Не понимаешь? Толстобров подкручивает маховичок микроманипулятора. Ведь
акт пойдет на утверждение в главк.
     Ну и что?
     Все равно не понимаешь? А то, что не каждый день в главк присылают акты
на списание сорока с лишним  тысяч рублей. Все там будут вникать, вспоминать
о  провале  "мигалки". Сделают  внеочередное  вливание директору. А  это еще
более отвратит его от Уралова.
     Так это же хорошо. Ай да я!..
     Это  было бы хорошо... Ник-Ник  косится в  мою  сторону. Если бы  ты не
ляпнул Пал  Федорычу  про списание. И кто  тебя  за язык тянул? Пошел бы акт
потихоньку куда надо. А теперь все, Уралов еще придержит. Выразит несогласие
с формулой списания  или что-то еще... имеет полное  право. И  приготовься к
тому, что припишет тебе черные интриганские намерения.
     Так я ж не знал!
     Думать надо.
     Настроение у меня портится окончательно.  Вот: высшее образование имею,
многие науки постиг,  даже пятимерность бытия... а не сообразил. Элементарно
сглупил.  Там,  где  у  нормального  делового  человека,  у Уралова, того же
Ник-Ника, мгновенно срабатывает вся цепочка связей (сорок тысяч  главк  втык
директору втык Паше), у меня ничего  не сработало.  Не заискрило  даже.  Это
была возможность пошатнуть Уралова, помочь ему рухнуть. Она упущена начисто,
поскольку я совершенно неколебимо ляпнул про списание.
     А сколько  вообще я благоприятных возможностей упустил из-за того,  что
не   сообразил  вовремя,   тюфяк   нерасторопный!  И   всего-то  требовалось
промолчать, не распускать язык... досада.

     Снова тихо в лаборатории. Все работают, я переживаю.
     Медленно, как-то нерешительно открывается дверь. Входит высокий сутулый
мужчина  с  мягким  лицом  ребенка, редкими  светлыми волосами, обрамляющими
лысину. Радий  Петрович  Тюрин, старший  инженер и  аспирант-заочник,  он же
Кадмий Кадмич, Скандий Скандиевич,  Калий Кальциевич и  так далее; кличек  у
него больше, чем у матерого рецидивиста, вся таблица Менделеева.
     Радий Тюрин основоположник No  1, чья мысль властвует над нами в Нуле и
переносит в другие варианты.  Сам он, правда, по слабости здоровья  и в силу
некоторых  черт характера  Нуль ни  разу  не  покинул; единственная  попытка
переброситься  закончилась вызовом реанимационной  установки. Теперь  там он
чувствует себя перед нами виноватым.
     Он везде себя чувствует таким. Мощное имя Радий  ему  действительно  не
подходит.
     Привет, тенорком негромко говорит  Кадмич  здешний: так  негромко, что,
если не ответят, можно истолковать себе, будто не расслышали.
     И  действительно  никто  не  отзывается.  Лишь  я   киваю  ему  издали.
Взглядываю на  его грустное лицо и подобно тому,  как, оказавшись в знакомом
месте, вспоминаешь все связанное с ним, вспоминаю уточняю относящееся к этой
"линии н.в, и н.д." Тюрина (термин его, но  здесь он об этом не знает). Худо
ему, вижу. И не поможешь.
     ...Та  последняя  шутка Стрижа: "Иди пиши новые этикетки, у тебя почерк
красивый".  Первоисточник ее  Пашин  деспотизм. "Радий... э-э... Скандиевич,
перепишите.  У  вас почерк  красивый".  И  он останавливает опыт,  прерывает
расчеты  садится  перебеливать  докладную  шефа. При  этом  Кадмич внутренне
негодует, потом  делится с нами возмущением. Единственным человеком, который
никогда не узнавал о его недовольстве, оставался Уралов.
     И здесь-сейчас, накануне  ученого совета, Кадмич терзается. угрызается,
весь в нерешительности. С одной стороны, надо противостоять  Паше, объяснить
всю  его  несостоятельность как  научного руководителя кому  же, как не ему,
Тюрину. А с  другой  Пал  Федорыч разговаривает с ним  сейчас  ласково и без
"э-э", Пал Федорыч обещает продвинуть его статьи в институтский сборник, Пал
Федорыч   собирается  замолвить   перед   директором  .слово,  чтобы  Тюрина
передвинули  вперед  в   очереди  на  квартиру.  А  число   публикаций  ему,
соискателю, надо набирать. А без квартиры ему,  семейному, с мамашей, женой,
ребенком и вторым на подходе совсем зарез. Вот те и наука...
     А когда один на один  с приборами или перед  листком  бумаги сильней  и
смелей Кадмича нет.


        3
     Извлечения из теории Радия Тюрина.
     Движение  и  преобразование тел и их  систем, течения  всех процессов в
мире осуществляются по п. н. д. (принципу наименьшего  действия). В согласии
с ним текут реки, падает и разбивается выпущенный из рук стакан, пробивается
сквозь  асфальт  растущая  трава,  планеты  приобретают, формируясь,  именно
шарообразную,  а  не  иную  форму,  летят  в  пространстве  по  эллипсоидным
спиралям, а не мотаются по произвольным траекториям. Принцип сей отвечает на
все  умозрительные  вопросы "почему так,  а не...?"  потому что именно такое
преобразование требует от материи наименьших действий, минимального  расхода
энергии.
     Это по физике. По теории вероятностей преобразования по п. н. д. всегда
наиболее  вероятны.  А по теории  информации, третьей общей  науке,  принцип
наименьшего  действия  суть признак  наибольшего  сходства между соседними в
пространстве-времени (то есть мгновенными)  образами материального волнения.
Цепочку таких  наиболее  похожих мы и различаем как  трехмерный движущийся и
меняющийся образ реальное тело.
     Но...  но!  нет  оснований  ограничивать  мир  (особенно  если   в  нем
присутствует  разум  сила,  превращающая  возможное   в  реальность)  только
четырьмя  измерениями:  три  пространственных-}-время.  Принцип  наименьшего
действия  наибольшего  сходства равноприменим и к  пяти-,  шести, к n-мерным
континуумам, ему все равно. А это  значит, что  совершенно подобно тому, как
движущееся тело может свернуть  (или его можно повернуть) в пространстве оно
может свернуть и по пятому, шестому... по n-му направлению континуума. Мы не
наблюдаем такого потому, что движения и процессы в нашем вещественно-полевом
мире   заданы  страшным  напором   потока   времени;  они  "текут"  в   нем,
относительные скорости  их ничтожны по сравнению с его скоростью,  скоростью
света. Но это не означает, что такие "повороты" невозможны в принципе.
     Какие тела наиболее способны  к вневременным поворотам? Конечно, живые,
активные.  Для них ведь  и  п.  н.  д. не  неумолимо-железный  закон, а лишь
наиболее  вероятный  путь  движения  и  развития  (та  самая  н. в.  линия);
отклонения от него хоть и менее вероятны, но  вполне возможны. Мертвые  тела
падают,  катятся  под  гору живые же  могут  и  подняться в  гору,  прыгнуть
вверх... и вспрыгнуть на что-то.
     Проще всего это объяснить на  примере феномена четырех  собак.  Для них
для  всех,  собственно,   подопытных   собак   в   камере  южноамериканского
эмоциотрона  дальнейшее существование в нашем направлении  времени  (в плену
ощетиненных электродов и ужасных комплексных воздействий)  было не по п.  н.
д., не под горку. Оно им,  попросту  сказать, было не в  жилу. А  свернуть в
пространстве (удрать  из камеры) невозможно. Четырем псам из  четырех  тысяч
повезло: приблизились  цепочки  их  сходств  в иных  измерениях,  ПСВ они  и
дернули  по  ним.  Важную  роль  в  этом  сыграла  электронная  машина;  она
почувствовала  каким-то  комплексным,  множественным резонансом  приближение
полосы и, видимо, уменьшила энергетический барьер между соседними линиями н.
в. и н. д.; без нее и эти четыре собаки сбесились бы и все.
     Для  людей,  обосновывал  Кадмич,  переход  по  Пятому  (так  мы  стали
обобщенно именовать  все измерения сверх четырех физических,  ибо  им  несть
числа) облегчает наличие  у  них вариантного мышления.  Что  есть  все  наши
планы, прикидки, как поступить или сказать,  оценка возможных последствий...
да и воображение, мечтания  как не  попытки осмотреться и  ориентироваться в
n-мерном пространстве? "Я мыслю следовательно,  я  существую...  не только в
пространстве времени", развил Тюрин известный тезис.
     Роль же электронной машины в  этом деле именно та,  что в ней с большим
быстродействием   просчитываются,   моделируются,   сравниваются   множество
вариантов,  возникших  в  ее  "мозгу"  от  исходных  данных,  полученных  от
окружающей среды "впечатлений":
     С большим быстродействием, вот что главное  - для нас как бы все сразу,
сейчас.  Если  эти  варианты  не умозрительны,  моделируют, скажем,  меня  в
участке  окрестного мира и  если при  этом  извне, из n-континуума, подвалит
цепочка моих сходств, то машина,  предсказал Тюрин, должна отозваться на это
особым поведением.
     ...Первое  подтверждение теории было вот какое: Тюрин подошел к Кепкину
с журналом, где был русский перевод статьи из "Ла вок де текнико":
     Гер,  раз  уж  ты  у  нас  знаток испанского,  проверь,  будь  добр, по
первоисточнику.  По-моему,  в этом  месте,  он отчеркнул карандашом, кое-что
пропущено. Там должно быть не только, что персептрон-эмоциотрон еще  десятки
секунд  "чувствует"  присутствие исчезнувших  собак,  но  и что  потребление
энергии им в это время резко падает.
     Хорлошо, тот пожал  плечами, взял журнал. Завтрла. На следующее утро он
подступил к Кадмию Кадмичу с большими глазами:
     Ты что рлазыгрлывал меня или знал?!
     Действительно, переводчики  (или  редакторы журнала) выбросили фразы  о
том,  то  в  моменты  исчезновения  собак машина  работала,  практически  не
потребляя  ток  от сети.  Слишком  уж  то место  показалось  им  забористым,
покушающимся на закон сохранения  энергии: откуда же  энергия притекала,  от
собак?!
     А по Тюрину так и должно было быть: поворот подопытного существа по ПСВ
с  последующим движением в новом  русле  наименьших  действий  и  наибольших
вероятии,  в  русле причин и следствий  был  для  машины  как  бы  спуском с
перевала; энергетически она уподоблялась катящемуся под гору троллейбусу.


        4
     Вот такой он в полный рост. Радий Петрович Тюрин, который здесь-сейчас,
осторожно пробираясь между столами, приближается ко мне и тоже  с журналом в
руке.  Я присматриваюсь: красно-черная обложка, английское название нет, это
не "Ла  вок  де  текнико",  а "Джорнел оф  апплайд физик" журнал  прикладной
физики.
     Алеша, ты занят?
     Ох, не с добром он  явился, чувствую. Я еще после беседы  с Ураловым не
пришел в себя, сейчас он подбавит...
     Колеблюсь и разветвляюсь в ортогональных ответах:
     Занят!
     Нет, а что?

     Вариант числителя: Тюрин смешивается, отступает с виноватой улыбкой:
     Ага... ну,  хорошо. (Чего хорошего?!) Тогда я потом... поворачивается к
выходу.  Минуту  стоит  около техника  Убыйбатько, смотрит, как  тот орудует
паяльником. Но Андруша не обращает на него внимания, и Кадмич пробирается  к
двери, перекладывает журнал из правой руки в левую,  открывает дверь и мягко
закрывает ее за собой.
     Мне неловко и досадно на деликатность Радия. Чего он так: "Ты занят?.."
Вот Кепкин не интересуется, занят или не занят, сразу бьет по плечу. Чего он
приходил-то, статью какую-то хотел обсудить, что ли?..

     Вариант знаменателя: Тюрин протягивает мне раскрытый журнал,  указывает
на короткую заметку:
     Вот прочитай.
     Склоняюсь,  читаю.  Английский  язык  я,  помимо  института,  изучал на
платных курсах и деньги не пропали зря. Некий Л.  Тиндаль из технологической
лаборатории фирмы "Белл" излагал  со ссылкой на свой свежеоформленный патент
"способы  многоступенчатой  диффузии примесей  в пластины  кремния".  Так...
образуются   многослойные  структуры-"сандвичи"   с   чередующимися   типами
проводимости и барьерами между ними, а из них окислениями с наложением масок
и травлениями  можно образовать микросхемы различных типов и сложностей. Все
ясно, это способ Тюрина, отзвук технологических  дерзаний, проникший и в сей
вариант.
     ...Здесь   не   было  попытки  спасти   "мигалку",  творческая   стихия
выплескивалась  у кого  как. Кадмич сам,  без  Стрижа,  родил,  рассчитал  и
опробовал  этот способ  дифференциальной диффузии на  оставшихся  пластинках
кремния.
     Что  ж, недурственно, сказал Уралов, поняв после объяснений Тюрина суть
и перспективы. Очень неплохо. Надо  нам с  вами  послать  авторскую  заявку.
Радий... э-э... Петрович.
     И,  когда Кадмич перестал работать  над  способом,  Паша  делал  круги,
напоминал,  а  он отмалчивался или отговаривался,  что перестало получаться.
Заявку так и не послали. Это все, на что его хватило. А теперь вот "сандвичи
Тиндаля"...
     Дочитываю. Поднимаю  глаза. Вид у меня, наверное, лютый  Кадмич  слегка
меняется в лице.
     Уйди с глаз!.. Мне хочется его стукнуть.
     Ага...  ну,  хорошо,   говорит  он,  беря  журнал.  (Чего  хорошего?!.)
Отступает  кривая  виноватая  улыбка  на  детском  лице с голубыми  глазами.
Пробираясь  к  выходу,  задерживается  на  минуту возле  Убыйбатько  тот  не
обращает  на него  внимания  у двери перекладывает журнал  из правой  руки в
левую.
     И выходит в коридор догонять ту свою половину. Согласно своей теории.
     А мне неловко, досадно (ну чего я с ним так, ему ведь хуже, чем  мне) и
тоскливо, тошно  сил нет! Я легко  могу представить, как в ортогональные  от
здешнего   пространства-времени   измерения   оттопырились  Алкины  запасные
прически и клипсы, ампутированная  кисть-клешня Ник-Ника и его  щетина... Но
вот Радий Тюрин, существующий в мире  куда более основательно, чем, большими
идеями, а куда,  в какие измерения запропастились черты  его характера, я не
знаю.
     А ведь без них и теория бессмысленна, и любой метод.




        ГЛАВА VII. ВАРИАНТЫ "PAS MOI"





     Если  хочешь  чего-то  добиться  от  людей,  будь  с   ним   вежлив   и
доброжелателен. Если ничего не хочешь добиться, будь вежлив и доброжелателен
бескорыстно. К. Прутков-инженер. Советы начинающему гению.





     Нет,  надо   хоть   как-то   сквитать  все  эти  неприятности,   внести
положительный  вклад.  Для  самоутверждения  надо.  Меня  ждет  неоконченный
эксперимент.
     Возвращаюсь к станку. Снова устраиваю на нижнем электроде ту полоску от
микроматрицы, половину столбиков которой я уже раздавил. Ну-с, попробуем еще
один... хруп!  и он размололся  под штырем верхнего контакта. Нет, этак я их
всех передавлю.
     Надо... ага! штырь придерживать над полоской рукой, смягчать контакт. А
ногой только включать педаль тока. Так будет точней. Экспериментатору негоже
работать ногами, он не футболист! Ну-ка?
     Шестой  столбик под  электродом. Подвел,  придерживаю  штырь  в  чутком
касании с шинкой полоски. Нажимаю педаль... контакт!
     ...Меня отбрасывает к спинке стула.  В глазах золотистые  круги. Только
через четверть  минуты  соображаю, что я гляжу на лампочку в вытяжном шкафу.
Полоска улетела неизвестно куда.
     Нет, к электрическому удару через две руки привыкнуть нельзя. Надо  же,
правой рукой  я подводил верхний  электрод,  а левой придерживал полоску  на
нижнем. Сварочный импульс пошел через меня.
     ...Говорят, у электриков к старости вырабатывается условный рефлекс: не
браться за  два металлических предмета  сразу; даже  если один  нож,  другой
вилка. Вот Толстобров никогда бы так не взялся за электроды. Может, и у меня
будет такой рефлекс. Если я доживу до старости.
     ...А потом удивляемся: как это полупроводники, микроэлектроника, слабые
токи, малые дозы  веществ... и  экспериментатор  вдруг  врезал  дуба!  Очень
просто. Вот сейчас пошел  в будущее вариант "без меня" "па муа", как говорят
французы. И с  немалой вероятностью: ведь перед  тем,  как сесть к станку, я
поколебался, не  вымыть ли руки.  Тоже условный  рефлекс,  только технолога;
лишь  то и  удерживало,  что  опыт не  химический. А  если  бы я  взялся  за
электроды влажными руками хана.

     Memento mori... Самое время действительно вспомнить о смерти.
     Рождение  и  смерть  две  точки  во  времени.  Но  если  прибавить  еще
измерение, точки превращаются в линии. В некий замкнутый пунктир, выделяющий
меня-надвариантного из мира небытия. И я знаю немало точек, за которыми меня
нет сейчас.
     ...И  даже  до  моего рождения.  В начале войны, когда я  был  еще, как
говорится,  в проекте, мама,  беременная на четвертом месяце, отправилась на
митинг в городской парк. Должны были выступить приезжие писатели,  среди них
два известных, их по литературе  в  школе проходят. В ограде  летнего театра
собрались  сотни горожан.  Ждут нет. Потом  выяснилось, что и  не собирались
устраивать митинг-концерт, это была провокация лазутчиков. Стали расходиться
ворота площадки заперты, никто не открывает. А уже слышен вой сирен, ухающие
завывания "хейнкелей" воздушный налет. Мужчины сломали ворота. Только успели
разбежаться,  как  два  "хейнкеля"  прицельно положили на  летний  театр  по
полутонной бомбе.
     ...В  послевоенном  голодном  46-м  меня,  четырехлетнего, истощенного,
свалил  тиф. Две  недели  без  сознания, запомнил  лишь одну  подробность: в
начале  болезни  мама  как  раз  принесла  полкотелка  пайкового  маргарина,
рассчитывал полакомиться с хлебом  и сахаром  но когда очухался, котелок был
пуст. Плакал.
     ...Еще  через пару лет подцепился за машину,  которая на гибкой  связке
тащила другую. Именно за переднюю, на  заднем борту  ведомой не  было места:
машин   мало,   а   нас,  бедовых   мальчишек,   много.   Приятели   кричали
предостерегающе, но я в упоении скоростью не слышал.  Передний "студебеккер"
затормозил,  стал и  задний ударился бампером в  него  совсем рядом со мной.
Даже прищемило рубашку.  Для  моей смерти  машине надо было  стукнуться чуть
левей.
     ...А та припорошенная снегом полынья на Большом Иргизе, в которую ухнул
обогнавший меня на  коньках  Юрка Малютин. Мы бегали  на равнинах, но у него
коньки  были  получше,  "дутики".  Ухнул  и  не  показался более, лишь шапка
осталась на воде серая армейская шапка с завернутыми ушами.
     ...А мой мотоцикл, мечта молодости, на исполнение которой откладывал из
тощих инженерных заработков, мой славный Иж! Тут уж вообще:
     случаев падения при  обгонах вблизи колес  встречного  транспорта  было
четыре. (Один,  самый памятный  с автоинспектором, который меня арестовал за
лихую езду и конвоировал в ГАИ на втором  сиденье. Рухнули на крутом вираже,
на  перекрестке:  машины  спереди, машины сзади...  на метр  ближе  к  ним и
конец);
     случаев езды пьяным ночью по крымскому серпантину (и без фар, при свете
луны,  с девушкой на  втором сиденье, которая взбадривала меня  объятиями...
поэзия!) было...  один. Другого и не надо, в  сущности, это та же полутонная
бомба с "хейнкеля". Как уцелел!
     а случай  в ночном  Львове,  когда долго  плутал  в поисках Самборского
тракта, наконец  нашел,  дал  на радостях  газок...  и влетел  на  ремонтный
участок, на вывороченные  полуметровые плиты брусчатки. Руль вырвало из рук,
мотоцикл  в  одну  сторону, я  в другую,  головой  на"  трамвайные  рельсы и
налетает  сзади сверкающий  огнями  трамвай.  "Вот и  все",  не  успел  даже
испугаться. Только досада будто отнимают недочитанную книгу.
     Трамвай остановился в метре от головы.

     Каждый случай  опасности подкидывает нашу жизнь "орлом" или  "решкой" в
пятимерном бытии выпадают они оба.
     ...И во  всех тех вариантах  так  же уходят чередой за  горизонт сейчас
плоские,  как  льдины,  четко черченные  облака в  ясном  небе. Во всех  них
курлычат вон те серые дикие голуби на карнизе  дома напротив; не изменились,
наверное, ни рисунок коры, ни прожилки в листьях просвечиваемых солнцем  лип
вдоль  Предславинской. Мал человек!  Значительными  мы кажемся  более  всего
самим себе.

     Новая мысль вдруг прошивает меня не хуже  сварочного импульса насквозь:
ведь сейчас я подвергался гораздо большей опасности, чем нанесение еще одной
"точки"  на  контуры  моего  пятимерного бытия!  И это-то скверно: в  каждом
варианте  боль  больна,  смерть  страшна  хоть  вечно  жить  ни  в одном  не
останешься.  Но  сейчас   от  электрического  уда