голубом, знаем мы ровно
столько,  сколько  полагается  молодым  специалистам, то есть понемножку обо
всем. А здесь требуется знать все о немногом.

Правда,  у  Голуба хватило деликатности не тыкать нас носом в наше незнание,
однако и у меня и у Якина после первого разговора с ним горели щеки.

Следует немного написать о людях лаборатории.

1.  Иван Гаврилович Голуб - наш начальник, доктор физико-математических наук
и,  насколько  я  понял,  автор  основных  идей,  из  которых  возник проект
мезонатора.  Ему лег пятьдесят с небольшим. Низенький (сравнительно со мной,
конечно),  толстоватый;  лысина.  С  венчиком седых волос, которые торчат на
его   голове   и   образуют   нечто  вроде  нимба;  короткий,  толстый  нос,
перерезанный  пополам  дужкой очков. Словом, внешность заурядная, и, если бы
я  не  встречал  имя  Голуба  во многих книгах по ядру, пожалуй, позволил бы
себе отнестись к нему несерьезно.

"Приставайте  ко мне с разными вопросами, не стесняйтесь, - сказал он нам. -
Лучше  задать  несколько  глупых  вопросов,  чем  не  получить ответ на один
умный..."  М-да...  Особым  тактом  он,  видно,  не  отличается, раз заранее
определил  большинство  наших  вопросов,  как  глупые.  "Приставать"  к нему
что-то  не  хочется. Да и вообще, с ним мы чувствуем себя как-то неловко: он
большой ученый, а мы "зеленые инженерики"...

До  обеда  он  обычно  сидит  за  своим  столом возле оконной стены, что-то,
насупившись,  пишет, считает или читает и изредка сердито пускает папиросный
дым.  Мы  с  Яшкой  избегаем  попадаться  ему  на  глаза.  После  обеда Иван
Гаврилович  уезжает  в  здешний  университет  читать лекции, и в лаборатории
становится вольнее.

2.  Алексей  Осипович  Сердюк  -  инженер,  помощник  Голуба.  Он  тоже  наш
начальник,   но   начальством   себя  не  чувствует  и  ведет  себя  с  нами
по-простецки.  Он хохол из хохлов. Деды его, наверное, были чумаками, возили
"силь   з  Крыму"  и  снисходительно-философски  смотрели  на  суету  жизни,
проходившей   мимо   их   скрипящих  возов.  Высокий  (почти  моего  роста),
черноволосый  и смугловатый, с длинным и прямым носом на продолговатом лице,
с  хитроватым  прищуром  глаз, с медлительной и обстоятельной речью. Говорит
он  с  нами  на  том  преувеличенно чистом русском языке, на котором говорят
украинцы,  пожившие  в  России, однако буква "г" у него все равно получается
мягкая, как галушка.

Ему  лет  сорок,  он  прошел  войну,  а после нее закончил электрофизический
факультет нашего института. Словом, наш парень.

К  Сердюку  мы и пристаем с разными вопросами. Он сразу бросает свое дело (а
он  всегда  с  чем-нибудь  возится)  и  начинает  обстоятельно рассказывать.
Объяснив,  что надо, он на этом не останавливается, а заводит рассказ о том,
как  они  с  Иваном  Гавриловичем Голубом собирали мезонатор, сколько мороки
было    с    наладкой,    сколько   скандалов   он,   Сердюк,   закатил   на
заводах-изготовителях.   Мы   слушаем,   и  нам  неловко:  мы-то  ничего  не
сделали...  Лист,  на  котором  можно  было бы записать наши научные деяния,
пока так же чист, как и халаты, которые нам выдали.

А  вот  у  Сердюка  халат стираный и в пятнах, а на боку даже прожжена дырка
азотной кислотой. И нам завидно.

3.  Лаборантка-химичка  Оксана  (фамилии  ее я еще не знаю), наверное, самая
типичная  из  всех  украинских Оксан со всеми их атрибутами: "чорнии брови",
"карии  очи",  которые,  согласно  популярной  песне,  сводят  с ума молодых
людей,  круглое  личико, звонкий голос и т. д. Мы с ней уже подружились; она
меня  зовет  "дядя,  достань  воробушка",  а  я решаю ей примеры из учебника
математики Бреманта (она учится на втором курсе заочного института).

Оксана  общая  любимица и, вероятно поэтому, девушка с характером: заставить
ее  сделать,  что  следует и как следует, можно только ласково. "Оксанонько,
рыбонько,  -  обычно  подкатывается  к  ней  Сердюк, - приготовь, детка, эту
партию образцов". Впрочем, свое дело она знает хорошо.

Яшка,  когда  нет  Голуба,  начинает  ее  смешить. Смеется она великолепно -
звонко, охотно, неудержимо. И прикрывает рот ладошкой.

4.  Яков Якин. Ну, Яшка - это Яшка, и писать о нем особенно нечего. Двадцать
четыре  года, холост. Шатен. Девушки находят его симпатичным. Глаза голубые.
Роста  среднего.  Ну, что еще о нем напишешь? По мне - скорее остроумен, чем
глубокомыслен. А впрочем, кто его знает!

Кроме   того,   есть   еще   техники-радисты,   вакуумщики,  электрики.  Они
обслуживают  все  большое  хозяйство  мезонатора.  В  основном  это  молодые
ребята,  недавно  закончившие  техникумы. Командует ими Сердюк. Я с ними еще
мало общался.

Вот и все люди.

Отношение  к  нам  со  стороны  двух  первых  номеров  данного  перечня пока
неопределенное.  Никаких  заданий  еще не дают. Ну что ж, ведь мы для них, в
сущности, тоже "коты в мешках".

Сегодня  первые  полдня читали отчеты, а потом убирали лабораторию к Первому
мая.  "Ничего, - сказал Сердюк, - и это полезно: будете знать конкретно, где
что". М-да...



5  мая.  Вникаем,  то есть изучаем отчеты о прежних опытах. В сущности, идея
их  предельно проста: облучить мезонами все элементы менделеевской таблицы и
установить  их  реакцию  на  облучение,  так  же,  как химики пробуют на все
возможные реакции вновь полученное вещество.

Однако  -  это  не  химия.  Мезоны  -  это  те  самые  частицы ядра, которым
приписывают   внутриядерное   взаимодействие.   Подобно   тому,   как  атомы
взаимодействуют   друг   с  другом  с  помощью  внешних  электронов,  так  и
внутриядерные  частицы  притягиваются  друг к другу с помощью предполагаемых
мезонных  оболочек.  Так  что  мезоны  -  это  ключ  к  объяснению  огромных
внутриядерных  сил  притяжения,  самый  передовой  участок на фронте ядерных
исследований.

После  облучения  мезонами все вещества становятся радиоактивными. Очевидно,
Голуб   и   пытается   установить  связь  этой  "послемезонной  радиации"  с
периодическими   изменениями  свойств  элементов.  Это  интересно.  Особенно
любопытны   опыты   с   отрицательными   мезонами:  они  легко  проникают  в
положительные  ядра  и  вызывают  самые  неожиданные  эффекты.  В нескольких
опытах  даже  получились  мезонные  атомы  -  отрицательные мезоны некоторое
время (миллионные доли секунды) вращались вокруг ядер, как электроны.

Да,  все  это  интересно,  но  хотелось  бы уже самим заняться опытами. А то
читаешь, читаешь...

Сегодня,   специально  для  нас  с  Якиным,  включили  мезонатор.  Сердюк  с
безразличным  выражением лица небрежно, не глядя касался рычажков и рукояток
на   пульте:   прыгали   стрелки  приборов,  загорались  красные  и  зеленые
сигнальные  лампочки,  лязгали  контакторы;  на  осциллографических  экранах
электронные  лучи  вычерчивали  сложные  кривые. Лабораторный зал наполнился
сдержанным гудением.

Оксана  задернула  все  шторы,  чтобы  в  зале  был полумрак. Мы стали перед
раструбом  перископа  и увидели то, что п