ра   мог   отдать  концы  и
вариаисследователь.  Пропало бы новое,  еще  не  привившееся в людях знание.
Разрушилась  бы связь  между  вариантами  по  Пятому  измерению. возможность
переходить от одного к другому.
     У нас представление о смерти, как о чем-то абсолютном. Но такая смерть,
выходит, еще абсолютной? Надо быть осторожней.
     Тихо  в лаборатории.  Никто ничего и  не  заметил. (А  какой  переполох
сейчас  рядышком по Пятому вокруг  моего бездыханного тела!  Все  сбежались,
испуганы, вызывают "скорую", пытаются делать искусственное дыхание... бр-р!)
Ник-Ник что-то записывает в журнал. Техник Убыйбатько проверяет схему, тычет
в нее щупы тестера и  заодно покуривает. Смирнова  выдвинула наполовину ящик
химстола,  склонилась  над  ним  читает  в  рабочее   время   художественную
литературу. Заунывно шипит вытяжка, журчит вода из дистиллятора.
     Алка, ты про что читаешь, про любовь?
     Алка  на  базаре  семечками  торгует!  огрызается  Смирнова  и  сердито
задвигает ящик.
     Гы! оживляется Убыйбатько. И почем стакан?..
     Алла,  я  же   говорил  вам:  когда  нет  работы,  читайте  "Справочник
гальванотехника",    сурово   произносит   Толстобров,    или    "Популярную
электронику". До  сих  пор  ни  схему  собрать,  ни электролит  составить не
умеете!
     Лаборантка   подходит  к  книжному   шкафу,  достает  то  и   другое  и
возвращается  на место, попутно одарив меня  порцией  отменного  кареглазого
презрения. Ничего, цыпочка, на работе надо работать.


        3
     ...Ох,  как повеяло на меня Нулем от  этого незначительного эпизода!  Я
снова  почувствовал, что здесь он, здесь даже Алла  сидит на том  же  месте,
только за  другим столом, с  приборами медконтроля, да нет стены, отделяющей
нашу комнату от соседней. Там она тоже, когда нет дела, любит читать  книги,
выдвинув наполовину ящик стола (может, и сейчас, если никто  не засек...  да
там сейчас  из старших только Кадмич, а он если и увидит, ничего не скажет).
Но какие книги!
     Накануне последнего  переброса я ее застукал,  забрал  книжку в  мягкой
синей обложке  "Очерки истории", издательство "Мысль".  Полистал бросилась в
глаза  фраза:   "В   декабре   1825  года   в  результате  восстания   войск
Петербургского  гарнизона,  к  которому  присоединилось население  города, а
затем  и  всей  страны,  пал  царизм.  Династия  Романовых  была  низложена,
император Николай I (вошедший  в историю под уточненным названием Николай ПП
Первый и Последний) был вместе  с семьей и ближайшими сановниками заключен в
Петропавловскую крепость. В  июле 1826 года по приговору народного трибунала
бывший  царь  и  его братья Михаил  и Константин, возможные  претенденты  на
престол,  были  повешены  на  острове Декабристов  (названном  так  в  честь
победивших царизм) в устье Невы..."
     Ого! я заинтересовался, стал просматривать.
     Ну, скажу вам, это была  история!.. В ней Франция  сохранила  репутацию
революционной страны мира, ибо в ней в 1871 году победила Парижская Коммуна;
установленный ею социальный порядок держится более ста лет вместо  ста дней.
В той истории  победила  Венгерская социалистическая  революция  1919 года и
Гамбургское  восстание  рабочих.  Победили  испанские   республиканцы,  а  о
генерале Франко  упомянуто лишь, что  за попытку  мятежа в  1935 году он был
расстрелян.
     Да что о  фактах новейшей  истории даже восстание Спартака завершилось,
согласно этим очеркам, созданием на юге Италии "республики свободных рабов",
которая продержалась около сорока лет.  Два поколения  там вместо рабов жили
свободные  люди, даже  более того завоевавшие  свою  свободу.  Такие события
могут менять историю.
     Я листал, читал, ошеломленный. На меня от этой диковинной книжки терпко
повеяло  первичным  смыслом  процессов   в  ноосфере.  Почему  победили  эти
восстания? Потому  что  на их  сторону встало  явно больше людей,  а  против
меньше. Откуда они взялись? Да из числа колеблющихся, которые решили не так.
     ...Философия   стопроцентной   причины   обусловленности   исторических
процессов в сущности философия рабов и как таковая она по воздействию на умы
равна  религии,  вере в бога всесильного и  вездесущего,  без воли  которого
волос  с головы не упадет. Недаром же  именно люди  слабодушные, мелкие  так
любят  объяснять.  обосновывать,  почему они  промолчали  (где могли  правду
сказать),  уступили  (где могли  бы не  уступить), предали того, кого сами и
спровоцировали на  рискованное  действие, взятку  дали,  "за" проголосовали,
когда надо бы "против"...  Ведь потому,  вонючки,  и обосновывают, что  сами
чувствуют:  могли альтернативно  поступить, могли,  могли! зуд совести своей
утихомиривают.
     Колебание  есть колебание, выбор  есть выбор. А уж с выбранного решения
начинается далее логика причин  и  следствий и  она может развиться в  нечто
совершенно  иное.  Не  бывает  "хаты с  краю"  мы  участвуем  в исторических
процессах и бездействием,  •бросаем  на ту  или иную  чашу  весов даже  свою
нерешительность.
     Снести покорно удар  бича  надсмотрщика или обрушить на него при случае
обломок в каменоломне. Выйти на Сенатскую площадь или  отсидеться дома, пока
не  станет  ясно,  чья  берет... И, возможно,  в варианте,  где  на  острове
Декабристов  повесили не декабристов,  а  царя, даже Майборода  (донесший на
Пестеля и "южан") поколебался-поколебался и не донес.
     Ты откуда взяла эту книгу?
     Александр  Иванович  дал.  Смирнова ясно  смотрела  на меня снизу вверх
карими глазами.
     Какой  Александр  Иванович?.. Я похолодел: это  был  вариант  Нуля,  до
которого Стриж не дожил.
     Но  Алла уверила  меня, что да,  именно  Стрижевич появлялся здесь и не
через двери,  а в  кресле на помосте, то есть прибыл из каких-то  вариантов.
Немного полюбезничал, оставил на память книжку, дождался своей ПСВ и  исчез,
заявив, что там ему интересней.
     Я показал книгу Тюрину, обсудив с ним "новость о Стриже". Мы сошлись на
том, что это у Алки пунктик, который лучше  не затрагивать. Мы  ведь знали о
вариантах, в которых  она  после гибели  Сашки тронулась рассудком; а  здесь
комплекс вины проявил себя, вероятно, такой гипотезой:  Стрижевич жив и  все
хорошо.
     Да, но книга-то, очерки истории!..
     А, мало что напишут и напечатают! Так и не разобравшись во всем этом, я
ушел на следующий день по ПСВ в хороший вариант с живым батей и женой Люсей.

     ...Но ведь и в этом варианте, я знаю, повезло не только -моим близким и
маршалам РККА  Егорову,  Тухачевскому и  Блюхеру.  В нем  жив и  здравствует
Владимир  Владимирович   Маяковский.  могучий   старик,   поэт   и  прозаик,
главфантаст планеты Земля. Жив. не сложил голову под Каневом (где не было ни
немцев, ни боев)  Аркадий  Гайдар.  Не захлебнулся  в  литературно-мещанском
болоте,  не  удавился от тоски  Сергей Александрович Есенин  и помимо  поэмы
"Черный   человек"   широко,   еще   шире   известна   его   большая   поэма
"Люди-человеки",  кроме  "Персидских   мотивов",  все  зачитываются  циклами
"Индийские    мотивы".   "Японские   мотивы",   "Яванские",    "Замбийские",
"Кубинские"... поэт хоть и стар. но на месте не сидит, любит путешествовать.
Живут и здравствуют М. А. Булгаков и А. П. Платонов.
     (И  крутится около  них такой  круголицый темноволосый  Жора-сибирячок.
Галоши носит. И хоть дали ему эти  корифеи благодушные рекомендации, его все
не   принимают   и   не  принимают  в  Союз  писателей  из-за  склонности  к
графоманству.)
     Больше того: в  школе  там мы проходили законченный роман А. С. Пушкина
"Арап Петра Великого"  и другие его произведения периода 40 60-х  годов  XIX
века. Проходили и философские  поэмы позднего Лермонтова. То есть и они  оба
дожили до седин.
     ...А ведь варианты жизней таких  людей нельзя свести  к колебаниям типа
"удавиться или  погодить",  "вызвать на  дуэль клеветника  или  пренебречь",
"сжечь второй том "Мертвых душ" или послать в редакцию"  это на поверхности.
Эти люди  обнаженный нерв своего времени и среды: если последняя подводит их
к подобным выборам это значит, что выбора-то уже и нет.
     Житейские  неурядицы обычного  человека,  шаткость  здоровья.  неважный
характер,  ранимость могут  отравить жизнь ему самому.  самое  большее,  его
близким, соседям,  сослуживцам. Но  драма героя драма  народа.  И нужны были
очень многие не  те  выборы из массива колебаний  множества людей  не только
современников,  но  и в  предшествующих  поколениях  многие иные  решения  и
поступки,  иная  обстановка,  чтобы  не произошли  драмы  Пушкина, Шевченко,
Лермонтова. Маяковского, Есенина. Гоголя и многих, многих еще.
     Замечательно, что в вариантах, где не случились эти личные трагедии, не
произошли и многие драмы народа нашего. Здесь  взаимосвязь. (И вообще  в них
при той же средней продолжительности жизни населения короче век не у поэтов,
не  у  изобретателей,  не  у  правдолюбцев, а у лихоимцев,  конъюнктурщиков,
бюрократов,   шантажистов,  демагогов   и   прочего  отребья:   именно   они
преимущественно спиваются, вешаются и умирают от рака.)
     ...Жаль,  что время  моего  пребывания  в тех  вариантах  отмерено  так
скудно,  пределами  одного  бодрствования.  Но следующий  раз.  не  я  буду,
смотаюсь в Москву или на Кавказ, куда угодно- погляжу на живого Маяковского.
Хоть издали.

     И   чего  это  я  на  Алку-то:  "Про  любовь  читаешь?"  как  с  печки.
Импульсивная я  личность.  Может,  она  снова что-то  историческое. по своей
специальности. А теперь и не спросишь обиделась.
     Тихо в лаборатории.




        ГЛАВА VII1. ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ ОБ ОПАСНОСТИ



     Открытие века: если собакам при кормлении зажигать свет. то у них потом
начинает выделяться слюна и желудочный сок, даже если только освещать, но не
кормить.  Иллюминация была и осталась  независимым от кормежки  событием  но
из-за повторений собачий ум усмотрел здесь связь.
     ...И нельзя сказать, чтобы открытие осталось незамеченным: был страшный
шум, автору дали Нобелевскую премию. Но вывода о себе люди  не  сделали и до
сих пор ищут причинные связи между явлениями.





     К. Прутков-инженер. Мысль No II.

     Здырррравствуйте! Это звучит, как треск переламываемого дерева.
     Ой, мамочки! Алла силой одних ягодиц подскакивает на высоком табурете.
     Техник Убыйбатько,  настроившийся сладко зевнуть, судорожно захлопывает
челюсти. Даже Ник-Ник, сидящий спиной к двери, резко распрямляется на стуле,
чертыхается: отвык за неделю.
     В дверях,  щедро улыбаясь,  стоит  мужчина. Он  в  кожаном пальто, полы
обернуты вокруг серых  от грязи сапог; мотоциклектные очки сдвинуты на синий
берет, в руках перчатки с  раструбами. Бурый шарф обнимает мускулистую шею с
великолепно развитым кадыком. Выше худощавое лицо с прямым  носом  и  широко
поставленными синими глазами:  оно  усеяно  точками засохшей грязи и кажется
конопатым, только около глаз светлые круги.
     Явление следующее: те же и старший инженер Стрижевич.
     В комнате легкий переполох.
     О.  Александр   Иванович!  Боже.   а  заляпанный   какой!..   Смирнова,
полуотвернувшись,  приоткрывает  ящик  и,  судя  по   движениям,  придирчиво
осматривает себя в зеркальце, поправляет все свои прически.
     Ночью  ехали,  Александр  Иванович,  или  как?  На  какой  скорости? По
асфальту или как? Это Убыйбатько, он тоже мотоциклист.
     И не охрип, чертыка! Это я.
     Куда грязь притащил, гусар! Умойся и почисться, Это Толстобров.
     Да,  верно.  Стриж  стягивает   с   плеч  мотоциклетные   доспехи.   От
Светлогорска по мокрой дороге ехал.
     Он находит  в углу свои тапочки, переобувается, закатывает рукава синей
футболки (на левой руке обнажается  татуировка: кинжал, обвитый змеей клеймо
давнего пижонства), начинает отфыркиваться под краном.
     ...В  данном варианте эта татуировка единственная. Но я  знаю  и такие,
где он  разрисован, как  папуас, с головы до ног. На бедрах. например: "Они"
(на левом) "устали" (на правом). На руках и "Вот что нас губит" (карты, нож,
бутылка и голая дама), и  "Спи, мама!" (могильный холм с  крестом), и "Нет в
жизни  счастья"...  весь.  как  говорят  психиатры.  алкогольно-криминальный
набор. А  на широкой груди фиолетовый ,  шедевр:  линейный  корабль в полной
оснастке на волнах, под ним надпись: "Ей скажут,  она зарыдает". Чтобы такой
выколоть, долго сидеть надо.
     И  его  склонность   к  эффектным   появлениям,   к  блатным  песенкам,
исполняемым над приборами через раскатистое "р" ("Здыр-рравствуй, моя Мурка,
здырравствуй. дорррогая...") и  Алла  томно стонет: "Кино-о!" только я знаю,
как далеко заводят Сашку эти наклонности. И меня с ним.
     ...На полутрущобной  окраине, где прошло  наше детство:  серые  дощатые
домики,  немощеные  улицы-канавы  с редкими  фонарями,  мишенями  для  наших
рогаток, блатные  песни  были  куда больше  в ходу, чЈм  пионерские. "Зануда
Манька,  чего  ты  задаесси,  распевали мы двенадцатилетними  подростками, в
гробу б тебя такую я видал. Я знаю,  ты другому  отдаесси, мне  Ванька-хмырь
про это рассказал". Это еще была из  приличных, и нравы соответствовали:  мы
сами  были не  прочь  проявить  себя  в  духе подобных  песен.  Как-то Стриж
предложил мне:
     Давай пьяных  чистить, а? Скоро праздники Пасха и Первомай. Четвертинку
раздавим для маскировки, чтоб изо рта пахло: мол, мы  и сами такие,  мы  его
друзья... и пошли. А?
     Их немало было  не  только  в праздничные дни,  и в будни  возлежащих в
кустах  или у заборов в немом блаженстве.  Я  подумал. поколебался;  песенки
песенками, но самому "идти на дело"... и отказался.
     Тогда и я не буду, сказал Сашка.
     ...А в варианте, где я, поколебавшись, согласился и мы пошли "на дело",
все обернулось  так  скверно,  что тошно и вспоминать.  Три  раза  сработали
удачно, на четвертый попались.  И нас  били пьяные взрослые  двух мальчишек.
Стриж, защищаясь, пырнул одного самодельным ножом.
     Потом  колония,  блатные  "короли"  и  "наставники"  парни  шестнадцати
семнадцати лет с солидными сроками. И стремление самим возвыситься в блатной
иерархии, помыкать другими а не чтобы они тобой.
     Сашка  натура  страстная,  артистическая.  Тяга  к  самовыражению всюду
понукает его делать дело, за которое взялся, с блеском. шиком, лучше других.
И там  он "лучше"  вор в  законе с полдюжиной  судимостей и  большим  числом
нераскрытых дел. Я против него мелкий фрайер... Впрочем, в вариантах, где мы
с ним "по хавирам работаем", у людей и украсть-то особенно нечего.

     Та-ак, тянет Стриж; он  умылся и  стоит,  вытирая раскрасневшееся лицо,
над  душой и  телом  техника  Убыйбатько,  рассматривает схему; физиономия у
Андруши  сделалась сонной.  Та-ак. понятно!.. Ну,  а  сейчас  как  здоровье,
ничего?
     В... в порядке, ошеломленно отвечает техник.
     А чем хворал?
     Да... ничем не хворал.
     Так, понятно, ага! Значит, в военкомат вызывали на переподготовку?
     Не вызывали.
     Та-ак...  а,  конечно,  как  я  сразу  не  догадался:  женился  и  брал
положенный трехдневный отпуск. Поздравляю. Андруша. давно пора!
     Да не женился я! Техник беспомощно озирается.
     Кино-о! тихо произносит Алла.
     Понятно...  ничего  не   понятно!   Сашка  вешает  полотенце,  начинает
расчесываться. Почему же ты так мало сделал? Мы договорились,  что за  время
командировки ты закончишь схему от и до, как ты изволил выразиться. А?
     Так двухваттных сопротивле...
     Материально-ответственный не  должен  мне  говорить  о  сопротивлениях!
гремит   Стрижевич.   Это   я   должен  ему  напоминать  о   сопротивлениях,
конденсаторах, проволоке монтажной, пергидроли тридцатипроцентной и прочем!
     Зато ж  монтаж какой, Александр Иванович!  льстиво  и нахально заявляет
техник. Куколка, не будем спорить. Ажур!
     Куколка. Ажур... Стриж склоняет голову к  плечу.  Не монтаж, а  позднее
итальянское  барокко. Кубизм. Голубой Пикассо! А  на  какой предмет  мне это
искусство! Схема  проживет неделю,  может  быть,  день а  виртуоз  паяльника
Андруша Убыйбатько тратит месяцы, чтобы выгнуть в ней проводники под прямыми
углами. Сколько  тебе внушать, что экспериментальные  схемы  делают  быстро;
если идея  пришла  в  голову  утром, то к вечеру ее  надо проверить, пока не
завонялась. Темпы,  темпы  и еще раз темпы,  как говорит  всеми нами любимый
шеф. Все понял?
     Техник трясет головой, как паралитик, берется за  паяльник.  Дня на три
ему этого заряда хватит.
     Та-ак...  осматривается теперь Стриж.  Капитан все еще брился. Аллочка,
как всегда, неотразима. Какая прическа! Как называется?
     "Пусть меня полюбят за характер!" И щеки Смирновой слегка розовеют.
     Эй,  ты  чего   пристаешь  к  чужим  лаборанткам?  ревниво  осаживаю  я
Стрижевича-ординарного,  видящего  только один  вариант прически,  щетины  и
прочего.
     А, ты здесь? замечает он меня. Тебя еще не выгнали? Ну, пошли покурим.
     Выходим в  коридор, располагаемся  друг  напротив  друга на подоконнике
торцевого арочного окна. Закуриваем. Глаза Сашки -красны от дорожного ветра.
     Чего тебя раньше принесло? Мы тебя ждали завтра.
     Так... Он пускает дым  вверх. Конференция унылая, никакой пищи для ума.
Чем  коротать последнюю  ночь  в  гостинице,  сел  на  мотоцикл  и...  Стриж
мечтательно щурится. Ночью на дороге  просторно. Кошки прибегают  на обочину
светить глазами. Вверху звезды, впереди фары встречных. Непереключение света
ведет  к  аварии, на кромку не съезжал.  Пятьсот двадцать кэмэ  прибавил  на
спидометре, ничего? А ты здесь как?
     Средне. Чтоб  да,  так  нет, а чтоб нет.  так да. И я  рассказываю все:
поругался с Ураловым из-за списания "мигалки",  подпирают сроки с матрицами,
пробовал новую идею. но неудачно ушибло током.
     Стриж выслушивает внимательно.
     Погоди, начинает он, кидая окурок у урны, а как же все-таки...
     Но в этот момент, как всегда кстати, из двери выглядывает Кепкин, видит
Сашку, направляется к нам:
     Прливет, с прлиездом. Ну, как конферленция?
     Ничего,  спасибо. Тот с удовольствием трясет Геркину  руку.  Вот только
доцент   Пырля  из  Кишинева  очень  обижал  электронно-лучевую  технологию.
Доказывал,  что  она  ненадежна,  ничего  микроэлектронного  ею  создать  не
удастся.   Вот...   Стрижевич  достает  блокнот,   листает,  цитирует:   "По
перспективам промышленного выхода этот способ в  сравнении  со всеми другими
подобен способу надевания штанов, прыгая в них с крыши, или не попадешь, или
штаны порвешь". А?
     Ну, знаешь!.. И без того  длинное лицо  Кепкина,  который строит машину
для лучевой  технологии и большой  ее  энтузиаст, вытягивается так, что  его
можно рассматривать  в  перспективе.  Между  нами говорля, Пырля  не голова.
Светило, которлое еще не светило.
     А Данди, оживляется Сашка. Данди голова?
     Данди горлод... а, ну тебя к фазанам! С вами,  химиками-алхимиками, чем
меньше общаешься, тем дольше прложивешь.
     Он  поворачивается к своей комнате,  но тотчас  передумывает. остается;
без общения с нами Геркина жизнь была бы хоть и дольше, но скучней.
     А что еще было интерлесное?
     Расскажу  на семинаре, потерпи.  Стриж  прячет  блокнот. Я  пока не  на
работе.
     Из коридорной тьмы, вяло переставляя ноги, приближается Тюрин. В руке у
него тот же "Джорнел оф апплайд физик".
     Чувствуется в твоей походке какой-то декаданс, Кадмич, замечает  Сашка,
здороваясь за руку и с ним. Напился  бы  ты, что  ли,  да  побил окна врагам
своим!
     А это мысль! подхватывает тот, стремясь  попасть в тон. Но замечает мое
отчужденное молчание, киснет. Я, наверное, помешал?
     (Мы собрались вместе, думаю я, четыре основоположника хоть Нуль-вариант
разворачивай.  Только не  выйдем  отсюда  к  Нулю, к надвариантности,  не то
настроение,  не  тем заняты мысли не повернуть их