, это  все  неважно.  Предстоит  хороший  день.  За  бортом,
наверное, уже расцвел  сад.  В  инкубаторе  зреет  Кристалл.  Днем  меньше
осталось до старта.
   Он привел себя в порядок, действуя не медленно и не быстро, а так,  как
привык, в нормальном темпе. Надо бы позавтракать.  Но  нетерпение  грызло.
Отсюда,  изнутри,  увидеть  то,  что  находилось  сейчас  -  должно   было
находиться - в огороженном пространстве вокруг корабля, можно было  только
при помощи видеоэкранов. Способ вполне пригодный; однако  хотелось  иного:
самому, своими глазами взглянуть, проверить, убедиться. При всей научной и
технической обоснованности то, что он ожидал увидеть, должно было походить
на чудо. А чудо нельзя разглядывать в объектив; только лицом к лицу.
   Юниор поинтересовался, что там за бортом, какая погода.  Умник  ответил
незамедлительно  и  без  тени  удивления:  чистый  воздух,  тепло,  легкий
ветер... Это почему-то  особенно  умилило  разведчика:  ветер,  а?  Легкий
ветер, ничего себе! Но человек осторожный и опытный, он повторил вопрос  в
более конкретной форме: разрешается ли выход без скафандра и  дыхательного
аппарата. Разрешение было дано немедленно, без малейшей заминки.
   Тогда он направился к люку. И усмехнулся, заметив, что не было на  этот
раз обычной откачки воздуха из тамбура, как не бывало ее во время  стоянок
на Земле: окружающая среда была вполне нормальной, пригодной для  обитания
человека... Внешние пластины люка тронулись, раздвигаясь, и в  узкую  щель
ворвался запах, земной весенний запах, и порыв ветерка  шевельнул  волосы.
Юниор переминался с ноги на ногу, с трудом удерживаясь от  желания  помочь
медлительным пластинам, нажать плечом, подтолкнуть. И - кинулся вперед.
   Он остановился на  смотровой.  И  смотрел.  Сколько-то  времени  просто
смотрел. Не думая, ни в чем  не  отдавая  себе  отчета.  Смотрел,  и  все.
Никогда не поверил бы раньше, если бы ему сказали, что такую сладкую  боль
можно ощущать от одного только взгляда  на  самые,  казалось  бы,  простые
вещи.
   Да, - он растроганно впитывал окружающее,  -  вот  оно  то,  что  нужно
человеку. Как немного, оказывается... Покой снисходительных сосен.  Легкое
шевеление длинных березовых кос. Мерцание листвы на серых  осинах.  Густая
трава с частыми крапинами цветов, простых полевых цветов. Вот  что  нужно,
остальное - муть и выдумка. И наплевать, что они не выросли сами, что  все
создано по матрицам  на  атомном  уровне,  за  несколько  часов  воплощено
хитроумнейшей, придуманной и выполненной человеком техникой; неважно,  что
они уже - продукт второй степени или, как говорил об этом Георг -  продукт
продукта;  все  равно.  Это  метафизика.  Но  вот  же  -  стоят   они,   и
покачиваются, и бросают тень; пусть светило тоже искусственное, но тень-то
настоящая, и тепло - тоже, и тонкий шелест,  и  посвист  ветерка,  это  уж
никак не искусственное.
   И почему только когда видишь такое же  дома,  на  Земле,  то  проходишь
мимо,  не  обращая  особого  внимания,  принимая   как   должное?   Чистая
психология,  ответил  он  сам  себе.  Даже  возвращаясь  из  рейда,  когда
давным-давно не видал ничего подобного и заранее радуешься мысли о встрече
со всем этим, возвращение и встреча происходят не сразу: растет на экранах
Солнце, возникает и увеличивается капелька Земли, минуешь  внешние  пояса,
Луну,  внутренние  пояса.   Большой   Космостарт,   где   чаще   всего   и
останавливаешься; там многое от Земли, а оттуда уже не один, а в окружении
людей, которые тоже входят в понятие  "Земля",  отправляешься  наконец  на
планету - как постепенно привыкаешь к тому, что открывается тебе на каждом
следующем этапе. Так много души отдаешь встретившим  тебя  людям,  что  на
прочее остается мало; и это прочее - и березки в том  числе,  -  оно  ведь
должно на Земле быть, ты заранее знаешь, что оно есть, было  и  никуда  не
могло исчезнуть, и ты  обязательно  все  это  увидишь;  а  должное  всегда
принимаешь не так, как подарок, купленное - иначе, чем найденное. А тут  -
подарок мне, находка, никак не то, чему следует быть на этой планете,  где
неподвижны и воздух, и, наверное, само время... Спасибо,  Георг,  ты  меня
порадовал. Да и сам контраст, конечно, тоже действует -  контраст  с  тем,
что осталось по ту сторону купола: с фиолетовым полумраком, темным песком,
мрачным однообразием, от которого недолго и в петлю. Все это можно в любой
миг увидеть, стоит только всмотреться, чтобы не мешал наш яркий  свет.  Но
не хочется смотреть туда, и не надо, так много здесь, внутри, такого,  что
радует глаз. Где вы там, все Курьеры на свете, куда  скрылись,  почему  не
видите? Смотрите: вот как мы,  люди,  представители  великой  цивилизации,
умеем в мгновение ока преобразовывать мертвые планеты, оживлять их, делать
зелеными, цветущими, радостными. Пусть пока лишь малая часть преображена -
мы ведь только  начали,  это  первый  опыт,  первая,  еще  не  завершенная
конструкция - то ли  еще  будет!  Нет,  Курьер,  мне  не  стыдно  было  бы
встретиться с тобой хоть сию же секунду!
   Вот  что,  не  стану  завтракать  в  своих  корабельных   апартаментах.
Позавтракаю здесь. Под деревом, в тени, на ветерке...  И  каждый  день  из
предстоящих трех недель буду завтракать тут. А может быть,  и  обедать,  и
ужинать. Захочу - и ночевать буду под деревом,  оборудовать  времянку  мне
ничего не стоит, да у Георга она наверняка запрограммирована, какое-нибудь
простенькое бунгало. Раз уж выпал мне такой  не  предусмотренный  никакими
планами отпуск, то я и проведу его, как полагается: на  лоне  природы,  на
пляже...
   Тут он вспомнил и повернул голову, но округлость борта мешала видеть, и
Юниор сделал несколько шагов по площадке. И зажмурился: так ударил в глаза
свет, отраженный от зеркала большого пруда,  успевшего  сформироваться  за
ночь - тринадцатый, стоя на противоположном берегу, еще подливал воды:  то
ли не была  достигнута  нужная  отметка,  то  ли  какая-то  часть  все  же
фильтровалась сквозь оплавленный слой. Нет,  вряд  ли:  машины  свое  дело
знают... Вода и вода. Даже прудом не назовешь: маленькое озеро. И не такое
уж маленькое, бывают куда меньше. Три недели отпуска в такой обстановке  -
это небывалое везение. В полном смысле - сочетание приятного с полезным.
   Юниор повернулся, вошел в  люк.  И  тут  же  приказал  Умнику  люка  не
затворять, пока не возникнет очевидной необходимости. Не  хотелось  каждый
раз топтаться, пока нерасторопные механизмы делали свое дело.  Пусть  и  в
обитаемом  корпусе  погуляет  ветерок.  Единственное,  что   там   следует
предохранять от всяких посторонних воздействий - это инкубатор с  растущим
в нем Кристаллом. Но в тот отсек не только ветерок -  туда  и  тропический
ураган не пробьется.
   Юниор отправил вниз легкий столик из своей каюты, два стула; хватило бы
и одного, но  ему  захотелось,  чтобы  было  два.  Что  он,  не  мог  себе
позволить? Быстро приготовил завтрак, спустился вниз. Невольно  задержался
перед тем, как ступить на траву: кто знает,  как  она  поведет  себя,  эта
сверхнаучная, сверхтехническая, синтезированная по  атому,  поддерживаемая
мощнейшими, хотя и неощутимыми полями трава, пусть и самая обыкновенная на
вид? Трава повела себя, как  трава:  покорно  легла  под  ногой  человека.
Второй шаг сделал смело. Надежная трава. Добротная. Ничем не хуже той, что
на Земле. Может, даже лучше: густая, ровная, точь-в-точь как  та,  которую
надо, однажды посеяв, потом триста лет подкармливать и подстригать...
   Он быстро расставил мебель, водрузил все, что  принес,  на  стол.  Сел,
откинулся на спинку стула, вздохнул, зажмурился, подставляя лицо  ветерку.
А люди еще зачем-то спорят, что такое счастье!
   Юниор ел и пил медленно, с наслаждением,  какого  давно  не  испытывал.
Завтрак вдруг перестал  быть  неизменным  элементом  распорядка,  он  стал
событием, целым праздником. Это, наверное, и значит - брать от жизни  все,
что она способна дать. Она дает, да мы не берем: пока делаем  одно,  живем
уже в другом, нацеливаясь на  третье;  это  глупо,  жить  надо  в  текущем
моменте, а не в последующем. Только и  всего.  Но  как  хорошо  становится
сразу!
   Настолько это было хорошо, что он даже не поленился подняться за второй
чашкой кофе.
   Завтра возьму сюда весь кофейник, - решил он, смакуя каждый глоточек. -
Чудесно, просто удивительно, как все чудесно... А дальше что? Дальше? - он
задумался. - Навестим Кристалл. Радости радостями, но дело прежде всего, и
отпуск тебе дан не на всю жизнь. Потом? А потом  получим  моральное  право
прогуляться по своей даче, своей латифундии, своему  миру,  называйте  как
хотите, и посмотреть, что  же  мы  везли  с  собой  в  трюме-один  в  виде
программы "Умеренный пояс".
   Он еще посидел, словно чего-то ожидая. Спохватился: чего? И понял:  все
время бессознательно ждал, что  зачирикают,  запоют  какие-нибудь  птички,
промелькнет бабочка, прогудит жук. Тут же одернул  себя:  слишком  многого
хочешь. Ты заказал первую степень обитания. Первая степень  -  это  флора.
Растительность. Вот она и появилась. В  полном  объеме.  А  птиц  тебе  на
данном этапе не полагается.
   Столик и стулья Юниор оставил на месте, свез  наверх  только  посуду  и
препоручил ее соответствующим устройствам. Потом пошел к  инкубатору.  Там
он  сразу  забыл  обо  всем,  кроме  Кристалла.  Долго  не  отрывался   от
бинокуляра,  придирчиво   проверил   работу   обеспечивающих   механизмов,
посмотрел ленты самописцев, словно любой ценой ему  надо  было  к  чему-то
придраться. Но при всем желании никаких претензий выдвинуть не  смог.  Так
оно и должно было быть. Кристалл формировался - медленно, но  верно.  Пока
незаметно на взгляд, зато в последние  два-три  дня  он  будет  прямо-таки
расти на глазах. Что еще у нас  по  кораблю?  Ровным  счетом  ничего.  Всю
текучку  делает  Умник.  Если   понадобится   вмешательство   человека   -
предупреждает. Хотя цивилизация отлично может обойтись и сама. Даже с  тем
же Кристаллом. Действительно:  планету  для  посадки  нашел  Умник.  Сажал
машину, естественно, тоже он. Человек только и сделал, что извлек  семечко
из пенала и перенес в камеру инкубатора. Подумать  только,  какую  сложную
работу выполнил!  Уж  с  подобной  задачей  автомату,  конечно,  никак  не
справиться!..
   Так посмеиваясь над самим собой, вышел из ремонтного, затворил за собой
толстую дверь, повернул маховик. Это он тоже позволял себе делать вручную.
Конечно, достаточно было скомандовать - и маленький моторчик сделал бы  то
же самое. Но должен же человек  хоть  что-нибудь  делать  собственноручно!
Хотя - он  тут  существует,  если  разобраться,  на  случай  экстремальных
ситуаций. Как, например, встреча с Курьером. Пройдет еще немного времени -
и человека станут возить в анабиозе  и  пробуждать  только  при  небывалом
стечении обстоятельств. А если такого стечения  не  возникнет,  он  так  и
проспит всю дорогу. Проснется уже на Земле, ему скажут:  "Поздравляем,  вы
совершили    неслыханный    полет,    побывали    в    звездной    системе
"У-черта-на-куличках", - а он, зевнув и  потянувшись,  ответит:  "В  самом
деле? Возможно... И могу вам сказать, что спится там ничуть не хуже, чем в
любой другой точке пространства..."
   Пока струились такие мысли. Юниор успел снова спуститься и сейчас стоял
на травке, жмурясь и неосознанно улыбаясь. Пойдем погуляем, как это и было
запланировано. Гуляние - это не просто гуляние, это работа,  если  угодно:
проверка поведения комплекса "Комбинатор" в полевых условиях. Внеочередная
проверка - тем более интересная.
   Юниор двинулся в путь, поглядывая по сторонам. Пошел куда глаза глядят,
повернувшись к кораблю  спиной,  иными  словами  -  направился  к  границе
населенного пространства, которая как-никак располагалась в  полукилометре
от корабля, так что можно было размять ноги.
   Он шел и делал открытия, и каждое заставляло его радоваться,  добавляло
что-то новое к тому ощущению счастья, какое в нем  жило  сегодня  с  самых
первых минут. Господи, это же яблоньки стоят! Одна, другая... шесть! А это
груша. И еще  одна.  Слива.  Ну  и  сад  запрограммирован  тут  у  Георга!
Действительно, не стыдно показать любому Курьеру. Машинально было протянул
руку, чтобы сорвать яблоко. Белый налив, этот сорт он знал и жаловал. Рука
замерла в последний момент.
   Не увлекайся, - остановил он  себя.  -  Тебя  предупреждал  Георг:  они
настоящие, все настоящие, однако  есть  их  нельзя.  Георг  даже  объяснил
почему. Юниор сосредоточился и вспомнил. Потому, говорил ему Георг, что ты
сам являешься достаточно мощным экраном от  того  поля,  которое  все  эти
конструкции поддерживает и без которого они тотчас исчезнут. Так  и  кусок
яблока, попав тебе в рот, исчезнет. А поскольку на самом деле он есть лишь
множество атомов, связь между которыми  поддерживается  искусственно,  при
помощи постоянного расхода немалой  энергии,  -  тут  ведь  не  химический
синтез, а временные комбинации, - то это  яблочко  в  тебе  сработает  как
весьма мощный заряд, человеку вовсе и не нужно  так  много,  чтобы  самому
разделиться на молекулы. Так что употреблять в пищу здесь  ничего  нельзя.
Остальное - пожалуйста: трогай, рви, ломай...
   Все же он хотел сорвать  яблоко  -  была  просто  потребность  в  таком
действии, - но пожалел: раз съесть нельзя, то зачем же? Подумал о том, что
самое позднее через три недели вся эта роскошь,  и  яблоко  в  том  числе,
исчезнет, мир перестанет существовать, этот прелестный  мир,  и  он  будет
тем, кто его уничтожит. Как только Кристалл встанет на место, придется все
выключать, приводить в походное положение и отправляться  дальше  -  туда,
где произойдет официальное испытание и где Комбинатору  наверняка  поручат
создавать кусочки каких-то  других  миров,  а  скромные  сосенки  вряд  ли
заинтересуют кого-то... Конечно, строго говоря, этот мир  не  уничтожится.
Он снова перейдет  в  портативное,  или,  как  говорят,  транспортабельное
состояние, только и всего. И до момента, когда новая команда вызовет его к
жизни, будет существовать в форме программ и запаса энергии. Пусть слабое,
но все же утешение. Как для тебя самого: что ты сам - потом - останешься в
чьих-то  воспоминаниях.  Конечно,  хорошо,  но  остаться  самому,   а   не
посредством воспоминаний, все же приятнее...
   Но это ведь когда, утешил  себя  Юниор:  еще  целых  три  недели!  Уйма
времени! И все это время мир будет стоять,  зеленеть,  шуметь...  И  можно
будет прогуливаться по нему, как  сейчас.  Подобно  древнему  мыслителю  в
каких-то там садах.  Подобно  средневековому  феодалу.  А  в  самом  деле:
корабль не хуже любого  замка,  а  в  смысле  неприступности  даст  всякой
крепости немалую фору. А вокруг - поместье. Моя земля. Мои  райские  сады,
мои Елисейские поля. И пусть кто-нибудь попробует отнять, - кулаки сжались
сами по себе, - пусть попробует...
   Не сразу сообразил он, что тут бороться за свои права, за Свою землю не
придется - тут он единственный,  как  говорится  -  первый  после  Бога...
Кулаки медленно разжались, Юниор даже  улыбнулся,  слегка  растерянно,  но
сердце еще стучало сильней и чаще обычного, и он  показал  головой  не  то
удивленно, не то осуждающе: глубоко, оказывается, сидит это чувство даже в
современном  человеке,  человеке  без  корней,   человеке   на   воздушной
подушке...
   Он лег на траву, подпер голову  кулаками,  глядел  перед  собой.  Около
самого лица колыхались травинки, их было  много,  разных.  Юниор  не  знал
даже, как они называются, он не был силен в ботанике, но помнил, что и  на
Земле встречались ему все эти растеньица - флора  средней  полосы,  первая
степень обитаемости, была дана здесь без прикрас и без надувательства, все
как надо. Юниор подумал, какого неимоверного труда стоила подготовка  этих
программ,  что  реализовались  сейчас  в  непредставимо   сложных   схемах
Комбинатора, и невольное уважение к  людям  и  гордость  за  них,  за  всю
цивилизацию возникла в нем, а жаль было лишь, что не с кем ею поделиться.
   Нет, - убеждал он себя. - Надо найти  Курьера.  Любой  ценой!  Найти  и
показать: вот мы.  Смотри!  Найти  его,  сколько  бы  это  ни  потребовало
времени. Если даже найду его, когда стану стариком, то запрограммированные
эти миры и  тогда  останутся  молодыми,  зелеными,  шумящими.  А  если  не
успею...
   Тут он запнулся. Закрыл глаза. Если не  успеешь.  Твой  отец  не  успел
найти. И поручил тебе. Сыну. Когда-то по наследству передавали  имущество.
Сейчас - цели и обеты. А ты кому передашь? Ведь некому.
   Вот если бы с Ледой...
   Юниор снова оборвал себя  -  грубо,  резко.  Стоп!  Заткнись!  Не  было
никакой Леды. Никогда не было! Думай так!
   Но думать так не получалось: если бы не существовало Леды, то  -  можно
полагать - был бы кто-нибудь другой. Он, Юниор, нормальный человек, и  ему
вовсе не свойственно стремление провести всю  жизнь  в  одиночестве.  Нет,
быть-то она была. И если бы...
   Тяжелым, тупым усилием он  заставил  себя  отвлечься  от  того,  о  чем
вспоминать не следовало, чтобы не нарушить внутреннего равновесия. Все  же
оно успело покачнуться, и, когда Юниор  поднялся  с  примятой  травы,  все
вокруг уже не казалось ему столь безмятежно  счастливым,  как  несколькими
минутами раньше.
   - Ладно, - буркнул он вслух. - Но птицы пусть  поют!  На  птиц  я  имею
право, в конце концов?
   Имел, конечно. И на птиц; трава была какой-то не до конца  достоверной:
не ползали, не пробирались, не прыгали  и  не  перелетали  в  ней  никакие
жучки, паучки, муравьи, гусеницы - вся  та  привычная  для  нас  суетливая
мелочь, которая не позволяет человеку испытывать  абсолютное  одиночество,
когда рядом с ним нет других людей. Да, такой вот парк - прекрасно, но это
лишь первая степень обитаемости. Как на Анторе. А тут другой мир,  тут  не
Антора, а кусочек моей среды обитания, и в  нем  должны  летать  стрекозы,
порхать бабочки, тяжелые шмели должны зависать над чашечками цветов...
   Он двинулся  обратно  к  кораблю.  По  дороге  сорвал  цветок,  другой.
Тщательно осмотрел; капля сока выступила на месте обрыва.  Живое.  Это  не
муляж, не имитация. Живое... Он нарвал  целый  букет.  Поставит  в  каюте.
Вечером, засыпая, будет смотреть на цветы и улыбаться.  Давно  уже  он  не
рвал цветов. А для себя самого - и вообще,  наверное,  никогда.  На  Земле
рвать  их  не  полагалось:  обеднение  среды.  На  Земле  приходилось  все
учитывать, до мелочей. Но здесь он может себе это позволить. Великий смысл
есть в цветах, - рассуждал он, приближаясь к кораблю. И только теперь  он,
кажется, начинает проясняться...
   Разведчик поднялся на смотровую,  бережно  неся  цветы.  Вошел  в  люк.
Пронзительно зашипело. Сверкнуло. Острая боль хлестнула  по  руке.  Только
привычка владеть собой, умение справляться с  болью  позволили  Юниору  не
заорать во  все  гордо.  За  спиной  быстро,  как  в  аварийной  ситуации,
захлопнулись пластины люка. Он взглянул на руку. Цветов  в  ней  не  было,
ладонь,  багровея  от  ожога,  на  глазах  вспухала,  вздувалась  пузырем.
Разведчик! - Рассердился Юниор, гримасничая, от боли и бегом направляясь в
медкаюту. Ведь только что  помнил,  что  нельзя  есть  яблоки.  А  корабль
экранирует комбинирующие поля куда лучше, чем ты  сам.  Нельзя  вносить  в
корабль ничего из этой квазиприроды! Зазевался - и получил по заслугам.
   Чертыхаясь, он отдал пострадавшую руку  в  распоряжение  Умника:  пусть
проявляет свои врачебные таланты, Гиппократ на постном масле...  Умник  не
преминул доказать, что в медицине разбирается, в  оказании  первой  помощи
при ожогах - тоже. Хорошо, - ободрял Юниор себя, морщась, пока с его рукой
делалось все, что следовало, -  хорошо  еще,  что  мне  не  надо  работать
руками. Кристалл растет и без моего  вмешательства.  Иначе  красиво  бы  я
сейчас выглядел... И все - по собственной глупости. Век живи, век учись...
   Руку, которую о