кого существа.
     - Я ненавижу вас! Ненавижу... - вслед за этими словами до  Салаверриа
донеслось негромкое всхлипывание.
     Тем временем перед Джулио осталась только одна дверь, отделяющая  его
от солнца. Отделяющая от смерти...
     - Черт! Они его увозят... - скривился Рудольф, сидящий в "пикапе"  на
противоположной стороне улицы, когда фигура директора  клуба,  поникшая  и
жалкая, возникла на пороге  между  двумя  полицейскими.  -  Этот  подонок,
похоже, был одет в бронежилет... жаль, что я сразу этого не понял...
     Эти слова были сказаны просто так, и  через  секунду  бывший  Большой
Рудольф уже забыл о них.
     Джулио не успел  сделать  и  несколько  шагов,  как  его  ноги  вдруг
подкосились и он упал наземь, закрывая  лицо  руками.  Это  произошло  так
неожиданно, что полицейские,  державшие  его,  просто  не  успели  вовремя
подхватить его под руки с прежней силой.
     Крик, полный ужаса и боли, разнесся по улице -  Джулио  ощущал  себя,
как сжигаемый заживо человек. Солнце проникало под его кожу, и она опадала
с мяса лоскутами, которые обугливались на  глазах.  Зашипели,  свиваясь  в
колечки от непривычной для них жары, волосы. Запахло паленым.
     Джейкобс и Бейл отшатнулись, глядя на  корчащегося  в  пыли  Кампану.
Крик постепенно переходил в визг, затем ослабевшие и обожженные  голосовые
связки сдали совсем и только  жуткий  предсмертный  хрип  некоторое  время
раздавался над потерявшим форму телом. Вспыхнула одежда.  На  бесформенной
замершей  куче  некоторое  время   поплясал   огонек,   и   вскоре   перед
ошеломленными полицейскими осталась только горстка пепла.
     Страшное зрелище чуть не погубило и  Рудольфа:  забыв  обо  всем,  он
подался вперед и чуть было не  вышел  из  машины  -  лишь  Роббер  вовремя
остановил его, рванув сзади за одежду.
     - Я ненавижу! Ненавижу!!!! - мучительный стон  существа  из  подвала,
тем  более  жуткий,  что  Салаверриа  не  понял  причину,  его  вызвавшую,
превратился в крик, заполнявший собой все нижнее помещение.
     Наверху его тоже услышали - но уже не  как  слово,  а  как  пришедшую
невесть откуда и уничтожающую все на своем пути волну ненависти. И все - и
Джейкобс, и менее виновный Бейли, и Рудольф, и даже толстокожий Роббер,  -
все побледнели, сами не зная, почему.
     Что же касается частного сыщика,  то  для  него  этот  крик  послужил
последней каплей - он просто потерял сознание. Наверное, это его и спасло,
потому  что  сфинкс  с  лицом  девочки-подростка,  изуродованным  гримасой
страдания, повернулся в его сторону.
     Острые когти зависли над неподвижным телом - но тут  же  отдернулись,
так и не решившись причинить вред беспомощному человеку.
     И тогда сфинкс заплакал по-настоящему...



                                    34

     - Итак, вы - мистер Ремблер? - Джейкобс еще раз просмотрел  документы
и  протянул  их  обратно.  Он  еще  не  совсем  оправился  от  потрясения,
вызванного спонтанным возгоранием Джулио Кампаны, и поэтому вел себя почти
что вежливо.
     - Да. Только я попросил бы вас по возможности  не  предавать  огласке
наш разговор. Моя фирма не должна нести убытки из-за моих личных  проблем.
Я с готовностью отвечу  на  все  ваши  вопросы,  если  это  условие  будет
соблюдено.
     - Хорошо, - Джейкобс понял вдруг, что ему просто тяжело  повышать  на
кого бы то ни было голос. И то хорошо, что Бейли сам вызвался писать отчет
о  происшедшем.  -  Нас  интересует  доктор  Джоунс.  Что  вы  можете  нам
рассказать о нем?
     -   Ничего.   Я   впервые   обратился    к    нему    вчера,    чтобы
проконсультироваться по мелкому, но  очень  важному  вопросу,  касающемуся
одного из членов моей семьи. Дело достаточно личное и  не  имеет  никакого
отношения к вашей работе. Скажу вам откровенно: доктор Джоунс, несмотря на
свою молодость, произвел на меня очень хорошее впечатление. Я  бы  сказал,
что он довольно грамотный специалист.
     - И в честь этого вы решили отправиться вместе в клуб?
     - Видите ли... - Ремблер сидел, упершись руками  в  колени  и  широко
расставив ноги. - У меня там была встреча, и я сам высказал желание, чтобы
доктор Джоунс на ней присутствовал.
     - Очень неосторожно с вашей стороны, если  учесть,  что  он  балуется
шантажом, - вставил Джейкобс.
     - Может быть. Я же сказал: я чужой в этом городе, а  Джоунс  произвел
на меня хорошее впечатление.
     - Но все равно в клуб вы пошли вместе?
     - Нет, он сказал, что будет там в связи с каким-то своим делом, но  в
случае надобности я смогу к нему обратиться. Мы пришли не одновременно,  и
большую часть времени я провел вне зала.
     - Вы не могли бы уточнить, где именно вы были?
     - Это личное...
     - Поймите и меня, - Джейкобс убрал с лица светлую прядь. - Если вы  в
этот момент находились в производственной части помещения  -  это  кулисы,
подвал костюмерные, мастерские, кулинарный цех, - мне придется задать  вам
гораздо больше вопросов. Так где вы были?
     - Увы - я был за кулисами.
     -  Почему,  вы  не  скажете?  -  Джейкобс  внимательно  посмотрел  на
Ремблера.
     "А ведь он, бедняга, вроде меня, только он осмелился довериться этому
мерзавцу врачу... Ему можно только посочувствовать", - подумал он.
     - Я  разговаривал  там  с  одной  женщиной,  -  Ремблер  оглянулся  и
покосился в сторону склонившегося над отчетом Бейли.
     - Пол, выйди, пожалуйста! - окликнул того Джейкобс... -  А  теперь  -
можете вы уточнить, где именно и о чем вы беседовали? Я  ничего  не  стану
записывать... Правда, у меня включен магнитофон, но если ваши показания не
имеют отношения к делу, я просто сотру запись прямо у вас на глазах.
     - Ну хорошо... Я разговаривал с Гертрудой... Когда мы расстались, она
носила  мою  фамилию.  Короче,  речь  идет  о  моей  бывшей  жене.   Этого
достаточно? Вы можете и сами спросить об этом у нее...
     - Когда я встретил вас на улице, у вас был  очень  расстроенный  вид.
Это произошло из-за разговора с ней?
     - Да, - на лице Ремблера начало проявляться недовольство. - Только не
понимаю, почему вы спрашиваете об этом, - я же сказал, что  речь  идет  об
очень личных делах...
     - Потому что вполне могло оказаться, что вы расстроились из-за  ухода
Джоунса.
     - Я и не знал, что он там был. Точнее, знал, что  он  должен  быть  в
клубе, но лично не видел.
     - Ну хорошо... Тогда еще  один  вопрос:  о  чем  вы  разговаривали  с
Рафаэлем Салаверриа?
     - С кем?
     - С Рафаэлем Салаверриа.
     - Не помню такого, - недоуменно поднял брови Ремблер.
     - Вспомните: сегодня днем, около полутора  часов  назад,  возле  дома
Джоунса... Так о чем вы говорили?
     - У дома Джоунса? Хм-м... Как он выглядел?
     - Вы же разговаривали с ним - тому есть свидетели.
     - Понимаете, я разговаривал там  с  несколькими...  точнее,  с  двумя
людьми.
     - И о чем?
     - Оба они искали доктора Джоунса.  Один  из  них  вел  себя  довольно
странно и...
     - Полагаю, это был не тот,  о  ком  мы  спрашиваем...  Хотя  мне  его
поведение кажется еще более странным: по идее этот человек не  должен  был
там околачиваться.
     - Не знаю, о ком вы и при чем тут я...
     - Ну что ж... Пока больше вопросов у меня нет. Если  понадобится,  мы
вас еще пригласим.
     - А вы полагаете, что такая необходимость возникнет?
     - Что? -  Джейкобс  слегка  запнулся.  Последнюю  фразу  он  произнес
совершенно машинально, не задумываясь над смыслом, как  произносил  ее  по
десятку раз на дню. - А... Полагаю, что нет.
     - И на том спасибо.
     - Пожалуйста... И впредь будьте  осторожнее  с  выбором  доктора.  Вы
могли очень и очень крупно нарваться...
     - Благодарю, - сухо кивнул Ремблер и встал.
     "Пусть уходит... У бедняги  и  так  свои  проблемы",  -  сочувственно
проводил его взглядом Джейкобс.
     Ремблер вышел на улицу и словно впервые ощутил ужасающий  гнет  жары.
Ему стало трудно дышать, в сердце закололо.
     Вся его жизнь шла словно  наперекосяк.  Может,  и  впрямь  не  стоило
приезжать в этот город? Ведь Гертруда уже давно ушла  из  его  жизни  и  к
этому следовало привыкнуть, как привыкают к любым потерям.  Все  равно  он
потерял ее - пусть даже она едва ли не призналась ему в ответном  чувстве.
А Изабеллы в его жизни вообще не существовало - так стоило ли  узнавать  о
ней...
     "А ведь она придет, - понял вдруг Ремблер.  -  Обязательно  придет...
Моя дочь. Или не моя? Нет - но  чья  же  тогда?..  Она  сама  нашла  меня,
вопреки желанию матери... И я должен теперь сделать все,  чтобы  мы  нашли
друг друга не только издали. Пусть так. Если у меня получится с  девочкой,
надо полагать, и Труди сама пойдет мне навстречу... Пусть будет так. Пусть
будет так!!!"



                                    35

     Она приходила в себя медленно и с трудом.
     От  жизни  можно  долго  прятаться,  можно  упорно  закрывать  глаза,
утверждая, что мир прекрасен; но однажды реальность все равно  ворвется  в
тесный, придуманный вместо настоящего  мирок,  и  окажется,  что  она  так
огромна в своем горе и жестокости,  что  твой  мирок  треснет  по  швам  и
осыплется ненужной трухой. Для этого надо немного... совсем немного...
     Она не просто бежала от мира - она не хотела его знать. Она верила  в
свои благополучные выдумки, она играла в жизнь, доказать наличие которой у
нее самой было сложно. Существо - нежить - не-живое...
     И все же она жила, и  потому  неожиданная  потеря  одного  из  друзей
обрушилась на нее с безжалостностью поистине невероятной. Джулио... Он был
самым незаметным в их сообществе, самым серым и непримечательным из членов
группы - но это ничуть не уменьшало потерю.
     Она уже не раз слышала от Селены о цепи взаимных убийств - но впервые
"солнечные" люди убили на ее глазах одного из ее братьев по крови.  Одного
из братьев, похожего на них самих. Это было дико, непонятно и жестоко.
     Когда боль и слезы  отошли,  на  их  месте  начало  расцветать  новое
чувство. Еще раньше она произнесла слово, обозначающее его, - но настоящая
ненависть возникла позже.
     "Я убью их, - с неожиданной яростью и спокойствием решила вдруг  она.
- Я уничтожу... Я ненавижу их!!!"
     Перескочив через спящего дневного человека (она плохо  понимала,  что
значит  обморок,  так  как  сама  не  была  способна  его  испытать),  она
направилась к выходу. Страсть кипела в ней, совершенно отодвигая разум  на
задний план.
     Убить! Ощутить вкус их крови,  погрузить  клыки  в  свежую  дымящуюся
плоть... Она еще не знала, что в ней просыпается  не  просто  ненависть  -
инстинкт вражды, проходящий через много  поколений.  Она  была  сейчас  не
свидетельницей одиночного и к тому же невольного  убийства  -  она  словно
почувствовала всю боль убиваемых веками братьев и сестер,  страдание  тех,
кто видел и не мог помочь - чтобы выжить и передать произнесенные в минуту
отчаяния проклятия новым поколениям...
     Убить... Найти - и убить!
     Ослепленный яростью зверь со страшной скоростью взлетел по лестнице и
рванулся к выходу. Она не боялась попасть под солнце - как Джулио  мог  не
опасаться пуль. Что такое  резь  в  глазах  от  непривычно  яркого  света?
Мелочь, пустяк... Они и так уже почти ничего не видят,  кроме  той  крови,
что еще не пролилась, но еще прольется. Ее остановило другое: уже у самого
выхода она вспомнила о том, что ее не должны видеть.
     Враги не имеют права смотреть на детей полнолуния.  На  истинных  его
детей, получивших в дар нечеловеческое обличье.
     Или получивших проклятие? Разве  не  из-за  даров  луны  их  род  так
преследуют?
     Все вскипело внутри, противясь этой мысли, - но деться  от  нее  было
уже некуда.
     Ее дар, ее сила, ее умения - ее  проклятие.  Оно  -  не  что  иное  -
причина всех бед!
     Две противоположные волны поднялись в душе и столкнулись со  страшным
грохотом, разбивая  последние  кораблики  мыслей.  "Почему  я  не  дневной
человек, как все, имеющий право открыто веселиться и иметь  друзей?"  и  -
"Эти дневные люди должны заплатить за все!"
     Волны  чувств   столкнулись,   закрутились   сумасшедшим   вихрем   и
превратились в новый отчаянный вой, в котором  уже  и  вовсе  не  осталось
ничего человеческого - только что общая для всех живых существ боль.
     Ее никто не остановил, не одернул. Проходящие мимо  сотрудники  клуба
сделали вид, что не замечают ее. Мало ли каких уродов хозяин мог подобрать
для платного показа...
     "Я найду их... Я отомщу", - снова возникли слова, и она ухватилась за
них, как утопающий хватается за соломинку.
     Сфинкс открыл глаза. Теперь  перед  ним  снова  прокручивалась  сцена
гибели Джулио - он видел ее словно изнутри, ощущая,  будто  это  его  кожа
вздувается пузырями от прикосновения невыносимо горячих лучей...
     Усилием воли сфинкс отбросил видение от себя.
     "Они заплатят за это!!!"
     Острые зубы заскрежетали, в глазах вспыхнул огонь ярости. Нет, она не
выйдет просто так, она будет действовать  расчетливей  и  правильней.  Вон
там, невдалеке, виднеется довольно удобный фургон. Если туда прокрасться -
сейчас на улице очень мало лишних глаз, - а затем  проникнуть  в  сознание
шофера и подчинить его себе...
     Она еще ни разу не пробовала  проделывать  такую  штучку,  но  память
предков подсказывала ей, что это вполне реально.
     Через несколько секунд кудрявый сфинкс уже нырнул под брезент.
     Его, правда, увидел случайный  прохожий,  но  как  истинный  любитель
выпить отнес "видение" на счет последней бутылки виски.
     Еще через несколько  секунд  грузовичок  уже  мчался  к  полицейскому
участку. Его шоферу  потом  долго  пришлось  объяснять,  почему  его  туда
понесло...



                                    36

     Эл подсел в машину в последнюю минуту.
     "Будет лучше, если с Труди поеду я", -  объяснил  он  Селене,  и  та,
пронзив его своим проникающим насквозь взглядом, согласилась. Как бы то ни
было, у Эла было одно преимущество: там, где его не искала полиция, он мог
открыто выходить и разговаривать с людьми. А кто  знает  будущее?  Как  ни
велики таланты детей полнолуния, но и их  способности  не  безграничны.  К
тому же Эгон в случае опасности всегда сможет предупредить Эла, чтобы  тот
не высовывался. А если дорога чиста - ему и карты в руки...
     Автомобиль несся на такой скорости, что Эл только  подивился,  почему
их ни разу не остановила полиция.
     Гертруда держала руль  жестко  -  Эл  хорошо  видел,  как  невероятно
напряжены ее руки.
     - Не волнуйтесь, Труди... С вашей дочерью все будет  в  порядке...  -
попробовал заговорить он, но женщина только закусила губу.
     Зверь ты, человек, химера ли - материнское сердце всегда  чует  беду,
нависшую над дитятей...
     - Труди, постарайтесь хоть немного  успокоиться,  иначе  мы  закончим
поездку у ближайшего столба, - сделал новую попытку заговорить Эл, но  тут
Эгон с заднего сиденья пробормотал что-то неразборчивое, и Эл понял вдруг,
насколько излишни все эти предостережения:  за  рулем  сидел  все-таки  не
человек, а существо кое в чем его превосходящее.
     "Все как и у людей... - подумал Эл,  -  дети  подрастают,  начинаются
проблемы... И скорее всего - те же самые, что и у всех... Все повторяется,
все одинаково... А мы все смотрим только на форму".
     - Труди, разрешите мне задать вам несколько вопросов? Дело в том, что
я  немного  понимаю,  что  такое  переходный  возраст...  Ей  ведь   около
четырнадцати лет?
     - Да, - процедила сквозь зубы Труди.
     - Может быть, вам стоит меня выслушать... Селена ведь тоже  говорила,
что всем вам немного не хватает помощи психологов. У вас полно проблем - и
эта как раз из тех, которые могут решиться с вашей помощью.
     - У нас нет проблем, - резко бросила Труди,  но  прикосновение  Эгона
подбодрило Эла: он понял, что Труди лжет.
     -  Тогда  просто  послушайте,  что  происходит  с  детьми,  когда  те
вырастают. Обычно добрая и любящая дочь, которая кажется вам вашей  частью
и ведет себя как близкий друг, вдруг  начинает  отдаляться.  Она  начинает
говорить резкости, делает все  назло,  демонстрируя  свое  непослушание...
Например, не ночует дома. Тогда те, кого вы называете  "дневными"  людьми,
идут к друзьям сына или дочери, устраивают им скандалы, что,  мол,  кто-то
плохо влияет на ребенка, - и все это зря. В вашем случае девочка не  могла
пойти к друзьям, так как наверняка  она  слишком  не  похожа  на  людей  и
прячется от них... А ей нужны друзья. Может - всего один друг... Ей  нужно
общаться со сверстниками, узнавать мир не таким,  каким  преподносили  его
родители, а своим... Каждый человек в какой-то момент  начинает  понимать,
что он уже взрослый и может жить самостоятельно, - даже если  это  чувство
кажущееся... Подросток порой и сам не понимает, почему его тянет из  дому.
Он отрицает то, что принимал вчера, только для того, чтобы  хоть  в  такой
мелочи вырваться из-под кажущейся опеки... И чем настойчивее  будет  сила,
старающаяся возвратить его на место, тем сильнее он рвется из дому. Думаю,
ваша дочь никуда не денется, а будет копить все в себе - или начнет искать
друга...
     - Вы думаете? - вскинула ресницы Труди.
     - Нет, я имел в виду  не  это...  Она  начнет  искать  просто  нового
человека, который, по ее мнению,  достоин  доверия,  но  еще  не  приелся.
Человека, которого она  немного  знает  или...  почти  знает,  потому  что
по-своему придумала его образ. Пусть это вас не обижает - но она устала от
вас, а тот же инстинкт, что гонит ее из дому, подсказывает, что она все же
неопытна. А раз других друзей у нее  нет...  Вы  догадываетесь,  о  чем  я
говорю?
     - Нет, - покачала головой Труди, а Эл отметил, что машина мчится  уже
не с прежней головокружительной скоростью.
     На всякий случай Эл посмотрел на  Эгона  -  тот  кивнул,  подтверждая
правильность его мыслей. Скорее всего, Эгон и так  все  знал,  но  не  мог
передать свои выводы так хорошо, как это удалось Элу.
     - У девочки есть отец... Каждый человек испытывает потребность  иметь
полную семью. У нее не было его рядом. Вы, как я понял, не настраивали  ее
против него - значит, она наверняка наделила его лучшими качествами. В  ее
представлении Ремблер не просто отец -  он  отец  идеальный.  Если  мы  не
найдем ее в клубе - я знаю, где стоит поискать. Если она осторожна так же,
как и все вы, она появится там вечером...  А  сейчас  она  может  быть  не
только в клубе, а практически в любом скрытом от людских глаз месте... Так
что не слишком переживайте, если мы ее там не найдем.
     - Послушайте, - в голосе Труди прозвучала неподдельная горечь,  -  вы
все рассуждаете, говорите умные вещи... а она ведь моя дочь!
     - И все же постарайтесь понять... -  Эл  замолчал.  Он  был  бессилен
перед этим восклицанием. Да и никакая теория не могла  заставить  человека
изменить свои чувства.  -  И  все  же,  может  быть,  вам  было  бы  лучше
договориться с ним... - уже на всякий случай добавил он.
     Труди снова закусила губу, и Эл понял, что еще немного - и по ее лицу
поползут слезы...



                                    37

     - Алло, мистер Смит?
     - Да... Алло, кто говорит?
     - Это Рафаэль Салаверриа... - голос в  трубке  звучал  неровно,  язык
сыщика заплетался.
     - Что у вас стряслось? Вы нашли его? И откуда вы узнали мой телефон?
     - Я же сыщик... Мне надо поговорить с вами... Или мне придется искать
этого Джоунса, чтобы обратиться к нему за помощью как к психиатру...
     - Вы увидели нечто необычное?.. Погодите, не вешайте трубку...  Лучше
подъезжайте в гостиницу.
     Через несколько минут  в  фойе  гостиницы  влетел  бледный  невысокий
человек. Его нос-морковка,  обожженный  надоедливым  солнцем,  еще  хранил
кое-какие краски.
     Аноним Смит принял его в своем номере и сразу с порога заговорил:
     - Вы увидели нечто необычное, не так ли? Что это было? Волк-об