от вас  неуместных в  данном случае объяснений и так ясно!
(Уралов  согласно кивнул).  Но  хотел  бы  искренне и доброжелательно да-да,
вполне доброжелательно! предупредить вас,  что это добром не кончится. Вы не
в  школе и не  в вузе,  где мы  с вами..  м-мэ! панькались.  Вы работаете  в
научном учреждении...
     Ипполит  Иларионович замолчал,  неторопливо разминая  папиросу,  Уралов
чиркает зажигалкой, ждет. Выносов прикуривает.
     Благодарю...  И  ваша  обязанность,  товарищ  Самойленков,  ваши  нормы
поведения  вполне...   м-мэ!  однозначны.  В  них  входит   как   соблюдение
дисциплины,  выполнение заданий вышестоящих  товарищей,  так  и согласование
своих самостоятельных действий с ними,  с  непосредственным начальником, это
не  придирки,  товарищ Самойленков, не  индивидуальные... м-мэ! притеснения:
это...  Профессор разводит  руками.  А вы пока именно такой, как  это  ни...
м-мэ!  огорчительно  для  вас.  Вот  поработаете, проявив себя,  приобретете
положение, тогда сможете...  м-мэ! претендовать на  крупные  самостоятельные
действия. А пока рано.
     Я слушаю и постепенно впадаю  в  отрешенность.  Вводит меня в нее более
всего  это  "м-мэ!",  которое происходит  оттого, что  Ипполит  Иларионович,
подыскивает слово,  сначала сжимая губы, а потом  резко раскрывая их. В свое
время мы в порядке добровольного студенческого  исследования подсчитали, что
за академчас у него выскакивает от девяноста до  ста двадцати "м-мэ!", мне и
сейчас кажется, будто  я  на лекции по ТОЭ. Выносов говорит голосом опытного
лектора, для  которого не может  быть ничего  непонятного. Все действительно
ясно.  "Я больше не могу с ним, Ипполит Иларионович,  жалостно сказал  Паша,
густо на меня накапав, воздействуйте хоть вы!" "Хорошо,  я поговорю". Вот  и
говорит, воздействует. Ставит меня на  место. Кто  знает,  может, он в самом
деле убежден, что выволочка пойдет мне на пользу.
     ...Пойдет, пойдет, больше  жару!  Существует такой "собачий  переброс".
Энергичней, Ларионыч!
     Я  понимаю,  что  ситуация  в  лаборатории  несколько...  м-мэ'  шаткая
вследствие происшедшего с автоматом ЭВМ. Дирекция изучает вопрос и в  скором
времени примет меры для... м-мэ! оздоровления обстановки.
     Скорей бы, Ипполит Иларионович! вставляет Уралов.
     Да.  Но,  товарищ  Самойленков, Павел  Федорович еще  ваш начальник,  и
велика вероятность, что он им и останется. Так что мой  добрый совет вам: не
строить  свои планы в расчете на  то, что произойдут благоприятные  для  вас
перемены. Возможны  и  иные...  м-мэ!  варианты.  Те  именно, в частности, в
которых  конфликт между  начальником и  подчиненным,  если он  дезорганизует
работу, решается... м-мэ! не в пользу подчиненного. Вот я был прошлой осенью
в Штатах, поворачивается он к Паше. Знакомился с организацией научных работ.
Знаете, у американцев в фирмах очень демократичные  отношения: все на  "ты",
зовут  друг  друга по имени: не сразу поймешь, кто старший,  кто младший. Но
вот подобных... м-мэ! проблем взаимоотношений у них просто нет. Не согласен,
не нравится получай выходное пособие и ступай на все четыре стороны!
     Поэтому и работают результативно, кивает Паша, не допускают анархии.
     Вы  хотите  что-то  сказать? обращается Выносов  ко  мне. "Мы  же  не в
Штатах", хочу  сказать я. Но молчу, слишком уж это банально.  К отрешенности
прибавляется  отвращение.  Душа  просится на просторы бытия, прочь от мелкой
однозначности.
     Что  ему  сказать,  нечего  ему  сказать. Ипполит  Иларионович!  Уралов
смотрит  на  меня  весело  и беспощадно: вот  теперь  я тебя прижал! Я  хочу
добавить. Не только со  мной  он так,  с  ним никто работать  не может. Даже
лаборантка его,  Кондратенко Маша,  старательная такая, и  та не  выдержала,
ушла. Так ведь было, Алексей... э-э... Евгеньевич?
     Я  молчу. В ушах неслышимый звон. Комната будто раздвигается туннелем в
перспективу  и  там  что-то   совсем  иное.  Неужели  полоса?  Кажется,  она
долгожданная.
     Видите:  даже  разговаривать не  желает!  явился  где-то  на  периферии
сознания Пал Федорович. Как прикажете с ним это... сотрудничать?
     Выносов тоже уменьшающийся, расплывающийся, меняющийся в чертах смотрит
неодобрительно, жуя губами.
     Да. Трудно вам будет жить в науке с вашим... м-мэ! характером,  товарищ
Самойленков.
     ...Какой простор, какие дали! Я  будто лечу. Облики сидящих  в комнате,
их  одежды,  контуры  предметов  расплываются  в  множественность, в  туман.
Поворот, заминка конкретизация. Ну-ка?..
     Мебель  с  вычурными  завитушками,  темного   цвета.  Окно  арочное,  с
портьерами.  На стене портрет  в тяжелой  раме  какого-то усатого, в  лентах
через плечо, шнурах, усеянных драгоценными камнями орденах.
     Па-апрашу  не  возражать,  когда  вы  со мной... м-мэ!  разговариваете!
гневно дребезжит начальственный голос. На каторгу упеку мерзавца!
     Багровое  лицо  над столом с  бакенбардами и подусниками, загнутым вниз
носом; яростные глаза  за  круглыми  очками; щеки  свисают на  шитый золотом
воротник. Рядом плешивый  блондин  с выпученными  голубыми  глазами, в синем
мундире с серебряными аксельбантами... Паша!
     Я стою навытяжку. По правой стороне  лица разливается жар от только что
полученной затрещины...
     Ой нет: не то. Дальше! Лечу по пятому, по туннелю из сходных контуров и
красочного тумана.

     Окно  уменьшается  до блеклого серого квадратика, темнеет  и опускается
потолок;   стены   тоже   становятся   темными,   ребристыми    какими-то...
бревенчатыми?  Из  пазов  торчит  черный мох, пол из  тесаных  топором плах.
Кислый запах.
     И  двое бородатых один  крючконосый  шатен, другой блондин  со светлыми
глазами в армяках и лаптях  уже не  через "м-мэ",  а через простую "мать"  и
увесистые тумаки внушают  мне, смерду  Лехе,  неизбежность  уплаты  подушной
подати и недоимки за два года.
     Давай-давай! А то разорим  весь  двор,  тудыть твою  в  три  господа  и
святого причастия!
     У  меня  только  голова  мотается. Кровь  течет  из  разбитого  носа на
разорванную рубаху.
     ...Нет, и это не то. Куда меня  несет?  Ну, дальше первым, говорят, был
век золотой...
     Исчезают  и бревна.  Дышат  сыростью, выгибаются по-пещерному  глиняные
своды. Вместо  окна  дыра  выхода  вдали.  Два кряжистых  самца,  клыкастых,
обросших шерстью, дубасят, пинают вразумляют на свой лад третьего,  меня. Не
разберешь, где у них руки, где ноги.
     А безымянный я только прикрываю  голову шерстистыми лапами  и  горестно
завываю.
     ...Нет,  долой  такие  переходы, эта ПСВ ведет совсем  не туда!  Назад!
Напрягаю  сознание и  возвращаюсь  по  Пятому сквозь мордобой в  бревенчатой
хижине,  мимо  распекающего  превосходительства  в   другой  конец  вереницы
сходств.
     Лакированный стол  с  белым телефоном, стены в  серой масляной  краске,
прямоугольник окна.  Выносов в центре,  Уралов сбоку уф-ф...  как мне  здесь
хорошо, уютно, безопасно! Я даже улыбаюсь Ипполиту Иларионовичу  с невольной
симпатией а сам смотрю во все глаза: вот, оказывается, какими можем быть мы,
трое из Нуля.
     Ну,  я  вижу,  вы  кое-что поняли,  смягчается профессор.  Вы  когда-то
неплохо  успевали по  теоретической  электронике,  я  помню. Но вам  следует
научиться так же преуспевать... м-мэ! и в жизни. Подумайте над тем, что  вам
сказали, сделайте выводы. Вы свободны.
     Поворачиваюсь, выхожу, направляюсь к торцевому окну, месту перекуров.
     У меня горит лицо, и вообще я  чувствую себя, как после сауны: легкость
тела и просветление духа.
     ...Вот это попал в полосу!  Пятое измерение  ортогонально ко времени, я
был  не  в прошлом  в  вариантах  настоящего.  Вплоть  до таких,  где и эти,
обнаруженные питекантропами, не неандертальцами (там ведь и признака не было
ни  орудий,  ни утвари)  человекообразными  обезьянами.  И стоит  здесь,  на
нераскопанном  холме, хибара, подворье  Лехи-смерда. И присутствует какое-то
там   ведь  вроде  оплывшие   свечи   в  канделябрах-то  были,  то  есть  до
электричества еще не дошло.
     И, главное  дело, все бьют. Лупят  по  физиономии,  как  по  боксерской
груше. Дался я им!  А в пещере той вообще еще пара тумаков и померкло бы мое
сознание,  погибла бы драгоценная надвариантность не хуже, чем от сварочного
импульса. Уф-ф... Меня все тянет отдуваться, переводить дух.
     ...Теперь    становится    понятно   то,    что    я   раньше    считал
несообразительностью: почему  в Нуль-вариант попали не наилучшие (по обычным
меркам) исследователи и работники. Мера оптимальности здесь своя: наибольшая
повторяемость  по  Пятому.  То  есть настолько наибольшая,  что  и вспомнить
совестно. Ну ладно Уралов очевидный троглодит, пусть Выносов... но от себя я
такого не ждал. Ай-яй-яй. (Кстати,  за что они меня там, в пещере? В избе за
оброк  и недоимку, в  присутствии за строптивость, как и  здесь... а там? Не
успел выяснить.)
     ...Интересное получается  дополнение  к тем  "Очеркам истории" в другую
сторону от Нуля.
     Иные выборы  из  тех  же колебаний,  иные  решения...  и  длится поныне
каменный век.
     Мы так привыкли к факту прогрессивного развития мира, что у меня сейчас
неоспоримое ощущение, будто я побывал в прошлом;
     так  же, как и  наилучшие  варианты овевали  меня дыханием будущего.  А
почему, собственно?
     Время физический процесс, выражающийся в движении  стрелок часов, смене
времен  года,  числе  оборотов  планеты  вокруг  оси  и  Солнца.  А  для нас
получается, что без прогресса планета будто вращается вхолостую.


        3
     За  спиной  слышны  приближающиеся  шаги: грузные Выносова  и  печатные
Уралова.
     Хочу показать вам, Ипполит  Иларионович,  установку  для  ионно-лучевой
микротехнологии,    которую   мы   разрабатываем.    Оч-чень   перспективное
направление!
     Ну что ж, пожалуйста, это интересно.
     Оба входят в кепкинскую комнату. Мысли мои меняют направление. Работает
Паша,  на ходу подметки рвет.  Умеет же  человек использовать все! Сейчас он
делает пассы перед Геркиным макетом. А Выносов, хоть и доктор, и заслуженный
деятельно,  но специалист  по  линейным  схемам  ему  что  покажи из новинок
электроники,  все  интересно.  И  на   учсовете  будет  доказывать,  что   в
лаборатории  ЭПУ  сейчас  исследовательская  работа  поставлена  на  должном
уровне, сам проверял. От его мнения не отмахнутся.
     Как он  мне предрекал варианты "не в  пользу подчиненного", как со мной
разговаривал!  Им  нет дела  до  моих идей, замыслов  лишь  бы  не мешал  им
спокойно "жить в науке". А я не смог ответить. Мне становится тошно.
     Вдруг в комнате,  куда  вошли  Ипполит  Иларионович и  Паша,  раздаются
гулкие, как из дробовика, выстрелы: бах-бах!!! Звуки эти мне чем-то знакомы.
Какие-то предметы там стукают в дверь. Что такое?
     Подхожу,  заглядываю. В комнате  коричневый дым, со  сладковатым  (тоже
знакомым) запахом. В воздухе плавают рыжие клочья.  Бах! Вз-з-з... ба-бах! В
дверь  возле  меня   ударяется  алюминиевый   цилиндрик.  Все  ясно:  рвутся
"электролиты", электролитические конденсаторы.
     Ба-бах!.. Едва не сбив  меня  с  ног,  из комнаты вылетает Выносов. Его
"Прошу  извинить!"  доносится уже из  глубины коридора.  Бах!  К моим  ногам
падает еще один цилиндр.
     Выскакивает  Тюрин  со  сложным  выражением  лица;  он  перепуган, рад,
ошеломлен  и  весел.  Доносится  вопль  невидимого  за  дымом  Уралова:  "Да
выключите   же  это...  питание!".  Кто-то   смутный   силуэт   бросается  к
электрощиту, поворачивает пакетный выключатель.
     Пальба прекращается.
     Из дыма прямо в мои объятия вываливается содрогающийся от хохота Сашка.
Везет же человеку, всегда он оказывается в центре событий.
     Что там за война?
     Ой, не могу-у! стонет Стриж. Ну, умирать буду вспомню.
     Наконец  отдышался,  успокоился,  рассказывает.  Дело  было  так  Павел
Федорович велел Кепкину  включить макет,  чтобы  продемонстрировать доктору,
как  набираемые  клавишами  числовые команды  перемещают в  вакуумной камере
электронные и ионные лучи. Гера включил.
     Ну,  ты  ж знаешь кепкинский  макет:  постоянные  переделки и  сплошные
сопли.  Естественно,  произошел  визит-эффект:  не  перемещается  луч.  Гера
погрузился  по  пояс  в схему  и начал  потеть. Паша... ты  же знаешь  Пашу!
отстранил  его  "А ну, дай  я!" И, ковыряясь в схеме,  Павел Федорович задел
своим  могутным  плечиком   один  сопливый  проводничок  как   теперь  можно
догадаться,  от   конденсаторного  фильтра.  Проводника   как  теперь  можно
догадаться, от сетевого питания...
     Дальше ясно.  Электролитический  конденсатор  он  переменного  тока  не
выносит. Как нервная женщина щекотки. В нем закипает паста и пиф-паф.
     Вот батарея великолепных  электролитов,  на тысячу микрофарад и пятьсот
вольт каждый, краса и гордость Геркиной схемы, и открыли шквальный огонь.
     Первый электролит  легко ударил доктора в грудь.  Он  сказал  "Ох!" Пал
Федорыч от звуков распрямился. И его нос... ты же знаешь Пашин нос! оказался
на одном  уровне с  электролитами. Следующий залп  свернул этот великолепный
мужественный нос под прямым углом в сторону двери. Нос... нет, это же просто
поэма! несколько  секунд держался в таком положении, потом медленно-медленно
распрямился. И тут его, вдруг, подбил новый электролит.
     Я слушаю  с увлечением. Тюрин, хоть и был свидетель происшедшего, тоже.
Сашка умеет  живописать. Не  может  быть,  чтобы  нос держался так несколько
секунд  и   чтоб  распрямлялся  медленно-медленно.  Это  Стриж  корректирует
несовершенную  действительность  в более выразительную сторону  но так,  что
хочется верить. У  меня веселеет на душе. Так им и  надо. Это вам не бедного
инженера школить техника. Ее нахрапом не возьмешь.
     ...Постой, постой! Но  ведь  происшествие имеет  несомненное сходство с
тем  переходом по  ПСВ, который волево совершил Пал Федорович...  и вынырнул
обратно под "ба-бах!" с фонарем и свернутым  носом. А затем снова исчез. Это
не может быть тем  случаем, тот произошел месяцы  назад  но из того же пучка
вариантов, развивающихся  пусть со сдвигами во  времени  по одной  глубинной
логике. В основе ее  лежит  склонность Уралова демонстрировать  достижения и
творческая неудовлетворенность Геры делами рук своих.
     Значит, вот оно как там было.
     А  вот и герой наш,  Уралов, выходит  из комнаты. Костюм не в  порядке,
галстук  съехал   на  сторону.  А  лицо  ну,  прямо  просится  на  открытку:
закопченная  пятнами щека, лиловый  фонарь, распухший  до сверхъестественных
размеров, сделавшийся ассиметричным нос.
     Пал  Федорович  тяжело   глядит  на  нас.  Поворачивается   и  твердым,
неколебимым шагом идет в свой кабинет. Сильная он личность у нас.
     Тюрин негромко произносит:
     Нет, все-таки жизнь хороша.
     Мое  наслаждение  наслаждение человека,  которому  от  Паши  только что
досталось  в  четырех,  по  крайней  мере,  вариантах,  невозможно  выразить
словами.
     Я и не пытаюсь.
     ...Тогда  Уралов  спрашивал,  где  Кепкин. А  сейчас не поинтересовался
различие вариантов.
     Что  же  спрашивать  вот  и  Гера.  Выходит,  направляется к  'hum.  На
закопченном лице дикие, как у кота глаза; Озабоченно массирует правую скулу.
Сашка при виде его снова заливается счастливым смехом.
     Ну, чего рлжешь?
     Гер, ты дал, молодец! поздравляю я. Это ты нарочно?
     Да ну... лезет, сам не знает куда, дурлак!
     Но теперь у тебя точно будет синяк под глазом. В  форме конденсатора на
тысячу микрофарад.
     А,  иди ты!.. Где я теперь  достану такие конденсаторлы? Он не на шутку
расстроен.
     А Стрижевич все не нарадуется.
     Нет, не напрасно  я мчал ночью  на мотоцикле! Чуяло мое сердце, что мне
сегодня надо быть  здесь. И чуяло оно, что  надо зайти к  Кепкину, полистать
справочник по лампам.
     Я смотрю на них: снова мы вместе, четверо из Нуля.
     И Паша пятый?!



     Глава X ПЯТЬ МИНУТ ВПЕРЕДИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА




     Мышление  изменилось:  раньше люди  находили поэзию  в  таинственном  а
теперь в том, чтобы его понять, опубликовать и снискать.





     К. Прутков-инженер. Мысль No 20.

     Рабочий  день  близился к концу. Для  создания диодных  микроматриц  он
потерян.   Я  сидел  за  столом  и   с  неудовольствием  думал,  что  подвел
Алешу-ординарного. Именно я-надвариантный и  подвел. Дело  даже  не  в самих
действиях,    не    в   злосчастном   списании   "мигалки",    а   в    моей
страшенно-независимой, непринужденно-свободной позиции.  Позитуре. Я  ведь и
на  Уралова посматривал  с нее,  свысока, и  на Выносова... начальство такое
очень  чувствует, запоминает  и не  прощает. Действительно, могут уйти  его,
Алешу,  по собственному  желанию.  С  одной стороны,  он  лишь  часть  меня,
сознающего компенсацию  любых  вариантов-отклонений и  их  сходимости,  а  с
другой  стороны  он-то  этого не знает.  Для  него в  единственном  числе, и
упущенное обратно не вернешь. Нехорошо.
     Главное,  с идеей этой  я опростоволосился а  ведь  рассчитывал  ею все
поправить.   Завтра   Алеше-здешнему   придется   подналечь   на   рутинный,
цельнотянутый, как и у Мишуни, способ изготовления матриц.  Посади Мишуню за
мой  стол,  а  меня  на  его  место,  один черт  взаимозаменяемые  варианты.
Исчезнувший Ник-Ник,  видимо, прав. И то  сказать, ни в каких  вариантах  не
знаю  о  реализации  этой  идеи,  хотя  всюду  близок  к  полупроводникам  и
микроэлектронике.
     Как меня  импульс-то стукнул ух! Постой... а почему меня ударило током,
с какой стати?  Если бы  я зажал между электродами кусок металла, то  ничего
такого  не  было  бы:   сопротивление  металлов  ничтожно   по  сравнению  с
сопротивлением моих рук. Да, но между электродами  был полупроводник...  Так
что?  Сопротивление открытого перехода  в нем тоже не бог  весть какое, омы,
импульс ~не должен  меня ударить. А ударил. Значит,  сопротивление  столбика
германия оказалось гораздо большим, чем у моего тела, ток и пошел по плоти.
     Постой-постой...  конечно  же,  большим, если встречный-то, запертый-то
барьер  остался цел. Выходит, импульс через столбик  германия  не проходил?!
Постой-постой-постой... а какой, собственно, в сварочном станке импульс?
     Направляюсь  к  книжному  шкафу.  Ворошу   кипу   проспектов,  описаний
приборов, инструкций по эксплуатации. Ага, вот:  "Станок  точечно-контактной
сварки  ИО. 004". Технические данные...  возможные неисправности... схема. И
сразу   все  сон.  Импульс  формируется  трансформатором  тока  по  принципу
магнитного насыщения  то есть сильно  зависит от сопротивления  нагрузки. На
металл  пошел бы мощный ток для  сварки, а на столбик германия  с  барьерами
трансформатор выдал нечто куда более значительное по напряжению, чем по току
импульс-пшик, пощекотавший мои нервы.
     Захлопываю  описание. Чувствую, как уши  накаливаются. Вот так, "Кузя".
Все  бы  тебе  на  шармака.  На  дурнячка бы  тебе:  нажал  кнопку и  имеешь
исполнение желаний.
     Ругаю  себя,  а  на  душе  бодрее: еще  не  все  потеряно! Надо  только
продумать, подсчитать, подготовить опять без дешевки. Идея-то стоящая.


        2
     Следующий час я провел за расчетами.
     Схема  все-таки получилась  довольно  сложная: набор  конденсаторов для
накопления   заряда,  разрядные  сопротивления,  переключатели  для   разных
комбинаций  того и  другого,  регулировка  напряжения...  Опять  всегда есть
уравнение со многими неизвестными, даже система уравнений.
     Работы много. А  тянет  попробовать сегодня. Завтра  вполне  могу здесь
оказаться не я а отрешаться от такого мне совершенно не хочется.
     Смотрю на Стрижа, который за  своим  столом  тоже что-то мудрит, корчит
рожи журналу.  Не подпрячь ли его? Он  не откажется, но... объяснить другому
то, что самому трудно  выразить словами! И придется сознаваться  в последней
ошибке, он  станет подна