ее определенно?
   - Охотно.
   - Так мы слушаем вас, - сказал Мэрс.
   Биолог обошел вокруг стола и уселся напротив нас.
   - Здесь, на Хрисе, вы это, Мэрс, отлично знаете, так как занимались
соответствующими исследованиями, не происходит почти никаких изменений.
Этот мир словно застыл, и время для него остановилось. На Арбинаде
возникнут и исчезнут горы, материки, моря. По длиннейшей лестнице эволюции
живые существа будут неутомимо карабкаться вверх до уровня человека, а
здесь все останется почти таким же, как мы это видим сейчас. И для нашего
послания, адресованного тем, кто придет сюда после нас, не страшны
миллионы лет, которые вас так пугают. Надеюсь, я высказался ясно?
   Мэрс утвердительно качнулся вперед:
   - Вполне. С этого можно было начать сразу, не вдаваясь в рассуждения о
сущности времени.
   - Может быть, но вы страшились миллионов столетий, мне хотелось
показать вам, что сами по себе годы ничего не значат, кроме пустой
арифметики. С таким же успехом, как о миллионах лет, вы могли говорить о
миллионах звезд, окружающих нас, и по этой причине считать мое предложение
бессмысленным, риторическим, позволю себе напомнить ваше определение.
   - Значит, вы предлагаете, - сказал я, - оставить где-нибудь на Хрисе
нечто вроде посылки будущим арбинадцам в надежде на то, что со временем
они придут сюда и найдут это послание?
   - Совершенно точно. Арбинада - это их дом, а Хрис - порог этого дома,
балкон, так сказать, на который они рано или поздно выйдут подышать свежим
воздухом космоса. Нужно лишь положить наше послание в такое место, которое
привлечет внимание будущих хозяев, и в этом вопросе я полагаюсь на Мэрса и
его товарищей - они лучше знают Хрис, чем мы с вами, Антор. Вы все еще
против, Мэрс?
   - Нет, почему же? - ответил он. - Но такой взгляд в будущее, эта вера в
грядущих людей и наш примитивный способ общения с ними отдают каким-то
пессимизмом. Вам это не кажется, Дасар?
   - В чем именно вы усмотрели пессимизм?
   - Да во всей этой идее.
   - Не понимаю, - заметил я, - мне казалось очень заманчивым послать наш
привет будущему человечеству.
   - Видите ли, - медленно проговорил Мэрс, - на мой взгляд, питать такую
горячую веру в грядущее человечества соседней планеты - это значит
потерять веру в собственное человечество. Вдумайтесь сами, вот нас здесь
трое случайных представителей церексианцев, и мы от лица миллионов других
людей, не спрашивая их мнения, хотим обратиться к другим мыслящим
существам. Почему мы должны действовать в одиночку? Разве нельзя это
сделать более организованно, в больших масштабах, с большими шансами на
успех? Или вы, Дасар, вы, Антор, не верите в своих соотечественников?
Почему вы берете на себя эту миссию?
   - Я ждал этого вопроса, Мэрс, - сказал Дасар, расстегивая свою куртку,
словно ему было жарко, и отвечу вам. Позвольте мне сражаться вашим же
оружием. Да, я не верю, что наше человечество в данный момент пойдет на
это. Не люди Церекса, а те, кто стоит над ними. Ведь они не хотят даже
подумать о судьбе своего народа, какое им дело до грядущего Арбинады! И вы
это отлично знаете, Мэрс!
   - Знаю, потому и говорю. Но до появления арбинадцев пройдут еще
миллионы лет.
   Может быть, мы спешим, Дасар? А? Ведь еще есть время, на Церексе не
всегда будут господствовать те, кому все безразлично, кроме собственной
шкуры. И потом, - голос Мэрса зазвенел, - позвольте спросить, Дасар, какую
же судьбу вы предрекаете нам, церексианцам, в будущем? Куда мы денемся?
Что станет с нашим человечеством? Почему вы не допускаете, что мы через
миллионы лет не войдем в непосредственный контакт с арбинадцами? Да и
появятся ли они? Ведь впереди у нас миллионы лет, я все же повторяю,
миллионы! За это время, под нашим воздействием, весь ход эволюции на
Арбинаде может измениться и пойдет не естественным путем, а как-то иначе,
и человек там никогда не появится. Может быть, мы заселим Арбинаду и
сделаем ее своей второй родиной?! Что ограничивает наши возможности?
   - Ну нет! - воскликнул я. - Жить на Арбинаде, бр-р, одна тяжесть чего
стоит!
   Скорее мы заселим Хрис!
   - Мы его и так уже заселили, - печально улыбнулся Мэрс. - Так что же вы
молчите, Дасар?
   Биолог откинулся на спинку кресла и пристально посмотрел на нас.
Машинально застегнув свою куртку наглухо, так что ворот сдавил ему шею, он
произнес с расстановкой:
   - Э-э, вы считаете меня пессимистом, я значит не верю в человечество. -
Дасар резко встал. - Чу-дес-но! Вы, Мэрс, будете жить вечно?
   - Что за ерунда, литам...
   - Нет, постойте! Вы с надеждой глядите вперед, имея в виду не самого
себя, а грядущие поколения, - и вы оптимист, а я пессимист, - потому что
верю в грядущее нового человечества! Где логика? В мире нет ничего
вечного, Мэрс, одно сменяет другое - это закон природы! Человечество
возникло, и оно исчезнет, рано или поздно, с тем чтобы возникнуть снова в
другом месте и в другое время. Мы еще не постигли этих законов и не знаем,
почему и когда это случится, но так будет.
   Правда, человеческое общество - это особая категория. Во многом мы
держим собственную судьбу в своих руках. В этом наша сила и наша слабость.
Да, Мэрс! И слабость тоже! Наш разум, наши эмоции в какой-то момент могут
не удержать нас, и тогда, возможно, свершится непоправимое. Так, к
сожалению, было на Церексе!
   - Что было на Церексе? Война?!
   - Да, война! Когда одна часть обезумевших и алчных людей бросилась на
другую не менее безумную и алчную, втянув в круговорот событий все
человечество. Разум оказался слабее рук, сжимавших оружие, силу и значение
которого люди еще не понимали. Вы забыли об этом, Мэрс?
   - Нет не забыл. Но это было двадцать десятилетий назад, и человечество
существует. Оно об этом никогда не забудет, и вряд ли это повторится.
   Дасар шумно вздохнул:
   - К сожалению, достаточно того, что уже было. Я биолог, Мэрс, и
человечество для меня в некотором смысле те три десятка миллиграмм
наследственного вещества, которые заключают всю предшествующую эволюцию и
последующие поколения.
   Подумайте, тридцать миллиграмм - и это все люди, все их будущее, все их
надежды!
   В минувшей войне были уничтожены почти все памятники древнейшей
человеческой культуры - это преступно; погибли миллионы людей - это
ужасно; но тогда же был нанесен значительный ущерб ничтожным миллиграммам
человеческой субстанции - и это чудовищно! Прошло двадцать десятилетий,
планета отстроилась, родились новые люди, но человечество несет в себе
проклятие прошлой войны! Мы больны, Мэрс, все как один, и самое страшное -
то, что этот факт тщательно скрывают. Вы не знаете многого из того, что, в
силу своей профессии, знаю я. Нужно принимать самые решительные меры уже
сейчас, чтобы спасти человечество, но при нынешних взаимоотношениях между
людьми сделать это невозможно. Нам нужно бороться за свою судьбу самым
настойчивым образом, и я не знаю, хватит ли у нас времени и сил выйти
победителями из этой борьбы. Не забывайте, природа, создавая человека,
ставила эксперименты в невиданных масштабах, она трудилась миллионы лет,
правда, действуя вслепую. Мы работаем сознательно, но у нас нет тех
миллионов лет, на которые вы уповаете!
   Биолог подошел к столу и дрожащими от волнения руками налил себе воды и
начал пить. В наступившей тишине мы слышали, как булькало у него в горле.
Потом он сел и устало посмотрел на нас:
   - Так что скажете вы, Мэрс, и вы, Антор?
   Мы молчали, подавленные тем, что услышали от Дасара. Наконец Мэрс
спросил:
   - И это действительно столь серьезно, как вы говорите?
   - Увы, это так, - кивнул утвердительно биолог. - Два столетия процесс
шел скрыто, исподволь, незаметно, и даже многие ученые успокоились, решив,
что самое страшное позади. Но последние тридцать лет вдруг все всплыло
наружу. Кривая статистики неумолимо поползла вверх, и мы забеспокоились.
Мы обратились в правительство, нам предложили молчать. Молчать было
невозможно. Мы писали, но нас не печатали. Мы протестовали, и тогда с нами
начали расправляться. Многие заколебались и прекратили борьбу, но не все,
Мэрс, не все! Я не пессимист, как вы меня здесь охарактеризовали, я все же
верю и в свое человечество!
   Биолог перевел дух и кивнул головой в сторону иллюминатора:
   - Сейчас мы начали говорить о них. Так убедил я вас, Мэрс? В конце
концов, что мы теряем? Если когда-нибудь это будет сделано более
организованно - тем лучше.
   Но это будет не так скоро, может быть, в другую эпоху. А им не менее
интересна будет и наша эпоха, эпоха борьбы и тревог, эпоха сомнений и
несправедливости.
   Пусть она послужит им предостережением! Вы слышите, Мэрс? Пусть они
знают, что мы думали не только о себе. Так вы согласны?
   Мэрс поднялся во весь свой большой рост.
   - Согласен, - просто сказал он.
   - А вы, Антор, поддержите нас?
   - Я сделаю все, чтобы помочь вам.
   Мы подошли к иллюминатору. Из черной бездны на нас смотрел голубой серп
Арбинады, далекой родины нового человечества.
 
 
   40
 
 
   Сразу появилась масса дел. Я уже давно не писал здесь - было просто
некогда, и если сегодня перелистал снова эти страницы, то лишь потому, что
о моих записях недавно возник разговор... но об этом позднее.
   Последнее время мы работали не покладая рук и почти подготовили наше
послание арбинадцам. Остались мелочи, и через два-три дня оно будет
отправлено в далекое будущее, то есть, попросту говоря, положено в
специальную камеру, подготовленную в грунте Хриса. Это довольно далеко
отсюда, километрах в семидесяти, не меньше.
   Место указал Рииль - геолог хрисской станции. По его данным, там
имеются богатейшие залежи вольфрама, и они рано или поздно привлекут
внимание будущих хозяев. Камера маленькая, только-только чтобы поместился
наш сейф, но вырезана она в твердейшем монолите каменной плиты и
заглублена почти на пять метров от поверхности Хриса.
   Я представляю себе, как будут течь века, как в бесконечном беге вокруг
Солнца будут мчаться планеты, как медленно начнет меняться рисунок звезд,
а наш сейф, укрытый в толще породы, будет лежать и ждать, терпеливо ждать
прихода людей из другого мира. Когда это произойдет? Какими будут эти
люди? Никто из нас этого не знает. Но мы часто говорим о них, то спокойно
и рассудительно, то исступленно споря или благодушно подшучивая друг над
другом. Мне думается, они будут такие же, как мы, только повыше ростом,
только сильнее, только... я не знаю, чем еще они будут отличаться от нас,
но верю, они будут добрее и счастливее. Почему так?
   Моя ли это наивная мечта или, может быть, скрытая в глубине каждого из
нас подсознательная надежда на будущее, которое всегда прекраснее
прошлого, а мы - это прошлое человечества. Увы, о грядущем приятно
размышлять, но думать о нем грустно, потому что для нас оно существует
только в воображении.
   В помещениях корабля теперь шумно. Давно уже не было так шумно.
Население хрисской станции снова пришло сюда, и каждый вкладывает в
послание арбинадцам все свое умение, все свои знания и всю свою любовь к
людям. Приходится очень много работать. Я совсем не ожидал, что это
выльется в такой труд, мне все казалось проще. Сколько мы спорили о том,
что именно отправить в будущее. И сразу же возник вопрос - как все
подготовить, чтобы наше послание оказалось по возможности более понятным.
Мы отобрали массу фотографий. На них есть вс„: и эпизоды нашей экспедиции
на Арбинаду, и портреты людей (в том числе мой, биолог почему-то решил,
что у меня очень характерный тип лица), и картины из жизни на Церексе,
наши лаборатории, космические спутники, заводы. Мы поместили фотокопии
лучших произведений искусства, которые, по счастью, оказались у Рииля, и
даже не забыли изображений животных Церекса и Арбинады, на чем упорно
настаивал Дасар.
   Фотографии пришлось переработать в механические оттиски, поскольку
кем-то было высказано опасение, что в обычном виде они не выдержат
испытания временем.
   Изобретательный Лех нашел способ сделать эти оттиски цветными, и сейчас
они не уступают по выразительности оригиналам.
   Много трудностей пришлось преодолеть, чтобы донести до арбинадцев нашу
речь, нашу музыку. Обычные способы звукозаписи здесь вряд ли годятся.
Никто не верит, что магнитные и электростатические поля удержатся в
материалах на протяжении миллионов лет, и мы были уже готовы отказаться от
мысли передать арбинадцам наши голоса, как Мэрс вспомнил, что когда-то
звук записывали тоже механически, на специальные пластинки, и мы
изготовили эти пластинки! Запись получилась вполне сносная, во всяком
случае, за неимением лучшего, мы были вполне ею удовлетворены.
   Послание теперь почти собрано. В нем недостает только одного - описания
нашей собственной жизни. К сожалению, у нас не оказалось ни одной книги,
рисующей действительность нашего времени. Книги, бывшие на хрисской
станции, погибли в потоках лавы, а на корабле оказались только
всевозможные справочники.
   И вот два дня назад при очередном обсуждении этой проблемы, посмотрев в
мою сторону, Мэрс сказал:
   - Мне кажется, у нас есть один выход.
   - Какой же? - удивился Дасар. - Не предлагаете ли вы описать все самим?
   - Вы почти угадали, - Мэрс усмехнулся, - только писать не нужно, уже
написано.
   - Кем написано?
   - А вот им, - он указал на меня.
   На лбу Дасара от удивления собралась складками кожа. Лех и Рииль,
стоящие тут же, вопросительно посмотрели на меня.
   - Вы не уничтожили свои записи? - спросил Мэрс. - Помните, я вам
советовал.
   - Не-ет еще, - протянул я, чувствуя, как кровь приливает к моему лицу.
   - Какие записи? - спросил Рииль.
   - Антор, к счастью, догадался вести дневник, куда, я думаю, попали не
только мысли, но и описания того, с чем он сталкивался в своей жизни. Я
прав, Ан? Ну смелее, если хотите, мы их читать не будем, но пусть прочтут
арбинадцы. Так что вы скажете?
   Я растерянно смотрел на обступивших меня товарищей:
   - Да что вы, Мэрс! Литам Дасар, Рииль... Там же ничего интересного...
Просто моя жизнь с момента подготовки этой экспедиции... Разве их может
заинтересовать такое?
   - А почему нет? Откуда вы знаете, что может их заинтересовать? Мне
кажется, им будет интересно все. Надеюсь, вы писали правду, без прикрас?
   - Правду.
   - Для них она важнее всего. Решайте, Антор.
   И вот я решаю. Решаю второй день и не могу решиться. Трудно давать на
суд чужим людям то, что предназначалось только для себя. Правда, Мэрс
сказал, что я могу добавить некоторые разъяснения, но биолог махнул рукой.
   - Зачем? - воскликнул он. - Это мы отсылаем людям. Понимаете, людям! А
они вс„ поймут сами.