ься,  что  над  его  домом  сгущаются
тучи. Все это было нечетко, на уровне предчувствий, но время от времени он
ловил на  себе  слишком  пристальные  взгляды,  в  саду  по  ночам  начали
раздаваться подозрительные шорохи, при этом замечательные  сторожевые  псы
только скулили и вели себя испуганно.
     Если бы "невидимки" заявили о себе в открытую, если бы они  поставили
ультиматум, Большой Рудольф, наверное, сумел бы дать им  достойный  ответ.
Но "невидимки" продолжали оставаться  в  тени,  затевая  что-то  темное  и
незаметное, и эта неизвестность выводила Рудольфа из себя больше всего. Не
то чтобы  он  был  сторонником  "борьбы  с  открытым  забралом",  но  и  в
таинственности, по его мнению, тоже стоило знать чувство меры. "Невидимки"
его не знали. Они заглядывали в окна и ничего не делали.
     Сегодняшний день был для  Рудольфа  особенным.  Он  решил  перейти  в
открытое наступление, пойдя в  атаку  на  главный  "приз"  -  ночной  клуб
Кампаны. Что-то подсказывало ему, что на этот раз  "невидимки"  не  смогут
остаться в стороне и выйдут из тени, и тогда...
     Он  ждал  этого  "тогда"  с  замиранием  сердца.  "Невидимки"   могли
преподнести ему любой сюрприз из разряда самых неприятных. Зверь,  сидящий
в тени, всегда кажется особо опасным -  хотя  бы  потому,  что  без  света
сложно оценить его истинные размеры.
     "Невидимки" могли оказаться гигантами.
     "Невидимки" могли оказаться пигмеями.
     "Невидимки" могли быть и равными ему.
     Встреча с ними была лотереей. Что ж, Рудольф  всегда  любил  азартные
игры...
     В честь этого он даже  собирался  лично  присутствовать  на  "клубной
встрече".  Хотя  бы  для  того,  чтобы  настоять  на  знакомстве  с  шефом
"невидимок". Или лично поговорить хоть с одним из конкурентов,  желательно
- доставленным к нему в связанном виде. Почему-то Рудольф был уверен,  что
он сумеет вычислить хотя бы одного...
     Нетерпеливо поглядывая то в окно (солнце никак не  желало  заходить),
то на часы, Рудольф набрал телефонный номер Роббера.
     - У тебя все готово? Скоро выходим...
     - Ох, Руди! - голос его коллеги дрожал. - Может, отложим?
     - А что? - напрягся Большой Рудольф. - Что произошло, мать твою!
     - Дело в том... - Роббер трясся на другом конце провода, не зная, как
рассказать обо всем шефу. - Дело в том...
     - Да говори же ты, черт тебя раздери! Сукин сын, говнюк  вонючий,  ты
будешь говорить со мной или нет?!
     - Дело в том... - снова пробормотал Роббер.
     - "Невидимки" вышли на свет? - Рудольф стукнул кулаком по  стене.  Он
давно ожидал, что это рано или поздно произойдет, но не думал, что те  так
точно сумеют рассчитать опережающий удар, чтобы нанести его  за  несколько
минут до его собственного выхода.
     - Нет, шеф... Ласточка Вэнь  оказался  сукой.  В  клубе  будет  полно
фараонов...
     - Идиот, - прорычал Рудольф. Замершее было сердце быстро возвращалось
к своему нормальному ритму. Пожалуй, лишь сейчас он осознал,  насколько  в
самом деле тревожат его эти проклятые "невидимки".
     - Ты что, не знаешь, что делать в таких случаях?
     - Я  знаю,  и  все  уже  сделано...  Только  в  клубе  нам  лучше  не
появляться.
     - Командовать станешь, когда сядешь на мое место!  -  кулак  Рудольфа
снова с силой обрушился на стену. - И  чтобы  я  больше  не  слышал  такой
детской болтовни!!! Мы будем там - но просто придется соблюдать  некоторую
осторожность. Пусть они начнут первыми - не мы!
     - Полиция начнет?
     - "Невидимки", идиот! Они наверняка не потерпят нашего присутствия и,
кроме  того,  вряд  ли  будут  осведомлены  о  наличии  переодетых  копов.
Остальное зависит от того, будем ли мы хлопать ушами, или  займемся  делом
на уровне. К счастью, почти всех фараонов я уже знаю в лицо...
     - Они тоже знают...
     - Значит, постараются напасть на нас, когда тех не будет  поблизости,
а еще вероятней - навесят нам "хвост". И вот его-то как раз  мы  и  сможем
благополучно отловить... Понял, кретин? Или еще раз объяснить?
     - Все в порядке! Будет сделано, шеф...
     - И постарайся прийти в клуб в приличном  виде...  А  то  меня  порой
тошнит от твоей мятой робы.
     - О'кей!
     Рудольф бросил трубку и задумался. Присутствие полиции не слишком его
обрадовало, хотя, с другой  стороны,  если  "невидимки"  окажутся  слишком
сильными, фараоны могли сыграть в его пользу, уравновесив силы. Кроме того
(а Рудольф не мог скрывать этого от себя), он просто уже не мог отказаться
от задуманного. Раз уж он сам  сказал,  что  этот  вечер  будет  для  него
решающим, - так оно и должно быть.  Остановить  его  могла  теперь  только
смерть.
     Большой Рудольф вошел  в  азарт,  и  это  значило,  что  игра  пойдет
ва-банк.



                                    15

     Ночной клуб Кампаны был шумен и зауряден.  Кроме  того,  в  нем  было
гораздо больше народу, чем Эл мог себе представить.  Тусклые  огни  сильно
искажали выражения лиц, эстрадную площадку заливал азотный "дым".
     "А ведь здесь не отличишь нормального человека от маньяка или  зомби,
- подумал вдруг он. - Ни за что не отличишь... Стоит только посмотреть  на
эти  страшные  лица  -  каждый  второй  вполне  мог  бы   быть   пациентом
психиатрической клиники.  Эти  похотливые  взгляды,  эти  виляющие  бедра,
торчащие груди, губы, под которыми  блестит  слюна...  Самки,  самцы...  И
хищники - просто странно смотреть, как преображается  человек  за  игорным
столом... Видели бы они себя со стороны!"
     Эл крутил головой во все стороны. Ему становилось дурно, как зеленому
новичку, но он ничего не мог с собой поделать.
     "Люди... звери... люди...  Как  мешается  все  в  тот  момент,  когда
человеком овладевают звериные инстинкты,  когда  разум  отступает...  Или,
наоборот, наступает у тех, у кого его не должно быть... Я несу чушь,  ведь
разум - не время суток, он не может "наступить"..."
     Эл закрыл глаза, потом открыл  их  снова.  Рана  на  боку,  хотя,  по
утверждению врача, и была "царапиной", но ныла немилосердно.  Кроме  того,
кружилась голова, и Эл с  ужасом  узнавал  в  своем  мироощущении  привкус
вчерашнего ночного бреда.
     "Но приходит  утро,  страсти  гаснут,  лица  приобретают  осмысленные
выражения, и похотливая  самочка  становится  заурядной  домохозяйкой  или
конторской служащей; сгорающий от  азарта  хищник  у  карточного  стола  -
спокойным и уравновешенным бизнесменом... Как изменчив этот мир! И то, что
было нормой для ночи, для дня становится патологией... И  все  же  все  мы
уверены, что знаем этот мир от и до, что знаем себя, знаем наших друзей...
Черт побери, меня  снова  заносит!  Для  чего  я  здесь?  Я  должен  найти
Чаниту... или Гертруду... Короче, кого-то из них. Если, конечно,  все  это
не досужая выдумка  нескольких  сумасшедших:  Григса,  Райсмана  и  вашего
покорного слуги... И все же что-то подсказывает мне, что они тут... Я  чую
нечеловеческий, звериный, дух... Тише, Эл, полегче на поворотах. Для  того
ли ты столько лет изучал человеческую  натуру,  чтобы  теряться  теперь  в
бессмысленных догадках? Ну-ка, вспомни, как и в какой ситуации должны себя
вести люди... Вспомни язык жестов, мелкие движения мимических мышц...  Вот
это тебе и поможет вычислить, кто здесь кто!"
     Эл опустился за ближайший столик и, помешивая ложечкой пахучий  кофе,
принялся изучать ближайших соседей.
     Юнец - шумный, развязный, хотя еще не пьяный; ведет себя так,  скорее
всего, от смущения... Уставшая девица - одного взгляда  достаточно,  чтобы
понять, какого сорта ягода. Еще одна  красотка  -  совсем  другого  плана:
деловитая, ждущая, жесткая, и юбка задернута повыше - скорее,  для  отвода
глаз. Ищет чего-то... или кого-то. Но она  -  не  хищник.  Если  и  не  из
травоядных, то из мелкоты... А этот волосатый - здесь  как  рыба  в  воде,
здесь вся его жизнь, все интересы. Он доволен жизнью - тоже не объект.
     Взгляд Эла скользил с человека на человека. Иногда ему казалось,  что
он начинает видеть уже знакомые лица, но никто не был даже отдаленно похож
на искомый объект.
     Пока никто.
     Эта группа людей появилась неожиданно и сразу же  заставила  обратить
на себя внимание. Словно  что-то  кольнуло  изнутри:  вот  они,  настоящие
хищники, вот - опасность!
     Эл напрягся и вонзил взгляд в высокого рыжеватого  мужчину  с  резким
массивным подбородком и узкими губами. Нет, его глаза не  пылали  звериным
огнем (их прикрывали узкие черные очки), но каждое движение, ловкое, как у
спортсмена, и напряженное, как у человека, идущего по льду, четко выделяло
его из остальной толпы. Да и напряжение это было скорее кажущимся:  всякий
раз какая-то из групп мышц  при  более  внимательном  взгляде  оказывалась
расслабленной. Это  была  гармоническая  напряженность  крадущейся  кошки:
вроде бы все тело превращено в пружину,  но  в  то  же  время  практика  и
инстинкт не позволяют зря расходовать энергию на мышцы, которые  не  нужны
для прыжка. И если  при  настоящем  полном  напряжении  неопытный  человек
словно  деревенеет,  то  такой  "хищник",  наоборот,   приобретает   почти
невероятную пластичность. В то же время от этого человека словно  исходили
особые волны: перед Элом был охотник.  Настоящий  охотник,  которым  можно
залюбоваться - как любым другим зверем.
     "Ну что ж... -  мысленно  обратился  к  нему  Эл,  -  вот  я  тебя  и
вычислил... Приятно познакомиться!"
     Увлекшись наблюдением, он совсем  забыл  о  себе  и,  как  говорится,
раскрылся. Тотчас оба сопровождающих "хищника" повернулись в его сторону и
Эл очутился под перекрестным огнем двух взглядов.
     Человеческих - но очень злобных...



                                    16

     В гримерной стоял особый  запах.  Почуяв  его,  Ремблер  остановился.
Сердце затрепетало, как в молодости, он вспомнил прежние встречи с  Труди,
и глаза сразу же защипало от непролитых слез.
     Вот так же когда-то, много лет назад, он заходил в  маленькую  тесную
комнатушку, уставленную париками и огромными зеркалами; на  столиках  ярко
пестрели разноцветные краски. И тогда так же пахло  тальком,  красителями,
вазелином, приторными дешевыми духами и  разгоряченным  женским  телом.  А
Труди сидела возле столика, отрешенно глядя  мимо  отражения,  а  руки  ее
механически,  бездумно  двигаются,  но  все  равно  накладывают   грим   с
удивительной точностью.
     О чем она думала в такие моменты? Он не знал, и это ее молчание  едва
ли не пугало его. Она становилась старше своих лет. Своих лет?  А  сколько
же ей на самом деле?  Ремблеру  показалось  вдруг,  что  Труди  совсем  не
постарела. Ни одна морщинка не прибавилась на ее лице, ни один волосок  не
поседел...
     "Какие глупости... Я ведь давно уже не мальчишка... -  попробовал  он
уговорить себя, но только сильнее разволновался. - Труди... Как мало  я  о
ней знаю!"
     Кое-как совладав с волнением  -  во  всяком  случае,  с  внешним,  он
толкнул дверь, сделал шаг вперед и замер на пороге.
     Труди сидела за столиком, ее пальцы  машинально  накладывали  тон,  а
глаза неподвижно смотрели в зеркало. Мимо отражения.
     Комок подкатил к горлу Ремблера. Она действительно не изменилась! Она
осталась точь-в-точь такой же!
     - Труди... - негромко проговорил он.
     - Да,  Герберт...  -  эхом  отозвалась  она,  все  еще  не  выйдя  из
оцепенения.
     - Труди, ты... - неожиданно ему показалось, что он не просто видит ее
такой, как прежде. Он  видел  ее  похожей  на  ту  Труди,  которая  завтра
исчезнет на много лет. Или навсегда. На этот раз - уже навсегда...
     - Что случилось?
     Ее голос звучал холодно, будто издалека, и его лед проникал  в  самое
сердце Ремблера, заставляя его менять свой ритм.
     - Труди... - только и мог повторить он.
     Постепенно  ее  лицо  теряло  безжизненное  выражение,   словно   она
возвращалась откуда-то издалека.
     Возвращалась, чтобы уйти?
     - Труди! - едва ли не крикнул Ремблер. Неужели он снова  будет  молча
стоять и наблюдать, как она начнет отдаляться, пока  не  исчезнет  совсем?
Почему тогда он не остановил ее? Разве тогда он любил меньше? Или и впрямь
только теперь пришло время откровенности?
     Не говоря ни слова, он шагнул вперед и резким движением обнял  ее  за
плечи, притягивая к себе.
     От парика Труди пахло  пылью,  румяна  воняли  сладостью.  Неожиданно
Герберту захотелось отшвырнуть тряпку, скрывающую ее  волосы,  куда-нибудь
подальше, что он и сделал. Закрыв глаза, он уткнулся лицом в ее волосы, не
зная, как совладать с охватившим его порывом. Он не знал,  что  делать,  -
просто обнял ее и  замер,  чувствуя,  что  голые  женские  плечи  начинают
дрожать под его руками.
     - Герберт, - неожиданно тонким, едва ли не чужим голосом  пролепетала
Труди, - что ты делаешь? Зачем?
     - Труди... я столько лет тебя искал... Прости меня... Прости за  все,
если сможешь...
     Неужели это он смог произнести такие  слова?  Ремблер  сам  поразился
собственному откровению.
     - Нет, Герберт! - сдавленно воскликнула она, вырываясь из его рук.
     В следующий момент он встретился с ней взглядом -  в  глазах  женщины
стоял испуг.
     - Труди... я тебя обидел? Скажи все, как есть. Но поверь, что в  этом
мире есть один идиот, который тебя любит. Просто любит, хотя  до  сих  пор
никак не мог сказать об этом по-человечески...
     - О нет, - снова простонала она, закрывая лицо руками.
     "Зачем пришел сюда этот человек? Что ему  нужно?  Почему  я  не  могу
прогнать его? Неужели я тоже неравнодушна к  нему?  Нет,  так  нельзя!  Он
чужой, он не нужен... Нет!!!"
     Мысли Труди превратились в один отчаянный крик. Она и хотела прогнать
человека, так нагло вторгшегося в ее новую жизнь, и в то же  время  знала,
что не сумеет этого сделать.
     Четырнадцать лет. Даже пятнадцать. Почти пятнадцать. Неужели  за  это
время между ними хоть что-то могло остаться?
     Слезы навернулись ей на глаза. Она снова проговорила  "нет",  но  уже
бессильно, будто сдаваясь.
     - Труди, я прошу тебя об одном: давай уедем отсюда. У тебя есть  дом,
твой дом... Заберем девочку и...
     - Нет! - упоминание о дочери вновь привело ее в чувство. - Зачем  это
тебе? Ты не знаешь ее... И радуйся, что это так.
     - Труди, но в прошлый раз ты говорила...
     - Я передумала. Когда я в первый раз увидела тебя после стольких  лет
разлуки, я просто поддалась мелким сантиментам. Мне не следовало  говорить
о том, что она вообще есть.
     Взгляд женщины стал жестким, можно  было  подумать,  что  она  надела
маску, - грим только усиливал этот эффект.
     - Труди, все было, как мы договорились. Я посоветовался с психологом,
как начать с ней беседу и...
     "Труди, черт тебя побери, как я должен с тобой разговаривать? Я и так
искренен до предела... Нет, за всеми пределами. Услышь же меня, пойми!"  -
молил его взгляд.
     Вначале это было почти незаметно: привычка скрывать свои чувства  еще
давала о себе знать, но вскоре страдание прорвалось наружу, подчиняя  себе
все черты его лица. На изумленную Труди смотрел  действительно  искренний,
уставший и измученный человек и жаждал даже не  помощи  -  просто  ответа.
Только каменное сердце смогло бы устоять перед его взглядом. И то,  живое,
которое билось в ее груди, бешено запрыгало, не  зная,  как  справиться  с
этой новой навалившейся на нее тяжестью.
     - Герберт...  -  прошептала  она,   -   помилуй...   Ты   просишь   о
невозможном... Лучше предположи, что это не твой ребенок... Поверь, что  я
была нечестна с тобой... Так будет лучше.
     - Но я же знаю, что это не  так!  Скажи  мне  правду,  Труди...  Наша
девочка - она урод, да? Калека или, может, чернокожая калека? Ведь это  ты
скрываешь от меня? Но я ведь знаю, что она моя и...
     Неожиданно Труди вскочила,  прикрывая  своим  телом  какую-то  дверь.
Кажется, оттуда донесся слабый шорох.  Ремблер  не  сразу  уловил  его,  и
поэтому прыжок Труди показался ему совершенно внезапным и заставил на  миг
замолчать.
     - Уходи! Немедленно уходи!!!
     Трудно было сказать, к кому обращался ее возглас.  Скорее  всего,  он
был адресован тому, кто скрывался за дверью, но Ремблер принял его на свой
счет.
     - Но почему, Труди?  Скажи,  в  чем  я  виноват,  -  и  я  постараюсь
загладить свою вину. Я люблю вас обеих, хотя ни разу не  видел  девочку...
Дай нам хоть немного переговорить  -  и  ты  увидишь...  увидишь...  -  он
замолчал и безнадежно махнул рукой.
     Рецепт доктора пропал впустую -  откровенность  не  помогла.  Ремблер
проиграл, теперь оставалось только признаться в этом и уйти.
     Он опустил голову и, пошатываясь, направился к двери.
     Труди расширенными глазами смотрела ему вслед...
     - Герберт,  стой!  -  крикнула  она,  когда  дверь  уже  готова  была
закрыться за его спиной. Теперь она не могла позволить ему уйти.
     Труди пролетела через гримерную и повисла у него на шее, с  рыданиями
зарываясь лицом в его груди. Дорогая булавка царапала  ей  лоб,  косметика
оставляла на ткани жилетки и пиджака яркие  грязно-жирные  следы.  Герберт
гладил женщину дрожащими руками, чуть слышно повторяя ее имя.
     Труди рыдала. Рыдала от бессилия перед  ситуацией,  связавшей  ее  по
рукам и ногам, выплескивая вместе со слезами целые годы двойной жизни,  из
которой невозможно было вырваться. А в это время за дверью опять  раздался
шорох и в приоткрывшуюся щелку выглянули два светящихся огонька...



                                    17

     Оказавшись в главном зале ночного клуба, красавчик  Джейкобс  немного
приуныл. Слишком уж мирной и ничего не обещающей  казалась  ему  суетливая
картина. Ничто не говорило о разборке между крупными бандами, да  и  самих
рэкетиров он никак не мог  вычислить  среди  толпы.  Ну  ладно  бы  только
"невидимок" - на то они и невидимки, но ведь в банде Рудольфа  состояли  в
основном приметные личности, и по подсчетам их  должно  было  собраться  в
этот вечер никак не меньше десяти человек! И  все  же  напрасно  красавчик
искал глазами знакомые лица.
     Постепенно его внимание несколько  переместилось.  На  эстраду  из-за
кулис  вывалился  неуклюжий,  удивительно   волосатый   тип   в   рубашке,
застегнутой на одну пуговицу,  чтобы  была  видна  его  шикарная  звериная
шерсть.
     - Привет, Грег!
     - Даешь, Горилла!!! - завопили за  ближайшими  к  эстраде  столиками.
Горилла Грегори раскрыл пасть и издал совершенно дикое  звериное  рычание,
от которого у Эла по спине пробежали мурашки.
     Эл уже готов был повернуться в ту строну, но пристальные взгляды двух
сопровождающих "хищника" пригвоздили его к месту, и вся враждебная  троица
начала продвигаться в его сторону.
     "Вот это влип... Да они просто меня сожрут сейчас - вот и все  игры!"
- понял он вдруг, вжимаясь в стул.
     Тем временем рычание Гориллы Грега перешло в завывание, а с него  так
же естественно перескочило на  мотив  какой-то  песенки.  Грянула  музыка.
Забились в такт аплодисменты...
     Джейкобс с отвращением отвернулся от  эстрады.  Звероподобный  солист
был ему противен, хотя он  не  мог  не  признать,  что  голосочек  у  того
уникальный: и нижние басовые ноты, и верхние, взять которые было под  силу
только  сопрано  или  альту,  выходили  у  Гориллы  Грегори  с  одинаковой
легкостью. Кроме того, Грег не просто пел и не  просто  пританцовывал:  не
прекращая петь (многие из-за этого подозревали - впрочем, несправедливо, -
что он пользуется фонограммой), порой он вытворял настоящие акробатические
номера.
     Но детектива интересовала не сцена. В надежде вернуть  хоть  шанс  на
удачу, он обратил свой взгляд в зал - и тут же его сердце встрепенулось от
радости: во всяком случае, одно знакомое  лицо  среди  безликой  толпы  он
узнал. И что это было за лицо! Джейкобс почувствовал, как  его  губы  сами
расплываются в довольной улыбке. Перед ним сидел его "враг" Джоунс!  И  не
просто сидел - явно высматр