Тогда я вышел в коридор и направился в продовольственный отсек.
   В коридоре было пусто. Тускло горел свет и гулко раздавались шаги. Меня
покачивало от слабости, и приходилось держаться за стенку. Мимо проплывали
двери кабин, которые еще недавно занимали мои товарищи. Повинуясь
какому-то безотчетному чувству, я открыл одну из них и застыл от
неожиданности. В кабине сидел Мэрс. Он повернулся на шум и, увидев меня,
порывисто вскочил с места:
   - Антор! Зачем вы встали?!
   Я все еще не мог прийти в себя:
   - Вы... здесь? Вы же на "Эльприсе".
   - Ну да, был на "Эльприсе", а теперь здесь, что в этом странного?
Ложитесь немедленно.
   - Я хочу есть.
   - Хорошо, сейчас.
   Мэрс подхватил меня на руки и, словно ребенка, положил на койку,
заботливо укрыв одеялом.
   - Дасар ожидал, что вы очнетесь только завтра, он сам чувствует себя
неважно, и поэтому я здесь. Он попросил меня прийти, потому что болезнь не
миновала и его.
   Что вы будете есть?
   - Мне все равно. Все, что дадите.
   - Мы наготовили много, но думали, вы очнетесь завтра. Вот, пожалуйста,
хотите свежее пото?
   - С удовольствием.
   Я с громадным наслаждением ел пото. Мне казалось, что никогда в своей
жизни я ничего не пробовал более вкусного, хотя отлично знаю, что это не
так. Просто организм, одолевший болезнь, жадно впитывал самые простые дары
жизни. Мэрс сидел напротив меня и с улыбкой наблюдал, как я насыщался.
   - Мэрс, вы около меня дежурили?
   - Дежурил, часов тридцать в общей сложности, биолог сам был достаточно
слаб.
   - А как он сейчас?
   - Сейчас все нормально, у него болезнь не зашла так далеко, как у вас,
поэтому он раньше справился с ней. Но хватит разговоров, вам это сейчас
отнюдь не на пользу.
   Мэрс встал и выключил общее освещение кабины, оставив только малый свет
у себя над столом. Я лежал неподвижно, упиваясь ощущением здорового тела.
Легко было Мэрсу давать разумные советы: "Не разговаривай, не шевелись!"
Восставшему из мертвых, как никогда, хотелось общаться с людьми, говорить,
двигаться. Я молчал не более десяти минут, краем глаза наблюдая, как Мэрс
что-то пишет за столом, и в конце концов не выдержал.
   - Мэрс, - снова позвал я, - вы говорите, что дежурили возле меня
довольно много.
   Ведь я бредил, наверное, все это время, что я говорил в бреду?
Что-нибудь ужасное?
   Мэрс оторвался от своего дела и повернулся ко мне. Лампа причудливо
освещала на его лице одни выпуклости. Он строго посмотрел на меня темными
впадинами глаз и выразительно постучал по столу:
   - Молчите же, Антор, вам нужен покой.
   - Покой, - словно эхо повторил я. - А что если мне совсем не хочется
покоя? Вы можете понять это ощущение, Мэрс? Знаете, какие у меня были
последние галлюцинации? Нет?
   - Не знаю, конечно, откуда мне знать.
   - Я видел вас, Кора, вы призывали к борьбе, а Кор... Дело совсем не в
Коре.
   Помните наш разговор по дороге к "Эльпрису"?
   - Да? - Мэрс подошел ближе ко мне. - Помню, разумеется.
   - Я много думал о нем.
   Мэрс разгладил морщины на лице руками. Был он уже немолод, это
чувствовалось по его походке, неторопливой и тяжелой. Мэрс пододвинул стул
и сел рядом со мной, нелепо растопырив колени и опершись о них руками так,
что локти вывернулись вперед и нацелились в стену своими остриями. Заметив
мой недоуменный взгляд, он изменил позу.
   - Простите, Антор, привычка. Так что же вы думали?
   - Разное. Кроме того, о нашем разговоре мне напомнил Кор.
   - Кор! Как же он узнал? Вы рассказали?
   - В общем, конечно, я.
   По лицу Мэрса пробежала тень. Он отвернулся и глухо проговорил:
   - М-да, а вы мне показались порядочным человеком.
   Мэрс поднялся со стула и направился к двери, явно не желая больше со
мной разговаривать.
   - Стойте, Мэрс! Вы меня не так поняли! Это вышло случайно. Кор прочитал
мой дневник.
   - Какой дневник?
   - Дневник или нет, я не знаю, как это назвать, одним словом, записи,
которые я веду здесь.
   - Вы ведете записи? Давно?
   - С момента гибели Зирна. На меня в свое время его смерть произвела
столь гнетущее впечатление, что я вынужден был искать какой-то способ
рассеяться. И лучшего ничего не придумал.
   Последовала непродолжительная пауза. Тишину нарушил Мэрс:
   - И что же сказал Кор?
   - Кор предостерегал меня от встреч с вами.
   - И только?
   - Нет. Он считал вашу деятельность безумным и опасным для людей делом,
поскольку устои современного общества, на его взгляд, несокрушимы. Что вы
скажете по этому поводу, Мэрс?
   Он неожиданно улыбнулся и плотнее завернул меня в одеяло.
   - Успокойтесь, Антор. Это слишком серьезный разговор, чтобы вести его
сейчас, когда вы только-только начинаете жить снова.
   Я привстал на локте.
   - Да, я начинаю жить снова. И разве вам хочется, чтобы я ее начинал с
пустяков?
   - Хорошо, - сказал Мэрс, снова укладывая меня в постель, - давайте
побеседуем, в конце концов я не думаю, чтобы наш разговор повредил вам. Но
предварительно мне хотелось бы дать вам один совет.
   Я удивленно посмотрел на Мэрса:
   - Да? Какой же?
   - Мне кажется, для вас будет лучше, если вы прекратите вести ваши
записи. Я не знаю, что вы там писали, но я знаю современную жизнь. Вы
зрелый человек, Антор, а зрелые люди в дневниках немного места уделяют
ничего не значащим пустякам. Так или иначе они записывают свои мысли, и
вот это опасно. Бумага может попасть в чужие руки, и тогда... Уничтожьте
дневник! Слышите?
   Я медленно закрыл глаза и расположился удобнее:
   - Говорите, Мэрс, я слушаю вас.
 
 
   38
 
 
   Пожалуй, Мэрс прав. Лучше эти записи уничтожить. Но я настолько сжился
с ними, что просто не поднимается рука. Я лишь стал осторожнее, надежнее
их прячу, хотя, по правде говоря, здесь их прятать не от кого. Нас на
корабле только трое: я, Мэрс и биолог. Двое других все еще лежат в
анабиозных камерах, и мы решили не беспокоить их до прибытия корабля с
Церекса. Мэрс об этих листах знает, а биолог никогда не отличался
любопытством такого сорта, которое оказалось свойственно Кору. Решил пока
писать до получения сигналов с другого корабля. В конце концов, уничтожить
никогда не поздно.
   Последнее время чувствую себя совсем хорошо. Препараты Дасара сломили
болезнь, а заботливый уход Мэрса вернул мне силы. Больше всего угнетает
полное отсутствие занятий. Делать решительно нечего. Все заботы замыкаются
в кругу тех бытовых мелочей, которые всегда сопутствуют человеку.
   Первые дни после того, как встал на ноги, я бесцельно бродил по кораблю
из конца в конец и начал было читать найденную в лаборатории Дасара книгу.
Имени автора на титульном листе не значилось, а содержание и язык ее мне
показались на редкость примитивными. Биолог, увидев ее у меня в руках,
рассмеялся.
   - Э-э, дорогой Антор, - сказал он, - вы бы лучше уж читали таблицу
случайных чисел.
   - Не понимаю, - ответил я.
   - Еще бы! Это так называемое художественное произведение на деле
представляет собой отчет об экспериментальной работе. Опус, который вы
держите в руках, есть не что иное как продукт творчества электронной
машины. Да, да, Антор. Один из моих друзей ставил в свое время опыт и
подарил мне на память ее лучшее произведение. Ну, и как вам оно?
   Я в нескольких энергичных выражениях высказал свое мнение.
   - Согласен, - кивнул головой биолог и скрылся у себя в кабине.
   Дасар вообще был не очень склонен вести со мной беседы, вечно он был
занят какой-то писаниной, или сидел над микроскопом, изучая образцы,
привезенные с Арбинады. Душу, в основном, я отводил с Мэрсом, и в его лице
неожиданно обнаружил бесценную сокровищницу знаний. Расставаясь с ним, я
каждый раз уходил буквально пораженный необычайной широтой его эрудиции.
Мне еще не приходилось встречать человека так прекрасно осведомленного в
самых разнообразных вопросах.
   Однажды я невольно поймал себя на мысли, что тщетно изыскиваю тему, в
которой он оказался бы менее сведущ, чем я, но попытки эти были
безрезультатны. Мэрс всегда так подробно отвечал на мои вопросы, будто
специально готовился к ним на протяжении нескольких дней. Его невозможно
было застать врасплох. А ведь он уже восемь долгих лет живет на Хрисе, где
ему неоткуда черпать новые знания.
   Впрочем, в данном случае я неправ, я упустил из виду его товарищей, все
они, насколько мне известно, люди высокообразованные, способные дать очень
много друг другу.
   Мне нравится манера, в которой Мэрс ведет беседу. У него, как
говорится, хорошо поставленный голос, и если он и любуется им, то это лишь
чуть-чуть заметно. Руки его почти всегда чем-то заняты, и говорит он
непринужденно, без всякого нажима, словно между прочим, с одинаковой
легкостью о вещах простых и необычайно сложных. Перед такими людьми, как
он, можно преклоняться!
   Мы редко собираемся вместе. В основном это случается в салоне за едой.
Я не знаю, почему и как мы выбрали это помещение. Оно неуютно, слишком
велико для нас троих, нам хватило бы любой кабины, но уж так повелось.
Здесь, правда, простор и голоса звучат звонко, главным образом голоса
Мэрса и Дасара, которые любят в эти минуты поспорить.
   Покончив с едой, мы разбредаемся по кабинам и занимаемся каждый своими
делами. У меня дел мало, я часами лежу на койке, уносясь мыслями на
Церекс, к Юринге, в прошлое.
   Монотонно текут дни, мне почти не о чем писать здесь, а корабль с
Церекса опустится на Хрис еще не скоро.
 
 
   39
 
 
   Вчера после обеда в салоне произошел интересный разговор, который
неожиданно положил конец моему бездеятельному существованию.
   На этот раз мы поели почему-то очень быстро, может быть, разыгравшемуся
аппетиту способствовал эльмьен, впервые поданный мною на стол. Биолог,
откинувшись на спинку стула, сказал, благодушно отдуваясь:
   - Поздравляю вас, Антор, - вы скоро будете отличным кулинаром.
   Я равнодушно махнул рукой:
   - Невелика заслуга, это древнее блюдо просто трудно приготовить плохо.
   - Раньше его делали иначе, - заметил Мэрс, - например, во времена
Лермисторского владычества, когда оно собственно впервые и появилось, к
нему прибавлялось немного решеи, мне довелось его попробовать именно в
таком виде. Вкус прямо необыкновенный.
   - Да, древние были большие специалисты на гастрономические выдумки, -
согласился биолог.
   - Не только гастрономические, мне кажется, человек вообще стал менее
изобретателен с течением столетий, - ответил Мэрс, словно напрашиваясь на
очередной спор, без которого прошла наша трапеза. - Мы сделались более
методичны, а это уже совсем другое, нас разбаловали наши возможности.
   Однако биолог был настроен на этот раз миролюбиво. Его поглощали
собственные мысли. Он лишь привычным жестом поправил воротник, который
имел у него врожденную способность съезжать в сторону, и подтвердил:
   - Вы, пожалуй, правы, Мэрс, я всегда вспоминаю с удивлением те
сооружения, которые они воздвигали, располагая при этом столь примитивной
техникой, что их методы постройки для нас остаются загадочными.
   Не обратив внимания на мой недоуменный возглас, Дасар повернулся к
Мэрсу и спросил:
   - Скажите, мазор, когда вы собираетесь покинуть нас? Только не
подумайте, пожалуйста, что я хочу ускорить ваш уход, как раз наоборот!
   - Нет, отчего же. Именно сегодня я хотел сообщить вам, что завтра
собираюсь обратно на "Эльприс".
   - Э-э, - протянул биолог. - А что, собственно, торопит вас? Кора нет, а
я вовсе не склонен выполнять тот ненужный приказ. Оставайтесь, до прибытия
корабля еще много времени.
   - Своим присутствием здесь я могу навлечь на вас неприятности, -
возразил Мэрс.
   - Ерунда, - вставил я. - Кто об этом узнает? Мы никому не скажем.
   Мэрс отрицательно повел плечами:
   - Нет, там мои товарищи, и я должен быть с ними.
   Биолог усердно начал тереть пальцами крышку стола.
   - Мне в голову пришла одна мысль, - сказал он, - и я, признаться,
рассчитывал на ваши познания.
   Мэрс удивленно взглянул на него и снова сел за стол:
   - Интересно, что вы имеете в виду?
   Биолог вдруг поднялся с живостью, которой я уже давно в нем не
наблюдал, и, подойдя к иллюминатору, настежь распахнул чехол.
   - Вот смотрите, - сказал он. - Видите?
   От стола, где мы сидели, в иллюминатор были видны только звезды,
бесчисленные огоньки звезд. Мы с Мэрсом недоуменно переглянулись. Картина
звездного неба не могла быть новой там, где никогда не бывает облаков.
   - Идите сюда, - продолжал биолог, - оттуда, вероятно, не видно.
   Мы подошли к нему и заглянули в иллюминатор. В бездонной глубине неба
неподвижно висел серп Арбинады, льющий на Хрис голубой безжизненный свет.
   - Мне все же непонятно, литам Дасар, - сказал, наконец, Мэрс. - Я вижу
звезды и чужую планету. За восемь лет, проведенных здесь, это зрелище меня
уже утомило.
   Что вы хотите сказать?
   Биолог повернулся к нам, я заметил, что губы у него слегка вздрагивают.
Он провел рукой около горла, словно ему не хватало воздуха, и проговорил:
   - Вы правы, Мэрс, чужая планета и звезды. Казалось бы, что здесь
особенного. Но чужая планета - это целый мир, необычайный и неповторимый,
разве вы не думали об этом, Мэрс?
   - Думал, конечно, за восемь лет я о многом передумал, и об этом тоже.
   - И вы не хотели бы дать знать о себе этому миру?
   - Дать знать о себе? Каким образом? И разве вы уже не дали о себе
знать, спустившись на него? Потеряв там своих товарищей? Этот мир
равнодушен к нам.
   Зачем мы ему?
   - Сейчас да. Сейчас он равнодушен даже к самому себе. Но пройдет время,
и на нем возникнет новое человечество. Тогда пытливый ум людей будет
искать в просторах вселенной себе подобных, и неужели вам, Мэрс, и вам,
Антор, не хотелось бы напомнить им о нашем существовании, сказать им, что
мы думали о них? Мы ждали их, верили в них!
   Я хотел ответить, но в горле словно застрял какой-то комок, и Мэрс
опередил меня:
   - Так вы думаете, литам Дасар, что там будут люди?
   - Будут. Я биолог и верю в возможности жизни. Раз начавшись, она будет
развиваться долго и, в конце концов, создаст мыслящее существо. На
Арбинаде к этому есть все предпосылки. Сейчас во мне говорит ученый, а не
мечтатель. Я был там и верю в это.
   Мэрс усмехнулся:
   - Когда же, вы думаете, там появится человек?
   - Это трудно сказать. Может быть, через несколько миллионов лет, а
может быть, для этого потребуются десятки и даже сотни миллионов лет. Все
зависит от того, как быстро там будут меняться жизненные условия. Церекс
опередил Арбинаду в этом отношении только потому, что, находясь дальше от
Солнца и будучи меньше размерами, он чаще менял свои геологические и
климатические условия. Эволюции там было просто некогда нежиться и тратить
силы на создание боковых ветвей. Эти ветви беспрерывно растущего дерева
жизни безжалостно обрубались суровой действительностью, и дерево тянулось
вверх, только вверх, гонимое извечными законами жизни и смерти. Вот
почему, мне кажется, церексианское человечество возникло раньше
арбинадского. По этой же причине на Церексе значительно меньшее
разнообразие форм жизни. Посетив Арбинаду, я был просто поражен
необычайной фантазией природы, когда ей дают развернуться!
   Биолог говорил возбужденно, от его обычной медлительности и
уравновешенности не осталось и следа. Я снова видел его таким, каким он
был там, на Арбинаде.
   - Миллионы лет, - задумчиво пробормотал Мэрс и, возвысив голос, сказал:
- Не понимаю вас, литам Дасар!
   - Чего вы не понимаете?
   - Не понимаю, как вы думаете обратиться к тем, кто придет через
миллионы лет!
   Это же непостижимая бездна времени. Но, предположим, мы найдем какой-то
способ это сделать, тогда почему вы думаете, что сделать это должны мы, а
не те, кто сменит нас на Церексе или здесь, те, кто будет больше знать,
больше уметь, чья рука, протянутая через миллионы лет другому
человечеству, окажется более сильной и более дружественной. Подумайте,
Дасар! Мы же варвары, мы еще убиваем друг друга и вместе с тем тянем руки
к другому человечеству! Можно ли протягивать грязные руки, Дасар?
   Мэрс произнес это так убежденно, что я невольно посмотрел на свои руки.
   Перехватив мой взгляд, биолог улыбнулся, но тут же неожиданно вспылил.
   - Хватит, Мэрс! - крикнул он. - Не хотите ли вы сказать, что у меня
грязные руки? Всю свою жизнь я работал для людей, добывая им крупицы
знаний. А вы? За что страдаете вы? Думаете, я не знаю, почему вы здесь? -
Биолог разошелся не на шутку, ожесточенно наступая на Мэрса. - На руках
человечества не грязь, а мозоли, вся наша история - это труд, борьба, не
мне вам это объяснять, Мэрс!
   - Стойте! - воскликнул я. - Успокойтесь, обсудим спокойно.
   - Хорошо, обсудим, - сказал Мэрс и, приняв любимую позу, выставил свои
острые локти. - Все наши споры - чистая риторика, мы все равно не можем
обратиться к этим грядущим людям.
   - Подумаем, - ответил биолог, умеряя свой пыл и усаживаясь напротив
Мэрса, - отодвинем пока моральные соображения на второй план и рассмотрим
лишь техническую сторону. Мне кажется, здесь нет ничего невозможного. Об
этом я уже не раз думал. Антор, садитесь тоже, мне неудобно смотреть на
вас, задирая вверх голову.
   Я отодвинул стул и уселся за стол. Биолог между тем, выпив воды,
продолжал:
   - Миллионы лет - срок, конечно, страшный, но... - он сделал паузу, - мы
же собираемся направить послание в будущее, а не в прошлое, так что здесь
нет принципиальных затруднений!
   - От этого нам не легче, - заметил я.
   - Нет, легче! И неизмеримо легче! Спор сразу перестает быть
риторическим, как тут выразился Мэрс, и появляется почва для обсуждения.
Это главное. Вы согласны со мной?
   - Ну, в этом смысле... - неопределенно ответил Мэрс, - можно считать -
согласен.
   Однако подумайте, миллионы лет!
   - Думал! - отрезал биолог. - Представьте себе, думал! Я позволю задать
вам несколько вопросов, не возражаете?
   Мэрс равнодушно качнулся на стуле, показывая, что против вопросов он не
возражает, хотя и считает их бессмысленными. Я устроился поудобнее,
приготовившись к очередному поединку моих товарищей.
   - Итак, - Дасар встал со своего места и навис над Мэрсом, - прежде чем
рассуждать о том, много или мало несколько миллионов лет, спросим себя,
что такое время и как мы его измеряем.
   В глазах Мэрса появился какой-то огонек, словно загорелась индикаторная
лампочка, свидетельствующая о пробуждении интереса.
   - Я слушаю вас, продолжайте, если не ошибаюсь, вы из стоячего болота
риторики хотите перебраться в бурное русло философии. Только осторожнее,
здесь есть подводные камни.
   - Благодарю за предупреждение, - биолог, следуя традиционным правилам
вежливости, прикоснулся левой рукой к правому плечу, - но я буду плавать
на поверхности явлений, и подводные камни мне не страшны. Спрашиваю снова,
что же такое время и как мы его измеряем?
   - Время - это... - начал было Мэрс, но Дасар перебил его:
   - Э-э-э... не надо! Знаю, что вы скажете. Позвольте мне самому и
ответить.
   Время, на мой взгляд, это - количественное выражение происшедших
изменений, а не какой-то там вид пространства или еще что-то - словом,
время не есть самостоятельная физическая категория, в чем вы хотели меня
убедить. Если имеются изменения, тогда, и только тогда, можно говорить о
времени, как выражении этих изменений. Например, я старше вас, Антор, не
потому, что родился, когда вас еще не было, а потому, что в моем организме
изменений накопилось больше, чем в вашем! Вы поняли мою мысль?
   Биолог в упор смотрел на меня, но, не получив ответа, снова повернулся
к Мэрсу:
   - Так что вы скажете?
   Тот неожиданно рассмеялся:
   - Вы, литам Дасар, вопреки обещаниям, поплыли отнюдь не по поверхности,
а опустились на некоторую глубину, и подводные камни, о которых я говорил,
подстерегают вас. Но сейчас, принимая пока ваши рассуждения, хочу
спросить, какой же практический вывод из всего этого, применительно к
проблеме, которую мы начали обсуждать?
   - Самый непосредственный.
   - Может быть, вы скажете бол