городская
телестудия и ее стометровая антенная вышка.
     Но когда мы прикатили туда, очередной перезвон все изменил: конструкцию
вышки она  стала  параболоидной,  с  лифтовой шахтой внутри, но  без  антенн
наверху  и  формы  двухэтажного  дома  у  ее  подножия.   Теперь  это  была,
понял-вспомнил я, городская станция проката биокрыльев и стартовая вышка при
ней; а телевидение идет по оптронным каналам и в антеннах не нуждается.
     ...Здравствуй,  мой  самый  хороший вариант! Я и не  чаял снова в  тебя
попасть.
     Площадь  вокруг  вышки  и  станции  полна  движения:  люди  подходят  и
подъезжают,  скрываются  в  здании,  спешат  сюда,  как  в  электричку;  они
по-утреннему свежи и деловиты, и в лицах такой дорогой, радующий душу отсвет
больших пространств.  И  в  воздухе над  деревьями они же  парят, планируют,
машут блестящими перепонками,  удлиняющими руку, набирают скорость, улетают,
уменьшаются до точки. Я смотрю, задрав голову.
     Пошли,  не  задерживайся. Берет меня  за  локоть  Сашка.  Между прочим,
здесь, как ты помнишь, ночью еще спят.
     Мы  входим в здание,  берем  со  стеллажей  биокрылья  своих  размеров,
проверяем зарядку, помогаем друг другу надеть и застегнуть тяжи. Поднимаемся
лифтом на  самую верхнюю  для хороших  размеров и далеких  полетов стартовую
площадку.
     Солнце и  сегодня поднялось,  будто расшвыряв  огненным взрывом близкие
облака;  они, сизо-багровые, вздыбились у горизонта. Такую картину наблюдали
мы с  Ник-Ником с Ширминского бугра, идя в институт.  И река внизу под  нами
так  же извернулась широкой  дымчато-алой лентой, отражая зарю. И  низменные
части  города залиты, как и вчера, утренним туманом...  Я  здесь сейчас  и в
ином мире.
     А вон за рекой коттеджики поселка завода ЭОУ. Может быть, батя сидит на
берегу,  закинув удочки,  на раскладном  стульце, ежится  от сырости, курит,
ждет, когда поведет поплавок. Клев на уду, батя!
     Даже облака первично незыблемы, надо же! А у нас все меняется, мерцает.
Честно  говоря, мне  не хочется покидать этот вариант: лучше бы я пошел  или
полетел сейчас в институт, где в сейфе моей лаборатории лежит тот стеклянный
кусок с Меркурия, да потратил бы этот день хоть один! на проверку  вчерашней
догадки. Верна она или нет?
     Нечего,  нечего,  надвариантник,  говорит  Сашка  (и  мысли  угадывает,
гляди-ка!). без тебя проверят. Не отвлекайся, не нарушай график. Ну!..
     Мы становимся на край площадки: Люся в середине. Стриж слева от нее,  я
справа,   раскидываем  руки,  напрягаем  их.   С  шелестом  разворачиваются,
становятся  упруго-послушными  командным сокращениям  моих  мышц  биокрылья.
Вперед! Стремительное. со свистом  ветра в ушах падение-планирование. Крылья
начинают загребать воздух.  Горизонтальный полет, плавный подъем.  Через две
минуты дома, деревья, люди внизу такие маленькие, что душа сладко замирает.


        4
     И  так  же,  как  при  недавнем  перебросе  в  "прошлое"  объединяющими
впечатлениями  были  для  меня  нагоняи с мордобоем,  так  теперь переходы в
"будущее" объединялись для  меня впечатлением непрерывного полета: весь день
мы только и  переходили  от одной его формы к другой. И как  то "прошлое" не
было прошлым, а лишь вариантами настоящего,  так и вновь увиденное и понятое
мною тоже существовало сейчас на планете Земля.
     ...Мы  парим,  описывая  широкие  круги,  в  восходящем  потоке теплого
воздуха,  набираем высоту.  Это искусство так парить, удерживаться в столбе,
не соскользнуть в  сторону; я  им тоже  владею.  Скрипично-арфовый  перезвон
более высокий, чем  прежде, в зыбко-волнующейся становится поверхность степи
под нами. Отдельные ее участки: луг с кустарником,  сад с молодыми деревцами
и дачным коттеджем,  липовая роща  с овальным  озерцом посередине, гектарные
прямоугольники не  то бахчи, не то огорода,  издали не поймешь,  выгибаются,
кренятся, заворачиваются  краями и... поднимаются  в воздух. Медленно уходят
вверх, плывут по ветру на разных высотах, отбрасывая на землю облачную тень.
     Это  мы пролетели над. Земледельческим  Комбинатом,  узнаю-вспоминаю я.
Как же, бывал там  не раз: земледельцы (истинные земледельцы, ибо они делают
землю, а не обрабатывают ее) создают здесь и пускают по воле ветров летающие
острова на  основе  сиаловой пены  с аргоно-водородным  наполнителем;  тонна
массы такой пены поднимает тонну веса. Они  и нарушают ее весом: подпочвой и
гидропонной  сетью,  лучшими сортами  черно- и краснозема,  растительностью,
сооружениями, даже водоемами с рыбой. Целые архипелаги летающей суши создают
эти комбинаты. Веселые,  сильные люди с  открытыми лицами, работающие здесь,
еще называют сами себя свобододелами. Тоже правильно: нет более важной среди
свобод, чем та, чтобы людям жилось просторно. А свободней жизни и  работы на
"лапуте" нет ничего живущему здесь принадлежит весь мир.
     Люся заприметила  островок с овальным прудом и мягкой травой, планирует
к нему. Мы за ней.  Опустились на первозданную летающую сушу, на которую еще
не ступала нога человека. Люся сбросила биокрылья, затем  одежду, распустила
волосы  и прекрасная, нагая,  длинноволосая кинулась  в  чистую  воду. Сашка
последовал  во  всем! ее примеру. Я минуту стоял и  смущенно глядел, как они
резвятся, потом тоже полез в  воду нагишом.  В конце концов, телом я не хуже
Стрижевича,  в  плечах  даже  пошире:  в  талии,  правда,  тоже.  Вода  была
по-утреннему  прохладная.  Взбодрились,  вылезли сушиться под набравшем  уже
высоту и накал солнышком. Легкий ветер нес нас на юго-восток.
     Я искоса  поглядываю на распростершихся на траве спутников. Нет на руке
у Сашки той татуированной змеи, обвивавшей кинжал: исчезла  и его сутулость,
память  о  блатном детстве. Не было у  него  такого  детства, обстоятельств,
наводивших на идею обирать пьяных, ни даже  к колебаниям типа: начать курить
в десятилетнем возрасте, чтобы выглядеть "мущиной", или повременить?
     А  мои  житейские  беды  и  срывы тоже остались за гранью невозможного.
Почему же я помню  о них? Глубинно мы с Сашкой все те  же. Где граница между
тем, что мы  сами  делаем  с  собой своими колебаниями-выборами-решениями, и
тем,  что  с  нами делает  жизнь: среда,  предыстория, обстоятельства... все
выборы, сделанные без нас и до нас?
     ...И понял я,  будто проснулся, почему есть варианты, в которых  я могу
держаться только  до  первого  сна, до  расслабленности сознания,  а  есть и
такое, серединка, в которых я могу жить долго, и  хотел бы выскочить, да  не
дано. Последние  от грузчика продмага,  который прежде  шалил да завязал, до
к.т.н. А.  Е.  Самойленко, заведующего  лабораторией ЭПУ, выбившего из седла
Пашу  и занявшего  его место, истинно  мои,  продукт  только  моих решений и
выборов в пределах  заданного состояния  общества,  одной его  н.  в. линии.
Проще сказать, общество здесь ни при чем, оно все  такое же  с точностью  до
плюс-минус единицы,  до меня. А за  пределами этого диапазона и  общество не
то, сдвинуто по Пятому прежними выборами и решениями многих других "единиц".
     Выходит, чем  дальше я  сейчас сдвигаюсь  по Пятому с этими двоими, тем
больше я не сам по себе, а продукт иного развития общества?
     Я  взглядываю на  Люсю: она  сидит, изогнулась, выжимая руками  волосы.
Сразу опускаю глаза, так она слепяще  хороша. Все у нее более подтянуто, нет
той, такой щемяще дорогой, родинки между левым  плечом и грудью... Не было у
этого  Сашки  ссор,  скандальных  разрывов  с  этой  Люсей.  Почему  же  они
расстались... или даже и не  сходились?  Выходит, она стала  моей не  в силу
обстоятельств и  случайностей,  не  пассивно,  а  полюбила  и  выбрала меня?
"Женщина решает сама". Глядите-ка!
     Я снова вглядываюсь  на нее с  сомнением: так это ж  получается, что не
она  моя, а я  ее! Хм... совершенство тела, совершенство духа  не слишком ли
шикарно для меня? На такую  красу можно  молиться,  поклоняться ей а спать с
ней возможно ли!
     Люся  собрала  волосы, уложила по-прежнему  кольцом. Взглянула на  меня
блестящими глазами,  придвигается  вплотную,  обнимает, прижимается  губы  к
губам:
     Вполне,  Алешенька!  Всегда, мой  милый!  ...и  мне приходится,  просто
необходимо, чтобы привести себя в порядок,  броситься  в  пруд,  в  холодную
воду.  Вылезаю  через  минуту   сконфуженный:  ну,   разве  можно  так   при
постороннем. И мысли мои читает. Зачем мне такая жена!
     Они смеются  дружелюбно и снисходительно, но все-таки смеются  над моим
конфузом, неумением  владеть собой. А. я опять чувствую себя будто в партере
с галерочным билетом.
     И это туда же, чтец. Дался я им...

     Мелодичный перезвон еще более  высокой и чистый и многое меняется. Наша
"лапута" больше не идиллическая лужайка с прудом,  а скорее воздушный плот с
устройствами управления (но и с бассейном, впрочем, тоже). Справа впереди по
курсу какие-то воздушные замки.  Время к полудню,  в  небе появились обычные
облака такие же, как  вчера,  плоские, с четкими  краями:  не сразу теперь и
разберешь, что  здесь от природы,  что  создано людьми,  где  атмосфера, где
ноосфера.
     Ага,  ясно.  Ну,  куда  замкам  до сооружения,  .к  основанию  которого
причаливает   наш   плот!   Это  "космический   лифт",   двухсоткилометровая
электромагнитная  катапульта  индукционная  спираль,  подвешенная на  многих
"фотолапутах" так,  что верхний конец ее  выходит в  самые разреженные слои.
Фотобатареи поддерживающих  спираль  "лапут" и питают ее током. Их много над
планетой, таких "лифтов", выбрасывающих в космос электромагнитные капсулы  с
людьми и грузами; заурядный способ передвижения, вроде электрички.  (Кстати,
и экономичен он  почти наравне  с нею: израсходованная на разгон и  выброс в
космос  капсулы энергия  возвращается  при  опускании-торможении  капсулы  в
спирали.)
     Восьмиметровая  в  диаметре  медная  спираль,  изгибаясь по  гиперболе,
уходит вдаль и вверх, в синеву, сначала сужающейся трубой,  а затем  и вовсе
блестящей  на солнце  желтой  нитью  среди громоздящихся  вокруг  облаков  и
"лапут". На самом  деле она,  я знаю, не сужается: даже расширяется вверху в
жерло, но по законам перспективы впечатление, будто сходится.
     "Полет  и  подъем,  думаю  я,   когда  мы   усаживаемся   в  прозрачную
яйцеобразную  капсулу  с кольцевыми проводящими обводами. Полет  и подъем не
только  в  пространстве,  полет  и подъем  к высотам  ноосферы,  к  вершинам
коллективной  мысли  людей,  изменяющей мир. И воображение  мое  должно быть
готово  обнять  и  принять  все,  иначе  какой  же я  надвариантник!  А,  да
подумаешь: если попятиться  на  чуть-чуть  от  моего  варианта,  тоже многие
выкатили  бы шары на обыкновенный запуск  ракеты  с  космонавтом. Давно ли и
этого не было!.."
     Пристегиваемся.   Сашка  впереди,  возле  пульта-щитка  с   несколькими
рукоятками и  клавишами. Капсула повисает в  магнитном поле,  вытягивается в
спираль. Витки ее все быстрее мелькают  по сторонам, сливаются и исчезают, и
будто  и нет. Бесшумный и стремительный  полет-подъем. Ускорение  не слишком
сильное вдавливает нас  в  сиденье.  Небо  впереди-вверху синеет, становится
фиолетовым,   почти   черным  с  обильными  звездами.  Ускорение  слабеет...
невесомость!  Вышли.  Правая  сторона   капсулы  темнеет,  затягиваясь  сама
каким-то светофильтром, иначе яростное косматое солнце с той стороны слишком
бы  согрело нас. Солнце, чернота с обильными немерцающими звездами,  а внизу
океанская  чаша  с  материками  и  облачными  вихрями, окруженная  радужными
обводами  атмосферы.  "Красота-то  какая!" другого ничего  и не скажешь. Нас
несет  на  юго-запад  и   вверх:  уменьшаются  внизу  учебниковые  очертания
Средиземного моря  с "сапогом"  Италии,  слева уходит  вдаль  Красное  море,
впереди  надвигается   буро-лиловый  с   белыми  пятнами  облачных  массивов
Африканский  материк.  а  за  ним  сизо-дымчатая  равнина   Атлантики.   Ух,
красотища!..

     Новый перезвон жетонов, еще более высокий и долгий, свидетельствующий о
большом  сдвиге  мира  по  Пятому  измерению.  И  я  вижу,  как краса  внизу
изменяется:
     справа по курсу  меняются приплющенные  перспективой очертания Западной
Европы:  наращивается  Франция  за  счет  Бискайского  залива  и   Ла-Манша,
смыкаются между собой и с материком Британские острова;
     а   впереди   вместо   серой  глади  Атлантического  океана  вырастает,
приближается, распространяется на север  и на юг желто-зелено-белый в разных
местах, сверкающий, как новенький, яркостью красок  материк. Это неожиданно,
но  я знаю вспомнил:  коралловый материк  Атлантида. Он  и  есть  новенький,
двадцать   лет,  как   вырастили  по   рассчитанному   проекту   из  колоний
быстрорастущих кораллов на основе Срединно-Атлантического подводного хребта:
поэтому он и повторяет его S-образную форму.
     Пролетая на тысячекилометровой высоте,  мы видим в  косых  лучах солнца
(здесь  еще  утро) отбрасывающий на запад  тень водораздельный хребет и  его
отроги; они геометрически четки, наметанному  глазу сразу видно, что сначала
эти  контуры  были вычерчены на  ватмане. По обе стороны от хребта стекают в
ущельях  между  отрогами, собираются  в  древовидные  рисунки (тоже излишние
прямолинейные)  новые,   еще  наполняющиеся   водой  реки.   Материк  только
обживается, знаю  я, но зато, в отличие от стихийно  возникших,  пригодных к
жизни едва на двадцать процентов, обжит-то он будет на все сто.
     Мы  влетаем в  ночь. Она  покрывает  Северную  и Южную Америку, большую
часть  Тихого  океана  (хотя, я  знаю, и в нем  на  базе бывших  архипелагов
возникли  два  новых  материка: Меланезия  и  Гондвана). Внизу видны  только
скопления огней. Вверху их больше.
     "Какие  не  те  выборы  и решения из  тех  же первоначальных  колебаний
сделали люди, думаю я, откинувшись в кресле, чтобы мир, относимый к далекому
будущему (да и то то ли он, то ли иной, то  ли радиоактивное пепелище... кто
знает!), мир, забывший о раздорах и войнах, объединивший усилия в исполнении
глобальных проектов,  вот  он,  внизу?  И  дело  не  в научных  идеях, не  в
технических  замыслах... без них не обходится, верно, но не они сдвигают мир
по Пятому. Замыслы что в основе атомной бомбы и атомной электростанции лежит
одна научная идея. Мир сдвигают решения и не  немногих деятелей,  правителей
или ученых всех. Когда начали люди этот  сдвиг по  Пятому: в прошлом веке? В
средневековье,  которое  благодаря  иным  выборам и  решениям  оказалось  не
мрачным,  а  сплошь Возрождением? В античные  времена?  В  эпоху  пирамид?..
(Кстати,  вспомнил я, в этом мире нет пирамид, памятников фараоновой спеси и
безысходного   рабства.   И   не   было.)   Но   ясно,   что   потребовались
многомиллиардные  массивы  иных  выборов  и   решений...  тысячемиллиардные!
Сначала  они  возникали из  тех  же  колебаний  наших  предков,  от  которых
ответвился и мой мир, но затем новые решения  уже сами  направляли развитие:
создавали иную  обстановку, задавали  иные  темы  для  колебаний  и решений.
Вплоть  до   коллективных   "терзаний":  переход  от  космических  ракет  на
электромагнитные катапульты или нет?  Создавать коралловые материки на Земле
или лучше заняться освоением иных планет?.. Мне бы их заботы!"
     Тебе бы!.. укоризненно роняет Сашка. Значит все-таки отчуждаешься?
     А ты не подслушивай.

     И снова звучит  оттененный скрипками  арфовый  перезвон в верхних,  еще
более высоких  нотах гаммы.  Изменился  мир или изменились  мы? Я вижу внизу
светлые,  будто раскаленные  контуры  двух  материков среди  темноты океана;
слева знакомый, Австралия (он тускнеет вдаль, к югу), внизу и чуть вправо...
ага,  это и есть Меланезия, неправильный  шестиугольник в  приэкваториальных
широтах. Он светится  сильнее,  особенно горные хребты,  правильностью своей
напоминающие крепостные стены... Это мы теперь видим инфракрасное излучение!
Для проверки гляжу на Люсю, на  Стрижа: светящиеся силуэты на фоне космоса и
звезд.
     Это угадал. Не  то  слышу, не то  просто понимаю я  мысль Сашки.  Ну-ка
дальше?..

     Испытывают мое  воображение  на  готовность  принять  и  понять  новое,
небывалое, вон что. Угадайка, угадайка интересная игра!..
     Долгий перезвон  жетонов.  Капсула (она изменилась, нет больше пульта и
проводящих колец)  замедляет полет и устремляется  вниз.  К  жерлу  приемной
спирали.  Нет вблизи такого  жерла  оно  бы сплошь обрисовалось  сигнальными
огнями,  я  знаю.  Падаем? Похоже. Спутники безмолвствуют.  Восточный  берег
Меланезии  стремительно  разрастается,  свечение  его   становится  сложным,
пестрым, подробным. Спокойно, Боб,  спокойно,  Кузя. Если это авария, стенки
капсулы  уже  раскалились  бы от  трения  об атмосферу. Значит?..  Ух, черт,
сейчас врежемся! Нет...  вошли в  материк,  в монолит  планеты, как  даже не
подберу сравнения... ну, вот будто  мчишь  сквозь сильный  дождь с  порывами
ветра:  приятного мало, но не смертельно. (А ведь приготовился.) Теперь даже
и приятно стало (под дождем тоже так бывает), ибо понял! В сущности, идет то
же  самое проникновение сквозь стену, которая в одних  вариантах  есть, а  в
других разобрана:  возникновение и существование  нашей планеты закономерно,
но нахождение именно в этой  части орбиты случайность.  Все точки орбиты для
нее равновероятны. Капсула с нами сейчас движется надвариантно а впечатление
хлещущего в  лицо  дождя и есть мера вероятности существования  Земли именно
здесь-сейчас.
     "Может, а!" Мысль Стрижа адресована Люсе.
     "Я и не сомневалась".
     "Нет, а что же!.." Это я сам.
     Капсула вышла на поверхность и исчезла под новый перезвон. Была ли она?
Мы стоим на травянистом бугре, овеваемые теплым ветром. Впереди, за дальними
холмами,  заходит  солнце.  Вся  местность  здесь волнистая,  с буераками  и
рощами, чем-то знакомая. Слева, на самой макушке бугра, не то мерцающая,  не
то  пляшущая  вышка  из  голубого  металла.  Да,  именно  пляшущая:  она  то
складывается  так,  что  площадка на острие оказывается на уровне травы, то,
телескопически  выдвигаясь, втыкается в небо с редкими  плоскими облаками. И
вышка, и  облака  эти  с  четкими,  огненно  подмалеванными  низким  солнцем
краями... ба,  вот мы где: на Соловецкой горке!  Только теперь сюда не ведут
асфальтовые аллеи, нет здания, да и вышка совсем не та. И главное вокруг нет
города.
     Мы  идем к вышке,  лишь слегка  приминая  траву. Мы нагие  ^  и это  не
конфузно;  у  мужчины с четким лицом и  широко  поставленными синими глазами
только жетон-параллелограмм на левом запястье;  у женщины такой же скрепляет
уложенные в кольцо волосы.
     Вышка  опустила  площадку к  нашим ногам. Становимся  на нее  лицами  к
внешнему краю и к солнцу мужчина и женщина по обе стороны от меня беремся за
руки. Площадка  с нарастающим ускорением  уносит  нас в  синеву. "Как же без
биокрыльев?"  мелькает у  меня опасливая мысль, но я тотчас прогоняю ее. Да,
именно так,  без  биокрыльев,  одной силой понимания только  и можно достичь
места, куда мы стремимся. Под звон жетонов.
     На предельной высоте площадка остановилась, оторвалась  от наших ног  а
мы полетели дальше. Сначала вверх, затем с переходом в параболу.
     Двое  поддерживали  меня  справа  и  слева. "Отпустите,  я  могу  сам",
помыслил я. И они отпустили.
     ...Земля, деревья, вышка, чуть приметная  тропинка в траве приближались
и  вдруг  перестали.  Инерция,  которая несла меня,  вдруг  сделалась  моей.
Управляемой устойчивостью полета. Я начал набирать высоту.
     Не  так   и  много  понадобилось  прибавить  к  учебниковым  знаниям  о
тяготении,  инерции,  законах  Ньютона,  Галилея,  Эйнштейна,  его  принципа
эквивалентности  (правда,  с поправкой,  что  почти равны  поля тяготения  и
инерции почти!) лишь  чувственное, переполняющее сейчас мою душу блаженством
откровение: Земля живая. Живое существо. Тяго